Муха – махонькая, очень подвижная черная собачонка на коротких ножках, с белой грудкой, аккуратными ушами-тряпочками, неуклюжей толстой короткой шеей и узким задом. На ее гладкой мордочке поблескивали, как две черные бусины, умные глаза. Ее где-то подобрали и прикормили шофера. Она жила в большом гараже, куда ставили на ночь несколько служебных машин. Вечером Муху там закрывали, а утром, когда выгоняли машины, она выбегала на волю и целый день проводила в нашем дворе и его окрестностях. Голодной Муха никогда не была, хлеб даже не нюхала. Кормили ее водители хорошо и исправно. В субботние или воскресные дни водители приезжали поздно, и собака жалобно скулила в гараже, просясь на улицу.
Мухе очень не хватало любви и дружеского общения. Домашние собаки, которые гуляли с хозяевами, пренебрежительно относились к ней. Та с готовностью встречалась и прогуливалась по двору с каждой их них. Муха не держала дистанцию, заискивала и прямо стелилась перед ними, это не помогало. С ней играла только старая добродушная колли с шестого этажа.
Во время интересного периода у Мухи находились поклонники-замухрышки, которые добиваясь ее, стаей стерегли у гаража. Но после кавалеры теряли к ней интерес, и собачка оставалась одна. Вечерами она внимательно присматривалась к каждой подъезжающей машине, обнюхивала ее, обсматривала – поджидала своих водителей. В некоторые дни их долго не было. Все уже давно расходились по своим домам, а она неподвижно сидела одна в темном пустом дворе возле чернеющих гаражей и ждала.
Как-то вечером я пошла гулять со своим псом. Тут же появилась Муха. Она покрутилась возле Богдана, но тот не обратил на нее никакого внимания иубежал обшаривать кусты. Но оказалось, не Богдан интересовал ее, а собственно… я. Муха мелко трусила передо мной, потряхивая ушками-тряпочками, повиливала хвостиком. Иногда шла совсем рядом, шаг в шаг и все с надеждой посматривала на меня, поворачивая ко мне голову на короткой шее: «А я-то, я-то какая хорошая, – говорил весь ее вид, – умная, послушная, не то, что этот ваш, носится, как дурак, хозяев бросил. Я ни за что так делать не буду». Если я останавливалась, Муха садилась передо мной, ровно поставив две передние лапки, поднимала мордочку и тихо сидела – «Спокойная и преданная, такая, какая и нужна хозяевам», – поблескивали ее глаза-бусинки. Я поняла все, что она хотела мне сообщить. Она даже вставала время от времени на задние лапки, тянула ко мне передние, просяще заглядывая в глаза. Она так старалась обратить на себя внимание, понравиться, что в этом не оставалось никаких сомнений. В то же время Муха внимательно присматривалась к каждой заезжающей во двор машине – ждала своих покровителей.
Богдан после нашего общения с Мухой начал нервничать. Подбегал ко мне, нюхал и решительно фыркал – «Мое!». Муха это признавала, но, видимо, надеялась, что и ей может найтись местечко в теплом доме хозяев. Она без ревности посматривала на Богдана: вот они, баловни судьбы, с ними гуляют по два раза в день и не они бегают за хозяевами, а наоборот. Как же много понимало это маленькое существо: что гараж – это не дом, что водители не хозяева, что ей нужен настоящий дом и настоящие хозяева, которые бы вечерами гуляли с ней… Гуляли! А не уезжали, заперев ее в огромном темном гараже. Там лежит на бетонном полу теплая куртка, всегда есть еда, но как там одиноко! И как же по-человечьи, мудро, она вела себя, изо всех сил пытаясь понравиться дворовым «собачатникам».
Муха как будто что-то предчувствовала. Спустя две недели после ее ревностной попытки очаровать меня она пропала.
Кошачья любовь
Когда наша сиамская кошка просила кота, все остальные события в доме становились мелкими и неважными. Златка ни на минуту не позволяла отвлечь от себя внимание. День и ночь она вопила. Несколько лет мы носили ее к Стиве – огромному голубоглазому «болинезу». Уверенный в себе красавец обходился с кошками нежно и умело. Начинал он общение со Златой с того, что демонстрировал ей свои размеры, изящество и красоту. Он выгибал перед ней спину, вытягиваясь вверх на всех четырех лапах, поворачивался к ней то одной стороной, то другой, поводил хвостом, принимал изысканные, выразительные позы. Словом, показывал, как он неотразим и прекрасен. Златка с этим была согласна. Они хорошо ладили, и кошка приносила нам хорошеньких полуболинезов, полусиамов.
В один из биологических моментов мы не понесли ее к Стиве, так как приметили у своих соседей очень красивого кота. Похожий на Златку по окрасу, но только пушистый кот был, как нам сказали, породы невский маскарадный. Какие должны получиться прелестные котята! Коту исполнился год, и кошек у него еще не было. Мы договорились с хозяевами и торжественно, как драгоценный подарок, понесли кота Златке. «Увидит – обалдеет», – предвкушали мы.
Златка, действительно, обалдела, но повод был совсем не тот, который мы предполагали. Она выпучила глаза, пронзительно замяукала и понеслась навстречу коту. И по мере ее стремительного приближения, мы стали понимать, что цели у нее отнюдь не сексуальные. Она с диким воплем накинулась на роскошного кота и стала в остервенении драть его когтями. Муж пытался оторвать ее от жениха, она в ярости укусила его за палец. Обильно побежала кровь. Жених успел выбежать через открытую дверь на площадку и испариться.
Златку невозможно было унять. Шерсть стояла дыбом, глаза пылали безумной ненавистью. Она скакала и металась в поисках презренного кота. Нам удалось загнать ее в комнату и закрыть. Там она еще долго урчала и дико озиралась. Бедного жениха мы нашли на десятом этаже. Он сидел на ступеньке, прижавшись к бетонному полу, и дрожал.
А ведь до этого Златка изнемогала от своих природных влечений. Три дня и две ночи она вопила до исступления и хрипоты. Когда же мы добыли ей прекрасного с нашей человеческой точки зрения жениха, чуть не разорвала его в клочья. У меня есть только одно объяснения этому: она любила Стиву и ждала его. Есть она, кошачья любовь.
Урок полосатого кота
В очередной раз приблудился к нам уличный кот, обыкновенный, полосатый, без всякого намека на родовитость. Уже взросленьким к нам попал, с закоренелыми привычками. Был либо бестолков, либо настырен и нагл. Гадил по углам, хотя знал место. По этой причине я его не полюбила, а напротив, относилась к нему даже не с тихой, а с демонстративной ненавистью. Выбросить его у меня не хватало решимости. Как я буду выглядеть перед детьми, перед мужем? Не хотела портить образ терпеливой и доброй матери.
Муж очень долго возился с ним, чтобы вывести блох, чуть ли не по одной выуживал из шерсти, так как никаких аптиблошиных ошейников тогда не было, и карбофосом кота не намажешь. Кормили его вырезкой и рыбой в голодные 90-е годы. А он продолжал гадить по углам, отвечая нам черной неблагодарность. Хоть и был этот кот мне крайне неприятен, все же выжидали, не исправится ли.
Чувствуя мою неприязнь, он однажды отомстил мне с изобретательной подлостью: нагадил в мои единственные туфли! И тут меня охватило бешенство. Я схватила его за загривок, стала трясти, болтать и бить его, потом с размаху ткнула в изгаженные туфли, повозила мордой и со все силы бросила в тазик с песком, чтоб напомнить ему «место».
Наверное, коту было очень больно, он даже не убежал, он отполз от тазика и прижался к полу. Но меня переполняла злоба. Я сильно ударила его еще несколько раз. Он вжался в пол, и его затрясло. И в этот момент, когда кота колотило от страха, и он никуда не убегал, не пытался защититься, а просто бился в ужасе, мне захотелось ударить его со всей силы. И почти одновременно с этим кто-то сказал во мне: «Стоп, остановись». Даже если он тысячу раз виноват, я не могу причинять боль этой бьющейся от страха плоти, иначе я что-то нарушу в себе, взломаю что-то человечески важное. В этот момент мне стало ясно происхождение жестокости. Когда я увидела его, обезображенного страхом и бессилием, мне захотелось ударить его сильнее, еще сильнее, и я поняла почему. Это странно, но потому что это я довела его до такого состояния: безобидная, хрупкая, миловидная женщина, мать двоих детей – за то, что я явила звериный образ, за то, что он заставил меня изменить своим принципам и стать жестокой, я хотела выместить все это на нем.
И я увидела ту бездну, в которую влечет первый жестокий поступок. Здесь все очень хитро. Вина быстро переносится на тех, по отношению к которым ты совершил жестокий поступок. Они еще и в этом виноваты, что довели меня до такого! Вы заставили меня своим мерзким поведением быть жестоким и таким же мерзким, как вы. Так вот вам, сполна! Получайте! Душа слепнет и глохнет в один момент. Мы легко возгораемся ненавистью к тем, кто заставляет нас почувствовать собственную ущербность, кто нас разоблачил без всякого намерения это делать.
Тогда, возле трясущегося кота, я почувствовала: если не остановлюсь – произойдут непоправимые нарушения в душе, навсегда испортится хрупкий механизм, который блокирует импульсы жестокости и зла. Вот так, после первого же избиения ненавистного кота. Вылетит демон, который, оказывается, притаился и ждет, когда откроется для него дверь, когда я совершу такое зло, которое сделает его свободным, даст возможность поработить меня, завладеть мной. Тогда я поняла, как и почему тысячи обыкновенных людей превращаются в убийц. Дело стоит только за тем, чтобы один, да-да, всего один раз совершить что-нибудь гадкое, ударить, избить слабого, беззащитного, сломать внутри себя хрупкий барьер, и тогда от тебя отходит ангел и поднимает голову демон. И ты беззащитен перед ним. И даже проще: достаточно несколько раз посмотреть обыденными глазами на то, как мучают и пытают, и ты уже можешь быть в компании палачей. Для меня прежде было непостижимым, как социальные катастрофы вербуют столько гонителей и убийц, которые в прошлом были обычными людьми, законопослушными, не отличались кровожадностью. Но оказывается, и я с легкостью могу быть жестокой к беззащитному существу.
Юнг, говоря о демонах души, ставил это словосочетание в кавычки. Никаких кавычек! Демоны души так же реальны, как наше сердцебиение.
Так очевидна стала истина Великих: не отвечай злом на зло – это опасно, прежде всего, для тебя самого. Но первый такой наглядный урок я получила от полосатого кота, имени которого не запомнила.
Зара
После того как дом сестры в Тимирязево обворовали во второй раз, они завели Зару – огромную кавказскую овчарку. Я понимала причину такого выбора. Ведь свидетельницей последней кражи была их предыдущая собака –терьер Терри. Терри в тот день сидела дома безотлучно, видела воров и ни в чем не препятствовала им. Зная бестолковость и незлобивость Терри, я живо представляла, как она приветливо встретила незваных гостей, помогла им отыскать все ценные вещи и проводила, дружелюбно помахивая хвостиком. С Зарой такое и представить нельзя было. Сам вид ее внушал страх и трепет. На большой, как котел, голове злобно сверкали маленькие свирепые глаза. Увидев даже просто проходящих мимо людей, она бросалась с лаем на ограду и начинала с яростным рыком грызть деревянные доски, как бы показывая: «Вот что я с вами сделаю! Вот как я вас разорву!»
Эти устрашающие действия оказывали сильное впечатление. Слух о необыкновенно свирепой собаке, которую держат за как будто не очень внушительным деревянным забором, достиг даже главы поселковой администрации. Он пришел посмотреть, не представляет ли собака угрозы для односельчан. Его заверили, что забор крепкий, и сгрызла она только его верхнюю часть, и что она все равно сидит на цепи и никого не порвет.
Я настолько не верила в то, что Зара способна испытывать «простые человеческие чувства», что однажды спросила свою маленькую племянницу Анюту:
– А ты ее не боишься?
– Нет.
– И ты можешь подойти к ней?
– Конечно! – рассмеялась Аня.
– И поцеловать ее?
– Да, – Аня не совсем понимала, к чему я клоню.
– Ну, поцелуй.
Аню не надо было упрашивать, она вышла, легко сбежала с крыльца и чмокнула в нос Зару, лежащую лохматой грудой посредине двора. Та потянула свою тяжелую морду к Ане и с нежностью посмотрела на нее. Я наблюдала все это через окно веранды. «Смотри-ка, у нее чувства есть», – удивилась я.
Когда в дом нужно было пройти незнакомым людям, включая и родственников, Зару заводили в пристройку к гаражу – ее вольер, и запирали. Вскоре она прогрызла узкую, как амбразура, щель в стене вольера. Из щели виднелись все те же маленькие злобные глаза, и раздавался низкий утробный лай. Иногда ее уводили со двора в огород и привязывали возле бани. Мне кажется, это ее обижало. Ну, как же, отлучали от главных обязанностей. Оттуда она лишь изредка напоминала о себе.
Зара любила лежать на высоком крыльце, подпирая спиной входную дверь. Мне рассказывали страшные истории о том, как она вмиг бросалась с крыльца на чужих (сиделок, рабочих), которые, забывшись, открывали изнутри входную дверь. И только ретивость спасала их от расправы. Но однажды она успела-таки разодрать руку Маргарите Максимовне, маминой сиделке, когда та, забывшись, открыла дверь и ступила на крыльцо.
Вот с этой Зарой мне предстояло прожить 15 дней. Сестра попросила меня побыть в их доме с мамой и с племянниками, пока они с мужем будут путешествовать по Байкалу.
Поначалу Зара меня никак не отличала, свирепо лаяла и грызла стену, когда я проходила мимо ее вольера. Примерно через четыре дня моего постоянного мельтешения по двору она перестала на меня лаять. Следила за мной внимательно, но спокойно.
Кормили Зару довольно однообразно – костный куриный фарш с геркулесом. Хлеба ей давать не велели, так как от него собаки толстеют и шерсть портится. Но именно хлеб Зара очень любила. Я ей стала кидать с крыльца кусочки свежего белого хлеба. После этого она стала посматривать на меня с интересом и ожиданием. Теперь и я могла заметить в охраннице приятные черты. Глаза у Зары оказались очень умные, живые, и, что меня удивило, необыкновенно выразительные: по ее взгляду можно было понять все, что она чувствовала и как к тебе относилась.
«Ну ладно уж, ходи тут, не буду тебя убивать, я добрая. И ты тоже ничего, хлеб мне даешь Тебя, наверное, хозяева уважают, раз ты ходишь здесь туда-сюда. Ради них я тебя не трону, даже, может, и полюблю, если правильно вести себя будешь», – верьте мне, это все я без запинки прочла в ее взгляде.
После того, как Зара все это мне «сказала», я без опасений выносила ей во двор чашку с едой и меняла воду в тазике. Она смотрела на меня дружелюбно, помахивая хвостиком-метелкой, хотя длинная веревка позволяла разорвать меня в одночасье, если бы ей этого захотелось. Правда свободно разгуливать по двору без еды для Зары я пока не решалась.
Один раз после уже установившегося между нами взаимопонимания, Зара все же проявила недружественность ко мне. И я признала ее правоту. Я захотела покататься на велосипеде племянницы, и стала выводить его из гаража. Увидев это, Зара начала лаять из своей пристройки, но не так яростно и устрашающе, как прежде, а с явно недовольными интонациями: дескать, не наглей: ходить по двору – ходи, кормить меня – корми, но собственность не тронь, я за нее в ответе. Меня это и рассмешило, и удивило: какой точный «мессидж» – все ясно. Я много раз выходила и заходила на летнюю кухню с сумками, кастрюлями, ведрами – мимо Зары. Мелочь она пропускала, но велосипед – нет уж, извините, – ценность. Потом Леша, муж сестры, мне сказал, что кавказцев натаскивают именно на охрану собственности. Итак, собака смогла оценить размер ущерба, предположительно наносимый хозяевам. Кастрюли, ведра, – дешевка, а велосипед – дорогой, его надо отстаивать. Это и было самым поразительным.
Однажды я угостила Зару большим куском рыбного пирога. Она ела его с наслаждением, прижмуривая глазки, и потом тщательно собирала крошки, обнюхивала землю вокруг. Видя такое, я приберегла часть пирога на следующий день и снова угостила ее. Этот пирог ознаменовал настоящий переворот в наших отношениях. Зара была покорена. Съев пирог, она посмотрела на меня с такой же нежностью, как на Аню, когда та поцеловала ее в нос. И я перестала бояться Зару, ходила мимо нее и во дворе, и возле бани в огороде, снимала с веревок белье, под которым она лежала. Когда племянник Рома увидел, что Зара с любопытством обнюхивала мои коленки, когда я собирала белье, он ошалело покачал головой.
Ну вот, а вы говорите: хлебом не надо кормить собаку.
Потом из памяти Зары выпала эта страница наших отношений, и она в каждый приезд лаяла на меня с такой же злостью и старанием, как и на других незнакомцев. Но из моей памяти ничего не выпало. Будь у меня время посидеть рядом с ней, потолковать, посмотреть ей в глаза, она, думаю, все вспомнила бы и взглянула на меня с той неподражаемой нежностью, с какой умеют смотреть на своих хозяев большие сторожевые собаки.
Но со временем, повзрослев и оценив характер хозяев, Зара начала «мухлевать», а точнее сказать, творчески относиться к своему делу. В отсутствии хозяев она уже не висела на заборе и не облаивала яростно проходящих, просто бухтела на них для порядка. Но как только выходили хозяева, она начинала задиристо лаять, но уже без прежней неподдельной свирепости, как бы даже наигрывая злость. «Вот – я отличная собака, охраняю имущество», – сигнализировала Зара. Насколько же она была совершеннее тех примитивных задач, которые ей отвел человек – сидеть на цепи и охранять дом.
Зара была, как бы мы сказали про людей, личностью.
Альбинос
По свежевыпавшему снегу его иногда выгуливали во дворе – белоснежного голубоглазого кота. Мы его звали Альбинос. Десятилетняя девочка выводила его на недлинной бельевой веревке. Кот мягко ступал по пушистому снегу, блаженно обнюхивал все, что привлекало внимание. Его пышный хвост победоносно торчал вверх трубой. Прохожие останавливались в восхищении, чтобы полюбоваться редкостным красавцем. Альбинос выглядел вполне миролюбивым и добродушным котом. «Ему жену надо», – вздыхала маленькая хозяйка.
В скором времени мы узнали, какова же была истинная природа голубоглазого Альбиноса.
Как-то утром муж возвращался домой после дежурства. Он уже подошёл к подъезду и нос к носу столкнулся с этом Альбиносом. Но теперь по каким-то причинам от его добродушия не осталось и следа. Кот, прижав уши, стал злобно урчать и шипеть на Андрея. Невдалеке робко топталась его хозяйка. Обрывок веревки болтался на ошейнике у кота. Альбинос, хищно урча, прижался к земле и явно готовился атаковать Андрея по всем правилам звериной охоты. Андрей выставил перед ним ногу в ботинке, тот бросился на нее и легко прокусил толстую свиную кожу туристического ботинка. Дрыгнув ногой, муж отбросил кота. Но Альбинос уже вошел в раж, с ним творилось что-то невообразимое. Он снова атаковал Андрея, прыгнул на него прямо с земли и повис у него на плече. Хорошо, что на муже было толстое пальто на вате. Андрей схватил его за загривок, отодрал от пальто, отшвырнул подальше и зашел в подъезд. Прямо какой-то поединок Геракла с Немейским львом!
Кот не успокоился, он забежал в подъезд. Андрей уже зашел в квартиру. Альбинос вошел во вкус и искал новую жертву. В подъезде раздавалось его жуткие утробные вопли. Какой-то мужичок, направляясь в наш подъезд и услышав эти леденящие звуки, в нерешительности остановился и робко топтался у раскрытой двери. Хозяйка в голос плакала и металась на безопасном расстоянии.
Андрей взял мою старую шубу и вышел на поединок с Альбиносом. Такой корриды я никогда в жизни не видела. Мужу удалось набросить шубу на рассвирепевшего кота и закатать его. Но пока он нес сверток хозяйке, кот выскользнул из него и поскакал по двору. Тут уж Андрею пришлось проявить сноровку, побегать за ним, накидывая на ловко уворачивающегося кота шубу, пока, наконец, тот не попался и не был надежно скручен. Шубу с котом передали зареванной хозяйке, которая быстрее побежала домой.
А Андрей пошел домой залечивать раны. Кот умудрился через ботинок прокусить до крови большой палец на ноге и оставить царапины на плече. Возможно, кот рассвирепел из-за того, что от Андрея исходил запах котенка, который жил у нас. Но похоже, что рассвирепевший зверь в тот момент растерзал бы любого, кто попался ему на пути.