****
Всё так закрутилось, что нам с Ромкой и поговорить по душам было некогда! Но, может, это и хорошо, как ни странно звучит… Когда людям есть чем заняться вместе, да к тому же это дело настолько важное, как у нас, их точно обволакивают незримые нити, превращая в единое существо. И никакие глупости не лезут в голову… Теперь я знала наверняка: пусть мы год не увидимся с Ромкой, всё равно мы – вместе! Пусть он даже не пишет и не звонит, я всегда с ним рядом. А он со мной.
Но если б мы были обычными ребятами, разве мы смогли бы срастись так быстро? Некоторые в нашем классе «дружат». Мальчик носит за девочкой портфель и всё такое, но я сто раз замечала: они идут рядом и молчат. И наверняка оба просто умирают от неловкости! Если их ничто не объединяет, они шагают не по одной дороге, а по соседним тропинкам. По-моему, нужно просто из шкуры вон вылезти, чтобы свести их в одну тропу! У нас же всё произошло само собой, и нам так удобно идти рядом…
Я думала об этом, пока мы выслеживали «банду Рыжего», как прозвали их за глаза. Может, главарь у них был совсем другим, но этот очень уж бросался в глаза.
Ещё в раздевалке стадиона, куда Лёха не хотел меня пускать, потому что она была мужской, но я всё равно проникла, чтобы запомнить тех, кто нам нужен в лицо, мы услышали: на следующий день наши грабители договаривались встретиться «на Швейке». Бравый солдат здесь совсем ни при чём, так в Кемерово называют район швейной фабрики. Сама фабрика, по-моему, уже давно не работает, а название прижилось.
…Утром мы собрались там за полчаса до их прихода, и Лёшка, отведя Олю в сторонку, принялся объяснять ей, что нужно сделать, чтобы напустить на кого-то страх. Вот странно: с ней ему было легче общаться, хотя Оля явно нравилась ему, а с нами он с трудом подбирал слова. Хотя, может, так и должно быть – со «своим» человеком тебе должно становиться легче жить, а не труднее.
- Помнишь, как ты учил меня летом? – подтолкнула я Ромку локтем.
- Такую ученицу ещё поискать! – улыбнулся он.
- Да я ещё многого не умею…
- А кто умеет всё? Даже Жека чего-то не мог. Боль не умел снимать! А то облегчил бы Соне жизнь…
Но я не могла с этим согласиться: некоторые из нас действительно умели снимать боль, но только физическую. А Сонина была куда острее.
- Они ещё встречаются с Федотом? – спросила я с надеждой.
- Вовсю! – усмехнулся Ромка. Но тут же погрустнел: - Федоту недолго осталось с нами быть. И Стас Якушев ушёл… Я говорил?
- Кто же теперь в «Кобре» за старшего?
Он неловко пожал плечами:
- Ну, вроде как я…
- Да ладно! – взвизгнула я. – И ты молчал до сих пор?!
- А надо было начать с этого?
Конечно-конечно, Ромка был не из тех, кто любит петушиться и распускать хвост. В этом они с Жекой были похожи: тот тоже ничего не рассказывал о своих подвигах, я узнала обо всё от других ребят из «Кобры». У меня вдруг тоскливо заныло в груди: неужели все они остались в прошлом лете, вместе с опавшими листьями Нарымского сквера, где мы собирались? Длинноволосая трава ещё помнит касания наших ладоней… А нас, тех – вчерашних, уже нет. И, наверное, никогда не будет.
«Вот ещё! – заспорила я с собой. – Значит, моя придуманная Атенаис существует для меня, как живой человек, а по-настоящему живые ребята превращаются в призраков? Глупости! Если я попрошу папу, он максимум за три часа домчит меня до Новосиба. И я увижу всех, кого захочу!»
Конечно, оставался риск, что они окажутся уже не теми… По крайней мере, кто-то из них. Это с Ромкой мы оказались неподвластны власти времени и расстояниЮ, а с остальными не были так уж близки. И Оля мне уже сейчас дороже, чем был, скажем, Салман, ведь я так толком и не узнала его. Зато вместе с ним мы прошли испытание катастрофой за Дупленским, где людей приходилось выковыривать из искорёженного металла…
- Не дёргайся, - вдруг прогудел над ухом Лёшка. – Вот они.
А я прозевала! Слишком уж погрузилась в свои размышления и пропустила появление банды. Они опять были вчетвером, значит, вчера мы видели их постоянный состав. Честно говоря, эти ребята были глуповаты… Они одевались, как настоящие гопники, и вычислить их в толпе ничего не стоило. Неужели таксисты ещё глупее, раз до сих пор сажают в машину четверых подростков в чёрной спортивной одежде? Уж могли бы, кажется, дать друг другу наводку!
И тут выяснилось, что Лёшка умеет говорить скороговоркой: он так быстро распределил, кто из нас кого берёт для «обработки» - я едва успела уловить! Мой гопник оказался самым мелким… Похоже, Лёшка вообразил, будто с моим ростом я никого покрупнее не потяну! Но спорить сейчас времени не было. Я выхватила «своего» взглядом в тот момент, когда тот надёрнул вязаную шапку на уши и первым направился к ожидающему на стоянке такси. Мой волшебный луч нагнал его и дрожью прошёлся по всему телу.
Пацан замер и оглянулся, почуяв подвох. Физиономия у него выражала такое потрясение, что стало ясно: он в жизни ничего не боялся! Это чувство было вообще незнакомо ему, поэтому и подействовало, как электрошокер. Важно было не отпустить его в этот момент, и я поддала страха. Невидимым облаком он окутал «малыша», проник сквозь поры и заполнил всё его существо. Аж присев от ужаса, тот сдёрнул шапку и суетливо отёр взмокшее лицо. Он всё ещё пытался сопротивляться, но колени у него подкашивались, и сделать хоть шаг вперёд было просто невозможно.
Краем глаза я видела, что с остальными происходит нечто похожее. Причём со всеми – значит, Оля тоже справилась с первым испытанием. Мне ужасно хотелось взглянуть на неё, но я знала, что нельзя разрывать энергетическую нить, которой был опутан мой гопник. Иначе он может вырваться из-под моей власти, и тогда пиши пропало…
Я расслабилась только, когда он попятился и рванул мимо рынка в сторону улицы Сарыгина. Остальные бросились за ним, спустя минуту, когда я уже доползла до первой скамейки.
- А ты – сильна, мать! – выдохнул Лёшка, бухнувшись рядом. – Твой первым сломался.
Не понимая, что с ней происходит, Оля застыла, раскинув руки. Видно, у неё от слабости закружилась голова. Сообразив, Лёшка вскочил и бросился к ней, а его место тут же занял Ромка.
- Как в старые добрые времена, - прокряхтел он дребезжащим голоском, и мы с ним расхохотались в голос.
Что-то приговаривая на ухо, Лёша подвёл нашу вновь посвящённую к скамье и усадил так осторожно, словно Оля была тяжелобольной. Выглядела она, конечно, бледненькой, но улыбалась так счастливо, что в голову не приходило пожалеть её.
- У меня получилось! - шепнула она мне, и глаза у неё чуть не выпрыгнули от радости.
Я сжала её холодную руку – моя уже начала теплеть. Всё-таки привычка к затрате сил позволяет восстанавливаться быстрее. Ромка уже вообще выглядел как ни в чём не бывало! Мы все уместились на одной скамье, и, несмотря на то, что я чувствовала себя совсем выжатой, сердце у меня подпрыгивало от радости – я снова была в команде настоящих друзей! И мы занимались по-настоящему классным делом.
- Только не обольщайтесь, - предупредил Ромка. – Один раз их ничему не научит, надо будет закреплять.
- Это понятно, - лениво отозвался Лёшка.
- А я скоро уеду. Кому-то придётся взять на себя двоих.
Мы переглянулись, и Лёша ответил за всех:
- Посмотрим.
Но можно было не сомневаться: самое трудное он возьмёт на себя. Он не догадывался, что и мне было под силу справиться с этим.
****
От лошади даже пахло старостью… Ромку никогда особенно не тянуло к этим животным, ему нравились коты, особенно его собственный Ланс. Но отказать Насте, так рвавшейся познакомить его с Ракетой, за которой ухаживала, было невозможно. Рома глазам своим не поверил, увидев, до чего ловко Настёна держится в седле, когда пришёл посмотреть, как проходит сеанс иппотерапии в больничном саду. Снег уже лёг плотным слоем, и лошади дышали густым морозным паром.
- Она устала, - озабоченно проговорила Настя, поглаживая шею старой лошади. – Такие переходы уже не для неё… Но мне так хотелось, чтоб она тоже полечила ребят! Хоть разок…
Спрыгнув на землю, она отпустила повод, но лошадь и не думала убегать. Только слегка переминалась с ноги на ногу, задумчиво глядя на выбивающиеся из-под снега сухие космы травы.
- Думаешь, она понимает, что делает? – усомнился Рома.
Девочка поглядела на него с упрёком:
- Конечно, понимает! Не надо думать, что кто-то глупее тебя только потому, что он – лошадь!
От неожиданности Ромка сперва захлебнулся этой тирадой, потом расхохотался:
- Ну, ты даёшь!
Из больничного корпуса уже вывели троих ребят, ради которых коней пригнали в город. Было больно смотреть, как тяжело им передвигаться, и Ромка отвернулся, подумав, что, наверное, это смущает, когда на тебя так таращатся. Но успел заметить, что первой торопится девочка лет восьми в красной куртке, и загадал: если она направится к Насте, а не к Оле, то ему удастся приехать и на зимние каникулы.
- Отлично!
Это вырвалось у него, когда, обернувшись, он обнаружил девочку уже рядом с Ракетой, которую Настя развернула левым боком к зданию, чтобы детям не пришлось рисковать, подбираясь к лошади сзади. Бросив на Ромку недоумевающий взгляд, Настя принялась объяснять и маленькой Алисе, и её отцу, как правильно садиться на лошадь. Хотя этот дядька был таким здоровым, что мог бы запросто поднять дочь и усадить в седло! Но Ромка догадался, как важно девочке сделать всё самой. Ведь главное в отношении с болезнью – чувствовать, что ты одерживаешь над ней верх.
- Ракета уже старенькая, будь с ней поласковее, - попросила Настя, удивив Ромку в очередной раз.
«Вот хитрюга! – восхитился он. – Теперь Алисе будет казаться, будто она сильнее этой старой клячи. Настёна заставила её поверить, что помощь нужна Ракете!»
Слегка замешкавшись, Рома всё же пошёл рядом с Настей, которая передала повод девочке, чтобы та почувствовала себя настоящей наездницей. Изо всех сил выпрямив спину, маленькая Алиса горделиво поглядывала вокруг. Оля с Лёшкой уже усаживали мальчишек на своих коней, весело переговариваясь с ними о чём-то. Впервые за эти дни Ромка почувствовал себя не у дел: эти трое по-прежнему были одной командой, а он – всего лишь зрителем. И считал, что не вправе вмешиваться, даже если замечает, как сползает Алиса, от усталости обмякнув в седле, чуть завалившись вбок – к отцу, который всё время был настороже, готовый поймать. Но его дочь и не думала падать! И так блаженно улыбалась, что Ромка даже позавидовал тем ощущениям, которые она испытывала.
Ему вдруг пришло в голову, что эта девочка сейчас потихоньку уходит в свою Страну Чудес, где она здорова и счастлива. Оттуда придётся вернуться совсем скоро… Но сколько людей вокруг, которые даже не ступали на тропу, ведущую в сказку. Ромка покосился на Настю: из неё вышла бы отличная проводница в волшебный мир. Она сказала, что сочиняет сказку… Разве это не значит то же самое, что быть сталкером? Любой писатель скажет, что придуманный им мир не менее реален, чем тот, в котором обитают его читатели. Значит, Настёна стала бы волшебницей в любом случае. Для этого ей вовсе не обязательно было вступать в «Волнорез». Вот сейчас – разве она использует магическую силу, чтобы сотворить добро?
- Такое катание действительно помогает? – поинтересовался он, когда разрумянившаяся от восторга Алиса распрощалась с ними до следующих выходных.
- Юрий Васильевич говорит, что это расслабляет мышцы, - не очень уверенно пояснила Настя. – У таких больных они же всё время как в судороге. Он знает, что делает, можешь не сомневаться.
Ромка и не сомневался. Ему и самому хотелось бы прокатиться верхом, но в последний раз он садился на лошадь ещё маленьким, когда мама платила, чтобы его прокатили в Нарымском сквере девчонки, казавшиеся тогда ужасно большими. Вряд ли они были старше Оли… Любовь к лошадям, как и их волшебство, истощается к шестнадцати годам, и среди взрослых наездников можно встретить лишь инструкторов. Готова ли Настя ещё и к этой потере?
- Я хотела с тобой поговорить, - она бросила на него настороженный взгляд, и у Ромки знакомо заныло в груди: похоже, его Настёна опять во что-то влипла.
- Выкладывай!
Она уклонилась:
- Пойдём в Парк чудес. Наши тоже туда придут, мы договаривались. Может, кто-нибудь из детей захочет покататься? Хоть на корм лошадям заработаем. Клуб у нас не сильно богатый…
Взяв Ракету под уздцы, Настя направилась к выходу из больничного сада, граничившего с парком. Лошадиная морда мерно покачивалась между ними, дыша теплом, и Ромка догадался, почему разговор о семье Ксюши Морозовой начался именно сейчас: дружелюбный покой, который источала Ракета, смягчал ужас случившегося с теми незнакомыми ему людьми. Но Рома всё равно похолодел от страха:
- И ты собралась в это влезть?!
- А что прикажешь делать? – сразу ощетинилась Настя. – Бросить Ксюшку в беде? Она, конечно, противная… Но это же против наших правил! Ты же сам говорил, что мы должны помогать ребятам, не пытаясь их судить. Забыл?
- У тебя совсем крыша поехала?! – завопил он. – Ты хоть представляешь, что там за люди? Это же большой бизнес! У них законы хуже, чем в волчьей стае – они друг друга жрут только так! Сама же видела, что с этим учёным сделали… Не просто так же он свихнулся! До такого довести надо. А ты надеешься уцелеть?
Сердито сморщившись от его крика, она огрызнулась:
- Зря я тебе рассказала! Что ты раздул из ничего?
- Из ничего?!
- Я просто хотела с тобой посоветоваться: можем ли мы хоть чем-то им помочь?
Ромка зло отрезал:
- Нет! Забудь.
- Как тут забудешь, когда Ксюха каждый день перед глазами? – вздохнула Настя. – И я теперь точно знаю, что она не такая, какой кажется. Ну, не гламурная совсем…
- Она – воровка, - отрывисто бросил Рома. – Думаешь, это излечимо? Она всё равно будет таскать вещи, ты хоть наизнанку вывернись!
Они уже вели Ракету по заснеженной аллее парка, застывшего древесными заиндевелыми кружевами, точно гигантский паук накинул на высокие тополя белоснежную сеть. Заметив, что Настя улыбается, поглядывая на переплетения ветвей, и совсем не слушает его, Ромка беспомощно умолк. Через два дня он возвращается в Новосибирск и никак не сможет удержать её, какую бы авантюру она не задумала. Он прикинул, стоит ли посвящать в это дело Лёшу Орешкина, но можно было не сомневаться – Настя в жизни не простит ему, если он разболтает её тайну. Ведь не с Лёшкой же она поделилась…
Им наперерез вдруг бросился мальчишка лет пяти в шапке, похожей на шлем лётчика.
- Ух ты! Лошадь! – завопил он на весь парк. – Мама, плати-плати! Хочу кататься!
Украдкой скорчив потешную гримасу, Настя ловко закинула мальчишку в седло и обернулась к подоспевшей матери с милой улыбкой:
- Хотите порадовать сына?
- Сколько? – хмуро уточнила женщина, уже расстёгивая молнию на сумке.
Настя пропела цену так ласково, что, будь Ромка на месте этой матери, не смог бы отказать. И она не смогла. Сунув деньги в карман, Настя бодро пошагала вперёд, и ему пришлось подстраиваться под её шаг.
- И часто вы тут… работаете?
- С Ракетой впервые, - призналась она. – Её вообще до меня никуда не брали, боялись, что не дойдёт. Она всё время торчала в стойле, представляешь? А я подумала: даже если этой лошади и суждено скоро умереть, наверное, ей было бы приятнее, чтоб это случилось не в жалком закутке, а на свежем воздухе, среди людей, которых она любит.
- Ты повзрослела, - заметил Ромка с удивлением. – Всего-то два месяца прошло…
Настя дёрнула плечом:
- Когда столько всего переживать приходится, как можно остаться маленькой? Хотя, ты знаешь, я никогда не прикидывалась старше, чем есть. Это глупее глупого, правда? Взрослой ты наверняка станешь, никуда не денешься. А ребёнком уже не будешь…
И быстро повернула к нему ожившее личико:
- Слушай, а если Ракета нас угостит сладкой ватой из заработанных денег, это ничего, как ты думаешь?
****
Ромка уехал. Когда Кузнецкий проспект поглотил их красный междугородний автобус, Лёшка легонько хлопнул меня по спине:
- Не кисни, мать! Зимние каникулы не за горами.
Оля обняла меня за плечи и прижала, но не произнесла ни слова. А что тут скажешь? Люди встречаются и расстаются, оставляя на сердце свои невидимые слепки, которые только кажутся невесомыми, а на самом деле давят так – дышать больно. Я понемногу глотала воздух, только чтоб не потерять сознание, а набрать полную грудь не получалось, так резало где-то слева… Но небо над проспектом улыбалось мне Ромкиными глазами, и его светлая чёлка свешивалась с веток снежной бахромой. И ни капли не верилось, что однажды я смогу со смехом вспоминать об этой сегодняшней боли, хотя все взрослые уверяют, будто всерьёз и думать не могут о своей первой любви.
Неужели я произнесла это слово? Хоть и про себя… Самой сделалось на миг так страшно, точно я переступила какую-то важную черту. И захотелось отпрыгнуть назад, на знакомую территорию, где было безопасно. Ромка считал, будто я повзрослела за то время, что мы не виделись, и мне даже вздумалось согласиться с этим. Но на самом деле ужасно страшно однажды проснуться и обнаружить вместо привычной себя нечто новое. Мой организм пока щадил меня и не спешил заявлять о какой-то дурацкой зрелости… И я была этому только рада, хотя слышала, как многие девчонки мечтают «стать девушками». Что в этом хорошего, скажите мне? Что вообще может произойти хорошего, если Ромка уехал?
«Не думать об этом, не думать!» – лихорадочно повторила я несколько раз. Со стороны это не было заметно, но мне приходилось отбиваться от собственных мыслей, как от злых слепней. Я начала приставать к Оле с Лёшей, что нужно срочно искать банду Рыжего, чтобы провести «сеанс лечения» в очередной раз. Мы отыскивали их каждый день ещё вместе с Ромкой, и было даже странно, почему до сих пор они не заметили нас? Лёшка объяснял это так: наши грабители слишком зациклены на том необъяснимом страхе, который испытали однажды и скрывают друг от друга. Они пытаются победить его, и все их жалкие силы направлены на это. Где уж им выискивать знакомые лица в толпе?
И тут такое лицо выплыло из дверей автовокзала… Схватив Олю за руку, я указала на него одними глазами, а она, в свою очередь, пихнула Лёшку в бок. Прямо к нам направлялся сам Рыжий! У Лёшки тотчас что-то «попало в глаз», и Оля принялась вытаскивать, чтобы закрыть его, ведь Рыжий мог вспомнить их встречу в бору. Мне бояться было нечего, и я безразлично вертела головой, то и дело выхватывая Рыжего взглядом.
- Займись им, - пробормотал Лёшка, хотя мог бы и не говорить этого, я и так уже настроилась на волну этого пацана.
А он явно направлялся к стоянке такси – куда же ещё? Получалось, мы чуть не опоздали! Если б сегодня он успел грабануть кого-нибудь и не испытать страха, то явно воодушевился бы. Сам не зная того, Ромка привёл нас в нужное место в нужное время…
Так и впившись в Рыжего своим волшебным лучом, я толкнула Олю ногой, давая знать, что опасность миновала, и пора браться за дело. Они с Лёшкой начали отыскивать в толпе потенциальных пассажиров его подельников, но, похоже, главарь явился один. Это показалось мне странным только в первую минуту, потом стало ясно, что ему хочется разобраться со своим липким страхом один на один. Точнее, со мной. Ведь на этот раз его сила противостояла моей.
И, если честно, меня начала охватывать паника, потому что Рыжий шёл и шёл себе, не обращая внимания на мои старания. А у меня даже ладошки вспотели от волнения: вдруг упущу его? Что если ничего у меня не получится? Тогда пиши – пропало! Не замечая того, я быстро пошла за ним следом, подозревая, что мой волшебный фонарь не добивает на большом расстоянии. Но Рыжий всё равно не проявлял никакой паники. Я впилась ногтями в ладони и собрала все силы: на тебе!
И тут он остановился. Оглянулся, и я увидела на его лице знакомое выражение отчаяния: ему опять ни с того, ни с сего стало страшно. И он презирал себя за то, что не мог справиться с поселившимся внутри дрожащим существом. Я держала возникшее между нами напряжение изо всех сил. Уже потом мы с Лёшкой обсудили эту ситуацию и поняли, что мне было так не просто справиться с Рыжим потому, что он был готов к бою и сражался до последнего. Когда человека застаёшь врасплох, ему легче внушить что угодно! Но Рыжий бессознательно поставил блок, и я уткнулась в него, как в стену, и не сразу смогла разрушить её. Хорошо, что вообще смогла!
Я поняла это, когда Рыжий… заплакал. Он стоял посреди вокзальной площади и растирал слёзы совсем как маленький ребёнок, обиженный миром взрослых. Наверное, в эту минуту он думал, что у него кишка тонка заниматься грабежом или что-то такое же тупое, мне были безразличны его мысли. Главное: он сломался. Я могла бы зуб дать за то, что больше этот парень не сунется в криминальное дело. Чтобы так же облажаться на глазах у всех? Нет, больше не рискнёт.
- Супер! – шепнула Оля у меня над ухом.
А Лёшка добавил:
- Настюха, ты его сделала!
Я и сама понимала, что это победа, только ощущения праздника не испытывала. Ромка уехал…
Но мои друзья не дали мне закиснуть окончательно. Уж не знаю, откуда у Оли нашлись деньги, но она купила небольшой тортик, похожий на снежную юрту, и мы отправились к Ване, которого слегка забросили за дни каникул. «Своих» грабителей Оля с Лёшей решили отыскать позднее, тем более без главаря те вряд ли сунулись бы к таксистам. Старый закон боя – главное, вывести из строя вожака. И мы это сделали!
Ваня встретил нас хмуро. Явно обиделся за то, что мы так и не зашли к нему после сорвавшегося обряда посвящения, который собирались провести в его квартире. Для начала я проникла к Ване одна, чтобы подготовить. То, что его мамы нет дома, легко было вычислить по красной лампочке сигнализации: уходя, она всегда включала её. Даже смешно - что у них красть-то?!
- Хочешь тортик? – как ни в чём не бывало, спросила я, возникнув перед ним.
Он уже услышал мои шаги (я постаралась!) и вооружился колкими, как ему показалось, фразами:
- Не прошло и года! С чего это ты обо мне вспомнила?
На экране компьютера, перед которым Ваня сидел, метались какие-то пауки, и я бы не удивилась, узнав, что, злорадно уничтожая их, он представлял и меня одной из этих тварей. Но это было ничего... Кто не мечтал раздавить своего обидчика, как мерзкое насекомое?
Присев на диван, я миролюбиво улыбнулась:
- Да ладно тебе! Я и не забывала. Просто дел навалилось.
- Ну, понятно!
- Мы же хотели даже посвящение Оли провести у тебя, - напомнила я. – Кто виноват, что твоя мама вдруг дома осталась? Не вали всё на меня! Зато сейчас я могу тебя познакомить с ребятами – с Олей, с Лёшей…
Ваня угрюмо процедил:
- Что ж ты Ромку не называешь?
Я была готова к этому, и всё же кольнуло.
- Он уехал. Каникулы кончились. Оказывается, они очень короткие, Вань…
- Ты плачешь, что ли?! – испугался он и схватил меня за руку, которой я зажала нос, чтобы не выпустить то, что опять начало рваться наружу.
Помотав головой, я откинулась на спинку дивана и запрокинула голову, надеясь, что слёзы утихнут сами собой.
- Тортик – это классно! - отчаянно выкрикнул он. – Зови их сюда. Где чайник – ты знаешь.
Наверное, ему тоже было нелегко – так сразу простить обиду. И я, конечно, оценила, как мужественно Ваня повёл себя, но ничего не сказала ему. Впрочем, это было не обязательно. Когда люди чувствуют друг друга, нет необходимости объяснять что-то словами, как не нужно говорить, как светит солнце, если все его видят.
- Оно всегда возвращается, - вырвалось у меня. – Я только что поняла: мы не можем видеть солнце постоянно, но ведь оно всё равно с нами, правильно?
- Это каждому детсадовцу известно, - осторожно отозвался Ваня. – А что?
- А я чуть не забыла – вот что.
По-моему, он так и не понял, что я такое несу. Но это было неважно. Я вспомнила, что Ромка всегда со мной, даже если я не вижу его глазами. И от этого стало как-то легче…
****
Когда я перезнакомила всех своих друзей, Оля сразу вцепилась в котёнка Гошу, сестрёнка которого жила у нас. За её право поселиться у нас, конечно, пришлось повоевать, хотя я вымыла Масю шампунем против блох ещё у Ваньки. Надо было видеть, как крошечные трупики этих кусачих насекомых прямо падали в воду и уплывали в далёкие моря! А котята, когда высохли, стали такими красавчиками, что я никак не могла понять, почему мама не желает принять Масю в нашу семью. Наверное, в одиночку мне так и не удалось бы её убедить, но Аня встала на мою сторону.
- Мне нужно учиться рисовать живую натуру, - заявила она.
И мама сразу же сдалась, ведь для неё профессиональная необходимость всегда была святым делом.
- А ты – хитрая, - шепнула я потом сестре.
Она смерила меня недоуменным взглядом:
- Почему – хитрая? Я – умная.
Но, к счастью, расхохоталась, а то я уж испугалась: всё ли у неё в порядке с головой? Когда человек всерьёз начинает себя расхваливать, тут уж точно – или он болен, или просто дурак. Не знаю, что я предпочла бы…
Сейчас Ани с нами не было, я не посвящала её в свои дела. Ромка был уверен, что она ещё не доросла до желания помогать другим. Интересно, может ли это проявиться с возрастом? Или во всех наших ребят это уже с рождения было заложено? Какими они были в два-три года? Почему-то первым мне представился Жека: улыбчивый мальчик с глазами-солнышками. Не погасила ли Москва этого света, который так и притягивал к нему? Говорят, небо там постоянно затянуто тучами… Я такого не вынесла бы, наверное! Когда за окном пасмурно, мне никак не удаётся почувствовать себя счастливой, а как жить без этого ощущения? Хорошо, что в Сибири много солнца!
Ромка узнавал о Жеке через Ирину Викторовну, ведь общаться с ним самим было уже опасно. Да тот и не выходил на связь ни с кем из старых друзей – берёг нас. Думать о нём было грустно… А теперь вот и Стас вышел из команды. Кто следующий? Федот? Я впервые порадовалась тому, что у него теперь есть Соня, с которой можно встречаться. До этого я думала лишь: «Как хорошо, что у Сони появился Федот!» Оказывается, и она могла стать для него спасением…
…Я решила притащить Масю для компании и незаметно просочилась через стену в свою комнату. Это получилось не сразу – всё-таки много энергии ушло на этого Рыжего. Да ещё для начала пришлось просканировать комнату, вдруг Аня сидела дома? Но, похоже, она действительно ушла на занятие к своему новому учителю рисования, как и собиралась. Она всё же набралась смелости и позвонила Старикову, которого ей рекомендовал ещё Ромкин дед. И услышав фамилию Филиппова, кемеровский художник сразу согласился встретиться с его ученицей. Мама сказала красивее: «Протеже»…
Её голос доносился из гостиной, мама разговаривала с кем-то по телефону. Если б она вдруг зашла в нашу комнату и удивилась, откуда я тут взялась, можно было принять обиженную позу:
- Ты вообще меня не замечаешь!
Это было несправедливо, конечно, зато спасло бы ситуацию. Но мама оставалась в гостиной, пока я вытаскивала котёнка из-под своей кровати. Только слышно было, как она сказала кому-то:
- Он превратил меня в тупую домохозяйку. Уборка, обеды и дети – от этого озвереть можно!
Я так и замерла с Масей в руке, хотя под кроватью оказалось пыльно, и хотелось поскорее выбраться оттуда. Но мамины слова просто расплющили меня: оказывается, мы с Аней были для неё вроде кандалов для каторжника – далеко не убежишь! А ей хотелось… Я слышала это по голосу, в котором звенели то ли слёзы, то ли злость.
Кое-как выбравшись, я села прямо на пол. Сил на то, чтобы вернуться к Ване через стену, не осталось, нечего было и пытаться. Ромка учил, что для волшебства нужно обрести душевное равновесие – если ты испуган или рассержен, ничего не выйдет. Аня то же самое говорила о творчестве, да я и сама уже поняла: когда в тебе всё бурлит, написать об этом или даже о чём-то постороннем не получится. Все слова скомкаются.
«Мы должны отпустить её, - думала я о маме. – Или вернуться в Новосибирск все вместе. Но я же не могу сейчас бросить Олю одну! Лёшка тоже может вот-вот уехать, если его бабушка… Да и Ксюхе надо помочь, раз я уж взялась. А Ванька?»
Я в ужасе вцепилась в волосы. Прошло всего-то два месяца, а я успела обрасти обязательствами, которые невозможно нарушить! Но если маме приспичит, она уговорит отца вернуться. Продать здесь квартиру, и… Мне вспомнилось, как мама уже заговаривала об этом, и даже увиделись местные газеты, раскрытые на странице с объявлениями о продаже недвижимости. Значит, она взялась за дело всерьёз.
«Да разве я не хочу этого? – я тискала Масю, которая урчала, как крошечный трактор, но не давала ответа. – Ведь это же значит, что мы с Ромкой снова будем жить рядом! Куда лучше-то? Что ж мне так тошно?»
Ответ был известен и давил до того, что не было сил подняться с пола. Тут меня мама и обнаружила, когда закончила свой предательский разговор.
- Настасья! – вскрикнула она и схватилась за сердце. – Ты откуда взялась?
У меня было заготовлено объяснение, но сейчас почему-то невозможно стало произнести даже самые простые слова. Прижав котёнка, я смотрела на маму с пола и просто ненавидела её в эти минуты за то, что опять из-за них с отцом ломается вся наша жизнь. Ну, сколько можно?! Честное слово, мне хотелось кинуть Масю ей в лицо, чтобы та впилась коготочками!
Я заставила себя отвести глаза. Но она успела всё прочесть в моём взгляде и как-то сдавленно просипела:
- Ты всё слышала? Я не имела в виду, что вы… Вы же мои дочки.
- К несчастью.
Наверное, я поднялась слишком неуклюже, хотя пыталась подскочить рывком. Но это уже не имело особого значения – мама всё равно не любила меня. Я старалась забыть, что после развода она забрала Аню, и несколько месяцев мы вообще не виделись. Но сейчас от старой обиды снова стало трудно дышать. Да что за день такой сегодня?! Задохнуться можно!
- Ты куда? – протянула мама жалобно, как будто это я бросала её.
Во мне наконец нашлись силы огрызнуться:
- А тебе не всё равно?
- Настюшка, постой!
Она вцепилась мне в плечо и не выпускала, пока говорила – быстро и как-то лихорадочно, словно бредила:
- Ты ведь уже большая девочка, ты должна понимать, что каждому человеку нужно чувствовать себя не только мамой и папой, но и личностью. Заниматься любимым делом. Мне очень нравилось работать в театре, понимаешь? А теперь я лишена этого. И мне нечем себя занять! Я словно в вакууме. Мне даже поговорить не с кем! Только по телефону. Но все мои друзья в Новосибирске, не особенно наговоришься.
«А сама орала на меня за то, что я звонила Ромке!» - мстительно припомнила я, хотя злость уже понемногу утихала. Я понимала её. До приезда Лёшки и знакомства с Олей я и сама чувствовала то же самое. А ведь у меня тоже была и мама, и сестра, и даже появился сосед… В чём же мне упрекать её, если я сама также задыхалась тут от одиночества ещё месяц назад? Только мне повезло больше, чем ей.
- Ты хочешь вернуться? – я заставила себя посмотреть маме в глаза.
В них не было слёз, но я видела, как ей тяжело. Ничего не ответив, она согласно наклонила голову, и это походило, будто мама подставила шею под мой меч. Но я не собиралась добивать её.
- Ты можешь потерпеть до Нового года? Мне обязательно нужно доделать здесь кое-какие дела…
Её чёрные глаза так и вспыхнули. Похоже, она никак не ожидала, что я сделаю шаг навстречу.
- Конечно! – теперь в её голосе зазвенела надежда. – Я подожду.
- Отлично. Только Ане пока ничего не говори, а то она рисовать не сможет. Ей нужен душевный покой.
Несколько секунд мама молча смотрела на меня, потом притянула и прижала так крепко, что Мася громко вякнула. Мы шарахнулись друг от друга и рассмеялись в голос. Хоть я вся уродилась в папу, но все отмечали, что смех у меня мамин…
Всё так закрутилось, что нам с Ромкой и поговорить по душам было некогда! Но, может, это и хорошо, как ни странно звучит… Когда людям есть чем заняться вместе, да к тому же это дело настолько важное, как у нас, их точно обволакивают незримые нити, превращая в единое существо. И никакие глупости не лезут в голову… Теперь я знала наверняка: пусть мы год не увидимся с Ромкой, всё равно мы – вместе! Пусть он даже не пишет и не звонит, я всегда с ним рядом. А он со мной.
Но если б мы были обычными ребятами, разве мы смогли бы срастись так быстро? Некоторые в нашем классе «дружат». Мальчик носит за девочкой портфель и всё такое, но я сто раз замечала: они идут рядом и молчат. И наверняка оба просто умирают от неловкости! Если их ничто не объединяет, они шагают не по одной дороге, а по соседним тропинкам. По-моему, нужно просто из шкуры вон вылезти, чтобы свести их в одну тропу! У нас же всё произошло само собой, и нам так удобно идти рядом…
Я думала об этом, пока мы выслеживали «банду Рыжего», как прозвали их за глаза. Может, главарь у них был совсем другим, но этот очень уж бросался в глаза.
Ещё в раздевалке стадиона, куда Лёха не хотел меня пускать, потому что она была мужской, но я всё равно проникла, чтобы запомнить тех, кто нам нужен в лицо, мы услышали: на следующий день наши грабители договаривались встретиться «на Швейке». Бравый солдат здесь совсем ни при чём, так в Кемерово называют район швейной фабрики. Сама фабрика, по-моему, уже давно не работает, а название прижилось.
…Утром мы собрались там за полчаса до их прихода, и Лёшка, отведя Олю в сторонку, принялся объяснять ей, что нужно сделать, чтобы напустить на кого-то страх. Вот странно: с ней ему было легче общаться, хотя Оля явно нравилась ему, а с нами он с трудом подбирал слова. Хотя, может, так и должно быть – со «своим» человеком тебе должно становиться легче жить, а не труднее.
- Помнишь, как ты учил меня летом? – подтолкнула я Ромку локтем.
- Такую ученицу ещё поискать! – улыбнулся он.
- Да я ещё многого не умею…
- А кто умеет всё? Даже Жека чего-то не мог. Боль не умел снимать! А то облегчил бы Соне жизнь…
Но я не могла с этим согласиться: некоторые из нас действительно умели снимать боль, но только физическую. А Сонина была куда острее.
- Они ещё встречаются с Федотом? – спросила я с надеждой.
- Вовсю! – усмехнулся Ромка. Но тут же погрустнел: - Федоту недолго осталось с нами быть. И Стас Якушев ушёл… Я говорил?
- Кто же теперь в «Кобре» за старшего?
Он неловко пожал плечами:
- Ну, вроде как я…
- Да ладно! – взвизгнула я. – И ты молчал до сих пор?!
- А надо было начать с этого?
Конечно-конечно, Ромка был не из тех, кто любит петушиться и распускать хвост. В этом они с Жекой были похожи: тот тоже ничего не рассказывал о своих подвигах, я узнала обо всё от других ребят из «Кобры». У меня вдруг тоскливо заныло в груди: неужели все они остались в прошлом лете, вместе с опавшими листьями Нарымского сквера, где мы собирались? Длинноволосая трава ещё помнит касания наших ладоней… А нас, тех – вчерашних, уже нет. И, наверное, никогда не будет.
«Вот ещё! – заспорила я с собой. – Значит, моя придуманная Атенаис существует для меня, как живой человек, а по-настоящему живые ребята превращаются в призраков? Глупости! Если я попрошу папу, он максимум за три часа домчит меня до Новосиба. И я увижу всех, кого захочу!»
Конечно, оставался риск, что они окажутся уже не теми… По крайней мере, кто-то из них. Это с Ромкой мы оказались неподвластны власти времени и расстояниЮ, а с остальными не были так уж близки. И Оля мне уже сейчас дороже, чем был, скажем, Салман, ведь я так толком и не узнала его. Зато вместе с ним мы прошли испытание катастрофой за Дупленским, где людей приходилось выковыривать из искорёженного металла…
- Не дёргайся, - вдруг прогудел над ухом Лёшка. – Вот они.
А я прозевала! Слишком уж погрузилась в свои размышления и пропустила появление банды. Они опять были вчетвером, значит, вчера мы видели их постоянный состав. Честно говоря, эти ребята были глуповаты… Они одевались, как настоящие гопники, и вычислить их в толпе ничего не стоило. Неужели таксисты ещё глупее, раз до сих пор сажают в машину четверых подростков в чёрной спортивной одежде? Уж могли бы, кажется, дать друг другу наводку!
И тут выяснилось, что Лёшка умеет говорить скороговоркой: он так быстро распределил, кто из нас кого берёт для «обработки» - я едва успела уловить! Мой гопник оказался самым мелким… Похоже, Лёшка вообразил, будто с моим ростом я никого покрупнее не потяну! Но спорить сейчас времени не было. Я выхватила «своего» взглядом в тот момент, когда тот надёрнул вязаную шапку на уши и первым направился к ожидающему на стоянке такси. Мой волшебный луч нагнал его и дрожью прошёлся по всему телу.
Пацан замер и оглянулся, почуяв подвох. Физиономия у него выражала такое потрясение, что стало ясно: он в жизни ничего не боялся! Это чувство было вообще незнакомо ему, поэтому и подействовало, как электрошокер. Важно было не отпустить его в этот момент, и я поддала страха. Невидимым облаком он окутал «малыша», проник сквозь поры и заполнил всё его существо. Аж присев от ужаса, тот сдёрнул шапку и суетливо отёр взмокшее лицо. Он всё ещё пытался сопротивляться, но колени у него подкашивались, и сделать хоть шаг вперёд было просто невозможно.
Краем глаза я видела, что с остальными происходит нечто похожее. Причём со всеми – значит, Оля тоже справилась с первым испытанием. Мне ужасно хотелось взглянуть на неё, но я знала, что нельзя разрывать энергетическую нить, которой был опутан мой гопник. Иначе он может вырваться из-под моей власти, и тогда пиши пропало…
Я расслабилась только, когда он попятился и рванул мимо рынка в сторону улицы Сарыгина. Остальные бросились за ним, спустя минуту, когда я уже доползла до первой скамейки.
- А ты – сильна, мать! – выдохнул Лёшка, бухнувшись рядом. – Твой первым сломался.
Не понимая, что с ней происходит, Оля застыла, раскинув руки. Видно, у неё от слабости закружилась голова. Сообразив, Лёшка вскочил и бросился к ней, а его место тут же занял Ромка.
- Как в старые добрые времена, - прокряхтел он дребезжащим голоском, и мы с ним расхохотались в голос.
Что-то приговаривая на ухо, Лёша подвёл нашу вновь посвящённую к скамье и усадил так осторожно, словно Оля была тяжелобольной. Выглядела она, конечно, бледненькой, но улыбалась так счастливо, что в голову не приходило пожалеть её.
- У меня получилось! - шепнула она мне, и глаза у неё чуть не выпрыгнули от радости.
Я сжала её холодную руку – моя уже начала теплеть. Всё-таки привычка к затрате сил позволяет восстанавливаться быстрее. Ромка уже вообще выглядел как ни в чём не бывало! Мы все уместились на одной скамье, и, несмотря на то, что я чувствовала себя совсем выжатой, сердце у меня подпрыгивало от радости – я снова была в команде настоящих друзей! И мы занимались по-настоящему классным делом.
- Только не обольщайтесь, - предупредил Ромка. – Один раз их ничему не научит, надо будет закреплять.
- Это понятно, - лениво отозвался Лёшка.
- А я скоро уеду. Кому-то придётся взять на себя двоих.
Мы переглянулись, и Лёша ответил за всех:
- Посмотрим.
Но можно было не сомневаться: самое трудное он возьмёт на себя. Он не догадывался, что и мне было под силу справиться с этим.
****
От лошади даже пахло старостью… Ромку никогда особенно не тянуло к этим животным, ему нравились коты, особенно его собственный Ланс. Но отказать Насте, так рвавшейся познакомить его с Ракетой, за которой ухаживала, было невозможно. Рома глазам своим не поверил, увидев, до чего ловко Настёна держится в седле, когда пришёл посмотреть, как проходит сеанс иппотерапии в больничном саду. Снег уже лёг плотным слоем, и лошади дышали густым морозным паром.
- Она устала, - озабоченно проговорила Настя, поглаживая шею старой лошади. – Такие переходы уже не для неё… Но мне так хотелось, чтоб она тоже полечила ребят! Хоть разок…
Спрыгнув на землю, она отпустила повод, но лошадь и не думала убегать. Только слегка переминалась с ноги на ногу, задумчиво глядя на выбивающиеся из-под снега сухие космы травы.
- Думаешь, она понимает, что делает? – усомнился Рома.
Девочка поглядела на него с упрёком:
- Конечно, понимает! Не надо думать, что кто-то глупее тебя только потому, что он – лошадь!
От неожиданности Ромка сперва захлебнулся этой тирадой, потом расхохотался:
- Ну, ты даёшь!
Из больничного корпуса уже вывели троих ребят, ради которых коней пригнали в город. Было больно смотреть, как тяжело им передвигаться, и Ромка отвернулся, подумав, что, наверное, это смущает, когда на тебя так таращатся. Но успел заметить, что первой торопится девочка лет восьми в красной куртке, и загадал: если она направится к Насте, а не к Оле, то ему удастся приехать и на зимние каникулы.
- Отлично!
Это вырвалось у него, когда, обернувшись, он обнаружил девочку уже рядом с Ракетой, которую Настя развернула левым боком к зданию, чтобы детям не пришлось рисковать, подбираясь к лошади сзади. Бросив на Ромку недоумевающий взгляд, Настя принялась объяснять и маленькой Алисе, и её отцу, как правильно садиться на лошадь. Хотя этот дядька был таким здоровым, что мог бы запросто поднять дочь и усадить в седло! Но Ромка догадался, как важно девочке сделать всё самой. Ведь главное в отношении с болезнью – чувствовать, что ты одерживаешь над ней верх.
- Ракета уже старенькая, будь с ней поласковее, - попросила Настя, удивив Ромку в очередной раз.
«Вот хитрюга! – восхитился он. – Теперь Алисе будет казаться, будто она сильнее этой старой клячи. Настёна заставила её поверить, что помощь нужна Ракете!»
Слегка замешкавшись, Рома всё же пошёл рядом с Настей, которая передала повод девочке, чтобы та почувствовала себя настоящей наездницей. Изо всех сил выпрямив спину, маленькая Алиса горделиво поглядывала вокруг. Оля с Лёшкой уже усаживали мальчишек на своих коней, весело переговариваясь с ними о чём-то. Впервые за эти дни Ромка почувствовал себя не у дел: эти трое по-прежнему были одной командой, а он – всего лишь зрителем. И считал, что не вправе вмешиваться, даже если замечает, как сползает Алиса, от усталости обмякнув в седле, чуть завалившись вбок – к отцу, который всё время был настороже, готовый поймать. Но его дочь и не думала падать! И так блаженно улыбалась, что Ромка даже позавидовал тем ощущениям, которые она испытывала.
Ему вдруг пришло в голову, что эта девочка сейчас потихоньку уходит в свою Страну Чудес, где она здорова и счастлива. Оттуда придётся вернуться совсем скоро… Но сколько людей вокруг, которые даже не ступали на тропу, ведущую в сказку. Ромка покосился на Настю: из неё вышла бы отличная проводница в волшебный мир. Она сказала, что сочиняет сказку… Разве это не значит то же самое, что быть сталкером? Любой писатель скажет, что придуманный им мир не менее реален, чем тот, в котором обитают его читатели. Значит, Настёна стала бы волшебницей в любом случае. Для этого ей вовсе не обязательно было вступать в «Волнорез». Вот сейчас – разве она использует магическую силу, чтобы сотворить добро?
- Такое катание действительно помогает? – поинтересовался он, когда разрумянившаяся от восторга Алиса распрощалась с ними до следующих выходных.
- Юрий Васильевич говорит, что это расслабляет мышцы, - не очень уверенно пояснила Настя. – У таких больных они же всё время как в судороге. Он знает, что делает, можешь не сомневаться.
Ромка и не сомневался. Ему и самому хотелось бы прокатиться верхом, но в последний раз он садился на лошадь ещё маленьким, когда мама платила, чтобы его прокатили в Нарымском сквере девчонки, казавшиеся тогда ужасно большими. Вряд ли они были старше Оли… Любовь к лошадям, как и их волшебство, истощается к шестнадцати годам, и среди взрослых наездников можно встретить лишь инструкторов. Готова ли Настя ещё и к этой потере?
- Я хотела с тобой поговорить, - она бросила на него настороженный взгляд, и у Ромки знакомо заныло в груди: похоже, его Настёна опять во что-то влипла.
- Выкладывай!
Она уклонилась:
- Пойдём в Парк чудес. Наши тоже туда придут, мы договаривались. Может, кто-нибудь из детей захочет покататься? Хоть на корм лошадям заработаем. Клуб у нас не сильно богатый…
Взяв Ракету под уздцы, Настя направилась к выходу из больничного сада, граничившего с парком. Лошадиная морда мерно покачивалась между ними, дыша теплом, и Ромка догадался, почему разговор о семье Ксюши Морозовой начался именно сейчас: дружелюбный покой, который источала Ракета, смягчал ужас случившегося с теми незнакомыми ему людьми. Но Рома всё равно похолодел от страха:
- И ты собралась в это влезть?!
- А что прикажешь делать? – сразу ощетинилась Настя. – Бросить Ксюшку в беде? Она, конечно, противная… Но это же против наших правил! Ты же сам говорил, что мы должны помогать ребятам, не пытаясь их судить. Забыл?
- У тебя совсем крыша поехала?! – завопил он. – Ты хоть представляешь, что там за люди? Это же большой бизнес! У них законы хуже, чем в волчьей стае – они друг друга жрут только так! Сама же видела, что с этим учёным сделали… Не просто так же он свихнулся! До такого довести надо. А ты надеешься уцелеть?
Сердито сморщившись от его крика, она огрызнулась:
- Зря я тебе рассказала! Что ты раздул из ничего?
- Из ничего?!
- Я просто хотела с тобой посоветоваться: можем ли мы хоть чем-то им помочь?
Ромка зло отрезал:
- Нет! Забудь.
- Как тут забудешь, когда Ксюха каждый день перед глазами? – вздохнула Настя. – И я теперь точно знаю, что она не такая, какой кажется. Ну, не гламурная совсем…
- Она – воровка, - отрывисто бросил Рома. – Думаешь, это излечимо? Она всё равно будет таскать вещи, ты хоть наизнанку вывернись!
Они уже вели Ракету по заснеженной аллее парка, застывшего древесными заиндевелыми кружевами, точно гигантский паук накинул на высокие тополя белоснежную сеть. Заметив, что Настя улыбается, поглядывая на переплетения ветвей, и совсем не слушает его, Ромка беспомощно умолк. Через два дня он возвращается в Новосибирск и никак не сможет удержать её, какую бы авантюру она не задумала. Он прикинул, стоит ли посвящать в это дело Лёшу Орешкина, но можно было не сомневаться – Настя в жизни не простит ему, если он разболтает её тайну. Ведь не с Лёшкой же она поделилась…
Им наперерез вдруг бросился мальчишка лет пяти в шапке, похожей на шлем лётчика.
- Ух ты! Лошадь! – завопил он на весь парк. – Мама, плати-плати! Хочу кататься!
Украдкой скорчив потешную гримасу, Настя ловко закинула мальчишку в седло и обернулась к подоспевшей матери с милой улыбкой:
- Хотите порадовать сына?
- Сколько? – хмуро уточнила женщина, уже расстёгивая молнию на сумке.
Настя пропела цену так ласково, что, будь Ромка на месте этой матери, не смог бы отказать. И она не смогла. Сунув деньги в карман, Настя бодро пошагала вперёд, и ему пришлось подстраиваться под её шаг.
- И часто вы тут… работаете?
- С Ракетой впервые, - призналась она. – Её вообще до меня никуда не брали, боялись, что не дойдёт. Она всё время торчала в стойле, представляешь? А я подумала: даже если этой лошади и суждено скоро умереть, наверное, ей было бы приятнее, чтоб это случилось не в жалком закутке, а на свежем воздухе, среди людей, которых она любит.
- Ты повзрослела, - заметил Ромка с удивлением. – Всего-то два месяца прошло…
Настя дёрнула плечом:
- Когда столько всего переживать приходится, как можно остаться маленькой? Хотя, ты знаешь, я никогда не прикидывалась старше, чем есть. Это глупее глупого, правда? Взрослой ты наверняка станешь, никуда не денешься. А ребёнком уже не будешь…
И быстро повернула к нему ожившее личико:
- Слушай, а если Ракета нас угостит сладкой ватой из заработанных денег, это ничего, как ты думаешь?
****
Ромка уехал. Когда Кузнецкий проспект поглотил их красный междугородний автобус, Лёшка легонько хлопнул меня по спине:
- Не кисни, мать! Зимние каникулы не за горами.
Оля обняла меня за плечи и прижала, но не произнесла ни слова. А что тут скажешь? Люди встречаются и расстаются, оставляя на сердце свои невидимые слепки, которые только кажутся невесомыми, а на самом деле давят так – дышать больно. Я понемногу глотала воздух, только чтоб не потерять сознание, а набрать полную грудь не получалось, так резало где-то слева… Но небо над проспектом улыбалось мне Ромкиными глазами, и его светлая чёлка свешивалась с веток снежной бахромой. И ни капли не верилось, что однажды я смогу со смехом вспоминать об этой сегодняшней боли, хотя все взрослые уверяют, будто всерьёз и думать не могут о своей первой любви.
Неужели я произнесла это слово? Хоть и про себя… Самой сделалось на миг так страшно, точно я переступила какую-то важную черту. И захотелось отпрыгнуть назад, на знакомую территорию, где было безопасно. Ромка считал, будто я повзрослела за то время, что мы не виделись, и мне даже вздумалось согласиться с этим. Но на самом деле ужасно страшно однажды проснуться и обнаружить вместо привычной себя нечто новое. Мой организм пока щадил меня и не спешил заявлять о какой-то дурацкой зрелости… И я была этому только рада, хотя слышала, как многие девчонки мечтают «стать девушками». Что в этом хорошего, скажите мне? Что вообще может произойти хорошего, если Ромка уехал?
«Не думать об этом, не думать!» – лихорадочно повторила я несколько раз. Со стороны это не было заметно, но мне приходилось отбиваться от собственных мыслей, как от злых слепней. Я начала приставать к Оле с Лёшей, что нужно срочно искать банду Рыжего, чтобы провести «сеанс лечения» в очередной раз. Мы отыскивали их каждый день ещё вместе с Ромкой, и было даже странно, почему до сих пор они не заметили нас? Лёшка объяснял это так: наши грабители слишком зациклены на том необъяснимом страхе, который испытали однажды и скрывают друг от друга. Они пытаются победить его, и все их жалкие силы направлены на это. Где уж им выискивать знакомые лица в толпе?
И тут такое лицо выплыло из дверей автовокзала… Схватив Олю за руку, я указала на него одними глазами, а она, в свою очередь, пихнула Лёшку в бок. Прямо к нам направлялся сам Рыжий! У Лёшки тотчас что-то «попало в глаз», и Оля принялась вытаскивать, чтобы закрыть его, ведь Рыжий мог вспомнить их встречу в бору. Мне бояться было нечего, и я безразлично вертела головой, то и дело выхватывая Рыжего взглядом.
- Займись им, - пробормотал Лёшка, хотя мог бы и не говорить этого, я и так уже настроилась на волну этого пацана.
А он явно направлялся к стоянке такси – куда же ещё? Получалось, мы чуть не опоздали! Если б сегодня он успел грабануть кого-нибудь и не испытать страха, то явно воодушевился бы. Сам не зная того, Ромка привёл нас в нужное место в нужное время…
Так и впившись в Рыжего своим волшебным лучом, я толкнула Олю ногой, давая знать, что опасность миновала, и пора браться за дело. Они с Лёшкой начали отыскивать в толпе потенциальных пассажиров его подельников, но, похоже, главарь явился один. Это показалось мне странным только в первую минуту, потом стало ясно, что ему хочется разобраться со своим липким страхом один на один. Точнее, со мной. Ведь на этот раз его сила противостояла моей.
И, если честно, меня начала охватывать паника, потому что Рыжий шёл и шёл себе, не обращая внимания на мои старания. А у меня даже ладошки вспотели от волнения: вдруг упущу его? Что если ничего у меня не получится? Тогда пиши – пропало! Не замечая того, я быстро пошла за ним следом, подозревая, что мой волшебный фонарь не добивает на большом расстоянии. Но Рыжий всё равно не проявлял никакой паники. Я впилась ногтями в ладони и собрала все силы: на тебе!
И тут он остановился. Оглянулся, и я увидела на его лице знакомое выражение отчаяния: ему опять ни с того, ни с сего стало страшно. И он презирал себя за то, что не мог справиться с поселившимся внутри дрожащим существом. Я держала возникшее между нами напряжение изо всех сил. Уже потом мы с Лёшкой обсудили эту ситуацию и поняли, что мне было так не просто справиться с Рыжим потому, что он был готов к бою и сражался до последнего. Когда человека застаёшь врасплох, ему легче внушить что угодно! Но Рыжий бессознательно поставил блок, и я уткнулась в него, как в стену, и не сразу смогла разрушить её. Хорошо, что вообще смогла!
Я поняла это, когда Рыжий… заплакал. Он стоял посреди вокзальной площади и растирал слёзы совсем как маленький ребёнок, обиженный миром взрослых. Наверное, в эту минуту он думал, что у него кишка тонка заниматься грабежом или что-то такое же тупое, мне были безразличны его мысли. Главное: он сломался. Я могла бы зуб дать за то, что больше этот парень не сунется в криминальное дело. Чтобы так же облажаться на глазах у всех? Нет, больше не рискнёт.
- Супер! – шепнула Оля у меня над ухом.
А Лёшка добавил:
- Настюха, ты его сделала!
Я и сама понимала, что это победа, только ощущения праздника не испытывала. Ромка уехал…
Но мои друзья не дали мне закиснуть окончательно. Уж не знаю, откуда у Оли нашлись деньги, но она купила небольшой тортик, похожий на снежную юрту, и мы отправились к Ване, которого слегка забросили за дни каникул. «Своих» грабителей Оля с Лёшей решили отыскать позднее, тем более без главаря те вряд ли сунулись бы к таксистам. Старый закон боя – главное, вывести из строя вожака. И мы это сделали!
Ваня встретил нас хмуро. Явно обиделся за то, что мы так и не зашли к нему после сорвавшегося обряда посвящения, который собирались провести в его квартире. Для начала я проникла к Ване одна, чтобы подготовить. То, что его мамы нет дома, легко было вычислить по красной лампочке сигнализации: уходя, она всегда включала её. Даже смешно - что у них красть-то?!
- Хочешь тортик? – как ни в чём не бывало, спросила я, возникнув перед ним.
Он уже услышал мои шаги (я постаралась!) и вооружился колкими, как ему показалось, фразами:
- Не прошло и года! С чего это ты обо мне вспомнила?
На экране компьютера, перед которым Ваня сидел, метались какие-то пауки, и я бы не удивилась, узнав, что, злорадно уничтожая их, он представлял и меня одной из этих тварей. Но это было ничего... Кто не мечтал раздавить своего обидчика, как мерзкое насекомое?
Присев на диван, я миролюбиво улыбнулась:
- Да ладно тебе! Я и не забывала. Просто дел навалилось.
- Ну, понятно!
- Мы же хотели даже посвящение Оли провести у тебя, - напомнила я. – Кто виноват, что твоя мама вдруг дома осталась? Не вали всё на меня! Зато сейчас я могу тебя познакомить с ребятами – с Олей, с Лёшей…
Ваня угрюмо процедил:
- Что ж ты Ромку не называешь?
Я была готова к этому, и всё же кольнуло.
- Он уехал. Каникулы кончились. Оказывается, они очень короткие, Вань…
- Ты плачешь, что ли?! – испугался он и схватил меня за руку, которой я зажала нос, чтобы не выпустить то, что опять начало рваться наружу.
Помотав головой, я откинулась на спинку дивана и запрокинула голову, надеясь, что слёзы утихнут сами собой.
- Тортик – это классно! - отчаянно выкрикнул он. – Зови их сюда. Где чайник – ты знаешь.
Наверное, ему тоже было нелегко – так сразу простить обиду. И я, конечно, оценила, как мужественно Ваня повёл себя, но ничего не сказала ему. Впрочем, это было не обязательно. Когда люди чувствуют друг друга, нет необходимости объяснять что-то словами, как не нужно говорить, как светит солнце, если все его видят.
- Оно всегда возвращается, - вырвалось у меня. – Я только что поняла: мы не можем видеть солнце постоянно, но ведь оно всё равно с нами, правильно?
- Это каждому детсадовцу известно, - осторожно отозвался Ваня. – А что?
- А я чуть не забыла – вот что.
По-моему, он так и не понял, что я такое несу. Но это было неважно. Я вспомнила, что Ромка всегда со мной, даже если я не вижу его глазами. И от этого стало как-то легче…
****
Когда я перезнакомила всех своих друзей, Оля сразу вцепилась в котёнка Гошу, сестрёнка которого жила у нас. За её право поселиться у нас, конечно, пришлось повоевать, хотя я вымыла Масю шампунем против блох ещё у Ваньки. Надо было видеть, как крошечные трупики этих кусачих насекомых прямо падали в воду и уплывали в далёкие моря! А котята, когда высохли, стали такими красавчиками, что я никак не могла понять, почему мама не желает принять Масю в нашу семью. Наверное, в одиночку мне так и не удалось бы её убедить, но Аня встала на мою сторону.
- Мне нужно учиться рисовать живую натуру, - заявила она.
И мама сразу же сдалась, ведь для неё профессиональная необходимость всегда была святым делом.
- А ты – хитрая, - шепнула я потом сестре.
Она смерила меня недоуменным взглядом:
- Почему – хитрая? Я – умная.
Но, к счастью, расхохоталась, а то я уж испугалась: всё ли у неё в порядке с головой? Когда человек всерьёз начинает себя расхваливать, тут уж точно – или он болен, или просто дурак. Не знаю, что я предпочла бы…
Сейчас Ани с нами не было, я не посвящала её в свои дела. Ромка был уверен, что она ещё не доросла до желания помогать другим. Интересно, может ли это проявиться с возрастом? Или во всех наших ребят это уже с рождения было заложено? Какими они были в два-три года? Почему-то первым мне представился Жека: улыбчивый мальчик с глазами-солнышками. Не погасила ли Москва этого света, который так и притягивал к нему? Говорят, небо там постоянно затянуто тучами… Я такого не вынесла бы, наверное! Когда за окном пасмурно, мне никак не удаётся почувствовать себя счастливой, а как жить без этого ощущения? Хорошо, что в Сибири много солнца!
Ромка узнавал о Жеке через Ирину Викторовну, ведь общаться с ним самим было уже опасно. Да тот и не выходил на связь ни с кем из старых друзей – берёг нас. Думать о нём было грустно… А теперь вот и Стас вышел из команды. Кто следующий? Федот? Я впервые порадовалась тому, что у него теперь есть Соня, с которой можно встречаться. До этого я думала лишь: «Как хорошо, что у Сони появился Федот!» Оказывается, и она могла стать для него спасением…
…Я решила притащить Масю для компании и незаметно просочилась через стену в свою комнату. Это получилось не сразу – всё-таки много энергии ушло на этого Рыжего. Да ещё для начала пришлось просканировать комнату, вдруг Аня сидела дома? Но, похоже, она действительно ушла на занятие к своему новому учителю рисования, как и собиралась. Она всё же набралась смелости и позвонила Старикову, которого ей рекомендовал ещё Ромкин дед. И услышав фамилию Филиппова, кемеровский художник сразу согласился встретиться с его ученицей. Мама сказала красивее: «Протеже»…
Её голос доносился из гостиной, мама разговаривала с кем-то по телефону. Если б она вдруг зашла в нашу комнату и удивилась, откуда я тут взялась, можно было принять обиженную позу:
- Ты вообще меня не замечаешь!
Это было несправедливо, конечно, зато спасло бы ситуацию. Но мама оставалась в гостиной, пока я вытаскивала котёнка из-под своей кровати. Только слышно было, как она сказала кому-то:
- Он превратил меня в тупую домохозяйку. Уборка, обеды и дети – от этого озвереть можно!
Я так и замерла с Масей в руке, хотя под кроватью оказалось пыльно, и хотелось поскорее выбраться оттуда. Но мамины слова просто расплющили меня: оказывается, мы с Аней были для неё вроде кандалов для каторжника – далеко не убежишь! А ей хотелось… Я слышала это по голосу, в котором звенели то ли слёзы, то ли злость.
Кое-как выбравшись, я села прямо на пол. Сил на то, чтобы вернуться к Ване через стену, не осталось, нечего было и пытаться. Ромка учил, что для волшебства нужно обрести душевное равновесие – если ты испуган или рассержен, ничего не выйдет. Аня то же самое говорила о творчестве, да я и сама уже поняла: когда в тебе всё бурлит, написать об этом или даже о чём-то постороннем не получится. Все слова скомкаются.
«Мы должны отпустить её, - думала я о маме. – Или вернуться в Новосибирск все вместе. Но я же не могу сейчас бросить Олю одну! Лёшка тоже может вот-вот уехать, если его бабушка… Да и Ксюхе надо помочь, раз я уж взялась. А Ванька?»
Я в ужасе вцепилась в волосы. Прошло всего-то два месяца, а я успела обрасти обязательствами, которые невозможно нарушить! Но если маме приспичит, она уговорит отца вернуться. Продать здесь квартиру, и… Мне вспомнилось, как мама уже заговаривала об этом, и даже увиделись местные газеты, раскрытые на странице с объявлениями о продаже недвижимости. Значит, она взялась за дело всерьёз.
«Да разве я не хочу этого? – я тискала Масю, которая урчала, как крошечный трактор, но не давала ответа. – Ведь это же значит, что мы с Ромкой снова будем жить рядом! Куда лучше-то? Что ж мне так тошно?»
Ответ был известен и давил до того, что не было сил подняться с пола. Тут меня мама и обнаружила, когда закончила свой предательский разговор.
- Настасья! – вскрикнула она и схватилась за сердце. – Ты откуда взялась?
У меня было заготовлено объяснение, но сейчас почему-то невозможно стало произнести даже самые простые слова. Прижав котёнка, я смотрела на маму с пола и просто ненавидела её в эти минуты за то, что опять из-за них с отцом ломается вся наша жизнь. Ну, сколько можно?! Честное слово, мне хотелось кинуть Масю ей в лицо, чтобы та впилась коготочками!
Я заставила себя отвести глаза. Но она успела всё прочесть в моём взгляде и как-то сдавленно просипела:
- Ты всё слышала? Я не имела в виду, что вы… Вы же мои дочки.
- К несчастью.
Наверное, я поднялась слишком неуклюже, хотя пыталась подскочить рывком. Но это уже не имело особого значения – мама всё равно не любила меня. Я старалась забыть, что после развода она забрала Аню, и несколько месяцев мы вообще не виделись. Но сейчас от старой обиды снова стало трудно дышать. Да что за день такой сегодня?! Задохнуться можно!
- Ты куда? – протянула мама жалобно, как будто это я бросала её.
Во мне наконец нашлись силы огрызнуться:
- А тебе не всё равно?
- Настюшка, постой!
Она вцепилась мне в плечо и не выпускала, пока говорила – быстро и как-то лихорадочно, словно бредила:
- Ты ведь уже большая девочка, ты должна понимать, что каждому человеку нужно чувствовать себя не только мамой и папой, но и личностью. Заниматься любимым делом. Мне очень нравилось работать в театре, понимаешь? А теперь я лишена этого. И мне нечем себя занять! Я словно в вакууме. Мне даже поговорить не с кем! Только по телефону. Но все мои друзья в Новосибирске, не особенно наговоришься.
«А сама орала на меня за то, что я звонила Ромке!» - мстительно припомнила я, хотя злость уже понемногу утихала. Я понимала её. До приезда Лёшки и знакомства с Олей я и сама чувствовала то же самое. А ведь у меня тоже была и мама, и сестра, и даже появился сосед… В чём же мне упрекать её, если я сама также задыхалась тут от одиночества ещё месяц назад? Только мне повезло больше, чем ей.
- Ты хочешь вернуться? – я заставила себя посмотреть маме в глаза.
В них не было слёз, но я видела, как ей тяжело. Ничего не ответив, она согласно наклонила голову, и это походило, будто мама подставила шею под мой меч. Но я не собиралась добивать её.
- Ты можешь потерпеть до Нового года? Мне обязательно нужно доделать здесь кое-какие дела…
Её чёрные глаза так и вспыхнули. Похоже, она никак не ожидала, что я сделаю шаг навстречу.
- Конечно! – теперь в её голосе зазвенела надежда. – Я подожду.
- Отлично. Только Ане пока ничего не говори, а то она рисовать не сможет. Ей нужен душевный покой.
Несколько секунд мама молча смотрела на меня, потом притянула и прижала так крепко, что Мася громко вякнула. Мы шарахнулись друг от друга и рассмеялись в голос. Хоть я вся уродилась в папу, но все отмечали, что смех у меня мамин…
| Далее