- С помощью такой помады можно вызвать Пиковую даму, - авторитетно заявила Варя, и в груди сладко заныло от предстоящего удовольствия.
Варя неделю назад вернулась из пионерского лагеря, полная всевозможных важных для третьеклассницы умений и социальных навыков – предсказывать судьбу по руке, вызывать Пиковую даму или гнома-матерщинника! Оля завидовала ей лютой завистью хорошей девочки, которую никогда никуда не отпускают.
Сегодня был особенный вечер – впервые в жизни Оле разрешили остаться у старшей подруги с ночевкой.
Девочки обещали друг другу вообще не ложиться спать, и это было несложно – Варина мама ушла в больницу на ночное дежурство, а сестра Галина немедля убежала гулять со своим.
Оставшись в квартире одни, Оля с Варей послушали все Галины кассеты, а одну из них, итальянскую, аж трижды. И подпевали, фальшивя и перевирая слова песен, и прыгали по широкой родительской кровати, пытаясь коснуться потолка, расплескивая беспричинное музыкальное ликование, и кружились, держась за руки, до зеленых пятен в глазах.
- А я тоже буду певицей, - отдышавшись, сказала Варя. – Или лучше врачом. Я еще не решила точно.
И они посмотрели картинки в медицинской энциклопедии, в которой все было страшно по-настоящему. «Оля, ты такая внутри!» – шептала Варя, недоверчиво глядя на человека в разрезе.
Суп в холодильнике они не заметили, но зато обнаружили в буфете заныканный к праздникам кулек с конфетами и съели по одной и еще по одной, а потом Варя гордо, как свои, показала мамины выходные туфли – ярко-красные, блестящие, как леденцы, с тонюсенькими каблуками. Примерить туфли она не дала, и Оля твердо решила, что, когда она вырастет, у нее таких будет много.
Вволю налюбовавшись туфлями, девочки съели еще по конфете, вытащили из тумбочки Галины ее косметичку, густо намазали лица тональным кремом и раскрутили все тюбики с помадой, от которой пахло так, что хотелось ее надкусить.
И тут Варя вспомнила про Пиковую даму.
- Это очень просто, - сказала она, - Пиковая дама всегда появляется, когда ее зовут. И гномик-матерщинник, кстати, тоже, но его мы вызовем потом. Очень важно все сделать верно, - покровительственным тоном говорила Варя, густыми помадными линиями рисуя на зеркале в ванной комнате лестницу с дверцей на самом верху. - Как только увидишь огонек на верхней ступеньке, надо немедленно все стереть, иначе Пиковая дама выйдет из зеркала и задушит тебя.
«Может, лучше не надо?» - хотела сказать Оля, но, застыдившись, промолчала.
Варя принесла из кухни тонкую зажженную свечу и по кафельным стенам ванной медленно потекли зыбкие полуживые тени. У Оли от волнения похолодели уши.
- Пиковая дама, приди! – торжественно прошептала Варя, обеими руками сжимая свечу. – Пиковая дама, приди! Пиковая дама, приди!
Оля зажмурилась, застыв в неудобной позе на краю ванны. Под закрытые веки прокрадывался свечной оранжевый свет. В такие минуты остро чувствуешь, что у тебя есть позвоночник и солнечное сплетение, в котором что-то шевелится и щекочет.
Внизу, у соседей, прокашлялся кран, заунывно зашумела вода. Варя тихо сказала:
- Смотри, смотри, вот она….
Зеркало отражало темноту, загогулисто исчирканную помадой. Оля задержала дыхание и всмотрелась в глубину зеркала, хотя больше всего ей хотелось сейчас убежать в комнату и забиться под плед, и чтобы мама была дома, на кухне, в теплых ароматах будущего ужина с пирогами.
И вдруг на тысячную долю мгновения померещилось Оле, что из зеркала выглянул кто-то – нечеловек – и пристально посмотрел ей прямо в глаза. Этот холодный взгляд был таким острым, что немедленно коснулся сердца. Оля закричала, и в эту же самую секунду раздался и Варин визг. Началась ужасная суматоха: Варя схватила и задула свечу, отпихнула Олю и бросилась стирать лестницу с зеркала первой попавшейся тряпкой, нет, полотенцем так быстро, как будто у нее было несколько рук.
- Она пришла… - причитала Варя, - нам конец теперь…. Она нас убьет!
Оля стремглав выскочила из ванной, не разбирая дороги, до слез больно ударилась косточкой локтя о дверной косяк и затормозила прямиком в мягкий полный живот сестры Галины, так некстати вернувшейся домой со свидания.
- Ой-ей! - взвизгнула Галина.
- Ой! - согласилась Оля.
Варя безуспешно пыталась скрыть следы преступления: красная помада была отменной стойкости и размазалась по зеркалу живописными разводами. Галина, однако, шедевра не оценила, зато немедленно опознала помаду и от души влепила Варе увесистый подзатыльник.
Гнома-матерщинника решили не вызывать.
Засыпать не дома оказалось неуютно и громко – чужое дыхание под ухом, чужие сны, порхающие вокруг, непривычная постель. Сна не было ни в одном глазу. Варя, лежа рядышком, нашептывала очередную страшную историю:
- Это мне Маша рассказала! Они с подругами тоже начали вызывать Пиковую даму, и уже позвали ее, но тут им послышался шорох, они испугались и включили свет. А потом увидели, что в колоде с картами нет Пиковой дамы, они обыскали всю комнату, но карту не наши! Подружки ушли домой, а Маша легла спать, но в три часа ночи проснулась, потому что какой-то жуткий страх на нее напал. Она посмотрела на кресло, которое стояло в комнате, - Варины глаза возбужденно блестели в темноте. – Там сидела женщина в черном платье, а лицо под вуалью, лишь злая улыбка была видна. Сидела молча и неподвижно, только улыбалась, а Маша от страха не могла ни пошевелиться, ни закричать. Ровно в шесть утра Пиковая дама исчезла, на кресле осталась карта, пропавшая из колоды. Это все по правде было!
Оля слушала ее и верила, что вызванная ими ради баловства из мира мертвых Пиковая дама все идет и идет с того на этот свет по подземному коридору, в темноте, со свечой в руках. Путь неблизкий, но совсем скоро она появится здесь. Если медленно досчитать до ста и открыть глаза, то можно будет увидеть, как она, настоящая, аккуратно приподняв подол черного кружевного платья, перешагнет через порог, обмахнется веером и сядет на круглый табурет у Вариного пианино. Из-под вуали она взглянет на Олю, а Оля наберется смелости и спросит: что на самом деле происходит с человеком после смерти?
Думать о таком было страшно, но вовсе не тем сладким страхом, ради которого и вызывают Пиковую даму и рассказывают истории о привидениях, и не той боязнью, приходящей рано утром к кабинету с жуткой табличкой «Забор крови». Нет, это напоминало внезапный и нелепый страх, когда ты, поклявшись смертью мамы, забываешь об этом, а потом вдруг вспоминаешь, что обещание не сдержала: и понимаешь, не маленькая, что все эти дурацкие клятвы – ерунда, но все же долго не отпускает ощущение прикосновения ледяной руки к позвоночнику, а мысль «вдруг?» так и вьется вокруг, злая и надоедливая, как августовская оса.
Еще говорят, если позвонить по телефону 666-666, трубку может снять черт. Оля представляла себе безграничную пустыню, залитую туманом, не позволяющим увидеть что-нибудь дальше одного шага, и посреди тумана – одинокую ярко-красную телефонную будку (как на фотографии в учебнике английского). В будке сидит коренастый косолапый чертик в отутюженной форме швейцара. Он раздражен – телефон звонит постоянно. Ему не нравится его работа, и потому он часто спит, играет в карты и разгадывает кроссворды, не отвечая на звонки. Но иногда он все же снимает трубку, и тогда его можно попросить позвать к телефону кого-нибудь из мира мертвых. Только об этом разговоре никому нельзя рассказывать. А если расскажешь, то за тобой придут и тебя заберут. Или кого-нибудь из твоих близких. Одна девочка по секрету сказала подруге, и ни ее, ни подругу никто больше не видел….
Оля один раз набралась смелости и позвонила, но телефонист был не в настроении, и женский механический голос ответил: «Неправильно набран номер». Больше она не пыталась. Боялась, что не сможет сохранить секрет. Но если бы все же дозвонилась, то наверняка сказала бы какую-нибудь ерунду, например:
- У Машки родились котятки. Один был совсем слабенький, мы с мамой кормили его из пипетки. Он уже пытается встать, только лапки еще разъезжаются и мяукать не умеет.
Или:
- Санька вообще ненормальный. Мы с ним все время деремся. В субботу он выстрелил в меня из трубочки ранеткой и попал по лицу. Теперь у меня синяк рядом с глазом. Мама говорит, это все потому, что я красивая, и потом будет еще хуже. А папа сказал, что поймает его и вставит ему эту трубочку в одно место. Но пока не поймал.
Или:
- Я теперь живу в твоей комнате. Там нет ни твоей кровати, ни тумбочки, и больше не пахнет лекарствами. Кровать увезли на дачу, а мне купили новую тахту. Я просила двухэтажную кровать, такую, чтобы каждый день спать, как в поезде, но мама сказала, что это глупо, когда один ребенок. Я пожалела, что у меня нет брата, но потом подумала, что он бы все равно спал наверху, и сразу перестала жалеть.
Или:
- Мама говорит, ты умер, потому что курил. Я никогда в жизни не буду курить.
Оля не видела его мертвым. Не захотела посмотреть. Запомнила только ноги. Самые обыкновенные ноги деда – черные отутюженные брюки, носки и новенькие, лакированные ботинки. В таких только танцевать, кружить барышень под ритмы рок-н-ролла, веселиться, быть живым, а не лежать здесь, в комнате с занавешенными зеркалами. Поэтому и ботинки такие, подумала Оля. Чтобы ловчее было танцевать в другом мире под неведомую музыку.
Там, в ином мире, наверняка сохранилась старая квартира из снесенного дома. На стене по-прежнему висят часы с маятником, но время остановилось. Изо дня в день кот Тимка урчит в любимом углу дивана, лениво обмякнув на вышитой подушке; папин брат Ванюшка, трехлетним упавший в колодец, катает по полу грузовичок; прабабушка и прапрабабушка солят на кухне огурцы и сплетничают о соседях. А молодая бабушка, готовясь идти на танцы, красит губы вишневой помадой, крутится перед зеркалом в летящем платье и хохочет, когда дед подхватывает ее за талию, а она, зацепившись за его шею, дрыгает в воздухе ногами.
Оля видит их, молодых, счастливых, влюбленных, нездешних, и проплывает дальше, сносимая во взбитое пуховое облако крепкого сна.
Варя неделю назад вернулась из пионерского лагеря, полная всевозможных важных для третьеклассницы умений и социальных навыков – предсказывать судьбу по руке, вызывать Пиковую даму или гнома-матерщинника! Оля завидовала ей лютой завистью хорошей девочки, которую никогда никуда не отпускают.
Сегодня был особенный вечер – впервые в жизни Оле разрешили остаться у старшей подруги с ночевкой.
Девочки обещали друг другу вообще не ложиться спать, и это было несложно – Варина мама ушла в больницу на ночное дежурство, а сестра Галина немедля убежала гулять со своим.
Оставшись в квартире одни, Оля с Варей послушали все Галины кассеты, а одну из них, итальянскую, аж трижды. И подпевали, фальшивя и перевирая слова песен, и прыгали по широкой родительской кровати, пытаясь коснуться потолка, расплескивая беспричинное музыкальное ликование, и кружились, держась за руки, до зеленых пятен в глазах.
- А я тоже буду певицей, - отдышавшись, сказала Варя. – Или лучше врачом. Я еще не решила точно.
И они посмотрели картинки в медицинской энциклопедии, в которой все было страшно по-настоящему. «Оля, ты такая внутри!» – шептала Варя, недоверчиво глядя на человека в разрезе.
Суп в холодильнике они не заметили, но зато обнаружили в буфете заныканный к праздникам кулек с конфетами и съели по одной и еще по одной, а потом Варя гордо, как свои, показала мамины выходные туфли – ярко-красные, блестящие, как леденцы, с тонюсенькими каблуками. Примерить туфли она не дала, и Оля твердо решила, что, когда она вырастет, у нее таких будет много.
Вволю налюбовавшись туфлями, девочки съели еще по конфете, вытащили из тумбочки Галины ее косметичку, густо намазали лица тональным кремом и раскрутили все тюбики с помадой, от которой пахло так, что хотелось ее надкусить.
И тут Варя вспомнила про Пиковую даму.
- Это очень просто, - сказала она, - Пиковая дама всегда появляется, когда ее зовут. И гномик-матерщинник, кстати, тоже, но его мы вызовем потом. Очень важно все сделать верно, - покровительственным тоном говорила Варя, густыми помадными линиями рисуя на зеркале в ванной комнате лестницу с дверцей на самом верху. - Как только увидишь огонек на верхней ступеньке, надо немедленно все стереть, иначе Пиковая дама выйдет из зеркала и задушит тебя.
«Может, лучше не надо?» - хотела сказать Оля, но, застыдившись, промолчала.
Варя принесла из кухни тонкую зажженную свечу и по кафельным стенам ванной медленно потекли зыбкие полуживые тени. У Оли от волнения похолодели уши.
- Пиковая дама, приди! – торжественно прошептала Варя, обеими руками сжимая свечу. – Пиковая дама, приди! Пиковая дама, приди!
Оля зажмурилась, застыв в неудобной позе на краю ванны. Под закрытые веки прокрадывался свечной оранжевый свет. В такие минуты остро чувствуешь, что у тебя есть позвоночник и солнечное сплетение, в котором что-то шевелится и щекочет.
Внизу, у соседей, прокашлялся кран, заунывно зашумела вода. Варя тихо сказала:
- Смотри, смотри, вот она….
Зеркало отражало темноту, загогулисто исчирканную помадой. Оля задержала дыхание и всмотрелась в глубину зеркала, хотя больше всего ей хотелось сейчас убежать в комнату и забиться под плед, и чтобы мама была дома, на кухне, в теплых ароматах будущего ужина с пирогами.
И вдруг на тысячную долю мгновения померещилось Оле, что из зеркала выглянул кто-то – нечеловек – и пристально посмотрел ей прямо в глаза. Этот холодный взгляд был таким острым, что немедленно коснулся сердца. Оля закричала, и в эту же самую секунду раздался и Варин визг. Началась ужасная суматоха: Варя схватила и задула свечу, отпихнула Олю и бросилась стирать лестницу с зеркала первой попавшейся тряпкой, нет, полотенцем так быстро, как будто у нее было несколько рук.
- Она пришла… - причитала Варя, - нам конец теперь…. Она нас убьет!
Оля стремглав выскочила из ванной, не разбирая дороги, до слез больно ударилась косточкой локтя о дверной косяк и затормозила прямиком в мягкий полный живот сестры Галины, так некстати вернувшейся домой со свидания.
- Ой-ей! - взвизгнула Галина.
- Ой! - согласилась Оля.
Варя безуспешно пыталась скрыть следы преступления: красная помада была отменной стойкости и размазалась по зеркалу живописными разводами. Галина, однако, шедевра не оценила, зато немедленно опознала помаду и от души влепила Варе увесистый подзатыльник.
Гнома-матерщинника решили не вызывать.
Засыпать не дома оказалось неуютно и громко – чужое дыхание под ухом, чужие сны, порхающие вокруг, непривычная постель. Сна не было ни в одном глазу. Варя, лежа рядышком, нашептывала очередную страшную историю:
- Это мне Маша рассказала! Они с подругами тоже начали вызывать Пиковую даму, и уже позвали ее, но тут им послышался шорох, они испугались и включили свет. А потом увидели, что в колоде с картами нет Пиковой дамы, они обыскали всю комнату, но карту не наши! Подружки ушли домой, а Маша легла спать, но в три часа ночи проснулась, потому что какой-то жуткий страх на нее напал. Она посмотрела на кресло, которое стояло в комнате, - Варины глаза возбужденно блестели в темноте. – Там сидела женщина в черном платье, а лицо под вуалью, лишь злая улыбка была видна. Сидела молча и неподвижно, только улыбалась, а Маша от страха не могла ни пошевелиться, ни закричать. Ровно в шесть утра Пиковая дама исчезла, на кресле осталась карта, пропавшая из колоды. Это все по правде было!
Оля слушала ее и верила, что вызванная ими ради баловства из мира мертвых Пиковая дама все идет и идет с того на этот свет по подземному коридору, в темноте, со свечой в руках. Путь неблизкий, но совсем скоро она появится здесь. Если медленно досчитать до ста и открыть глаза, то можно будет увидеть, как она, настоящая, аккуратно приподняв подол черного кружевного платья, перешагнет через порог, обмахнется веером и сядет на круглый табурет у Вариного пианино. Из-под вуали она взглянет на Олю, а Оля наберется смелости и спросит: что на самом деле происходит с человеком после смерти?
Думать о таком было страшно, но вовсе не тем сладким страхом, ради которого и вызывают Пиковую даму и рассказывают истории о привидениях, и не той боязнью, приходящей рано утром к кабинету с жуткой табличкой «Забор крови». Нет, это напоминало внезапный и нелепый страх, когда ты, поклявшись смертью мамы, забываешь об этом, а потом вдруг вспоминаешь, что обещание не сдержала: и понимаешь, не маленькая, что все эти дурацкие клятвы – ерунда, но все же долго не отпускает ощущение прикосновения ледяной руки к позвоночнику, а мысль «вдруг?» так и вьется вокруг, злая и надоедливая, как августовская оса.
Еще говорят, если позвонить по телефону 666-666, трубку может снять черт. Оля представляла себе безграничную пустыню, залитую туманом, не позволяющим увидеть что-нибудь дальше одного шага, и посреди тумана – одинокую ярко-красную телефонную будку (как на фотографии в учебнике английского). В будке сидит коренастый косолапый чертик в отутюженной форме швейцара. Он раздражен – телефон звонит постоянно. Ему не нравится его работа, и потому он часто спит, играет в карты и разгадывает кроссворды, не отвечая на звонки. Но иногда он все же снимает трубку, и тогда его можно попросить позвать к телефону кого-нибудь из мира мертвых. Только об этом разговоре никому нельзя рассказывать. А если расскажешь, то за тобой придут и тебя заберут. Или кого-нибудь из твоих близких. Одна девочка по секрету сказала подруге, и ни ее, ни подругу никто больше не видел….
Оля один раз набралась смелости и позвонила, но телефонист был не в настроении, и женский механический голос ответил: «Неправильно набран номер». Больше она не пыталась. Боялась, что не сможет сохранить секрет. Но если бы все же дозвонилась, то наверняка сказала бы какую-нибудь ерунду, например:
- У Машки родились котятки. Один был совсем слабенький, мы с мамой кормили его из пипетки. Он уже пытается встать, только лапки еще разъезжаются и мяукать не умеет.
Или:
- Санька вообще ненормальный. Мы с ним все время деремся. В субботу он выстрелил в меня из трубочки ранеткой и попал по лицу. Теперь у меня синяк рядом с глазом. Мама говорит, это все потому, что я красивая, и потом будет еще хуже. А папа сказал, что поймает его и вставит ему эту трубочку в одно место. Но пока не поймал.
Или:
- Я теперь живу в твоей комнате. Там нет ни твоей кровати, ни тумбочки, и больше не пахнет лекарствами. Кровать увезли на дачу, а мне купили новую тахту. Я просила двухэтажную кровать, такую, чтобы каждый день спать, как в поезде, но мама сказала, что это глупо, когда один ребенок. Я пожалела, что у меня нет брата, но потом подумала, что он бы все равно спал наверху, и сразу перестала жалеть.
Или:
- Мама говорит, ты умер, потому что курил. Я никогда в жизни не буду курить.
Оля не видела его мертвым. Не захотела посмотреть. Запомнила только ноги. Самые обыкновенные ноги деда – черные отутюженные брюки, носки и новенькие, лакированные ботинки. В таких только танцевать, кружить барышень под ритмы рок-н-ролла, веселиться, быть живым, а не лежать здесь, в комнате с занавешенными зеркалами. Поэтому и ботинки такие, подумала Оля. Чтобы ловчее было танцевать в другом мире под неведомую музыку.
Там, в ином мире, наверняка сохранилась старая квартира из снесенного дома. На стене по-прежнему висят часы с маятником, но время остановилось. Изо дня в день кот Тимка урчит в любимом углу дивана, лениво обмякнув на вышитой подушке; папин брат Ванюшка, трехлетним упавший в колодец, катает по полу грузовичок; прабабушка и прапрабабушка солят на кухне огурцы и сплетничают о соседях. А молодая бабушка, готовясь идти на танцы, красит губы вишневой помадой, крутится перед зеркалом в летящем платье и хохочет, когда дед подхватывает ее за талию, а она, зацепившись за его шею, дрыгает в воздухе ногами.
Оля видит их, молодых, счастливых, влюбленных, нездешних, и проплывает дальше, сносимая во взбитое пуховое облако крепкого сна.