* * * По живому пространству, где фосфор оставляет чахоточный след, я прошёл невесомо и просто, без знамён, без потерь, без побед.
Там о смерти ни слова – не каркай: ворон ворона не заклюёт! На какие военные карты нанесут этот пеший поход? Я ходил по холмам и пригоркам (хочешь смерти – так быть посему), но ни корки теперь, ни полкорки я с чужого стола не возьму.
* * * Снег сам собой не образует мифа: мы бабу снежную лепили – дети скифов, сакральный смысл оставив на потом, с кургана покатились кувырком.
А зимы были страшные: страшнее, чем ночь в бомбоубежище. Дощечки привязывали вместо лыж к ногам, и даже если дом не уцелеет, то в кухне летней как-нибудь у печки перезимуем. И хвалу богам
весной, когда снега сойдут с курганов, мы выразим посредством истуканов.
* * * Я дна достиг. Живущим в междуречье Кривого и Казённого Торца чужое солнце обжигает плечи. И падает душистая пыльца из каждого открытого цветка, как старая побелка с потолка.
* * *
Нарушена оптика в капле росы, а город ногами затоптан, и входит шаманство в движенья осы из тёмных времён допотопных.
И так до Христа без царя в голове (какие там яти и еры!), я только учился ходить по земле, а думал вернуться в пещеры.
Из речи согласный вытравливал звук, оставив гуленье сплошное, я снова младенчески видел вокруг съедобное или смешное.
На празднике жизни сдвигают столы и форм переходных не кажут, о том, что забуду спросить у пчелы, она мне сама не расскажет...
* * *
Давай о смерти ни гугу, кто был не прав – война поправит, мой голос внутренний картавит, и я по снегу, как могу, иду домой.
Но медленней ползёт улитка, чем я (во сне) туда иду. Что, если это не молитва, а так – губами шевелю, о, ангел мой?
Хоть стены там тепла не держат, есть только стулья и кровать… Из человека выпал стержень, и больше нечего ломать.
* * * Осень. Журнальный вариант
1. Всё не так, как раньше мне казалось, Бог с тобой, прохожий, я в порядке. Солнечная осень состоялась, но потом на деле оказалось – вариант журнальный, то есть краткий.
Хвойный лес, куда с тобой вернёмся, где не пахнет минами-грибами, хвоя отфильтровывает солнце, и оно тебя теперь коснётся липкими, душистыми лучами.
Музыка нетканная возникла – я отсюда слышу её гомон. Бог с тобой, прохожий, я привыкну, за меня ещё попросят выкуп и получат деньги по-любому.
2. Я рифмую «всхлип»… Б. Рыжий Жили-были, кончилась Москва… Как тебе понравится такое? Стынет сад, и листья со стола ты сметаешь тёплою рукою.
Я живу под небом молодым и боюсь проснуться онемевшим, ну и что, что я рифмую «дым», – горечи не больше и не меньше.
* * *
Остался вымпел на Луне, где нет следов собак и кошек, где Армстронг выпил в тишине, где небо в беленький горошек.
Тем, кто не прыгал с гаражей, поможет мягкая посадка. За домом в девять этажей – овраг, подстанция, посадка.
Попробуй небо обогреть, оно не даст тебе свалиться, бывает проще умереть, чем из Фейсбука удалиться.
* * * Николаю Давыдову
Забудь Ульяновск, от «Венца» до «Шипра» полтыщи метров, около того, названья эти содержали шифры, я все их разобрал до одного, но в поезде оставил свой блокнот, где цифры, знаки, потаённый код.
Я выяснил, зачем копали землю, что прятали внутри библиотек, зачем везли не каждого отдельно, но всем один приобрели билет.
И в кукольном музее Гончарова я сделал вид, что мне опять хреново, отстал от всех и тяжело дышал.
И, счастье ощущая в полной мере, я молча растворился в атмосфере, как будто не всерьёз существовал.
* * *
Андрею Фамицкому
Это сон, глубокий, мирный сон, укачало в поезде – бывает, не было пространства – был вагон. Я внутри, меня слегка качает.
Носят чай, но подстаканник пуст, вечность знает жажду, но другую, и белья почти неслышный хруст заглушает музыку любую.
Вещь такую пишешь пять минут, а потом три дня её вмещаешь. Мы уходим к свету, там нас ждут, но кормить в пути не обещают.