Много лет жители села отправляли письма в местную администрацию, в городское управление и даже в областной совет депутатов. Да кому только не писали, чтобы решить одну очень важную проблему: построить асфальтированную дорогу между селом и ближайшим городом. Дорога, конечно, какая-никакая есть. Протоптанная за много лет, даже кое-где мощенная булыжником. Но как только начинаются дожди, дорога теряется в грязи. И жители села надолго остаются оторванными от мира и цивилизации. Много лет писали, но результатов не было. А тут вдруг на заколоченной двери клуба, из которого давно вынесли все, что могло по хозяйству пригодиться, увидели объявление: «Уважаемые жители села! В пятницу, 27 сентября, в 20 часов в приемной сельсовета состоится встреча с заместителем мэра города и представителями городского управления капитального строительства. Повестка дня: 1) Вопрос о строительстве дороги до города. 2) Другие насущные вопросы. Явка всех заинтересованных обязательна». Всех заинтересованных собрать – это хорошо, да осталось их всего раз-два и обчелся. Село, по сути, вымерло. Прошло то время, когда здесь кипела жизнь: свадьбы, рождение детей, уход в армию – отмечали всем миром. И все с таким русским размахом, не скупясь... А сейчас и гулять-то не с кем. Одни старики и старухи в селе остались. Молодые уехали. Кто учиться, а выучившись, обустраивались в городе, домой не возвращались. Кто на заработки. В селе-то работы нет. А кто и за активной интересной жизнью погнался. Каждому свое. И осталось в общей сложности жителей двадцать – двадцать пять. Но именно им предстояло сегодня наконец-то решить наболевшую за много лет проблему. Собрались, правда, не все. Петровна до распутицы уехала в город к дочери, а ее соседка Митрофановна сидела с внучкой, привезенной сыном на время его заграничного отпуска. Пантелеич болел и грелся на печи, а его жена, как всегда, осталась рядом, чтобы отпаивать его чаем с травяными сборами. Петрович с приобретенным за долгую жизнь пессимизмом решил не расстраивать себя в очередной раз и идти заранее отказался. Кто-то занимался продажей своего имущества, а кто-то не решился пойти из-за дождя. Поэтому вечером в сельсовет явилось только несколько человек. Зато все собравшиеся к восьми часам были настроены очень серьезно. Такой настрой сохранился и к восьми пятнадцати, и к восьми тридцати. А к девяти присутствующие уже перестали оглядываться на дверь и ждать гостей из города, начали сами решать «насущные вопросы». – Зима в этом году будет ранняя, – глубоко вздохнула Борисовна. – Да, похоже на то, – отозвался Ильич. И, помолчав, добавил: – Еще и холодная. – Надо бы дровами запастись да и уголь выписать, – продолжала Борисовна. – А ты четыре тыщи приготовила? – с издевкой спросила Игнатиха. – А на что? Бесплатно же, – вклинился в разговор дед Боков, живущий на околице села. До него многое вовремя не доходило. – Ага, щас! Уголь-то бесплатный, а за привоз – четыре тыщи! – не унималась Игнатиха. – Ох-ох-ох! Да как же так? – запричитала Борисовна, а за ней и другие старухи, которые тоже были не в курсе таких событий. – Эх, бабоньки! Не война же! Прорвемся! – успокоил Иван Федорович – бывший подполковник, приехавший в село после ухода на пенсию лет десять назад и решивший построить ферму по разведению куропаток; к сожалению, он прогорел от налоговых режимов, но все еще жил в надеждах. – Вот пенсию увеличат – тогда и заживем! – Как же! Тебе, мож, и увеличат, ты же у нас военный, а мы работники тыла! – рявкнула Игнатиха и постучала себя сверху по загривку. – А действительно, может, к зиме увеличат, а? – размечталась Борисовна. – Тебе сейчас четыре тыщи за уголь платить, а не зимой, – ехидно заметила Игнатиха. – А за что? – опять вклинился Боков. – За что, за что... Да ни за что! Живет там, в лесу, у медведя за пазухой! Газет, что ли, не читаешь? Новости не смотришь? – Теперь уже Игнатиха негодовала. Старик Боков обиделся, встал и хотел было уйти. – А кто б нам их принес! – пришел Ильич ему на подмогу. – Почта-то давно не работает. Да и электричество по вечерам не всегда. – А еще врач не приезжает. Вот у меня давно ноги болят, никакие припарки уже не помогают! – заохала Борисовна, и другие старухи поддержали ее. – Товарищи! Давайте не будем разводить здесь демагогию! – предложил, как на публичном выступлении, подполковник. Но все посмотрели на него с таким недоумением, что он на время затих. – А у Петровны опять кур украли! – сообщил вдруг молчавший до этого дед Мытарь. Это прозвище он получил за свои мытарства по белу свету. Будучи женатым, в поисках идеальной женщины уходил из семьи, за хорошей жизнью уезжал в город, за деньгами – на Север. Где только не побывал! А накануне смерти жены вдруг вернулся в село да так здесь и остался. С тех пор никуда ни ногой. Но прозвище к нему уже прилипло. Услышав Мытаря, все опять оживились. Начали громко обсуждать: кто мог у них заниматься кражами? Все друг друга знали, пришлых не было. Еще несколько лет назад можно было все свалить на местную беспутную детвору, но сейчас детей в селе почти не осталось, кроме внучки Митрофановны. – Мое мнение такое, что это цыгане. Они всегда что-нибудь крадут, – убедительно высказалась Игнатиха. – Не что-нибудь, а коней. Да и давно не было здесь цыган, – недовольно буркнул Ильич. – Может, это Пантелеич? Он же в тюрьме сидел, – предложила свой вариант Борисовна. – Да он еле ноги таскает. Точно, не он! – заступился за соседа Ильич. – Давайте не будем устраивать расследование. Позовем полицию, а та во всем разберется! – прервав всех, громко предложил подполковник. – Где твоя полиция была, когда Петька Сидоров пять лет назад по пьянке магазин спалил, а? – опять завелась Игнатиха. – Теперь ни магазина, ни больницы, даже отдела полиции нет. Живем тут как на отшибе. За всем в город надо ехать. Еще и дороги нет! И тут старики вдруг вспомнили, по какому поводу они собрались. Обсудили все, что можно было, а про дорогу-то забыли. Их интерес к «другим насущным вопросам» оказался настолько велик, что они даже не заметили, как за окном наступила ночь. Дождь давно уже закончился. На небе ясно светили звезды, а молодой месяц великолепно освещал дорогу. Ту самую, кое-где мощенную булыжником, протоптанную здесь много лет назад десятками, сотнями, тысячами односельчан в надежде на то, что их жизнь никогда не будет оторвана от действительности.
Старые сказки на новый лад
Пятилетняя Маша вот уже три дня жила у Татьяны Ивановны. Родители уехали по горящей путевке в Турцию, а девочку привезли в деревню к бабушке. За все пять лет Татьяна Ивановна видела внучку всего несколько раз, да и были те встречи кратковременными. Сын с невесткой очень редко приезжали в деревню, объясняя это постоянной занятостью и нехваткой времени, хотя Татьяна Ивановна понимала: им здесь просто не- комфортно, они предпочитали жизнь со всеми современными удобствами. Тем радостней был нынешний приезд. На целых две недели внучку привезли! О таком счастье Татьяна Ивановна мечтать не могла. А какой приятной неожиданностью для нее стало то, что Маша заметно отличается от детей близкого возраста умом и рассудительностью! Каждый вечер они вместе читали книгу со сказками, и всякий раз внучка забрасывала бабушку совсем не детскими вопросами. Потом сама же отвечала на них, что изумляло Татьяну Ивановну и еще больше умиляло. – Как может Дюймовочка выйти замуж за крота? – спрашивала Маша. – Девочки должны выходить замуж за мальчиков, а не за кротов. Или: – Бедный Колобок! – причитала она. – Нельзя разговаривать с незнакомыми! Об этом же везде говорят... Внучка до слез сочувствовала героям и искренне радовалась, когда сказка завершалась счастливым концом. Но не все сказки были такими. Поэтому бабушка предложила Маше рассказать сказки на новый лад, и внучка с неподдельной радостью загорелась этой идеей. А начали они с «Красной Шапочки». Бабушка надеялась, что хотя бы первая половина сказки девочку устроит, но не тут-то было. Внучка сразу же придралась к имени. – Покажите мне хоть одну девочку с таким именем! – воскликнула Маша. – Хорошо, – подхватила бабушка. – Давай назовем ее Машей. – Я согласна, – кивнула Маша. – Послала мама Машу к бабушке отнести пирожки и горшочек маслица... – продолжила Татьяна Ивановна. – А вместе они что, не могут поехать? – перебила внучка. – Ее одну в автобус не пустят! – Так она пешком, быстренько через лес. – Бабушка! Ты разве не знаешь, что ребенку нельзя ходить в лес одному?! – не успокаивалась Маша. – Да, действительно. Не будем нарушать правила, – поддержала внучку Татьяна Ивановна. – Да и вообще, почему это бабушка живет далеко от внучки? – не унималась Маша. – Непорядок. – Да уж... – вздохнула Татьяна Ивановна. Так к концу вечера сказка о проделках страшного волка превратилась в сказку о приятных посиделках у бабушки. На другой день решили переделать «Колобка». Очень уж не нравилась эта сказка Маше. В результате Колобок уже не убегал от кровожадных животных, которые хотели его съесть, а приглашал всех отметить свой день рождения, и праздник состоялся с большим тортом, для которого бабушка муку по сусекам наскребла. За две недели Татьяна Ивановна с внучкой прочитали и переделали почти все сказки из книжки. А в последний перед приездом родителей вечер дошли до сказки Чуковского «Федорино горе». И, выслушав ее, Маша сразу поняла, почему от старушки убежала вся кухонная утварь. «Нет, бабушка, не от грязи, – объяснила она, – а оттого, что Федора жила одна». Это умозаключение внучки потрясло Татьяну Ивановну, напомнив ей о собственном одиночестве. Ей давно хотелось жить рядом со своими детьми, смотреть, как растет и умнеет не по дням, а по часам внучка Машенька. Та самая пятилетняя девочка, что так быстро разобралась в важнейших жизненных истинах, понять и принять которые никак не хотят ее родители. Может быть, им тоже стоит рассказать старые сказки на новый лад?
Странная встреча
Стояла поздняя осень, но было еще тепло. Солнце из последних сил старалось обогреть все вокруг, и природа с благодарностью принимала такую заботу. Все еще цвели астры и шафраны на клумбах, заливались от счастья птицы, и деревья не спешили сбрасывать свою листву. В природе была гармония. Гармония была и во мне. Я сидела на скамейке и радовалась последним теплым денькам. Мечтала о путешествиях, планировала встречи с друзьями, но мои приятные размышления были внезапно нарушены старческим кашлем и вопросом, можно ли присесть рядом. Многие скажут, что лучше наслаждаться красотами природы в одиночестве, но, увидев перед собой такую внешне приятную старушку, я согласилась. И еще больше она мне понравилась, когда начала по памяти декламировать осенние этюды Пушкина, Фета, Тютчева. А потом она стала рассказывать о своей жизни. Сначала о юности, полной беспечности и желания всего добиться, затем о зрелости, о неудавшемся замужестве и несостоявшемся материнстве и, наконец, о старости и одиночестве. О том, как тяжело бывает на душе и не с кем эту тяжесть разделить, потому что вокруг нее живут только равнодушные и черствые люди. Она говорила не умолкая. Бывало, теряла мысль, но быстро переключалась на другую, которая волновала ее так же, как и предыдущая, забытая. Если в начале разговора я еще могла выразить свое согласие, задать вопрос, поделиться размышлениями, то теперь наше общение больше походило на монолог: старушка не давала мне сказать ни слова. Мало того, она даже не смотрела на меня, ее взгляд был настолько затуманен, что казалось, передо мной сидит слепой человек. Речь ее стала сбивчивой, голос охрип, но она продолжала и продолжала рассказывать, будто я единственная оставшаяся на земле, кто может ее выслушать. Мое настроение изменилось, и наслаждаться красотами природы мне уже не хотелось. Но и уйти я не могла. Мне было жалко старушку. Ей надо было выговориться. А я, возможно, и есть та единственная, кто может ее выслушать. Или все-таки в этом мире есть еще кто-то?
Случай в магазине
В магазине возле кассы образовалась очередь. Старушка рассчитывалась за свою покупку мелочью – десятикопеечными монетами. Она один за другим вытаскивала из старенькой сумки маленькие пакетики, похожие на конфеты-батончики, перевязанные тонкими резинками. Осторожно снимала резинки, разворачивала каждый пакетик и выкладывала мелочь на расчетное блюдце. Потом считала, передвигая монетки трясущимися пальцами, и брала новый пакетик. За кассой сидела хорошенькая девушка с большими голубыми глазами. По нормам обслуживания клиента она должна была мило улыбаться, но при виде такой горы мелочи не могла скрыть своей злости. Был конец рабочего дня. Через пятнадцать минут магазин закрывался. И мысленно девушка была уже за его пределами, там, где ее ждали другие проблемы: молодой человек, который вот уже год не решается сделать предложение; хозяйка квартиры, придирающаяся к ней по разным поводам; постоянная нехватка денег и неудовлетворение от работы. Да, в этом магазине совсем недружный коллектив, каждый сам по себе и частые скандалы из-за недостач, за которые приходится платить из собственного кармана. А тут еще эта бабулька со своей мелочью... Девушка начала отсчитывать деньги. Десять монет – это рубль. Двадцать монет – два рубля. Сто пятьдесят рублей нужно было набрать, чтобы оплатить две булочки, пачку творога и небольшую баночку сметаны. Девушка постоянно сбивалась и приступала к подсчету заново. Толпа шумела. Старушка извинялась, что-то говорила о пенсии, о внуках, но никто ее не слушал. Кто-то тихо вздыхал, кто-то громко возмущался. Поступали и конкретные предложения – отказать такому клиенту в обслуживании, позвать другого кассира. Но причин для отказа не было и лишних кассиров тоже. Часть посетителей выходила из очереди, бросив товар на полки. А тот, кто забегал купить что-нибудь на последних минутах перед закрытием, завидев толпу, спешил в другой магазин. Грузчик, убиравший пустые коробки в служебное помещение, не сразу заметил возникшую ситуацию. Вид разгневанной толпы перед кассой его очень удивил. Обычно в это время уже мало посетителей, а тут столько народа. И всему виной старушка, решившая расплатиться деньгами, оставленными «на всякий случай». Недолго думая, грузчик вытащил из кармана две сторублевые купюры и вложил их в руку кассирши. Потом сгреб своей большой ладонью всю мелочь в бабушкину сумку и ушел. Толпа, удивленная таким поступком, вдруг притихла. А старушка почему-то горько заплакала.