Огромная, и неудержимая, и странная во все времена, расторговалась, родимая, расходилась страна! Товару – до черта и больше, и качественный, и лажа. Шумит от Курил до Польши гигантская распродажа! Спрос и предложение бешеные диктует нищета. Обвиняемые и потерпевшие, торгуем! От винта! Тухлою рыбой и совестью, красивой фигурой и рожей, старостью... и новостью, плохой и хорошей. Правдой – она не дороже лжи, но вполне, вполне... Честью и долгом – тоже. Впрочем, они не в цене. Втридорога – лекарствами (возьмут, никуда не денутся). Жизнями – просто-запросто (чужими, разумеется). Фанатиками и фантиками, мечами и оралами. И рядовыми солдатиками, и генералами. Окорочками-конфетками, просроченными в прошлых веках. Хорошими отметками в нужных дневниках. Гелевыми ртами и чувствами и естественными почти задницами и бюстами, господи прости! Книжками бездарными, аферами гениальными, должностными окладами и премиальными. Нравственными припарками (с экрана поет труба!), подержанными иномарками (новые собрать не судьба!). Сталиным, чертом и дьяволом, магией и ворожбой, страхом, новым и старым, любовью – само собой, любовью – святое дело, древнее всех пирамид! Тем, что уже отболело, и тем, что пока не болит. Могилами, горем и бедствием. (Плевать! Все там будем!) Судом и следствием и вообще правосудием. Кровью, мозгами и лицами (товар разлетается враз)... Ворами и убийцами – атас! Женщинами беременными и прочими – ни шатко ни валко. Тиграми застреленными (вот их – жалко). Детьми и прочими близкими (нам же всё по...) торгуем, как сосисками в сельпо! Торгуем мужьями и женами, спятив от одиночества. Шахтерскими похоронными (семьи – перетопчутся). Смертью среднесдельною, драйвом, кайфом и сплином. Водкою поддельною. Подлинным героином. Пропискою московскою ко всеобщему благу. Собою. И стариковскою медалью «За отвагу». Адреналиновым риском, правами пьяных водил. Можно продолжить. Списком. ...Но нет больше сил.
СИБИРЯКИ
Есть некий смысл и мудрость – видит Бог! – чтоб жить во льду сибирской параллели и слышать за окном, за вздохом вздох, охрипшее дыхание метели; вынянчивать воздушную стопу, механику возвышенного лада; торить в поту тяжелую тропу в пуховом одеяле снегопада; рожать детей, чтоб добрыми росли, и возвращать крещенье и венчанье; вгрызаться в недра черные земли, чтоб взять ее горячее дыханье; и познавать в круговращенье лет, веселую выплескивая ругань, каким трудом, ломающим хребет, дается сталь, и мед, и хлеб, и уголь! И поезда водить. И пить, и петь во имя всех умерших и живущих; пахать, косить... любить... и не жалеть о теплых небесах в заморских кущах... Начальству незатейливо дерзя, растить цветы и яблоки – на зависть! И жить вовсю – в местах, где жить нельзя, – своей сермяжной правды не стесняясь! Грохочущие строить города... Тянуть дороги дальше год от года... Гори во тьме, суровая звезда сибирского железного народа! ...Сей Божий дар в столетьях обретен – чтоб жить во льду сибирской параллели и слышать за окном охрипший стон – смертельное дыхание метели...
ПУШКИН ВАМ ОТСТОЙ?
Пушкин вам отстой? Школьный предмет занудный? Эк вы прохлопали! Его за почти что двести лет раз сорок уже... пробовали... Да зубы сломали... А он – влегкую выстоял, весел и милосерден. Открою одну железобетонную истину: Пушкин бессмертен. Не то что смерть, но даже и проседь, и прочие... тленности и бренности – ему не страшны! И его не сбросить никому с корабля современности! Ни при чем здесь критики и о рангах табель, потому что он сам и есть сей корабль! Важнее оружия, важнее хлеба, важней, чем наук чудеса... Нетленный ковчег, одевший полнеба в сверкающие паруса! Ему подвластны и быль, и небыль, море, суша, и близи, и дали. Пушкин им негож... Эка невидаль! А вы его, хлопцы, читали? Он решает сам, кому согреться у костра его – желанным гостем. Он знает, в чьем воцариться сердце пожизненно – Первым Консулом. Это ваши потонут рэпы и гитарки в громе его струн. Это вы с подружками станете перестарки, а он-то – вечно юн! Он белозубо хохочет, прощая безоглядно нам глупости наши и слабости. Пушкин им ненадобен... Бросьте, ребята. Это вы ему без надобности.
СЕМИДЕСЯТЫЕ ГОДЫ. КИНО ПРО ВОЙНУ
...И танки шли – лоб в лоб, в работе своей смертельной. Длился бой. «Ага, привет от тети Моти!» – кричал танкист сквозь лязг и вой – и зал смеялся, умиленный... Да! Сельский клуб, Сибирь, снега... А здесь – бронею раскаленной гремела Курская дуга. Был честен режиссер дотошный и точен – много лет назад. И стрекотал, как заполошный, советский киноаппарат! «Огонь!» Из гари и тумана полезли «тигры». Сбит прицел. И офицер в упор с экрана глазами синими смотрел. И суетился танк крестатый, поспешно дуло наводя. И на лафете пушки смятой следы кровавого дождя... Комбат орал: «Назад ни шагу!» Как близко все... и далеко... И лез солдатик по Рейхстагу, сжимая теплое древко... «Не падай, выживи, братуха!» – молил его безмолвный хор. И пот со лба, ругаясь глухо, стирал измученный актер. Где этот зал? Так вспомнить тянет, хоть старый клуб исчез давно, но – не уходит, не устанет война себя играть в кино. ...Пропахла дымом гимнастерка, разрывы, слезы, кровь и пот... Горящая тридцатьчетверка. Тяжелый шаг пехотных рот.