Автор: Протоиерей Максим (Мальцев)
В 2014 году книга «Жизнеописания кузбасских святых» получила призовое место I Кузбасской литературной премии имени святителя Павла Тобольского в номинации «Краеведение».
В начале XXI века продолжает возрастать интерес различных слоев российского общества к трагической истории Русской Православной Церкви в советское время. Одной из слабоизученных и важнейших составляющих этого отрезка церковной истории является исследование жизненного пути и подвига святых Новомучеников – лиц духовного звания и мирян, пострадавших советской власти из-за непоколебимой верности православию.
И хотя ныне в российском обществе произошел обнадеживающий поворот в сторону воцерковления народа, в научной и популярной литературе все еще сильно влияние традиций советской историографии, представители которой предпочитали замалчивать этот период истории, в т. ч. репрессии и гонения в отношении Православия и его служителей. В отечественной науке и государственной практике до сих пор нет единого обоснованного подхода к этим проблемам: с одной стороны, осуждается расправа над царской семьей и проходит канонизация императора Николая II, с другой – именами его убийц и лидеров переворота 1917 года названы улицы, станции метро, памятники им стоят в крупнейших городах России.
Кузбасс обладает уникальным опытом изучения советского периода истории Церкви на основе сотрудничества в этом направлении Кемеровской епархии, Кемеровского государственного университета, общественных организаций и объединений Кузбасса. Сочетание профессионализма историографов, личного сострадания к участникам тех трагических событий, глубокого духовно-нравственного осмысления истории своей малой родины позволило сделать первые шаги по изучению жизни и деятельности православного духовенства и мирян Кузбасса в период многолетних гонений на Русскую Православную Церковь: в 2011 году вышел в свет библиографический справочник «Новомученики и исповедники земли Кузнецкой», подготовленный учеными-историками КемГУ и представителями епархии. Это была первая книга из серии «Материалы по истории Русской Православной Церкви на земле Кузнецкой».
Новое издание «Жизнеописания кузбасских святых», которое мы сегодня представляем читателю, содержит рассказ о жизненной стезе этихНовомучеников, святых и преподобных, путь и духовный подвиг которых связаны с Кузнецкой землей. Руководителем проекта является протоиерей Максим Мальцев – председатель комиссии по канонизации святых Кемеровской епархии. В редколлегию издания вошли В. А. Овчинников, доктор исторических наук, доцент КемГУ; А. А. Мить, кандидат исторических наук, доцент КемГУ, и ответственный редактор епархиальной газеты «Золотые купола» Н. Г. Губанова. Авторы-составители – члены Союза писателей России В. Л. Лаврина и С. М. Павлов. Коллектив – ставил перед собой задачу рассказать читателю в свободной и понятной форме о православных людях: иерархах, священнослужителях, мирянах, с чьими именами связана духовная, культурная история Кузбасса.
Очерки различны по структуре и отражают личную позицию авторов: в некоторых сухо и детально изложены основные факты жизни и деятельности героя, другие насыщены авторскими эмоциями и переживаниями. В первой главе говорится о Новомучениках, закончивших свой земной путь на Кузнецкой земле; вторая глава содержит жизнеописание подвижников благочестия, подвизавшихся в XIX веке на нашей земле.
При создании жизнеописаний были использованы как доступные источники (материалы, опубликованные на различных сайтах и в печатных изданиях), так и архивные, часть из которых введена в научный оборот впервые. В издании содержится значительное количество фотодокументов, позволяющих читателю частично визуализировать ряд исторических событий.
Эта работа является результатом многолетнего труда большого коллектива авторов – труда, потребовавшего выявления и изучения огромного количества источников, комплексного применения научных и духовно ориентированных методов анализа, перепроверки достоверности излагаемых фактов. Она восполняет пробелы в знаниях о духовной истории земли Кузнецкой, о подвиге духовенства и мирян в годы революционных потрясений и советской власти.
Книга «Жизнеописания кузбасских святых» рассчитана на широкий круг читателей – специалистов, молодежь и всех, кто интересуется историей России.
Исследования в данном направлении будут продолжены. Надеемся, что вскоре читатель будет иметь возможность познакомиться с новыми трудами по истории Церкви на территории Кузбасса.
Представляем вниманию читателей расширенную цитату из книги «Жизнеописания кузбасских святых», в которой говорится о нашем земляке – священномученике иерее Анатолии Левицком, служившим и погибшем на территории нашего края.
Священномученик иерей Aнaтолий Левицкий
Aнaтолий Aфaнaсьевич Левицкий родился в 1894 году в городке Воткинский Завод Сарапульского уезда Вятской губернии в семье священника Афанасия Левицкого. Отец Анатолий является на сегодняшний день единственным священномучеником в Соборе Кемеровских святых, который служил до своего ареста на территории современной Кемеровской области – в Никольской церкви села Бачаты.
Можно предположить, что род Левицких являлся большим священническим родом. Так, священник Иоанн Левицкий в 1897–1901 годах входил в строительный комитет Воткинской Спасо-Преображенской церкви и, возможно, служил в этом храме.
Анатолий, как представитель священнического сословия, пошел по стопам отца. В 1919 году окончил Вятскую духовную семинарию. Над страной уже кружил вихрь Гражданской войны, который захватил и молодого выпускника семинарии. Вторая половина 1918 года была ознаменована Ижевско-Воткинским антибольшевистским восстанием. После его поражения большая часть восставших продолжала воевать с большевиками в составе армии адмирала А. В. Колчака.
В 1919 году Анатолий начал служить письмоводителем при штабе Воткинской дивизии. Вместе с Белой армией эвакуировался с Урала в Сибирь. Во время исхода белогвардейцев Анатолий Афанасьевич за границу не пошел, а остался на Родине. Теперь служба в Белой армии даже в должности писаря, как и происхождение из духовного сословия, была в глазах новой власти очерняющим обстоятельством. Несмотря на опасное время, в 1922 году Анатолий принял сан священника и начал служить в храме. Сразу же вслед за этим он лишился избирательных прав. Был женат на Надежде Николаевне, которая позже работала счетоводом на железнодорожной станции Топки. Детей в супружестве не было. Вместе с отцом Анатолием проживала его мать Мария Александровна.
Впервые отец Анатолий привлекался органами ОГПУ в 1928 году «за распространение провокационных слухов», но за отсутствием улик был освобожден.
К 1933 году он уже являлся благочинным, проживал в селе Бачаты Беловского района, служил в Никольском храме.
26 января 1933 года батюшку арестовали по месту проживания, обвинив его в контрреволюционной деятельности. По делу проходили священники семи имеющихся в Беловском районе церквей.
Начались допросы. Их было три: 31 января, 16 февраля и 6 мая.
На первом допросе от 31 января 1933 года по настоянию следствия отец Анатолий кратко излагает свою биографию: «Отец мой был священником. Я до 1918 года учился в Вятской духовной семинарии, в 1919 году я служил в армии Колчака письмоводителем. С армией Колчака эвакуировался с Урала в Сибирь, где в 1922 году принял сан священника. В этом же году я был лишен избирательных прав. К Советскому строю я питаю лишь классовую ненависть, а особой ненависти у меня нет, я хорошо знаю, что советская власть к нам относится безразлично, не трогает нас, но политика советской власти и коммунистической партии перевоспитывает народ, а поэтому с каждым годом и днем верующих становится меньше, и скоро наступит тот день, когда в церковь ходить никто не будет. Будучи лишенцем, я хорошо знаю, что меня ни в какие учреждения Советского Союза работать не возьмут. Имея в душе ненависть к существующему строю, я эту ненависть открыто не проявляю и подчиняюсь всем постановлениям советского правительства.
Проживая в селе Бачаты, я часто бывал у священника […]. В конце 1932 года (месяца и дня я не помню) я был в квартире у священника […], в это время у него в доме была и посторонняя публика, этим людям священник […] при мне говорил, чтобы они в колхоз не вступали, так как они там погибнут, … и колхозников будут убивать. Я лично не придал его словам никакого внимания, я на это его не поощрял и влияния на него никакого не производил. У меня на исповеди были случаи, что верующие спрашивали: “Батюшка, а в колхоз не грех вступать?” Я на это отвечал, что “у нас нет на это запрещения, и я этот грех снимаю”. Сам я лично никакой агитации и пропаганды не веду».
Судя по протоколу, от отца Анатолия требовали показаний на одного из священников, якобы проводившего антиколхозную агитацию. Он признает, что одна неосторожная фраза в его присутствии священником была сказана. А дальше действовала обычная практика: показания одного зачитывались другому обвиняемому, обвиняемых стравливали, заставляли все больше и больше рассказывать друг о друге. Когда ему предъявили обвинения в контрреволюционной деятельности, считая его главным фигурантом дела, батюшка, конечно, испытал недоумение, смятение. Это смятенное, подавленное и нестойкое состояние отражает протокол допроса от 16 февраля 1933 года. В нем он называет имена священников, членов церковного совета, которые высказывали недовольство советской властью, вели себя якобы подозрительно. Вполне возможно, что он сам в это верил.
Отец Анатолий отгораживается от предполагаемых заговорщиков, но роль главного заговорщика уже приуготовлена именно ему.
Судя по содержанию последнего допроса, отцу Анатолию становится известно о лжесвидетельствах, якобы доказывающих проведение нелегальных контрреволюционных сборищ в его квартире. Он начинает понимать механизм запуска оговоров, стравливания обвиняемых, манипулирования, которым управляет следственный комитет, для того чтобы сложилась нужная следствию картина.
На последнем допросе батюшка не дает никаких признательных показаний и отрицает свою вину в организации контрреволюционных собраний.
Протокол допроса от 6 мая 1933 года:
« […] я знал как председателя церковного совета с. Бачаты, где я и занимал должность священника-благочинного, отношения были дружественными, мы бывали друг у друга в гостях, как связанные общностью церковных интересов. Бывали случаи, что […] бывал у меня в квартире, вместе с […]. Последний хотя и никакого отношения к церкви не имел, но бывал у меня в доме как старый мой знакомый, ему я после отбытия его ссылки в Нарыме оказывал материальную помощь – давал взаймы деньги, так как, выйдя из ссылки в 1932 году, он не имел своей шубы. […] также бывал в моем доме, как мой хороший знакомый. […] является хозяином моей квартиры. Никаких нелегальных собраний в моей квартире с обсуждением политических вопросов в моем присутствии не было, что же касается того, что в моей квартире в этих случаях закрывались окна – окна в моей квартире вообще закрывались вечером при огнях. Показания […] о том, что у меня в квартире бывали нелегальные контрреволюционные сборища, я отрицаю и считаю их ложными, так как хотя и названные лица у меня в квартире бывали, но на политические вопросы суждений не вели. Больше добавить ничего не имею».
К сожалению, нет возможности сравнить показания отца Анатолия с другими. Но в итоге его сделали главным обвиняемым по этому делу, объявив руководителем «церковно-монархической повстанческой контрреволюционной организации», которая конечной целью имела «вооруженное выступление против советской власти на случай интервенции».
В мае 1933 года отец Анатолий «тройкой» при ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю был осужден на 5 лет концлагерей и сослан в Сиблаг. К тому времени он уже болел туберкулезом.
В учетно-статистической карточке заключенного есть несколько штрихов, запечатлевающих внешность отца Анатолия: рост средний, телосложение правильное, волосы светло-русые, глаза серые, нос большой.
Из пересыльной тюрьмы его отправили в Ново‑Ивановское отделение Сиблага НКВД.
Уже находясь в лагере, 30 сентября 1937 года по доносу ряда лиц был обвинен в контрреволюционной агитации и арестован вместе с архиепископом Павлином (Крошечкиным), епископом Аркадием (Ершовым), иереем Никандром Чернелевским и псаломщиком Киприаном Анниковым. В тот же день допрошен. На допросе он был тверд, немногословен. Теперь его не сбивали с толку ничьи показания и свидетельства. Он усвоил: любые компромиссы со следствием невозможны, они не улучшают участи и только растравляют совесть. Вины своей не признал.
Из протокола допроса от 30 сентября 1937 года:
«Вопрос следователя: Вам предъявляется обвинение, что вы, находясь в подконвойном городе Ново-Ивановского отделения, участвовали в к/р группе, возглавляемой заключенным Крошечкиным, вели среди заключенных контрреволюционную агитацию, направленную на дискредитацию соввласти. Дайте показания по существу предъявленного вам обвинения.
Ответ отца Анатолия: Предъявленные мне обвинения я отрицаю. В контрреволюционной группе я не участвовал. Не отрицаю, что с заключенным […] я знаком, также не отрицаю и того, что с каждым из указанных мной лиц неоднократно беседовал по вопросам, касающимся только нашей службы в прошлом, но вопросов политического характера в беседах не затрагивали. Не скрываю, я и […] собирались на исполнение своих религиозных обрядов. Надо отметить, что […] бывал на этих сборищах реже, чем мы, все остальные.
Вопрос: Кто руководил этими сборищами?
Ответ: Этими сборищами руководил […].
Вопрос: Кто оповещал вас об этих сборищах?
Ответ: Оповещать никто не оповещал, но заранее условливались о времени и месте сборища.
Вопрос: Вы не говорите всей правды, скрываете. На этих сборищах велись контрреволюционные разговоры. Следствие требует говорить правду.
Ответ: Я заявляю, что на этих сборищах проводилось только исполнение религиозных обрядов. На политические темы мы никаких разговоров не вели, и контрреволюционных разговоров там не было».
На дополнительных допросах (без даты) ему зачитываются показания «свидетелей». Но отец Анатолий уже знает цену этим «свидетельствам» и способ их получения.
«Вопрос следователя: Вы на допросе 30 сентября сего года отрицали вашу принадлежность к контрреволюционной группе, а также отрицали, что вы занимаетесь контрреволюционной агитацией. Вам зачитываются показания Серебреникова, изобличающие вас в вашей контрреволюционной агитации. Дайте правдивые показания следствию.
Ответ отца Анатолия: Показания Серебреникова я категорически отрицаю, ни о каком советском собачьем ящике я не говорил. Также не говорил во время проверки, что получается как при опричнине Ивана Грозного. И не говорил 26-27 сентября о шкурке от жидовского чина. Никакой контрреволюционной агитацией я не занимался и заниматься не намерен.
Вопрос: Вы лжете, дайте правдивые показания.
Ответ: Я дал правдивые показания, так как я этого не говорил.
Вопрос: Вы отрицаете, что вы занимались контрреволюционной агитацией, но вы изобличаетесь свидетельскими показаниями. Вам зачитываются показания свидетеля […]. Дайте следствию правдивые показания.
Ответ: Показания свидетеля […] я отрицаю, так как это ложь.
Вопрос: Вам зачитываются показания третьего свидетеля Савченко, изобличающие вас в контрреволюционной агитации. Дайте правдивые показания.
Ответ: Показания Савченко я отрицаю, так как я этого не говорил.
Вопрос: Вы категорически отрицаете показания всех свидетелей, но вы лжете. Дайте следствию правдивые показания.
Ответ: Все показания свидетелей я отрицаю полностью, так как на меня показывают ложно.
Вопрос: Что еще можете показать по вашему делу?
Ответ: Больше по делу показать ничего не могу».
В деле сохранилась характеристика на священника Анатолия Левицкого, написанная после его ареста, 3 октября 1937 года, начальником 3‑й зверофермы. Все подобные характеристики были стандартно отрицательными: «За время содержания в Ново‑Ивановском отделении при 3‑й звероферме содержался в подконвойном городке на общих подконвойных работах. К выполнению порученной работы относился плохо, потому что вместо мобилизации масс на выполнение задания способствовал разложению в бригадах дисциплины, создавал недоверие руководству, что способствовало падению трудовой и лагерной дисциплины».
На допросах батюшка засвидетельствовал свою верность Христу. Он признал, что вместе с другими священнослужителями участвовал в молебнах в лагере, но отверг все обвинения в контрреволюционной деятельности. Если сравнить протоколы допросов 1933 года и 1937‑го, то видно, что они разительно отличаются друг от друга. В последнем нет ни уныния, ни попытки оправдаться, не называются имена – ни единого компромисса. В лагере отец Анатолий как будто обрел духовную силу, непререкаемую веру и твердость – это явилось вектором его внутренней биографии.
28 октября «тройка» при УНКВД по Новосибирской области приговорила отца Анатолия и других обвиняемых к высшей мере наказания. 3 ноября 1937 года вся группа была расстреляна и погребена в безвестной могиле.
Иерея Анатолия Левицкого реабилитировали 18 августа 1989 года прокуратурой Кемеровской области.
На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 20 августа 2000 года иерей Анатолий причислен к лику святых по представлению Новоспасского монастыря Московской епархии. В день мученической кончины 3 ноября по новому стилю Церковь поминает Новомученика и исповедника иерея Анатолия Левицкого.
г. Кемерово
В начале XXI века продолжает возрастать интерес различных слоев российского общества к трагической истории Русской Православной Церкви в советское время. Одной из слабоизученных и важнейших составляющих этого отрезка церковной истории является исследование жизненного пути и подвига святых Новомучеников – лиц духовного звания и мирян, пострадавших советской власти из-за непоколебимой верности православию.
И хотя ныне в российском обществе произошел обнадеживающий поворот в сторону воцерковления народа, в научной и популярной литературе все еще сильно влияние традиций советской историографии, представители которой предпочитали замалчивать этот период истории, в т. ч. репрессии и гонения в отношении Православия и его служителей. В отечественной науке и государственной практике до сих пор нет единого обоснованного подхода к этим проблемам: с одной стороны, осуждается расправа над царской семьей и проходит канонизация императора Николая II, с другой – именами его убийц и лидеров переворота 1917 года названы улицы, станции метро, памятники им стоят в крупнейших городах России.
Кузбасс обладает уникальным опытом изучения советского периода истории Церкви на основе сотрудничества в этом направлении Кемеровской епархии, Кемеровского государственного университета, общественных организаций и объединений Кузбасса. Сочетание профессионализма историографов, личного сострадания к участникам тех трагических событий, глубокого духовно-нравственного осмысления истории своей малой родины позволило сделать первые шаги по изучению жизни и деятельности православного духовенства и мирян Кузбасса в период многолетних гонений на Русскую Православную Церковь: в 2011 году вышел в свет библиографический справочник «Новомученики и исповедники земли Кузнецкой», подготовленный учеными-историками КемГУ и представителями епархии. Это была первая книга из серии «Материалы по истории Русской Православной Церкви на земле Кузнецкой».
Новое издание «Жизнеописания кузбасских святых», которое мы сегодня представляем читателю, содержит рассказ о жизненной стезе этихНовомучеников, святых и преподобных, путь и духовный подвиг которых связаны с Кузнецкой землей. Руководителем проекта является протоиерей Максим Мальцев – председатель комиссии по канонизации святых Кемеровской епархии. В редколлегию издания вошли В. А. Овчинников, доктор исторических наук, доцент КемГУ; А. А. Мить, кандидат исторических наук, доцент КемГУ, и ответственный редактор епархиальной газеты «Золотые купола» Н. Г. Губанова. Авторы-составители – члены Союза писателей России В. Л. Лаврина и С. М. Павлов. Коллектив – ставил перед собой задачу рассказать читателю в свободной и понятной форме о православных людях: иерархах, священнослужителях, мирянах, с чьими именами связана духовная, культурная история Кузбасса.
Очерки различны по структуре и отражают личную позицию авторов: в некоторых сухо и детально изложены основные факты жизни и деятельности героя, другие насыщены авторскими эмоциями и переживаниями. В первой главе говорится о Новомучениках, закончивших свой земной путь на Кузнецкой земле; вторая глава содержит жизнеописание подвижников благочестия, подвизавшихся в XIX веке на нашей земле.
При создании жизнеописаний были использованы как доступные источники (материалы, опубликованные на различных сайтах и в печатных изданиях), так и архивные, часть из которых введена в научный оборот впервые. В издании содержится значительное количество фотодокументов, позволяющих читателю частично визуализировать ряд исторических событий.
Эта работа является результатом многолетнего труда большого коллектива авторов – труда, потребовавшего выявления и изучения огромного количества источников, комплексного применения научных и духовно ориентированных методов анализа, перепроверки достоверности излагаемых фактов. Она восполняет пробелы в знаниях о духовной истории земли Кузнецкой, о подвиге духовенства и мирян в годы революционных потрясений и советской власти.
Книга «Жизнеописания кузбасских святых» рассчитана на широкий круг читателей – специалистов, молодежь и всех, кто интересуется историей России.
Исследования в данном направлении будут продолжены. Надеемся, что вскоре читатель будет иметь возможность познакомиться с новыми трудами по истории Церкви на территории Кузбасса.
Представляем вниманию читателей расширенную цитату из книги «Жизнеописания кузбасских святых», в которой говорится о нашем земляке – священномученике иерее Анатолии Левицком, служившим и погибшем на территории нашего края.
Священномученик иерей Aнaтолий Левицкий
Aнaтолий Aфaнaсьевич Левицкий родился в 1894 году в городке Воткинский Завод Сарапульского уезда Вятской губернии в семье священника Афанасия Левицкого. Отец Анатолий является на сегодняшний день единственным священномучеником в Соборе Кемеровских святых, который служил до своего ареста на территории современной Кемеровской области – в Никольской церкви села Бачаты.
Можно предположить, что род Левицких являлся большим священническим родом. Так, священник Иоанн Левицкий в 1897–1901 годах входил в строительный комитет Воткинской Спасо-Преображенской церкви и, возможно, служил в этом храме.
Анатолий, как представитель священнического сословия, пошел по стопам отца. В 1919 году окончил Вятскую духовную семинарию. Над страной уже кружил вихрь Гражданской войны, который захватил и молодого выпускника семинарии. Вторая половина 1918 года была ознаменована Ижевско-Воткинским антибольшевистским восстанием. После его поражения большая часть восставших продолжала воевать с большевиками в составе армии адмирала А. В. Колчака.
В 1919 году Анатолий начал служить письмоводителем при штабе Воткинской дивизии. Вместе с Белой армией эвакуировался с Урала в Сибирь. Во время исхода белогвардейцев Анатолий Афанасьевич за границу не пошел, а остался на Родине. Теперь служба в Белой армии даже в должности писаря, как и происхождение из духовного сословия, была в глазах новой власти очерняющим обстоятельством. Несмотря на опасное время, в 1922 году Анатолий принял сан священника и начал служить в храме. Сразу же вслед за этим он лишился избирательных прав. Был женат на Надежде Николаевне, которая позже работала счетоводом на железнодорожной станции Топки. Детей в супружестве не было. Вместе с отцом Анатолием проживала его мать Мария Александровна.
Впервые отец Анатолий привлекался органами ОГПУ в 1928 году «за распространение провокационных слухов», но за отсутствием улик был освобожден.
К 1933 году он уже являлся благочинным, проживал в селе Бачаты Беловского района, служил в Никольском храме.
26 января 1933 года батюшку арестовали по месту проживания, обвинив его в контрреволюционной деятельности. По делу проходили священники семи имеющихся в Беловском районе церквей.
Начались допросы. Их было три: 31 января, 16 февраля и 6 мая.
На первом допросе от 31 января 1933 года по настоянию следствия отец Анатолий кратко излагает свою биографию: «Отец мой был священником. Я до 1918 года учился в Вятской духовной семинарии, в 1919 году я служил в армии Колчака письмоводителем. С армией Колчака эвакуировался с Урала в Сибирь, где в 1922 году принял сан священника. В этом же году я был лишен избирательных прав. К Советскому строю я питаю лишь классовую ненависть, а особой ненависти у меня нет, я хорошо знаю, что советская власть к нам относится безразлично, не трогает нас, но политика советской власти и коммунистической партии перевоспитывает народ, а поэтому с каждым годом и днем верующих становится меньше, и скоро наступит тот день, когда в церковь ходить никто не будет. Будучи лишенцем, я хорошо знаю, что меня ни в какие учреждения Советского Союза работать не возьмут. Имея в душе ненависть к существующему строю, я эту ненависть открыто не проявляю и подчиняюсь всем постановлениям советского правительства.
Проживая в селе Бачаты, я часто бывал у священника […]. В конце 1932 года (месяца и дня я не помню) я был в квартире у священника […], в это время у него в доме была и посторонняя публика, этим людям священник […] при мне говорил, чтобы они в колхоз не вступали, так как они там погибнут, … и колхозников будут убивать. Я лично не придал его словам никакого внимания, я на это его не поощрял и влияния на него никакого не производил. У меня на исповеди были случаи, что верующие спрашивали: “Батюшка, а в колхоз не грех вступать?” Я на это отвечал, что “у нас нет на это запрещения, и я этот грех снимаю”. Сам я лично никакой агитации и пропаганды не веду».
Судя по протоколу, от отца Анатолия требовали показаний на одного из священников, якобы проводившего антиколхозную агитацию. Он признает, что одна неосторожная фраза в его присутствии священником была сказана. А дальше действовала обычная практика: показания одного зачитывались другому обвиняемому, обвиняемых стравливали, заставляли все больше и больше рассказывать друг о друге. Когда ему предъявили обвинения в контрреволюционной деятельности, считая его главным фигурантом дела, батюшка, конечно, испытал недоумение, смятение. Это смятенное, подавленное и нестойкое состояние отражает протокол допроса от 16 февраля 1933 года. В нем он называет имена священников, членов церковного совета, которые высказывали недовольство советской властью, вели себя якобы подозрительно. Вполне возможно, что он сам в это верил.
Отец Анатолий отгораживается от предполагаемых заговорщиков, но роль главного заговорщика уже приуготовлена именно ему.
Судя по содержанию последнего допроса, отцу Анатолию становится известно о лжесвидетельствах, якобы доказывающих проведение нелегальных контрреволюционных сборищ в его квартире. Он начинает понимать механизм запуска оговоров, стравливания обвиняемых, манипулирования, которым управляет следственный комитет, для того чтобы сложилась нужная следствию картина.
На последнем допросе батюшка не дает никаких признательных показаний и отрицает свою вину в организации контрреволюционных собраний.
Протокол допроса от 6 мая 1933 года:
« […] я знал как председателя церковного совета с. Бачаты, где я и занимал должность священника-благочинного, отношения были дружественными, мы бывали друг у друга в гостях, как связанные общностью церковных интересов. Бывали случаи, что […] бывал у меня в квартире, вместе с […]. Последний хотя и никакого отношения к церкви не имел, но бывал у меня в доме как старый мой знакомый, ему я после отбытия его ссылки в Нарыме оказывал материальную помощь – давал взаймы деньги, так как, выйдя из ссылки в 1932 году, он не имел своей шубы. […] также бывал в моем доме, как мой хороший знакомый. […] является хозяином моей квартиры. Никаких нелегальных собраний в моей квартире с обсуждением политических вопросов в моем присутствии не было, что же касается того, что в моей квартире в этих случаях закрывались окна – окна в моей квартире вообще закрывались вечером при огнях. Показания […] о том, что у меня в квартире бывали нелегальные контрреволюционные сборища, я отрицаю и считаю их ложными, так как хотя и названные лица у меня в квартире бывали, но на политические вопросы суждений не вели. Больше добавить ничего не имею».
К сожалению, нет возможности сравнить показания отца Анатолия с другими. Но в итоге его сделали главным обвиняемым по этому делу, объявив руководителем «церковно-монархической повстанческой контрреволюционной организации», которая конечной целью имела «вооруженное выступление против советской власти на случай интервенции».
В мае 1933 года отец Анатолий «тройкой» при ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю был осужден на 5 лет концлагерей и сослан в Сиблаг. К тому времени он уже болел туберкулезом.
В учетно-статистической карточке заключенного есть несколько штрихов, запечатлевающих внешность отца Анатолия: рост средний, телосложение правильное, волосы светло-русые, глаза серые, нос большой.
Из пересыльной тюрьмы его отправили в Ново‑Ивановское отделение Сиблага НКВД.
Уже находясь в лагере, 30 сентября 1937 года по доносу ряда лиц был обвинен в контрреволюционной агитации и арестован вместе с архиепископом Павлином (Крошечкиным), епископом Аркадием (Ершовым), иереем Никандром Чернелевским и псаломщиком Киприаном Анниковым. В тот же день допрошен. На допросе он был тверд, немногословен. Теперь его не сбивали с толку ничьи показания и свидетельства. Он усвоил: любые компромиссы со следствием невозможны, они не улучшают участи и только растравляют совесть. Вины своей не признал.
Из протокола допроса от 30 сентября 1937 года:
«Вопрос следователя: Вам предъявляется обвинение, что вы, находясь в подконвойном городе Ново-Ивановского отделения, участвовали в к/р группе, возглавляемой заключенным Крошечкиным, вели среди заключенных контрреволюционную агитацию, направленную на дискредитацию соввласти. Дайте показания по существу предъявленного вам обвинения.
Ответ отца Анатолия: Предъявленные мне обвинения я отрицаю. В контрреволюционной группе я не участвовал. Не отрицаю, что с заключенным […] я знаком, также не отрицаю и того, что с каждым из указанных мной лиц неоднократно беседовал по вопросам, касающимся только нашей службы в прошлом, но вопросов политического характера в беседах не затрагивали. Не скрываю, я и […] собирались на исполнение своих религиозных обрядов. Надо отметить, что […] бывал на этих сборищах реже, чем мы, все остальные.
Вопрос: Кто руководил этими сборищами?
Ответ: Этими сборищами руководил […].
Вопрос: Кто оповещал вас об этих сборищах?
Ответ: Оповещать никто не оповещал, но заранее условливались о времени и месте сборища.
Вопрос: Вы не говорите всей правды, скрываете. На этих сборищах велись контрреволюционные разговоры. Следствие требует говорить правду.
Ответ: Я заявляю, что на этих сборищах проводилось только исполнение религиозных обрядов. На политические темы мы никаких разговоров не вели, и контрреволюционных разговоров там не было».
На дополнительных допросах (без даты) ему зачитываются показания «свидетелей». Но отец Анатолий уже знает цену этим «свидетельствам» и способ их получения.
«Вопрос следователя: Вы на допросе 30 сентября сего года отрицали вашу принадлежность к контрреволюционной группе, а также отрицали, что вы занимаетесь контрреволюционной агитацией. Вам зачитываются показания Серебреникова, изобличающие вас в вашей контрреволюционной агитации. Дайте правдивые показания следствию.
Ответ отца Анатолия: Показания Серебреникова я категорически отрицаю, ни о каком советском собачьем ящике я не говорил. Также не говорил во время проверки, что получается как при опричнине Ивана Грозного. И не говорил 26-27 сентября о шкурке от жидовского чина. Никакой контрреволюционной агитацией я не занимался и заниматься не намерен.
Вопрос: Вы лжете, дайте правдивые показания.
Ответ: Я дал правдивые показания, так как я этого не говорил.
Вопрос: Вы отрицаете, что вы занимались контрреволюционной агитацией, но вы изобличаетесь свидетельскими показаниями. Вам зачитываются показания свидетеля […]. Дайте следствию правдивые показания.
Ответ: Показания свидетеля […] я отрицаю, так как это ложь.
Вопрос: Вам зачитываются показания третьего свидетеля Савченко, изобличающие вас в контрреволюционной агитации. Дайте правдивые показания.
Ответ: Показания Савченко я отрицаю, так как я этого не говорил.
Вопрос: Вы категорически отрицаете показания всех свидетелей, но вы лжете. Дайте следствию правдивые показания.
Ответ: Все показания свидетелей я отрицаю полностью, так как на меня показывают ложно.
Вопрос: Что еще можете показать по вашему делу?
Ответ: Больше по делу показать ничего не могу».
В деле сохранилась характеристика на священника Анатолия Левицкого, написанная после его ареста, 3 октября 1937 года, начальником 3‑й зверофермы. Все подобные характеристики были стандартно отрицательными: «За время содержания в Ново‑Ивановском отделении при 3‑й звероферме содержался в подконвойном городке на общих подконвойных работах. К выполнению порученной работы относился плохо, потому что вместо мобилизации масс на выполнение задания способствовал разложению в бригадах дисциплины, создавал недоверие руководству, что способствовало падению трудовой и лагерной дисциплины».
На допросах батюшка засвидетельствовал свою верность Христу. Он признал, что вместе с другими священнослужителями участвовал в молебнах в лагере, но отверг все обвинения в контрреволюционной деятельности. Если сравнить протоколы допросов 1933 года и 1937‑го, то видно, что они разительно отличаются друг от друга. В последнем нет ни уныния, ни попытки оправдаться, не называются имена – ни единого компромисса. В лагере отец Анатолий как будто обрел духовную силу, непререкаемую веру и твердость – это явилось вектором его внутренней биографии.
28 октября «тройка» при УНКВД по Новосибирской области приговорила отца Анатолия и других обвиняемых к высшей мере наказания. 3 ноября 1937 года вся группа была расстреляна и погребена в безвестной могиле.
Иерея Анатолия Левицкого реабилитировали 18 августа 1989 года прокуратурой Кемеровской области.
На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 20 августа 2000 года иерей Анатолий причислен к лику святых по представлению Новоспасского монастыря Московской епархии. В день мученической кончины 3 ноября по новому стилю Церковь поминает Новомученика и исповедника иерея Анатолия Левицкого.
г. Кемерово