Игумен Питирим каждый вечер обходил кельи монахов и осматривал их имущество. Найдет ненужную по его разумению вещь и уничтожит, увидит лишнюю плошку – разобьёт, посчитает рубахи, да порвёт лишние, так чтоб только две рубахи осталось: одну - на тело, другую на смену.
– Господь спросит за каждую мелочь, потраченную расточительно, ради страстей и пустого удовольствия, – приговаривал он.
Монахи потом уже ничего в кельях не держали: рубаха-перемываха, жбан для воды, Библия да иконы – вот всё, что можно было найти у них.
Отошел Питирим в мир иной, на смену ему выбрали другого игумена – Петра. Тот по монашеским кельям не стал ходить, имущество у монахов не проверял, разносы за лишние вещи не чинил. И завелись в монашеских келейках и книги новые, и одеяла теплые, и рубах по пять штук на брата. Пришёл как-то вечером к Петру эконом Алексий и говорит:
– Наши братья разжились богатством. Не повредило бы это их спасению. Хороший был устав у Питирима: все лишнее – долой. Как бы и сейчас так сделать, владыка.
– Коли забрать у них все лишнее, им и подарить брату своему нечего будет, и пожертвовать для убогих нитки не смогут, – ответил Пётр. – Будут думать, что они и есть самые нищие, что им все жертвовать должны.
– А разве молитва монаха не есть самый драгоценный духовный дар миру!? Истинное богатство! – воскликнул Алексий. – Что все эти рубахи и плошки стоят в сравнении с ним!
Пётр склонил голову и тихо сказал:
– Нельзя отнимать у монахов соблазны, пусть сами борятся с искушениями. Для чистого сердцем и горы золота не искушение, а жадного и рубаха рваная в грех введет. И есть ли среди монахов такие праведники, чтоб по молитве его на замерзающем в стужу тулуп оказался? А коли будет у монаха тулуп и встретит он замерзающего, неужто не отдаст ему, а вместо того молиться будет о спасении души несчастного, погибающего на морозе?
– Знаю я, что потом будет, – покачал головой Алексий. – Видел такие монастыри. Монашонки в Рождественский пост икрой красной балуются, фрукты заморские потребляют. А все это им – утешение. Тьфу! Прости Господи!
– Не в монастырях дело, а в сердцах. От бедности-то так же гордыни можно набраться и лютости.
– А про богатого что Спаситель сказал? «Легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть в рай». Забыл эти слова?
Помолчал Петр:
– Не так прост, брате, путь спасения: коли нищий – в рай, а чуть разжился – грешник. Да ведь и пророк Давид изрек: «Я был молод и состарился, и не видал праведника оставленным и потомков его, просящими хлеба». Уразумей, Алексий: не были нищими. Значит, Бог подавал им малый достаток за труды их.
Душа ведь не бедностью, но богатством вернее проверяется.
МАЛЕНЬКИЕ ДЕЛА
Одна женщина по любому поводу обращалась за помощью к Господу. Пойдет на рынок и просит:
– Помоги мне, Господи, хороших горшков купить, чтоб не трескались и не текли.
Начнет кашу варить и приговаривает:
– Дай Бог, чтобы каша не разварилась да не подгорела.
Станет носки вязать и опять:
– Помоги, Господи связать в срок хорошие носочки.
Как-то взялась она кудель прясть, перекрестилась на икону и говорит:
– Помоги мне, Господи, кудельку мою ладно спрясть, чтоб как раз к Покрову управиться.
Вот ей муж и говорит:
– Что ты, мать, часто Господа тревожишь, с куделью да с горшками ему досаждаешь, отвлекаешь по всяким пустякам. На себя больше надейся. Что ты без Бога кудель свою не спрядешь? Сказано же было: «Не поминай Господа нашего всуе»
– Какая же это всуя!? – всплеснула руками женщина. – На себя только черт надеется. Мне Бог во всякой работе помогает.
– Бог он – работник, что ли, чтоб звать его кудель прясть да люльку качать?
– Бог – великий работник, – отвечает.
– То-то и оно, что великий, а ты его ко всяким своим маленьким делам призываешь, – покачал головой муж.
– На моем веку великих-то дел и не будет вовсе: все горшки да каши, да кудель, да люлька. Значит, Господь ссудил мне маленькими делами спасаться. Неужели только те, кто большие дела делают, имя Господне призывать могут и о помощи его просить? Бог милосерден, он всякого слушает и в маленьких делах помогает, и через маленькие дела спасает.
– Смотри-ка, речиста стала, разумные речи говоришь, – подивился он.
– Не я – Господь мне помог. Ведь я сижу да приговариваю про себя: «Помоги мне Господи, по уму и по истине мужу ответить». Хоть и маленькое это дело, а Бог помог, вразумил меня.
МОЛЧАНИЕ
Старый монах Паисий принял обет молчания ради постоянной умной молитвы. Видели иноки, как через эту молчаливую молитву он просвемился зримо. Лик его сиял – посидишь рядом с ним – и будто в благодать окунешься.
Юный послушник Никодим, глядя на него и желая стяжать такую же благодать, тоже принял обет молчания. Слова не скажет, все дни в молчании проводит. Утром придет к настоятелю за послушанием: молча стоит, ждет; получит урок, поклонится и уйдет работу свою делать. Братия с уважением к обету инока относилась. Только блаженный монах Савва как увидит Никодима, руками замашет, закудахчет, закричит громко: «Клушка-пеструшка молчала-молчала, пока яйцо не снесла, а снесла – закудахтала! Кудах-тах-тах! Кудах-тах-тах!» – и начнёт он прыгать вокруг Никодима да головой вертеть, руками махать, будто крыльями. В другой раз как встретит Никодима, поклонится ему низко и скажет важно: «Слышал ли, болтливая кума молчать решила да вдруг залаяла?», – и зальется лаем. «Подь ты совсем!» – злился про себя Никодим, но обета своего не нарушал.
Блаженный Савва был прозорливцем, к его речам всегда прислушивались. «Это он меня так испытывает, – думает Никодим, – а всё равно молчать буду. Господь для смирения мне его посылает».
И вдруг однажды пришла иноку в голову великая мысль, такая важная, что грех не поведать ее миру.
«Я – думает Никодим, – только одному монаху ее скажу, а потом опять молчать буду. А то вдруг я умру завтра, и не узнает никто о великой истине, которую мне Господь открыл молчания моего ради».
Побежал он к своему сопостнику Симону:
– Симон, пришла ко мне великая мысль, чтоб передать ее, нарушаю я обет молчания, запомни ее крепко, я потом опять молчать начну. Мысль сия такова: «Если хочешь спастись, то будь мертв, не принимая ни бесчестия человеческого, ни чести».
Улыбнулся Симон и говорит:
– Это не твоя мысль, а Макария Великого.
Достал книгу и показал Никодиму эти слова Макария в его сочинениях.
– Как же так, – сокрушаелся инок чуть не до слез, – она мне в голову пришла, ради нее я обет молчания нарушил.
Пошел он в унынии в свою келью. Навстречу ему блаженный Савва идет.
– Отче Савва, все ты про меня знал наперед. Клушка я и есть. Думал, что великая мысль ко мне пришла, ради нее нарушил обет молчания, а мысль эту давным-давно Макрий Великий высказал.
На сей раз Савва не стал подсмеиваться над Никодимом.
– Не печалься, брате, – говорит он, – рано ты за этот трудный подвиг взялся.
– Но ведь старец Паисий уж третий год молчит, да благодать стяжает.
– Повод к молчанию у вас разный. Паисий молчит, потому, что ему уже нечего сказать. Уразумел он, что истина глубже слов. А ты взялся молчать от того, что еще нечего сказать. И вдруг – на тебе! – мысль появилась. Искушение это было. Не гордись, Никодим, трынди покуда.
Молчание – это речь Бога, далеко нам до него.
ОБ ИЩУЩЕЙ НАСТАВНИКА
Одна девушка искала наставника. Ей сказали, что есть в соседнем городе наставник, праведный человек, да только он очень суров.
«Пойду к нему, – решила девушка, – строгость в наставлениях не помеха, а помощь». Пришла она к суровому наставнику, он как увидел её, застучал палкой об пол и закричал: «Прочь! Прочь от меня, грешница!» Девушка обиделась и ушла. Вернулась в свой город. Вскоре узнала она, что живёт неподалёку наставник ласковый и мудрый «Вот к нему и пойду», – решила она. Пришла к доброму наставнику. Он её с радостью встретил, рядом посадил, мудрые речи с ней завёл. У девушки от счастья душа затрепетала: «Вот это настоящий наставник! Буду теперь у него советов во всём спрашивать».
«Приходи ко мне ещё, славная девушка», – сказал ей на прощание добрый наставник.
Вернулась девушка домой и рассказывает матери:
– Была я у доброго наставника, он мне такие слова ласковые сказал. Какой он хороший! Не чета тому, что в соседнем городе живёт.
– А что тебе сказал тот, что в соседнем городе живет? – спросила матушка.
– Я только зашла, а он как палкой застучал, как закричал: «Прочь! Прочь от меня, грешница!»
– А ты что?
– Я повернулась да пошла.
– Эх, ты, глупая, он тебе первое наставление сделал. Это настоящий наставник и есть. Он говорит тебе о грехах, а не льет елей на пороки твои. Тебе к нему надо идти.
– А коли он меня снова прогонит?
Покачала мать головой:
– Неужто не знаешь, что надо делать?
– Не знаю, – ответила дочь.
– Вот когда поймёшь, что надо сделать, тогда считай, что получила ты первое наставление от праведника, да и самого наставника обрела.
У ПОДСВЕЧНИКОВ
Усердную женщину благословили служить в церкви на свечах. Во время службы она стояла у подсвечников, убирала сгоревшие свечи, счищала капли воска, тёрла пол. Работала она с большим радением и ничего не хотела от своей службы получить, только молила Бога об одном: чтоб сподобил её Господь увидеть Ангела небесного. Всякое служение начинала она с молитвы, молитвой заканчивала и всегда в конце молитвы добавляла: «Господи, сподоби меня, грешную, увидеть Ангела Твоего благого».
Подходили к ней люди, спрашивали, куда свечку поставить, как молиться перед образом, какой святой поможет им в таком-то деле. Поначалу, пока она не шибко истово служила, подробно объясняла людям, куда свечи ставить, как молиться. А потом решила, что разговоры эти отвлекают её от служения и непрестанной молитвы. Спросят её, она головой тряхнёт, рукой махнёт – дальше с усердием свою работу делает и молится. А потом уж и слышать никого не слышала – видеть не видела – так истово делу своему служила, молитвы шептала. И подсвечники у неё всегда в полном порядке – чистотой сияют. Люди к ней уже перестали подходить – знают, что недосуг ей разговоры вести, что великая она молитвенница и праведница.
И вот однажды, стояла она, как обычно, у своего подсвечника, терла, скребла, молилась. Вдруг кто-то её легонько тронул за плечо, женщина и не подумала повернуться. «Клавдия, Клавдия!» – тихо окликнул её голос. Женщина ничего слышать не хотела – она никогда не отвлекалась от своего служения, не прерывала молитву.
А если б она обернулась, то увидела бы, что за спиной её стоял Ангел Господень. Это он коснулся её плеча и позвал по имени. Но Клавдии недосуг было отвлекаться на всякий зов.
Посмотрел Ангел с грустью на женщину, взмахнул крыльями и растаял в золотом сиянии.
ПРИХОЖАНКИ
Две прихожанки давно ходили вместе в храм. Они стояли рядышком у солеи всю службу. Как-то одна сказала другой после службы.
– Смотрю я на тебя, Агафья, ты вся как чистый ангел светишься. Всё, видать, разумеешь, каждое слово, что в храме звучит, и в сердце своё складываешь. Ты спасёшься.
– Что ты, я великая грешница, – ответила Агафья, – умом скудная и неразумная. Ничего не понимаю, что батюшки говорят. Я только на младенца Христа смотрю и говорю: «Малое дитя ничего не понимает, но любит мать так, что ни убавить, ни прибавить ничего к этой любви нельзя. Так и я люблю тебя, Господь, как малое дитя, а ничего не разумею больше».
НЕВСТРЕЧА
Зиновия уверовала в Бога. Она молилась дома и никак не могла решиться пойти в храм, робела. Но слышала она, что храм – тело Христово, и там все истинно верующие в великом благолепии пребывают.
И она решила пойти в Церковь. В воскресный день Зиновия принарядилась, и, волнуясь, отправилась в храм на встречу со Спасителем. В притворе купила свечи и несмело переступила церковный порог. Солнечные свет стоял под куполом, золотые блики играли на иконостасе, на строгих ликах святых.
Зиновия потянула тонкую свечку к подсвечнику.
– Стой! Стой! – схватила ее руку послушница, стоящая на свечах, и суровым взглядом окинула Зиновию. – Сейчас нельзя свечи ставить. Не слышишь, что ли, шестопсалмие читают! Все свечи погашены!
Зиновия в замешательстве отступила от подсвечника. Она долго держала свечи в руках, не решаясь больше подойти к подсвечнику, свечи расплавились в ее ладонях. Зиновия смяла их в кулачке.
Женщина отошла в сторонку, встала у столпа и стала внимать молитвенному пению. Вдруг кто-то сзади больно дернул ее за волосы:
– Почему голову платком не покрыла?
Зиновия в растерянности оглянулась: перед ней стояла сгорбленная старуха с клюкой и злобно выговаривала:
– Пришла в святую Церковь, как на рынок.
– Бабушка, я не знала, что надо платок надевать, я первый раз в храм пришла, – чуть не плача оправдывалась Зиновия.
Закончилась служба, прихожане потянулись к амвону, где стоял батюшка с крестом. Все подходили по очереди и целовали крест и руку батюшки.
– Спаси Господи, – говорил он каждому.
Зиновия пристроилась в конец очереди.
Когда она подошла ко кресту, батюшка вдруг помрачнел и отвел крест от ее губ:
– Как ты накрашенными губами будешь животворящий крест целовать? – с укоризной произнес он.
Зиновия повернулась и вышла из храма, роняя слезы.
«Как же так? Шла на встречу с Богом, а встретилась с недобрыми старухами и какими-то пунктами…»
С иконостаса вслед ей с любовью смотрел босой Бог.
МИЛОСТЬ ГОСПОДНЯ
У одной женщины случилось несчастье, и стала она упрекать Господа: «Ты милостив, а со мной сотворил немилостивое. Молила тебя о благоволении, и не услышал меня». И так она не раз говорила Господу.
Вскоре приснился ей сон.
У Церкви сидел и просил милостыню увечный. У него не было пальцев на обеих руках. Он протягивал идущим в храм свои обрубки, и люди давали несчастному юноше деньги. И эта женщина всякий раз стояла рядом с нищим, и радовалась милосердию дающих. Нищему хватало милостыни на простую еду и скромную одежду. Он подолгу просиживал у храма, милость людей не иссякала, и у него стало больше денег. Тогда нищий стал покупать вино и веселить себя им, ведь он чувствовал себя несчастным калекой. Появились у него дружки, которые охотно пили с ним вино, а выпив, ждали, когда он снова наберет денег и угостит их. Калека стал спиваться, а народ всё жалел его, и бросал монеты в кружку.
Видя это, женщина стала вразумлять юношу, наставлять его. Но сказанные ею слова, к удивлению ее, не были слышны даже ей, хотя говорила она, как ей казалось, очень громко. Она хотела попросить людей пожалеть юношу, и не давать ему денег на вино, но случилось то же самое – речь её не имела звука. Сколько она не пыталась что-нибудь сказать – никто не слышал её. И женщина теперь молча стояла рядом с пропадающим калекой.
Между тем юноша дошёл до совершенного нечестия: он выпивал вино возле церковной ограды и пьяный полз к паперти, чтобы собрать ещё денег на выпивку себе и дружкам, которые всегда поджидали его неподалёку.
И дальше увидела женщина, что наступила Пасха, и люди в праздничных одеждах отправились в храм на Всенощную, и она шла вместе со всеми. Подойдя к Церкви, женщина стала искать калеку, но его уже не было ни среди нищих, ни среди идущих в храм.
Проснулась женщина, уразумела все и сказала: «Слава Тебе, Господи, такова милость Твоя: не давая, Ты спасаешь».
БОГАТЫЙ ГРЕШНИК
Один богач, ленивый несклонный к исправлению грехов и молитве, пришел в монастырь к игумену и говорит:
– Я вашу обитель достойно награжу, коли дадите вы мне, владыка, самого лучшего молитвенника и прозорливца, чтобы он все мои грехи распознал и замолил их.
– Как же я вам его дам? – удивился владыка.
– Пусть он у меня с месяц поживёт, мои грехи все узрит, запишет, да и потом отмаливает их. Спасение души – дело богоугодное, верно, владыка.
Подумал игумен и согласился, дал богачу прозорливого молитвенника.
Приехали они в дом богача. Тот ему и говорит:
– Ты везде за мной ходи, что увидишь неправильного и грешного, записывай. Вечером показывай мне мои грехи. А потом проси у Господа за меня прощения, отмаливай.
Праведник так и делал: все грехи записывал и вечером показывал хозяину. Несколько листов были исписаны грехами.
– Что-то слишком много грехов получается у меня, – злился богач, – и то грешно, и это грешно.
– Да, так оно и выходит, – отвечал праведник.
– Ты как-нибудь там короче пиши, без фанатизма, а то ведь игумен не похвалит тебя за то, что обитель ваша щедрой награды лишится.
На следующий вечер богач спрашивает:
– Много сегодня понаписал?
– Да нет, один грех только.
Богач обрадовался:
– Ну, покажи!
– А вот:
«День прожит во грехе».
ПОКИНУВШАЯ РАЙ
Праведная Евфимия попала в рай. Долго она там блаженно пребывала. Настало время, когда стали вселяться в рай души тех, кто был на земле детьми ее ровесников. По всем срокам и ее чада должны покинуть земную юдоль и прибыть в рай. Ждала-ждала Евфимия встречи с детьми, а их нет, все сроки прошли. Кое-кто уже и внуков дождался, и правнуков. Стало ясно ей, что дети ее в другие обители попали.
Зарыдала Евфимия и говорит Господу:
– Я здесь, а детей моих нет в раю. Отпусти Ты, меня, Господи, недостойна я пребывать в Твоей обители, коли дети мои не спаслись. Значит, не наставляла их в праведной жизни, не молилась за них с усердием.
И Евфимия с плачем покинула рай.
ПОСЛУШАНИЯ
На вечерней службе батюшка попросил прихожан прийти в день Крещения раздавать святую воду. Домна с радостью вызвалась прийти в храм на раздачу крещенской воды. «Это же какое доброе служение: святую воду православным раздавать – это ли не награда к празднику!» – с радостью думала она.
Ранним утром Домна пришла в церковь.
– Если будут хорошие пожертвования, то благословим вас на паломническую поездку, – пообещал батюшка, когда поставили блюдо для пожертвований возле больших чанов со святой водой.
– Ну! – возликовала Домна. – Еще и в поездку поедем к святым местам.
Начала она работать в добром расположении. А сама нет-нет, да и посмотрит на поднос с пожертвованиями: сколько там уже денег? Народу в храм шло много, очередь стояла за водой. Но чаша для пожертвований не сильно наполнялась. Домна стала хмуриться: «Вот люди, какие, жадные! Им Святая Церковь такую благодать дает, а они копейки скупятся выложить, или вовсе ничего не жертвуют».
Потом уже и радости никакой не осталось.
– Что вы так мало жертвуете?! – громко возмутилась Домна, оглядывая очередь злыми глазами. Она потрясла чашу с деньгами. – Какое там паломничество! Пять сотен за полдня пожертвовали.
И после уже Домна угрюмо разливала святую воду, не глядя на прихожан. Руки отяжелели, спину ломило. Очередь закончилась.
«Еще и пол надо мыть, залили все, затоптали», – злилась Домна.
Она взялась за швабру. Вдруг к ней подошла девушка.
– У меня сегодня день Ангела, батюшка мне подарок сделал: благословил пол в храме помыть, – девушка робко протянула руку к швабре, будто боясь, что не сможет удостоиться такой чести.
Домна сунула ей швабру. Девушка просияла.
– Спаси вас Господи! – горячо поблагодарила она. – В Крещение помыть пол в храме – такая награда мне, недостойной! – она рассмеялась и упорхнула за ведром.
Домна тяжело поковыляла к выходу. «Всю радость отбили, жадюги», – бормотала Домна.
Счастливо улыбаясь, девушка летала по храму со шваброй, как ласточка. «Радость-то какая!» – ликовала она.
ПЛАЧ МОНАХА
Пришел молодой монах к старцу и с плачем рассказывает, что одна мерзость ему снится: девки голые, искушения и похоть.
– Молю Бога, отче, хоть бы мне Богородица приснилась или Ангел Господен, или уж просто свет нетварный, божественный, а то одна мерзость в сны лезет.
– Что ты! Что ты! – замахал старец рукой. – Не моли об этом! Как приснится тебе Богородица, считай, соблазн тебя и победил. Так и будешь думать, что теперь ты святой. А это Господь тебе пока знак дает, на грех твой указывает. Не оставляет Он тебя – наставляет.