Это был я
В тот год запустили первый искусственный спутник,
В тот год я впервые
Поехал к Черному морю.
Это был я... - кареглазый десятилетний путник,
Еще не привыкший
К огромному человечьему горю.
Это был я...- разглядывающий живую Вселенную
Из деревни Спиченково,
От порога дедова дома.
Я чувствовал в себе душу - всерадостно неизменную,
И вслушивался
В предродовую дрожь космодрома.
Это был я... - стоящий на краю Журавлинского обрыва
Десятилетний-семнадцатилетний-
Сорокалетний пацан:
Крылья воображения примеривающий неторопливо,
Через Саянский хребет
Разглядывал Иволгинский дацан.
Это был я... а я и не знал, и не догадывался об этом,
Десятилетний... - что мог знать
О себе - мальчуган?
Я еще не понимал, зачем после Пушкина быть поэтом?
Я еще не начал собирать стихи
По атомам, капелькам и слогам...
Это был я... а кто я такой? Никто мне не мог ответить.
Ведь за небесный вопрос -
Молния отвечает насквозь.
Над жертвенником химкомбината замерло облако-лебедь,
И драконы-дымы взлетали
И визжали бессильно: Небось!
Это был я... космический зэк-отрок или пасынок Божий?
И на того и на другого
Я иногда бывал: похож - не похож.
Я бежал по Земле, как тринадцатилетний беглец-прохожий,
И не мог унять в сердце
Долгожданную дрожь!
Это был я... когда из Космоса улыбнулся Юрий Гагарин,
А это случилось всего лишь -
Сердцебиенье тому назад...
Кто я был? - рыжий афро-француз или русский татарин,
Но я узнал брата,
Я в ответ улыбался, и я был рад.
Это был я... выдохнувший свое первое стихотворенье,
Я его не помню:
Ни шестьдесят-сверкающий год, ни тот миг.
Но я чувствую и сейчас на языке - малиновое зарево варенья
Сквозь стволы Стрибожьего бора
И страницы стреноженных книг.
Это был я... - когда я впервые неотвратимо влюбился
И свято верил, что это - мой
Едино-единственный раз.
Тогда вся страна не могла поверить, что Комаров разбился,
И с надеждой смотрела в Космос
Миллионами глаз...
Это был я... - я гениально-неотвратимо-заразный
На сорок лет спеленутый
В желтую кофту-дом.
Я был один и тот же - неизменный и такой щемяще-разный,
Зарабатывающий на хлеб,
Неисправимо-птичьим трудом.
В тот год я ползал-закатывался в родимчике у порога,
Верещал, когда связывали пуповину...
Конечно, это был я.
Это был я...- когда я услышал голос Отца-Бога
И Вселенная - враз -
Оказалась моя Семья.
Это был я... - заглядевшийся с Журавлинского обрыва
На себя того -
Забравшегося туда, не зная куда.
И поджидающего себя блаженно и терпеливо
Рядом с Отцом,
Который Правее меня - Всегда.
Это был я... я всегда есть и непостижимо буду
В родной Вселенной
Семье умирать, изумляться и жить.
И я никого-никого, никогда-никогда не забуду,
Потому что блаженно
Всех узнавать и любить.
2004-2005 гг., Журавли
* * *
В больничной палате, как в детстве,
Живые друг с другом на «ты».
И некуда гордости деться
От ангельской прямоты.
Никто здесь не недотрога...
Пораненный в драке пацан
Спокойно окликнул: «Серега,
Еще расскажи про Афган...»
И тот, как ни в чем не бывало,
На равных ответил ему...
Как будто сейчас с перевала
Им вместе спускаться во тьму.
Полковник Серега - свой в доску!
Как будто на передовой,
По-братски пустил папироску,
Заряженную травой.
А мне, некурящему: «Саня...» -
Шепнул: «Погуляй по росе...»
Пред вечностью неприкасанья -
Здесь прикасаемы все.
И время песчинками капель
Просачивается сквозь иглу.
И ангелоогненный скальпель
Срезает налипшую мглу.
И некуда спрятаться-деться
От судной своей наготы.
Мы снова в безоблачном детстве:
Друг с другом, как с Богом - на «ты».
24 апреля 2003 г ., Кемерово
Журавлинский бор
Никто о боре не радеет,
И бор таинственно редеет.
В прозрачных кронах бродит свет,
Летит хвоя, а тени нет.
Проходит время непростое.
Народы умирают стоя.
30 июля 2004 г .
* * *
Наташе
Эту самую краткую ночь,
Эти самые длинные дни
Поцелуями не превозмочь -
Неразлучны друг с другом они...
Словно детство и старость пришли
И стоят под блеснувшим окном
В золотисто-невечной пыли,
Улыбаясь и босиком.
Эту встречу беречь - не сберечь
Нежной жалостью в тишине.
Твои руки, нагие до плеч,
В золотисто-закатном огне...
На ступенях крылечка стоит
В робком соприкасании рук
Беззащитно-бессмертный старик
И его рассветающий внук...
Ваза, полная жарких цветов,
Зацвета-расцвела на столе...
Но никто еще не готов
Жить и жить без конца на земле.
Ты глядишь в розоватый просвет
Где чуть-чуть зеленеет звезда,
В эту ночь, в это краткое «нет» -
Выдыхаешь блаженное «да»...
20 июня 2004 г ., Юго-Александровка
* * *
Заавгустели облака.
В прохладных отмелях река.
Как после необъятной кражи -
Пустынны и просторны пляжи.
И посреди Томи рыбак
Уже необъясним никак.
9 августа 2004 г .
Вечер в Юго-Александровке
Эти длинно-вечерние
Тепло-зеленые тени
Расстелены по деревне, как домашние половички.
У Лени крылечко -
В три кедровых ступени,
И дымчатый кот на закат сужает зрачки.
Нина с Лидой в доме
Слегка вечеряют -
Картошкой с грибочками и водочкой со слезой.
Граненые стаканчики
Губами привечают
И закусывают сочной колбой-колбасой.
А над крышей воздух -
Розовато-пустынный,
И солнце гнездится в ельнике, и сердце щемит.
В предзвездное небо
Мы смотрим с Христиной,
И серебряновласый Леня по-хозяйски рядом стоит.
Дом срубил прошлым летом
Поэт Дмитрий Клёстов -
Гурьевский левша и древнеегипетский шахтер.
Лезвием топорика
Поигрывал хлестко -
Так что солнечные щепки щурятся до сих пор...
Новый дом,
Как четверостишье из бревен,
Сочащихся светом и долгожданным теплом.
Восемь елей темнеют
С крышею вровень,
И закат наброшен на плечи павлиньим платком...
А Лида с Ниной
Вечеряют все жарче и жальче -
Возле калитки замрешь-заслушаешься от души.
Дом, как раковина, гудит,
Усиливая, и не иначе,
Нежные бабьи надежды на счастье в этой глуши.
Соседский теленочек
Спотыкающимся шагом
К нам подошел... из глубин себя на Христину глядит.
Вот звезда народилась,
Пролетела зигзагом -
И над Нининым огородом остановилась и стоит.
27 мая 2005 г ., Юго-Александровка,
26 июня, Журавли
Наша Победа
Если у каждого из нас,
Кто погиб на этой войне,
Взять сердце -
А наберется больше двадцати миллионов сердец -
И вымостить нашими сердцами,
как живой багровой брусчаткой, Красную площадь,
И провести парад Победы,
Маршируя сводными полками
и лязгая гусеничными траками
Прямо по нашим сердцам -
Это и есть наша Победа.
6 мая 2005 г ., Кемерово
Три века Русской поэзии
Державин - Пушкин - Заболоцкий -
Три огнедышащих кита,
И вслед за каждым всколыхнется
Смерч океанского листа...
1 сентября 2005 г ., Кемерово
Без единого облака день
Без единого облака день - это в рай приоткрыто окно.
Золотая осенняя тень или лень... - мне уже все равно.
Одуванчик заката вот-вот - в золотистой лазури сгорит.
И жена в поцелуе замрет и с обрыва на город глядит.
И еще ни единой звезды, и ни облака... только закат.
И струятся павлиньи хвосты и над городом тонко сквозят.
Холодок-ветерок налетел, а лазурь зеленым-зелена.
Я увидеть такое хотел, и чтоб рядом стояла жена.
Одуванчик заката погас, только воздух лучится вдали,
А пушинки сияют на нас, будто ангелы свет подмели...
И Томи предзакатный изгиб, словно ртуть голубая, разлит.
Чешуей нерестящихся рыб Млечный Путь - на востоке сквозит.
Потемнела земля, как овраг, только дивно горит окоем,
Только тени вороньих ватаг, проплывут над разлитым огнем.
Одуванчик пропал за рекой, а пушинки горят на лету -
Каруселью тоски городской, карамелькой медовой во рту.
Отраженно-сгорающий мост, словно бусы, дрожит над рекой.
Одуванчик мерцающих звезд уже можно потрогать рукой.
А дневное сиянье стоит по всему окоему Земли.
И в душе не сгорает-горит то, что ангелы там подмели...
Твои бусы дрожат на груди - как сверкающий мост без перил.
А у нас еще все впереди... я всегда тебе так говорил.
Небосклон, как пречистый алмаз, - без единого облака ночь.
Это Бог отворяет для нас, что самим нам придумать невмочь.
19-20 сентября 2005 г ., Журавли
* * *
Щемящая чашка осталась от брата -
Щемящая чашка из глины заката.
Я в чашку отжал виноградную гроздь
Мерцающе-крупных кладбищенских звезд.
Насколько хватило дыханья и сил,
Я слезы родные из чашки отпил.
И чашку поставил на кухонный стол,
И хлебную крошку счастливо нашел.
К окну подошел и глядел виновато
В забытую чашку из глины заката...
5-6 января 2006 г ., Кемерово
Дом посредине зимы
1
Зимнее солнце, как отраженье в пруду ледяном.
Тускло на сердце срединным декабрьским днем.
Словно в овраге сугробы свиваются с крыш.
С думой бездумной за дымом бездомным следишь.
С думой бездумной стою и гляжу из окна.
Церковь заречная только по пояс видна.
Купол синеет, а крестик почти не блестит.
Крестик нательный прижался ко мне и грустит...
2
Замерли чувства... Заиндевели желанья руки.
Оловом холода тянет с изгиба реки...
Там в триобхватных ветлах ветхий ютится свет.
Так и глядишь на небо, будто бы неба нет.
Так и гляжу куда-то, будто бы Бог исчез.
Вспархивающие снежинки падают наперерез
Редким прохожим, скользящим почти в никуда.
Окна в доме напротив отсвечивают, как слюда.
3
Тускло на сердце. Заледенел с детства знакомый двор:
Незарифмованный тополь одинок до сих пор...
Все вчерашние строчки поземкой заметены.
Бедной душе омраченной - звезды весь день видны...
Женщины на остановке стынут в коконах шуб.
В наледи кухонных стекол тают бабочки губ...
Это мои поцелуи... Я целовался с окном.
Зимнее льдяное солнце - мятное под языком...
4
Зимнее низкое солнце, покалывающее мой лоб.
Зябкий венец терновый - не забывался чтоб!
Не забывался чтобы... в тусклый декабрьский день
Все убогие тени в одну сползаются тень.
Все безлюдные ночи в одну сжимаются ночь.
Есть у поэта средство, чтобы себе помочь:
Выйду босой к сугробу с льдяным ведром воды
И на себя опрокину дрожь Золотой Орды!
5
Стол восьмигранный, сумрак кухонного тепла.
Вся-то моя отчизна - в три с половиной угла.
Все-то мое искусство - рыхлый сугроб труда,
Чахлые строчки полыни да лебеда-беда...
Ну а четвертый угол - чистой бумаги лист,
Вслушаюсь и услышу ангельский пересвист!
Ангельские соблазны, а может быть, и не так, -
Так в затылке сияет нерукотворный сквозняк!
6
В форточку залетает нежно-мгновенный снег -
Мой мимолетный почерк - сорокалетний бег!
Почерк - в одно касанье, мысли моей быстрей,
Так что взрывается тополь брызгами снегирей!
Так взвивается тополь - вровень с крышей - рысак!
Гривой листвы пылающей озаряя чердак.
Юно-вьюжные женщины сбросили коконы шуб
И поцелуями бабочек трепещут у самых губ.
7
Ласточки прилетели? Райский ветер подул?
Крест на заречной церкви по-летнему так блеснул...
В снежном цветенье яблонь - дом, словно день, стоит.
Алое пламя герани в размывах окна горит.
Сын кареглазый и дочка носами плавят окно.
А с ними та, что смеется и любит давным-давно.
Дымчатый кот мурлычет, выгнувшись у дверей:
Заканчивай стихотворенье и заходи скорей.
8
Чайник вскипел на кухоньке, гости сидят и ждут.
Что же медлит хозяин, баловень и баламут?
Где он бродит-буробит зареченские снега?
Там, где лоси рогами растряхивают стога?
Там, где у Лениной пасеки топчется снегопад, -
Летом за баней зреет смородина-виноград...
Там, где цвела душица горько-лиловым огнем -
В свежескошенном сене мы засыпали днем.
9
Зимнее солнце чуть розовеет в предзвездном венце.
Жаркий румянец расцвел у жены на лице.
Вот он - с охапкою сена ввалился хозяин в дом.
Это же я вернулся, словно весенний гром...
Запах грозы и пижмы клубится следом за мной
Заледеневшую варежку лижет домашний зной!
Всем надоел жасминовый с крупным листом Китай -
Августовское стихотворенье заваривай и читай!
10
Августовские четверостишья пальцами разомну,
Узкие листья кипрея в заварнике изогну.
Брошу листья брусники и шиповника горсть,
И безымянную травку, как водится, на авось...
Изморозь летней мяты с гранатовым лепестком -
Лью-заливаю хрустально вьющимся кипятком.
Ну а друзья торопят: давай, не тяни - читай
И разливай по чашкам свой Журавлинский чай!
Декабрь 1994, декабрь 2006 г .
* * *
Листает ветер черновик
В бору на даче.
По строчкам пробегает блик -
Листает дальше...
И тени беглые ветвей
Азы выводят,
И необдуманно смелей
Слова находят.
И я как будто ни при чем.
И если честно:
Кто написал и кто прочел -
Мне не известно...
30 июля 2004 г .