Валаамский монастырь издавна называют Северным Афоном. Как и Афонская гора, остров Валаам является «монашеской страной», где проживает только братия монастыря, он находится в таком же аскетическом отдалении от мира, разделен с ним водным пространством. И на Северном, и на Южном Афоне из вод, скал и деревьев Творец создал, как бы предвкушающие райские, уголки природы необыкновенной красоты.
С тех пор, как прочла замечательный очерк Ивана Шмелева «Старый Валаам», послушала рассказы паломников о монастыре, я стремилась побывать там. Не удержусь и скажу: моя поездка превзошла все ожидания: как будто я просила у Бога хижину, а он подарил дворец.
Путешествие началось с… опасаюсь сказать «чуда», но с чудесного исполнения желания. На Валаам я отправилась одна и молилась, чтобы Господь послал мне подругу, наперсницу для трудов и общения. Наша группа «Неделя на Валааме» должна была собраться в Петербурге 28 июля в 06.30 утра на автобусной остановке на Выборгском шоссе у метро «Озерки». Оттуда автобусами мы отправлялись на Ладогу, в Приозерск, где располагался причал Валаамского монастыря. 28 июля рано утром я выхожу из метро и, потеряв ориентацию, бреду в неизвестном мне направлении. Вдруг слышу сзади голос:
– Женщина, вы на Валаам?
Оборачиваюсь, растеряно отвечаю:
– Да…
– Вы в другую сторону идете. Выборгское шоссе – там. Я тоже на Валаам еду. Я просто увидела у вас в руках этот листочек: «Валаамский паломник»…
Так я познакомилась с Таней. С ней мы вместе послушались, молились, гуляли по острову, подолгу беседовали. Сердечность, доброта, открытость в Татьяне сочетались с внимательной тактичностью. К тому же она была очень красива: большие синие глаза с черными ресницами, черные вьющиеся волосы. Таня сказала мне, что эту Пасху вместе с мужем она встречала на Валааме:
– Передать эту радость невозможно. Я со слезами на глазах уезжала с острова. И вот опять еду туда.
Рассказы о Валааме Тани и других паломниц, с которыми мы познакомились уже на «Метеоре», наполняли душу радостным предчувствием чудесной встречи. Над Ладогой стоял сияющий ясный день: в лучах солнца блестели лазурные воды, в легкой дымке таяли дальние берега и островки. Охваченные трепетным волнением, на корме катера мы с Таней запели «Царица моя преблагая…»
И вот, мы оказываемся в устье Монастырской бухты. Когда-то при въезде в бухту стояла таможня. Выходил монах и тщательно досматривал суда: табак, водку изымал, пьяных ссаживал и отправлял на расположенные неподалеку маленькие необитаемые «Пьяные острова» до полного их протрезвления. На месте таможни сейчас стоит маленькая сторожка.
Зайдя в узкую и длинную Монастырскую бухту, катер сбавил ход. Мимо проплывали скалистые берега, покрытые сверху густым хвойным лесом. Насыщенная солнечным светом зелень, тихая гладь воды, лазурный простор небес, поднимающиеся из воды черные камни – все оттенки цвета были размечены так чудесно, что не оставалось сомнения в работе Великого Художника, так дивно украсившего землю. Его замыслу вторила природа рукотворная: ослепительно белели стены Никольского скитского храма, диковинным цветком мелькала между елей маленькая часовню Валаамской Божьей матери на противоположном берегу, дальше, на высоком холме возвышались над зеленой купиной голубые купола Спасо-Преображенского собора с натянутой в небо струной колокольни.
У причала нашу группу из 49 человек встретил опекун и экскурсовод Владислав из Питера.
Места для нас еще не были освобождены предыдущей группой, поэтому мы сдали вещи в монастырскую камеру хранения и отправились в трапезную на обед.
Мне очень нравились эти трапезы. Нравилась та чинность, с которой они устраивались. Мы приходили в строго определенное время, становились вдоль длинного ряда столов и начинали молитву. Потом усаживались на лавках. На столах стояли приборы и блюда с едой. Каждый накладывал себе и приступал к трапезе. Еда была очень простая, постная, но всегда хорошо приготовленная и вкусная. Конечно, мужчинам, которые работали на рубке дров, погрузке этого было маловато. Но можно было купить вкусную монастырскую выпечку – пирожки, булочки, работали у причала два кафе, где и мясные блюда подавали. Они назывались «Валаамский паломникъ» и «Трапеза в старом саду». После трапезы мы опять молились и уносили каждый свою посуду на мойку. А девушки быстро накрывали стол для следующей группы.
После обеда состоялась наша первая экскурсия по главному подворью монастыря с посещением Спасо-Преображенского храма. День стоял необыкновенно жаркий. Уставшие с дороги, мы с трудом воспринимали слова экскурсовода. Нас тянуло присесть или прилечь где-нибудь в тени, но мы держались. Нам показали монастырские сады, рассказали об их устроении. Мы осмотрели несколько часовен, построенных в честь различных памятных дат. В надвратном храме послушали небольшой 20-минутный концерт, где певцы (не монахи, а артисты) демонстрировали нам различные стили церковного пения. Пели они прекрасно, хорошо поставленными сильными голосами. Однако не превзошли услышанное позже на службах пение братии монастыря. В пении монахов нет ничего эффектного, никаких «красивостей», но оно трогает сердце и просветляет душу.
Потом нас повели в Спасо-Преображенский храм. В нижнем храме стоит рака с мощами основателей обители Германа и Сергия. Древний период истории монастыря утрачен, как и жизнеописания основателей-подвижников, остались только их имена.
Наше внимание привлекли также две совершенно одинаковые иконы Валаамской Богородицы: они висели рядом – одна большая, а другая совсем маленькая. На табличке можно было прочесть, что эта маленькая икона в 2005 году побывала в космосе. За всю историю космонавтики это первый случай, когда на борт корабля была взята икона.
Побывали мы и на Братском, и на Игуменском кладбищах. Я впервые увидела вместо надгробий лежащие на земле небольшие гладкие камни, покрашенные простой белой краской с восьмиконечным черным крестом и краткой надписью: «Здесь покоится раб Божий» – без имени и даты. Камни лежат длинными рядами, как напоминание о много раз разоренном погосте.
Гуляя по монастырю, не перестаешь удивляться, с каким тщанием монахи устраивают не только храмы в обители, но и дороги, мосты, даже тропинки. К Игуменскому кладбищу ведет одна из самых красивых дорог на Валааме, вдоль которой растут пихты, потом их сменяют лиственницы. Я обратила внимание на то, что меняются породы деревьев. Оказывается, это не случайно. Позже в интернете я нашла тому объяснение. В основе лежит символическое истолкование реальных деталей. Пихтовая аллея, открывающая путь на кладбище, как бы олицетворяет земную жизнь человека. Ветвистые деревья делают ее густой и даже мрачной, как и наш жизненный путь, не лишенный тревог, горестей и заблуждений. Лиственничная часть аллеи олицетворяет духовную жизнь праведников после смерти: стройные деревья тянутся высоко к небу, в ясный день солнце зажигает изумрудом зелень ветвей. На кладбище покоятся настоятели монастыря, и самые чтимые из них: игумен Назарий и игумен Дамаскин – великий благоустроитель обители и воспитатель монахов.
Наконец-то под вечер нас распределили по корпусам: расселяли в мансардном этаже полиции (в монастыре она есть), спортзале и в работном доме. Мы с Таней и еще четырьмя женщинами и девушками попали в работный дом. Это подлинный работный дом для трудников, двухэтажный, построенный в 19 веке из красного кирпича в виде каре.
Сейчас в комнатах на нижних этажах еще обитают жители поселка, а в мансардном этаже селят трудников и волонтеров. Жители, похоже, в течение многих десятилетий не ремонтировали здесь ничего: широкая парадная лестница закопченная, расписанная памятными надписями, увитая паутиной. В местах обитания трудников сделан дешевый минимальный ремонт: есть туалеты, раковины. В нашей комнате стояла большая печь, возле которой были навалены дрова, еще в июне ее активно топили. На острове почти везде, даже в церквях, печное отопление. Внешний и внутренний вид работного дома является печальным свидетельством того, в какие руки попал остров в советское время. Сейчас возле всех церквей, возле каждого монашеского корпуса, домика, в каждом дворике устроены клумбы, розарии, насажены деревья, де-коративные кустарники, а возле работного дома, где уже более полувека живут местные жители, только вытоптанная пожухлая трава и одно чахлое деревце. Когда в 1989 году для восстановления разоренной обители и налаживания монашеской жизни на остров прибыли первые четыре монаха и два послушника, он представлял собой ужасное, плачевное зрелище. И следы этого разорения еще можно кое-где увидеть.
География приезжающих на Валаам паломников очень обширная: от Дальнего Востока до Санкт-Петербурга. Но больше всего приезжают, конечно, из ближайшего мегаполиса. Питерцы составляют половину паломников. Из нас шестерых, живших в одной комнате в работном доме, трое были из Питера: Варвара, бухгалтер, молодая красавица кустодиевского типа, пенсионерка Светлана, в прошлом инженер и туристка-сплавщица и менеджер Ксения, тоже молодая девушка. Татьяна, моя подруга, мать троих детей, воспитательница детского сада приехала из Белоруссии, из Могилева, Галина, учительница физкультуры, тоже мать троих детей из Жуковского Московской области. И я – из Кемерово. В эту поездку при плотном общении с представителями разных регионов России я заметила такую яркую черту нашей российской действительности как «столичноцентризм». У большинства коренных обитателей обеих столиц и прилегающих к ним городов все, что дальше «Золотого кольца» представляется такой окраинной Тьмутараканью. Они совершенно не различают, где там Пермь, Иркутск, Томск, или Горно-Алтайск, прости Господи. Дальше МКАД – ровная, серая, безликая протяженность без ярких вспышек и огоньков. Примерно также представляет себе Зауралье и большинство жителей европейской части России. В этом нет ни надменности, ни презрения к провинции – это такая обыденная данность. Тем не менее, сибиряков на Валааме я встретила немало из Тюмени, Екате-ринбурга, Горно-Алтайска. Причем они приезжали небольшими группами по 3-5 человек.
Перед сном Ксюша, молодой менеджер из Питера, спросила:
– Мы вместе будем вечернее правило вычитывать?
Мы с Таней переглянулись:
– Да… будем… – не ожидали такой высоты.
Вечерние молитвы читала Ксюша очень хорошо: неторопливо, сердечно. Ксюшу мы все очень полюбили. Внешне не красавица, она представляла собой чудесный редкостный тип русской православной девушки. В Питере у нее был духовник, который руководил ее духовной жизнью. Мы видели, как весь покаянный канон Ксюша вычитывала стоя на коленях. При этом она не была занудой. Ценила шутку, легко могла посмеяться над собой. Приехала в монастырь с женихом, красивым, высоким парнем. Вернее, жених привез ее на остров, сам он здесь уже бывал. На осень у них была намечена свадьба. Ксюша собиралась устраиваться на работу в школу.
– В руце Твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой. Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми. Аминь, – завершила Ксюша молитвы.
Так закончился день первый пребывания в монастыре.
И был вечер, и было утро, и настал день второй. Во второй день у нас была запланирована экскурсия по монастырю, вернее, по Валаамской Палестине, которую составляют несколько скитов.
Я представляла себе, что скит – это ветхая избушка, затерянная в лесной чаще, от которой вьется едва заметная тропка к храму. Такого скита я не встретила на Валааме. Но все они очень разные. На территорию некоторых можно свободно пройти, они не огорожены. Церковь всегда открыта. Монахи живут в каменных домах или в небольших деревянных домиках. Только на тропинках к дому братии висит табличка: «проход не благословляется». Это такие скиты, как Никольский, Смоленский, Коневский. Ряд скитов находится на островах, их посещение паломниками ограничено. На Ильинский скит можно попасть лишь раз в году на Ильин день и то, если тебе повезет и ты будешь приглашен каким-либо знакомым. На Ильин день там устраиваются праздничные богослужения с приглашением гостей. Но круг гостей тоже ограничен. Когда мы узнали, что наши девушки попали в этот открытый раз в году скит на праздник, мы с обидой спросили у них:
– Почему вы нам не сказали?
– Нас самих по секрету пригласили и просили никому больше не гово-рить, чтоб ажиотаж не создавать, – откровенно признались они.
Нам с Таней не повезло – никто не проговорился.
В некоторых скитах не благословляется посещение женщин. Например, Всехсвятский скит, подобно монастырям Святой горы, закрыт для посещения женщинами, кроме одного дня – престольного праздника. Он огорожен вокруг высокой каменной стеной, как крепость.
А на возрождающийся Предтеченский скит, славившийся самым стро-гим уставом и подвижнической жизнью, вряд ли кто из паломников может попасть. На Святоостровский скит организовывают экскурсии за отдельную плату.
Монахи живут по послушанию, и не каждый может выбрать себе отда-ленный скит. Скит населяют, как правило, 3-4 или 8-10 монахов, в зависимости от размеров. В основном они живут на главном подворье, в братских корпусах. Те, кто живет в скитах, тоже пытаются ограничить контакт с мирскими и трудниками.
Однако некоторым из братии постоянно приходится общаться с паломниками разных полов. Существуют летние школы для волонтеров; с трудниками проводят беседы, где каждый может задать свой вопрос. А об иеромонахах и говорить нечего: они исповедуют сотни паломников за службу. Подавляющее большинство – это женщины.
Мне запомнился один эпизод, когда мы с Таней в последний день нашего пребывания на Валааме поехали на велосипеде в бухту Дивную. Впереди я заметила силуэт идущего монаха. Потом он куда-то исчез. Оглянувшись, я увидела, что он стоит за деревом, повернувшись к нам спиной, явно, чтобы избежать встречи. Хотя еще за несколько минут до этого мы узнавали дорогу у встретившегося нам молодого послущника, тот, улыбаясь, любезно объяснил нам, как проехать к Смоленскому скиту.
Итак, возвращаемся к Валаамской Палестине. Нашим экскурсоводом была Марина – молодая девушка необыкновенной красоты: голубоглазая с каштановыми волнистыми волосами, точеными чертами лица, изумительной кожей. На пальчике поблескивало обручальное кольцо. Ее красота оставила бы меня равнодушной, если бы на ней так внятно не лежала печать чистоты, веры, высокой духовности. Мне даже показалось, что она вполне подходила для модели образа Богородицы. И это придавало нашей экскурсии (лично для меня) какое-то особое очарование.
Многие монастыри устраивают свои скиты как прообраз Палестины со своей горой Фавор, Гефсиманией, храмом Гроба Господня. Такая Палестина есть и на Валааме. Главный Спасо-Преображенский храм стоит на горе Фавор. В западной части острова располагаются Гефсиманский и Воскресенский скиты; в последнем есть храм Гроба Господня с Голгофой и кувуклией.
Началась наша экскурсия с посещения Коневского скита, устроенного в честь иконы Коневской Богоматери. Этот образ особо почитается на русском Севере. На иконе изображены Богоматерь с маленьким Христом, который держит два голубиных птенца, – очистительная жертва за младенца мужского пола, поэтому этот образ называют еще Голубицким. Скит расположен в окружении тихих лесных озер, заросших по берегам желтыми кувшинками. Простая деревянная церковь – самая маленькая на острове. У храма слева и справа от тропинки небольшие скитские домики братии с садиками и цветниками. Тишь, красота, молитвенный настрой (который, конечно же, нарушают бесчисленные паломники). Храмы во всех скитах всегда открыты и пусты. Можно заказать молебны, оставить пожертвования. Можно самим помолиться, почитать акафисты, которые есть на аналоях. Братия молится в кельях или трудится. Днем в скитах монахов практически не увидишь.
По дороге Марина показала нам форелевое хозяйство обители. На Валааме есть и коптильня, где можно заказать форель нужных размеров. Форель горячего копчения очень вкусная. Это настоящий валаамский деликатес.
Далее наш путь лежал в Гефсиманский сад, который являл собой образ Иерусалима. По чудесным тропинкам и лесным дорогам мы вышли к Елеонской горе, ее вершину украшала пятиглавая часовня в русском стиле, освященной во имя Вознесения Господня. Здесь неподалеку в полном согласии с Иерусалимской географией есть и свой Кедрон, и Мертвое море (Лещееевское озеро). У подножия Елеонской горы находится Гефсиманский скит. Кстати, скиты называют еще по цвету построек. Так, Гефсиманский скит называют Желтым. В Гефсиманском саду была погребена Богородица, поэтому скитская церковь освящена во имя Успения Богородицы. За церковью находятся два келейных корпуса. Вход на территорию скита не благословляется. Можно помолиться у маленькой часовни Моление о Чаше.
Последняя цель нашей экскурсии – Воскресенский скит, который расположен на восточном берегу острова. Построен скит из красного кирпича с высокой кирпичной же стеной. Его называют еще Красный скит. Я с радостью узнала, что благоустроителем этого скита был известный меценат, сибирский золотопромышленник Иннокентий Сибиряков. По всей Сибири он помогал больницам, библиотекам, подарил библиотеку Жуковского Томскому университету. Здесь, на Валааме, в Воскресенском скиту на его средства построен главный двухэтажный храм с верхним Воскресенским и нижним храмом Андрея Первозванного. Иннокентий Сибиряков собирался принять постриг на Валааме, но Афонские монахи уговорили его уехать на Афон. Он совершил монашеский постриг на Афоне и вскоре там умер.
Нижний храм устроен по подобию пещеры храма Гроба Господня в Иерусалиме с камнем помазания, Голгофским крестом и кувуклией.
Мы по очереди, низко склонившись или даже ползком, на коленях заходили в притвор Ангела, где находился камень, отнятый Ангелом от Гроба Спасителя с частицей подлинного, и далее в пещеру, где стояло мраморное подобие Гроба Господня. Разрешалось все фотографировать, ставить свечи. Было время помолиться.
Завершилась наша экскурсия в Большой Никоновской бухте, куда причаливают круизные пароходы. В небольшом кафе у причала мы попробовали Валаамское мороженое, которое изготавливают из местного молока (в Валаамском хозяйстве содержатся около тридцати коров). Мороженое делают трех видов: сливочное, со смородиновым джемом и шоколадное. Наибольшей популярностью пользуется сливочное.
А к причалу все прибывали суда. Вереницей одна за другой тянулись от пристани группы туристов, паломников. Я слышала французскую, английскую, финскую речь. Марина сказали нам, что за сезон, с мая по октябрь Валаам посещают свыше 100 тысяч туристов. А на сайте Валаамского монастыря есть даже цифра 200 тысяч! Порой в воскресные дни приезжает по 40 групп. Сейчас основной доход монастырь получает именно за счет туризма. И только с октября по май начинается уединенная поистине монастырская жизнь. Немногочисленных паломников принимают лишь на Рождество и Пасху. Не всем монахам нравится такое многолюдье. Некоторые из них уезжают в более отдаленные и тихие монастыри: на Кавказ, на Афон. Владыка Панкратий тоже обеспокоен наплывом туристов и паломников. Он даже высказывался за то, чтобы каким-либо образом регулировать число посетителей – и уникальная природа уже не выдерживает стотысячного наплыва туристов, и монахам тяжело.
К вечеру того же дня для желающих за отдельную плату была организована еще одна экскурсия на Святой остров. Захотели поехать все. Это знаменитейший остров, с которого, по преданию, и начинался в 10 веке монастырь, здесь при основателях монастыря Сергии и Германе находился первоначальный Свято-Троицкий монастырь. Здесь же в 15 веке подвизался великий русский святой Александр Свирский, основавший позже монастырь на реке Свирь.
Поплыли мы на открытом рыболовецком катере, довольно утлом по сравнению с «метеорами» и пароходами. Погода стала портиться, солнце заволокло тучами, начал накрапывать дождь, усилился ветер. Погода на Ладоге коварна: в одночасье безмятежную морскую прогулку в солнечный день может превратить в отчаянную борьбу с водной стихией. Ближние берега и острова затянула серая пелена. Вот из тумана стали вырисовываться крутые скалистые берега Святого острова, со стройным порядком елей и сосен. Когда нас высадили на причал, катер отошел от берега и «лег в дрейф», поскольку поднялись большие волны, бившие его о причал. На самом острове, густо поросшем густым сказочным лесом, ветер приутих. Моросил дождь. Мы пошли к церкви Александра Свирского мимо небольших скитских домиков, окруженных кустами красной смородины, маленькими огородиками, цветниками. Разувшись, зашли в церковь.
Немногочисленные добровольцы по очереди неумело, часто запинаясь, читали акафист, а мы стояли вокруг, вглядывались в лица святых на иконостасе, кто-то писал записочки, заказывая молебен. За окнами накрапывал дождь, зеленел лес. Это была какая-то чудесная минута, в которой мы, незнакомцы, приехавшие из разных уголков России, духовно, единоверчески соединились не только друг с другом, но и с глубокой святой древностью, поколениями монахов-подвижников, которые, как драгоценный дар, обустроили, сохранили, восстановили и преподнесли Богу и нам этот дивный остров. На Валааме потом я не раз испытывала такие удивительные переживания подлинной, пронзающей времена соборности и приобщенности к великому очагу духовности. Эти переживания возникали во время богослужений, при посещении храмов и просто во время прогулок по монастырю. Наверное, это самое драгоценное, что дает Валаам и ради чего стоит посетить его.
Рядом с церковью мы увидели небольшую узкую канавку, обложенную замшелыми камнями – это могила, которую вырыл себе сам Александр Свирский, в знак вечного памятования о смерти. Рядом стоит поклонный крест. Александр Свирский отбыл потом на реку Свирь, открытая могила так и осталась, монахи сохранили ее. На острове осталась также и пещера, в которой спасался этот подвижник. В пещеру можно было зайти, ненадолго остаться в ней одному, помолиться, сфотографировать. Пещерка обложена плоским камнем, в ней несколько икон, зажжены свечи. Находиться там можно было только одному человеку и то, согнувшись или на коленях. Мы долго и терпеливо стояли в очереди так, чтобы все могли побыть в пещерке и помолиться там. Потом можно было немного погулять по острову. Небо стало очищаться.
Вдоль берега вьется золотистая тропка, она, то взлетает на отвесный берег, то сбегает к прибрежным камням, то проходит по деревянному настилу над пропастью. И с каждым поворотом открываются чудесные виды, один краше другого: блестит между иглами и золотыми ветвями вода; с выступающего далеко в озеро каменистого мыса бредут одна за другой к воде сосны. Вот разливается широкая Ладога с манящими островками и тающими в дымке едва заметными дальними берегами. На черных камнях ближнего острова вздымается могучий лес. И думается, почему Александр Свирский бежал от этой Божественной красоты в темную и узкую пещерку, где неверным светом мерцали маленькие свечи, роняя блики на черные грубые камни? Неужели и Божественная красота отвлекает от самого Господа и рассеивает ум и молитву?
Когда мы подошли к причалу, над Ладогой во всю ширь уже сияло солнце, тучи ушли за горизонт.
– Вот видите, мы помолились Александру Свирскому, и дождь прекратился, – радостно улыбалась Марина.
Кстати, Марина как-то предупредила нас:
– Будьте осторожны с желаниями – на Валааме они сбываются.
Всю обратную дорогу нас преследовала стая чаек. Словно цирковые, они ловко ловили на лету брошенный им хлеб и другую еду. Вокруг катера их собиралось все больше и больше. Когда капитан предупредил нас, что не надо кормить чаек, было уже поздно: кое-кто стирал со своей одежды птичьи метки. Чайки преследовали нас до самой Монастырской бухты.
После экскурсии небольшой компанией мы совершили прогулку на мыс Земняковский. Красота валаамской природы восхитительна, в особенности бухт и мысов, где земная, водная и небесная стихии соприкасаются. У горизонта небо и вода сливаются в нежной голубой дымке. Скальная порода, на которой стоит Валаам, называется габбро-долерит – это иссиня-черный камень с геометризированной структурой – он раскалывается и дробится по прямым линям. Сам по себе камень живописный, скульптурный. Каменные плиты мысов образуют большие гладкие поверхности естественные уступы и ступени, спускающиеся к синей, спокойной воде. Трещины и борозды на плитах сплетаются в живой рисунок. Эти чудесные каменные изваяния в сочетании с зеленью и лазурью Ладоги создают впечатляющие картины. Что может Господь уготовить прекраснее этой дивной природы!
И был вечер, и было утро, и настал день третий.
На третий день начались наши трудовые послушания.
Но прежде с утра мы с Татьяной пошли на полунощницу – так называется ранняя братская служба в монастырях. Она начиналась в пять часов утра в верхнем храме Спасо-Преображенского собора. Северное белесое утро, тишь, немногочисленные паломники, устремляющиеся на службу. Храм светлый, высокий. В окружении тянущихся вверх мощных столпов чувствуешь себя чуть-чуть ребенком. В церкви по старинному благочестивому обычаю женщины стоят слева, мужчины справа. Иногда некоторые женщины по неведению забредают на правую сторону, но никто на них не шипит, не тащит их на «женскую» сторону. Монахи все делают не торопясь, сосредоточенно: не они для времени, а время для них.
Позже, всякий раз, когда нам позволяло время, мы ходили на молебны, которые служились почти каждый день в 13.30 в нижнем храме: иконе Валаамской Божьей матери, Всецарице, преподобным Сергию и Герману, преподобному Антипе. На Валаамских молебнах поют не только монахи, но и молящиеся. В хоре молящихся всегда выделяются красивые женские голоса, которые уверенно ведут мелодию. Чувствуется, что эти женщины поют в церковных хорах. Когда начинается миропомазание, монах берет горящую лампадку и помазует всех маслом прямо из горящей лампадки.