Их нашли в начале апреля.
Земля, еще не оттаявшая после зимы, отходила в траншее неровными смерзшимися слоями, и в одном из отвалов ковш экскаватора разворотил бруствер пулеметного гнезда, обнажив желтые кости. Скелет немецкого солдата сохранился полностью, только череп был смят и проломан в нескольких местах. Возле останков лежали гильзы от пулемета MG-42, противопехотная граната с трухлявой деревянной рукояткой и стеклянная фляжка с отбитым горлышком. Рядом был обнаружен еще один скелет, и по пуговицам сгнившей гимнастерки да ржавой медали «За оборону «Ленинграда» его идентифицировали как солдата РККА.
Останки двух бойцов лежали на дне траншеи вплотную друг к другу, правая рука красноармейца словно приобнимала немца в районе шеи. Поисковики хлюпали на дне ямы весенней холодной грязью, осторожно снимали слои земли вокруг скелетов. Время сжалось на семьдесят лет и приоткрыло маленькую щелку: посмотрите, как все было на самом деле.
Алексей Головач, командир поискового отряда «Витязь», спокойно и обстоятельно, с чувством рабочего превосходства докладывал подъехавшему на место чиновнику:
– Костные останки обнаружены на глубине полутора метров, скелеты в сохранности, за исключением солдата вермахта: череп пробит в четырех местах, разломан по основанию лобной кости. Судя по всему, его просто прикладами добивали. Наш боец погиб предположительно от пистолетного выстрела в упор. Видите, у него руки в районе шейных позвонков немца. Они схватились в рукопашной, наш боец начал душить, и немец, скорее всего, застрелил его.
– Откуда знаешь, что из пистолета? – спросил чиновник.
– Кирилл Сергеевич, – улыбнулся Головач, – мы не первый день в поиске. Рядом обнаружены гильзы от пули калибра 7,65 миллиметра. Такие пули были в пистолетах «Люгер», это знаменитый «Парабеллум».
– А сам пистолет... – начал Родионов.
– ...обнаружить не удалось, – картинно развел руками командир отряда. – Иначе бы мы как законопослушные граждане непременно сдали бы его органам правопорядка.
– Ох, демоны, попадетесь когда-нибудь!
– Посмотрите в наши честные глаза...
– Короче, – прервал чиновник.
– Так вот. Боец Рабоче-крестьянской Красной Армии идентифицирован по пуговицам от гимнастерки и сохранившейся медали «За оборону Ленинграда». Медаль не номерная, смертного медальона при нем не было, так что личность установить не представляется возможным. А немца определили так же по пуговицам и крючкам от кителя, кускам шинели и гранате М-24. Вот они, – Головач показал горсть позеленевших от времени пуговиц. – Цинковая фурнитура с четырьмя дырочками, такие были только у немцев. В траншее также обнаружены в большом количестве гильзы от «Костореза».
– От чего?
– Немецкий пулемет MG-42. Наши солдаты прозвали его «Косторезом» за исключительную убойную силу. По ходу, пулеметчиком был наш фашист, а пулеметчиков ой как не любили, в плен старались не брать...
– А сам пулемет?
– Не было его в траншее.
– Леша, – напрягся Родионов, – вот сейчас не смешно.
– Да не было, Кирилл Сергеевич, мы же не психи – пулемет тырить. И кому он нужен? Столько лет в земле... От него бы только труха ржавая осталась.
Родионов и Головач были знакомы пять лет, и, как всегда бывает при длительном знакомстве, между ними выстроилась линия не высказанных вслух договоренностей. Чиновник понимал, что если отнять у поисковиков хабар, – им станет неинтересно копать; но и те в свою очередь не наглели, «черным копательством» и мародерством не занимались. Жизнь всегда вносит свои коррективы в букву закона.
– Есть понимание, когда они погибли? – спросил Родионов.
– Да, в период с декабря 43-го по январь 44-го. Эта территория, – командир очертил рукой полукруг, – была под немцами. Первая линия обороны, самый «передок». Когда в сентябре 41-го немцы вышли к Пулковским высотам, на этом участке создалась благоприятная обстановка для дальнейшего продвижения. Видите эти валы? Здесь насыпи возводили еще до революции, когда строили ветку Императорской железной дороги. Они защищали пути от метелей и вьюг зимой. И как раз между этими валами по железке можно было скрытно выдвинуть войска по направлению к шоссе. Что немцы и сделали. У шоссе их остановили – конечно, ценой огромных потерь. Но в самой линии фронта образовался выступ, вклинивавшийся в нашу оборону. Немцы его звали «Палец», а наши солдаты – «Аппендицит». Командование не раз предпринимало попытки срезать этот выступ и выровнять линию фронта, но все впустую. Самый замес здесь был с 13 по 16 декабря 1943 года, перед операцией «Январский гром». Выступ мешал атаке на Александровскую. Еще есть версия, что командование стремилось выровнять линию фронта аккурат ко дню рождения Сталина, но это так себе мнение. В итоге «Аппендицит» атаковали части 189-й стрелковой дивизии силами двух батальонов и одной штрафной роты, даже несколько раз занимали немецкие позиции, но фрицы нас выбивали.
– Ты мне целую лекцию сейчас прочитал.
– Здесь все в костях, Кирилл Сергеевич. Все поле перед насыпью, в самих траншеях... По донесениям о безвозвратных потерях, тут около пятисот человек лежит, и все с пометкой «оставлен на поле боя».
– Вы же каждый сезон здесь работаете.
– И каждый год находим бойцов. И долго еще будем находить. У нас семь человек в отряде, у всех работа, семьи... Это капля в море. По-хорошему, здесь нужна полноценная поисковая операция. С выделением строительной техники, разбивкой палаточного городка, с графиком обследования территории...
– Ну, это не ко мне вопросы, – открестился Родионов.
– А к кому? Вы здесь власть.
– У нас даже целевой статьи нет под такой проект, я уже не говорю о финансировании. Это должно быть решение на уровне правительства города. Нет у района полномочий на такие операции, нет, понимаете?
– Ладно, это я вслух мечтаю...
– Пишите обращение на главу, мы переправим его в профильный комитет.
– Да там отписка будет, мы все это проходили уже.
– Скорее всего. Но у района руки связаны. Давай дальше.
– А дальше все просто. С 15 октября 1943 года эти позиции заняла 215-я пехотная дивизия вермахта и стояла до января 1944-го, пока их не выбили окончательно. Пулеметчик наш, скорее всего, оттуда. Бои здесь были жестокие. На Александровку наступал 110-й стрелковый корпус, наступал неудачно, много народу полегло. Но это была масштабная операция, наступление не останавливалось, все рвались вперед. Не было времени мертвыми заниматься. Похоронные команды просто сваливали тела в траншею, никто особо не разбирался в те дни, где наши, где немцы... Так бойцы и остались лежать.
– В целом ясно. Хорошо. Звони в полицию, пускай вызывают криминалистов и пакуют останки.
– Кирилл Сергеевич... – замялся Головач. – Может, мы сами...
– Не может. Нет у вас полномочий на эксгумацию. И саперов надо, чтобы гранату забрали.
В этот момент в траншее что-то громко плюхнулось в лужу. Поисковики нестройно матюгнулись. И буквально через несколько секунд окликнули командира:
– Леша, тут еще два бойца. Тоже немцы, по ходу...
Командир спрыгнул в траншею. Родионов, чертыхнувшись, полез за ним по следу экскаватора, стараясь ничего не касаться и не испачкать пальто и брюки. Резиновые сапоги, всегда лежавшие в багажнике автомобиля для таких случаев, тут же обросли комьями грязи, все хлюпало и чавкало под ногами. Из траншеи несло ледяным могильным духом.
Останки немцев обнаружили случайно. От стенки траншеи отвалился пласт земли и открыл нишу, в которой лежали, полусогнувшись и поджав ноги, скелеты двух людей. Из земли торчали полусгнившая немецкая каска, ржавый ствол винтовки и почерневший от времени газбак.
Его-то Головач и взял в руки, встряхнул. И радостно услышал, как что-то звенькнуло внутри. Попытался открыть защелку тубуса, но она сгнила полностью и сломалась от первого прикосновения. Тогда командир отряда просто с усилием провернул крышку и высыпал содержимое на землю.
Фольга от шоколада, прямоугольные пакетики непонятного назначения, зубная щетка, бритва, комок сгнившей бумаги, по-видимому, письма, и Железный крест.
Головач с усилием сглотнул, руки его задрожали. Он аккуратно очистил кусок металла от земли.
– Самая распространенная награда вермахта, – пояснил Родионову. – Железный крест первого класса.
И замолчал, неуверенно глядя в сторону.
Возникла неловкая пауза, во время которой все участники разговора понимали, о чем это молчание. По закону, все трофейные предметы являются собственностью министерства обороны.
– Хорошо, – улыбнулся Родионов. – Будем считать, что я его не видел.
– Золотой вы человек, – повеселел Головач.
– Зато я видела.
Мужчины резко, как по команде, обернулись. На бруствере окопа у самого края стояла молодая симпатичная девушка и с усмешкой прищуривалась. Шерстяная шапочка, легкая синяя куртка, джинсы. Одета легко и удобно. Прядь русых волос выбивалась из-под шапки. Глядя на нее снизу вверх, Родионов успел подумать, что сам он выглядит по-идиотски, и спросил недовольно:
– А вы, собственно, кто такая?
– Алиса Михеева, интернет-портал «Мойка.ру».
Из неотправленных писем Курта Мольтке,
ефрейтора 380-го гренадерского полка 215-й пехотной дивизии
14 декабря 1943 года
Здравствуй, отец! Не знаю, когда смогу отправить тебе это письмо. С каждым днем обстановка на фронте все напряженней. Но и в этой Богом забытой земле есть место для чуда. Вчера, 13 декабря в 6 утра я сменился с дежурства в районе «Пальца» (я ведь писал тебе о «Пальце»), и был отправлен в расположение батальона. И ровно через час началась сумасшедшая атака русских. Я даже заснуть не успел. Они хлынули на наши позиции с трех сторон. Фриц Майер, сменивший меня на позиции, погиб в этом бою. Наши солдаты сражались храбро, но русские озверели от ненависти, они ползли и ползли вперед, цепь за цепью, линия за линией. Это жестокий, хитрый враг, но и бесстрашный, надо отдать им должное. Здесь все идет не так, как мы планировали.
Через два часа все было кончено, русские ворвались в наши траншеи и захватили «Палец». Я наблюдал за этим со стороны из расположения батальона. Все поле перед насыпью было усеяно трупами наших и русских солдат. И знаешь, что было самое жуткое? Тишина после атаки. Я сейчас попробую объяснить. Всегда после успешной атаки начинается зачистка траншей от врага. Раненых или берут в плен, или добивают выстрелом на месте. Но тут не было выстрелов. Это значит, что не было раненых. Погибли все, кто находился на позициях, абсолютно все.
С начала атаки полк подняли по тревоге. На фронте в эти дни установилось затишье, поэтому все внимание командования 18-й армии было обращено к нам. Из штаба пришел приказ: сектор должен быть возвращен и сохранен.
Наша 2-я рота под командованием лейтенанта Шенка, 10-я рота оберлейтенанта Шепфлина и взвод штурмовой роты атаковали «Палец» со стороны разрушенной деревни Redkoe Kuzmino. Мне сложно описать этот бой, отец. Как будто все вокруг сошло с ума. Мы быстро преодолели отрезок поля, отделяющий нас от валов вдоль железной дороги. Наши минометы подавили врага и позволили ворваться в траншею, и вот тут начался настоящий ад. Весь день мы пытались выбить русских из траншей, но они вцепились в них зубами, каждое ответвление, каждый боковой ход превращался в неприступную крепость. Они забрасывали нас гранатами, поливали из пулеметов и никак не хотели умирать.
С правой стороны контратаковала 3-я рота под командованием гауптмана Штейма. И когда они взяли свой участок «Пальца», и мы сжали русских с двух сторон, – началась рукопашная. Весь день во время боя русские пытались прислать своим частям подкрепление, но наши пулеметчики не давали им подойти. К вечеру в траншеях осталась горстка бойцов, человек десять-пятнадцать. Сами траншеи были завалены телами, и в этом месиве уже сложно было разобрать, где наши, а где русские. И вот эти обреченные на смерть люди, грязные, рваные, с диким взглядом, в котором уже нет ничего человеческого, достали штыки, саперные лопатки и бросились на нас с диким криком. Одновременно с этим русская артиллерия начала работать по позициям «Пальца», несмотря на то, что там были их собственные солдаты. У этих зверей нет понятия о воинской чести, они не берут в плен и готовы размолотить всех, даже своих, лишь бы одержать победу.
Признаюсь честно, отец, мы дрогнули. Мы не выдержали этой атаки мертвецов и воя мин над головой, и по свистку фельдфебеля откатились метров на сорок. А как только стемнело, русским все же удалось направить подкрепление к захваченным траншеям «Пальца».
После девяти вечера мы снова пошли в атаку, на этот раз не поротно, а мелкими группами, по пятнадцать-двадцать человек. Под прикрытием темноты нам удалось вплотную приблизиться к «Пальцу», мы вновь ворвались в траншеи, снова началась рукопашная. Участок постоянно подсвечивался осветительными ракетами, и было похоже, что нас забросили в мерцающий сон. Я не знаю, сколько прошло времени: и бомбежка, и контратаки русских, взрывы гранат, свист пуль, треск автоматных очередей, – все смешалось в дрожащий студень без времени и без смысла. Я даже не помню, как мы подошли к кончику «Пальца». Мы пробирались в траншеях по телам убитых, остро пахло кровью и мочой.
В какой-то момент мне захотелось умереть.
В темноте меня сбили с ног, и не было сил подняться. Я лег на чье-то тело, лицо мое вплотную приблизилось к лицу убитого. Он вонял нечистотами и смертью, но мне уже было все равно. Я закрыл глаза и мгновенно заснул, отец. Не знаю, сколько я спал, может быть, пять часов, а может быть, пять минут, но когда я проснулся, – вокруг звучала родная немецкая речь. Русских выбили с «Пальца», все было кончено.
Странное чувство поселилось в душе. Несмотря на то, что мы победили – полная апатия, никакой радости. Пропали все чувства, даже страх смерти. После боя, перед самым рассветом наш пулеметчик Ганс Винкельхок поднялся на бруствер первой линии траншей и закурил. Сам грязный, руки по локоть в крови, он просто стоял, курил и смотрел в сторону русских позиций. До переднего края было не больше ста метров, и снайпер противника тут же начал вести огонь. Он стрелял по Гансу и никак не мог попасть, а тот не уклонялся, просто стоял и курил, даже когда русская пуля щелкнула его по каске. Он только пошатнулся на краю окопа. И никто его не осудил, никто не крикнул: «Ганс, что ты делаешь?» Просто это было... так нормально, так естественно, что не вызывало никаких сомнений в его праве. Только докурив сигарету, отбросив окурок в декабрьскую слякоть, Ганс спрыгнул в окоп и подошел к своему пулемету.
После боя наш измотанный батальон был снят с позиции и отправлен в тыл на отдых в деревню Mestelevo, но пополнения мы не дождались, уже после обеда поступил приказ вернуться и занять оборону. На позициях «Пальца» нас ждал штурмовой батальон, прибывший из резерва 18-й армии. Рослые, откормленные парни в чистой форме: рядом с ними мы казались расхристанным сбродом. Они фотографировались в траншеях на фоне окоченевших тел русских солдат, были в целом веселы и довольны жизнью. Сволочи, даже трупы не убрали! Когда гауптман Баудер, принявший командование нашим батальоном после ранения Альтштадта, сделал замечание их командиру, тот лишь отвернулся, словно ничего не слышал. Тогда гауптман отказался принимать позиции в таком состоянии. Командир штурмового батальона разозлился, навис над Баудером и начал, брызжа слюной и матерясь, как грузчик в пивной, требовать, чтобы тот отдал нам приказ занимать траншеи. Баудер роста невысокого, но крепкий, коренастый, из тех людей, что не хвалят день, пока не наступит вечер. Он коротко развернулся и ударил командира штурмового батальона под дых. На этом разговор был окончен. И пока штурмовики убирали трупы, Баудер связался со штабом полка и добился, чтобы одна рота этих чистюль осталась для усиления. Так было правильно. Оставшимися силами нам «Палец» не удержать.
Я наблюдал за командиром краем глаза, пока устанавливал пулемет на бруствере окопа, и мне пришло в голову, что он самый настоящий хамельнский крысолов, а мы – неразумные дети; сейчас он достанет дудочку, заиграет свою волшебную мелодию, и мы, зачарованные ее звуками, прямиком зашагаем к позициям русских.
Знаешь, отец, эта мысль не кажется мне такой уж безумной.
– Сколько стоит Железный крест?
Оказавшись в дурацкой ситуации на раскопе, Родионов пригласил журналистку в кафе, чтобы в спокойной обстановке все объяснить. Еле заметным кивком позвал с собой и командира поисковиков. Они сели в «Белом кролике» в центре города.
– Это зависит от сохрана, от класса, – уверенно начал Головач и достал крест из кармана. – Видите, застежка на реверсе награды, а верхняя рамка гладкая – это значит, что крест первого класса. У второго класса на вершине впаяно кольцо для крепления ленты. В остальном они идентичны.
Девушка явно заинтересовалась:
– А кого им награждали?
– Всех. Надо было выполнить пять особо опасных заданий и быть награжденным Железным крестом второго класса.
– Как интересно, – Алиса легким движением руки поправила прядь волос, так невзначай, по-женски, как бы говоря этим: я ничего не понимаю в ваших мальчишеских штуках. – Так сколько он стоит сейчас?
– Ну... от десяти до двадцати пяти тысяч рублей. Опять же...
Родионов, не выдержав, толкнул поисковика ногой и перебил:
– Вы с какой целью интересуетесь? Все предметы, оружие и амуниция, найденные во время поисковых работ, являются собственностью министерства обороны и будут переданы по акту в районный военкомат. Мы не торгуем трофеями.
– Разумеется, – улыбнулась журналистка. – Вы не против, если я включу диктофон?
– Против. Я готов в частном порядке ответить на ваши вопросы, но если вам нужен официальный комментарий, – обращайтесь в пресс-службу администрации. Я не уполномочен общаться со СМИ.
– Хорошо, хорошо...
– Как вы вообще там оказались?
Девушка доверительно потянулась к чиновнику через столик, так близко, что он услышал запах ее волос, и тихо произнесла:
– В кроличью нору свалилась.
И глазами стрельнула. Родионов сглотнул.
– Хорошо. Какие у вас вопросы?
– На прошедших недавно общественных слушаниях был утвержден проект планировки территории района. На том месте, где мы с вами встретились, будет построен образцовый жилой квартал. При этом, насколько мне известно, территория не обследовалась на наличие взрывоопасных предметов и неучтенных воинских захоронений. Как вы это прокомментируете?
Милая девушка исчезла. Напротив Родионова сидел опытный, въедливый журналист, полностью владеющий историей вопроса и знающий, что спрашивать. Чиновник понял, что попался на крючок, как доверчивый сытый сазан, но попытался еще трепыхнуться, соскочить.
– Ну, как не обследовалась? – Кирилл Сергеевич добродушно улыбнулся. – Вот прямо сейчас и обследуется. Мы, по-вашему, просто так в грязи там ковырялись? Только сегодня за один день поисковым отрядом «Витязь» были обнаружены останки четырех солдат, один наш боец и трое, предположительно, немцы.
– Это все замечательно, только по закону застройщик сначала должен был провести необходимые инженерные работы, а потом приступать к планировке территории, – Алиса сделала ударение на слове «сначала». – А что мы наблюдаем сейчас? ООО «Стройинвест» уже проект на своем сайте опубликовал, а работы по поиску бойцов только начались.
– Простите, по какому закону?
Земля, еще не оттаявшая после зимы, отходила в траншее неровными смерзшимися слоями, и в одном из отвалов ковш экскаватора разворотил бруствер пулеметного гнезда, обнажив желтые кости. Скелет немецкого солдата сохранился полностью, только череп был смят и проломан в нескольких местах. Возле останков лежали гильзы от пулемета MG-42, противопехотная граната с трухлявой деревянной рукояткой и стеклянная фляжка с отбитым горлышком. Рядом был обнаружен еще один скелет, и по пуговицам сгнившей гимнастерки да ржавой медали «За оборону «Ленинграда» его идентифицировали как солдата РККА.
Останки двух бойцов лежали на дне траншеи вплотную друг к другу, правая рука красноармейца словно приобнимала немца в районе шеи. Поисковики хлюпали на дне ямы весенней холодной грязью, осторожно снимали слои земли вокруг скелетов. Время сжалось на семьдесят лет и приоткрыло маленькую щелку: посмотрите, как все было на самом деле.
Алексей Головач, командир поискового отряда «Витязь», спокойно и обстоятельно, с чувством рабочего превосходства докладывал подъехавшему на место чиновнику:
– Костные останки обнаружены на глубине полутора метров, скелеты в сохранности, за исключением солдата вермахта: череп пробит в четырех местах, разломан по основанию лобной кости. Судя по всему, его просто прикладами добивали. Наш боец погиб предположительно от пистолетного выстрела в упор. Видите, у него руки в районе шейных позвонков немца. Они схватились в рукопашной, наш боец начал душить, и немец, скорее всего, застрелил его.
– Откуда знаешь, что из пистолета? – спросил чиновник.
– Кирилл Сергеевич, – улыбнулся Головач, – мы не первый день в поиске. Рядом обнаружены гильзы от пули калибра 7,65 миллиметра. Такие пули были в пистолетах «Люгер», это знаменитый «Парабеллум».
– А сам пистолет... – начал Родионов.
– ...обнаружить не удалось, – картинно развел руками командир отряда. – Иначе бы мы как законопослушные граждане непременно сдали бы его органам правопорядка.
– Ох, демоны, попадетесь когда-нибудь!
– Посмотрите в наши честные глаза...
– Короче, – прервал чиновник.
– Так вот. Боец Рабоче-крестьянской Красной Армии идентифицирован по пуговицам от гимнастерки и сохранившейся медали «За оборону Ленинграда». Медаль не номерная, смертного медальона при нем не было, так что личность установить не представляется возможным. А немца определили так же по пуговицам и крючкам от кителя, кускам шинели и гранате М-24. Вот они, – Головач показал горсть позеленевших от времени пуговиц. – Цинковая фурнитура с четырьмя дырочками, такие были только у немцев. В траншее также обнаружены в большом количестве гильзы от «Костореза».
– От чего?
– Немецкий пулемет MG-42. Наши солдаты прозвали его «Косторезом» за исключительную убойную силу. По ходу, пулеметчиком был наш фашист, а пулеметчиков ой как не любили, в плен старались не брать...
– А сам пулемет?
– Не было его в траншее.
– Леша, – напрягся Родионов, – вот сейчас не смешно.
– Да не было, Кирилл Сергеевич, мы же не психи – пулемет тырить. И кому он нужен? Столько лет в земле... От него бы только труха ржавая осталась.
Родионов и Головач были знакомы пять лет, и, как всегда бывает при длительном знакомстве, между ними выстроилась линия не высказанных вслух договоренностей. Чиновник понимал, что если отнять у поисковиков хабар, – им станет неинтересно копать; но и те в свою очередь не наглели, «черным копательством» и мародерством не занимались. Жизнь всегда вносит свои коррективы в букву закона.
– Есть понимание, когда они погибли? – спросил Родионов.
– Да, в период с декабря 43-го по январь 44-го. Эта территория, – командир очертил рукой полукруг, – была под немцами. Первая линия обороны, самый «передок». Когда в сентябре 41-го немцы вышли к Пулковским высотам, на этом участке создалась благоприятная обстановка для дальнейшего продвижения. Видите эти валы? Здесь насыпи возводили еще до революции, когда строили ветку Императорской железной дороги. Они защищали пути от метелей и вьюг зимой. И как раз между этими валами по железке можно было скрытно выдвинуть войска по направлению к шоссе. Что немцы и сделали. У шоссе их остановили – конечно, ценой огромных потерь. Но в самой линии фронта образовался выступ, вклинивавшийся в нашу оборону. Немцы его звали «Палец», а наши солдаты – «Аппендицит». Командование не раз предпринимало попытки срезать этот выступ и выровнять линию фронта, но все впустую. Самый замес здесь был с 13 по 16 декабря 1943 года, перед операцией «Январский гром». Выступ мешал атаке на Александровскую. Еще есть версия, что командование стремилось выровнять линию фронта аккурат ко дню рождения Сталина, но это так себе мнение. В итоге «Аппендицит» атаковали части 189-й стрелковой дивизии силами двух батальонов и одной штрафной роты, даже несколько раз занимали немецкие позиции, но фрицы нас выбивали.
– Ты мне целую лекцию сейчас прочитал.
– Здесь все в костях, Кирилл Сергеевич. Все поле перед насыпью, в самих траншеях... По донесениям о безвозвратных потерях, тут около пятисот человек лежит, и все с пометкой «оставлен на поле боя».
– Вы же каждый сезон здесь работаете.
– И каждый год находим бойцов. И долго еще будем находить. У нас семь человек в отряде, у всех работа, семьи... Это капля в море. По-хорошему, здесь нужна полноценная поисковая операция. С выделением строительной техники, разбивкой палаточного городка, с графиком обследования территории...
– Ну, это не ко мне вопросы, – открестился Родионов.
– А к кому? Вы здесь власть.
– У нас даже целевой статьи нет под такой проект, я уже не говорю о финансировании. Это должно быть решение на уровне правительства города. Нет у района полномочий на такие операции, нет, понимаете?
– Ладно, это я вслух мечтаю...
– Пишите обращение на главу, мы переправим его в профильный комитет.
– Да там отписка будет, мы все это проходили уже.
– Скорее всего. Но у района руки связаны. Давай дальше.
– А дальше все просто. С 15 октября 1943 года эти позиции заняла 215-я пехотная дивизия вермахта и стояла до января 1944-го, пока их не выбили окончательно. Пулеметчик наш, скорее всего, оттуда. Бои здесь были жестокие. На Александровку наступал 110-й стрелковый корпус, наступал неудачно, много народу полегло. Но это была масштабная операция, наступление не останавливалось, все рвались вперед. Не было времени мертвыми заниматься. Похоронные команды просто сваливали тела в траншею, никто особо не разбирался в те дни, где наши, где немцы... Так бойцы и остались лежать.
– В целом ясно. Хорошо. Звони в полицию, пускай вызывают криминалистов и пакуют останки.
– Кирилл Сергеевич... – замялся Головач. – Может, мы сами...
– Не может. Нет у вас полномочий на эксгумацию. И саперов надо, чтобы гранату забрали.
В этот момент в траншее что-то громко плюхнулось в лужу. Поисковики нестройно матюгнулись. И буквально через несколько секунд окликнули командира:
– Леша, тут еще два бойца. Тоже немцы, по ходу...
Командир спрыгнул в траншею. Родионов, чертыхнувшись, полез за ним по следу экскаватора, стараясь ничего не касаться и не испачкать пальто и брюки. Резиновые сапоги, всегда лежавшие в багажнике автомобиля для таких случаев, тут же обросли комьями грязи, все хлюпало и чавкало под ногами. Из траншеи несло ледяным могильным духом.
Останки немцев обнаружили случайно. От стенки траншеи отвалился пласт земли и открыл нишу, в которой лежали, полусогнувшись и поджав ноги, скелеты двух людей. Из земли торчали полусгнившая немецкая каска, ржавый ствол винтовки и почерневший от времени газбак.
Его-то Головач и взял в руки, встряхнул. И радостно услышал, как что-то звенькнуло внутри. Попытался открыть защелку тубуса, но она сгнила полностью и сломалась от первого прикосновения. Тогда командир отряда просто с усилием провернул крышку и высыпал содержимое на землю.
Фольга от шоколада, прямоугольные пакетики непонятного назначения, зубная щетка, бритва, комок сгнившей бумаги, по-видимому, письма, и Железный крест.
Головач с усилием сглотнул, руки его задрожали. Он аккуратно очистил кусок металла от земли.
– Самая распространенная награда вермахта, – пояснил Родионову. – Железный крест первого класса.
И замолчал, неуверенно глядя в сторону.
Возникла неловкая пауза, во время которой все участники разговора понимали, о чем это молчание. По закону, все трофейные предметы являются собственностью министерства обороны.
– Хорошо, – улыбнулся Родионов. – Будем считать, что я его не видел.
– Золотой вы человек, – повеселел Головач.
– Зато я видела.
Мужчины резко, как по команде, обернулись. На бруствере окопа у самого края стояла молодая симпатичная девушка и с усмешкой прищуривалась. Шерстяная шапочка, легкая синяя куртка, джинсы. Одета легко и удобно. Прядь русых волос выбивалась из-под шапки. Глядя на нее снизу вверх, Родионов успел подумать, что сам он выглядит по-идиотски, и спросил недовольно:
– А вы, собственно, кто такая?
– Алиса Михеева, интернет-портал «Мойка.ру».
Из неотправленных писем Курта Мольтке,
ефрейтора 380-го гренадерского полка 215-й пехотной дивизии
14 декабря 1943 года
Здравствуй, отец! Не знаю, когда смогу отправить тебе это письмо. С каждым днем обстановка на фронте все напряженней. Но и в этой Богом забытой земле есть место для чуда. Вчера, 13 декабря в 6 утра я сменился с дежурства в районе «Пальца» (я ведь писал тебе о «Пальце»), и был отправлен в расположение батальона. И ровно через час началась сумасшедшая атака русских. Я даже заснуть не успел. Они хлынули на наши позиции с трех сторон. Фриц Майер, сменивший меня на позиции, погиб в этом бою. Наши солдаты сражались храбро, но русские озверели от ненависти, они ползли и ползли вперед, цепь за цепью, линия за линией. Это жестокий, хитрый враг, но и бесстрашный, надо отдать им должное. Здесь все идет не так, как мы планировали.
Через два часа все было кончено, русские ворвались в наши траншеи и захватили «Палец». Я наблюдал за этим со стороны из расположения батальона. Все поле перед насыпью было усеяно трупами наших и русских солдат. И знаешь, что было самое жуткое? Тишина после атаки. Я сейчас попробую объяснить. Всегда после успешной атаки начинается зачистка траншей от врага. Раненых или берут в плен, или добивают выстрелом на месте. Но тут не было выстрелов. Это значит, что не было раненых. Погибли все, кто находился на позициях, абсолютно все.
С начала атаки полк подняли по тревоге. На фронте в эти дни установилось затишье, поэтому все внимание командования 18-й армии было обращено к нам. Из штаба пришел приказ: сектор должен быть возвращен и сохранен.
Наша 2-я рота под командованием лейтенанта Шенка, 10-я рота оберлейтенанта Шепфлина и взвод штурмовой роты атаковали «Палец» со стороны разрушенной деревни Redkoe Kuzmino. Мне сложно описать этот бой, отец. Как будто все вокруг сошло с ума. Мы быстро преодолели отрезок поля, отделяющий нас от валов вдоль железной дороги. Наши минометы подавили врага и позволили ворваться в траншею, и вот тут начался настоящий ад. Весь день мы пытались выбить русских из траншей, но они вцепились в них зубами, каждое ответвление, каждый боковой ход превращался в неприступную крепость. Они забрасывали нас гранатами, поливали из пулеметов и никак не хотели умирать.
С правой стороны контратаковала 3-я рота под командованием гауптмана Штейма. И когда они взяли свой участок «Пальца», и мы сжали русских с двух сторон, – началась рукопашная. Весь день во время боя русские пытались прислать своим частям подкрепление, но наши пулеметчики не давали им подойти. К вечеру в траншеях осталась горстка бойцов, человек десять-пятнадцать. Сами траншеи были завалены телами, и в этом месиве уже сложно было разобрать, где наши, а где русские. И вот эти обреченные на смерть люди, грязные, рваные, с диким взглядом, в котором уже нет ничего человеческого, достали штыки, саперные лопатки и бросились на нас с диким криком. Одновременно с этим русская артиллерия начала работать по позициям «Пальца», несмотря на то, что там были их собственные солдаты. У этих зверей нет понятия о воинской чести, они не берут в плен и готовы размолотить всех, даже своих, лишь бы одержать победу.
Признаюсь честно, отец, мы дрогнули. Мы не выдержали этой атаки мертвецов и воя мин над головой, и по свистку фельдфебеля откатились метров на сорок. А как только стемнело, русским все же удалось направить подкрепление к захваченным траншеям «Пальца».
После девяти вечера мы снова пошли в атаку, на этот раз не поротно, а мелкими группами, по пятнадцать-двадцать человек. Под прикрытием темноты нам удалось вплотную приблизиться к «Пальцу», мы вновь ворвались в траншеи, снова началась рукопашная. Участок постоянно подсвечивался осветительными ракетами, и было похоже, что нас забросили в мерцающий сон. Я не знаю, сколько прошло времени: и бомбежка, и контратаки русских, взрывы гранат, свист пуль, треск автоматных очередей, – все смешалось в дрожащий студень без времени и без смысла. Я даже не помню, как мы подошли к кончику «Пальца». Мы пробирались в траншеях по телам убитых, остро пахло кровью и мочой.
В какой-то момент мне захотелось умереть.
В темноте меня сбили с ног, и не было сил подняться. Я лег на чье-то тело, лицо мое вплотную приблизилось к лицу убитого. Он вонял нечистотами и смертью, но мне уже было все равно. Я закрыл глаза и мгновенно заснул, отец. Не знаю, сколько я спал, может быть, пять часов, а может быть, пять минут, но когда я проснулся, – вокруг звучала родная немецкая речь. Русских выбили с «Пальца», все было кончено.
Странное чувство поселилось в душе. Несмотря на то, что мы победили – полная апатия, никакой радости. Пропали все чувства, даже страх смерти. После боя, перед самым рассветом наш пулеметчик Ганс Винкельхок поднялся на бруствер первой линии траншей и закурил. Сам грязный, руки по локоть в крови, он просто стоял, курил и смотрел в сторону русских позиций. До переднего края было не больше ста метров, и снайпер противника тут же начал вести огонь. Он стрелял по Гансу и никак не мог попасть, а тот не уклонялся, просто стоял и курил, даже когда русская пуля щелкнула его по каске. Он только пошатнулся на краю окопа. И никто его не осудил, никто не крикнул: «Ганс, что ты делаешь?» Просто это было... так нормально, так естественно, что не вызывало никаких сомнений в его праве. Только докурив сигарету, отбросив окурок в декабрьскую слякоть, Ганс спрыгнул в окоп и подошел к своему пулемету.
После боя наш измотанный батальон был снят с позиции и отправлен в тыл на отдых в деревню Mestelevo, но пополнения мы не дождались, уже после обеда поступил приказ вернуться и занять оборону. На позициях «Пальца» нас ждал штурмовой батальон, прибывший из резерва 18-й армии. Рослые, откормленные парни в чистой форме: рядом с ними мы казались расхристанным сбродом. Они фотографировались в траншеях на фоне окоченевших тел русских солдат, были в целом веселы и довольны жизнью. Сволочи, даже трупы не убрали! Когда гауптман Баудер, принявший командование нашим батальоном после ранения Альтштадта, сделал замечание их командиру, тот лишь отвернулся, словно ничего не слышал. Тогда гауптман отказался принимать позиции в таком состоянии. Командир штурмового батальона разозлился, навис над Баудером и начал, брызжа слюной и матерясь, как грузчик в пивной, требовать, чтобы тот отдал нам приказ занимать траншеи. Баудер роста невысокого, но крепкий, коренастый, из тех людей, что не хвалят день, пока не наступит вечер. Он коротко развернулся и ударил командира штурмового батальона под дых. На этом разговор был окончен. И пока штурмовики убирали трупы, Баудер связался со штабом полка и добился, чтобы одна рота этих чистюль осталась для усиления. Так было правильно. Оставшимися силами нам «Палец» не удержать.
Я наблюдал за командиром краем глаза, пока устанавливал пулемет на бруствере окопа, и мне пришло в голову, что он самый настоящий хамельнский крысолов, а мы – неразумные дети; сейчас он достанет дудочку, заиграет свою волшебную мелодию, и мы, зачарованные ее звуками, прямиком зашагаем к позициям русских.
Знаешь, отец, эта мысль не кажется мне такой уж безумной.
– Сколько стоит Железный крест?
Оказавшись в дурацкой ситуации на раскопе, Родионов пригласил журналистку в кафе, чтобы в спокойной обстановке все объяснить. Еле заметным кивком позвал с собой и командира поисковиков. Они сели в «Белом кролике» в центре города.
– Это зависит от сохрана, от класса, – уверенно начал Головач и достал крест из кармана. – Видите, застежка на реверсе награды, а верхняя рамка гладкая – это значит, что крест первого класса. У второго класса на вершине впаяно кольцо для крепления ленты. В остальном они идентичны.
Девушка явно заинтересовалась:
– А кого им награждали?
– Всех. Надо было выполнить пять особо опасных заданий и быть награжденным Железным крестом второго класса.
– Как интересно, – Алиса легким движением руки поправила прядь волос, так невзначай, по-женски, как бы говоря этим: я ничего не понимаю в ваших мальчишеских штуках. – Так сколько он стоит сейчас?
– Ну... от десяти до двадцати пяти тысяч рублей. Опять же...
Родионов, не выдержав, толкнул поисковика ногой и перебил:
– Вы с какой целью интересуетесь? Все предметы, оружие и амуниция, найденные во время поисковых работ, являются собственностью министерства обороны и будут переданы по акту в районный военкомат. Мы не торгуем трофеями.
– Разумеется, – улыбнулась журналистка. – Вы не против, если я включу диктофон?
– Против. Я готов в частном порядке ответить на ваши вопросы, но если вам нужен официальный комментарий, – обращайтесь в пресс-службу администрации. Я не уполномочен общаться со СМИ.
– Хорошо, хорошо...
– Как вы вообще там оказались?
Девушка доверительно потянулась к чиновнику через столик, так близко, что он услышал запах ее волос, и тихо произнесла:
– В кроличью нору свалилась.
И глазами стрельнула. Родионов сглотнул.
– Хорошо. Какие у вас вопросы?
– На прошедших недавно общественных слушаниях был утвержден проект планировки территории района. На том месте, где мы с вами встретились, будет построен образцовый жилой квартал. При этом, насколько мне известно, территория не обследовалась на наличие взрывоопасных предметов и неучтенных воинских захоронений. Как вы это прокомментируете?
Милая девушка исчезла. Напротив Родионова сидел опытный, въедливый журналист, полностью владеющий историей вопроса и знающий, что спрашивать. Чиновник понял, что попался на крючок, как доверчивый сытый сазан, но попытался еще трепыхнуться, соскочить.
– Ну, как не обследовалась? – Кирилл Сергеевич добродушно улыбнулся. – Вот прямо сейчас и обследуется. Мы, по-вашему, просто так в грязи там ковырялись? Только сегодня за один день поисковым отрядом «Витязь» были обнаружены останки четырех солдат, один наш боец и трое, предположительно, немцы.
– Это все замечательно, только по закону застройщик сначала должен был провести необходимые инженерные работы, а потом приступать к планировке территории, – Алиса сделала ударение на слове «сначала». – А что мы наблюдаем сейчас? ООО «Стройинвест» уже проект на своем сайте опубликовал, а работы по поиску бойцов только начались.
– Простите, по какому закону?
| Далее