Бурко Алексей Вячеславович родился в 1967 году в Шверине (Германия), в семье военного. Окончил Новосибирский аграрный университет, экономический факультет. Печатался в газете «Кузнецкий край», журнале «Огни Кузбасса», коллективных сборниках. Автор книг «Будем летать», «Дождитесь момента». Работает экономистом в Кемерове.
МАГИСТРАЛЬ
По дороге зимней, скучной...
А. Пушкин
В холодной вселенной проездом
по местностям тлена и тьмы,
как будто томленьем предкрестным
плененный в застенках зимы,
ты вспомнишь струну магистрали,
скелеты бесхозных дворов,
дымки придорожных едален,
владенья крикливых ворон,
ковыльной степи километры,
примятый сугробами лес
и белые, белые ветры
от белой земли до небес.
ДОЛЬЧЕ ВИТА
А помнишь, мой свет, наш побег
незадачливый,
дорожную тусклую синь?
Вернуться б домой, но когда поворачивать,
не скажут, кого ни спроси.
Ах, как мы летали! Кутили неделями,
встречали рассвет коньяком,
гуляли гурьбой, а с большими потерями
был каждый еще незнаком.
Я был бы уклончив, я был бы неискренен,
когда б не сказал, что тогда
мы думали мало, ехидцами прыская,
как будто нам боль не беда.
Мы верили в чудо, но век переменчивый
не очень за нас порадел,
похож на дурную болезнь недолеченный
последний его передел.
Теперь вот стоим и глядим неумехами
в табун подкапотных кобыл...
Так помнишь, в какую дыру мы заехали?
Не помнишь? И я позабыл.
ПРЕВЕНЦИЯ
Я буду слеп, когда исчезнут тени,
сгорят деревья в мстительном огне
и злые маски желчных сновидений
напомнят миру о его вине.
Я буду нем, когда сорвутся пломбы
былых запретов – отголосков смут,
когда жрецов кровавой гекатомбы
мои скрижали к делу призовут.
Я буду глух к взволнованным тирадам,
когда светила скатятся с орбит
и поздним эхом сбывшегося ада
четвертый ангел вострубит.
* * *
Я резво шел, я смело мыслил,
я супермаркет покорил,
я под сияньем летней выси
над всеми дерзко воспарил.
Пускай умолкнут злые толки,
меня в объятьях крепких вин
ждут поцелуи комсомолки
и вечнопахнущий жасмин.
Поэт звенящей предан лире,
доисторический реликт.
Пребудет с нами в тряском мире
свободный гений Венедикт.
Как ни крути, как ни планируй,
тот был таким, тот был таков –
мы в равной мере пассажиры
до лучших, горних Петушков.
Под перестук колес вагонный
вольготно чувству и уму.
Таланту автора покорный,
я уподобился ему.
Я так же спорил вдохновенно,
я так же закадычно пел,
на полустанке вожделенном
я так же выйти не успел.
ЕВА
О сердце, сердце, как тебя не прятать,
как холод рук в перчатки теплоты,
когда любое слово cтало б свято –
но слово «да» мне выдохнула ты.
Мне этот выдох для души целебен,
и райским днем у сказочной реки
я не спеша в чернявый локон Евин
весенних трав вплетаю стебельки.
* * *
Пенились, лохматились, сминались,
мокли под тропическим дождем.
Отлюбили, горестей не зная,
и теперь по памяти живем.
И хранит жестянка из-под крема
треснутый магнитик золотой –
блеск морей, где побывали, где мы,
где мы были счастливы с тобой.
* * *
Не плачь, корнет, что упорхнула птица,
тебя задев чарующим крылом.
Такой сюжет не повод застрелиться.
Ты будешь жить, забудешь обо всем,
и если мир не превратится в прах,
то ты еще увидишь многократно
весной – туда, а осенью обратно
скользящих в небе мимолетных птах.
По дороге зимней, скучной...
А. Пушкин
В холодной вселенной проездом
по местностям тлена и тьмы,
как будто томленьем предкрестным
плененный в застенках зимы,
ты вспомнишь струну магистрали,
скелеты бесхозных дворов,
дымки придорожных едален,
владенья крикливых ворон,
ковыльной степи километры,
примятый сугробами лес
и белые, белые ветры
от белой земли до небес.
ДОЛЬЧЕ ВИТА
А помнишь, мой свет, наш побег
незадачливый,
дорожную тусклую синь?
Вернуться б домой, но когда поворачивать,
не скажут, кого ни спроси.
Ах, как мы летали! Кутили неделями,
встречали рассвет коньяком,
гуляли гурьбой, а с большими потерями
был каждый еще незнаком.
Я был бы уклончив, я был бы неискренен,
когда б не сказал, что тогда
мы думали мало, ехидцами прыская,
как будто нам боль не беда.
Мы верили в чудо, но век переменчивый
не очень за нас порадел,
похож на дурную болезнь недолеченный
последний его передел.
Теперь вот стоим и глядим неумехами
в табун подкапотных кобыл...
Так помнишь, в какую дыру мы заехали?
Не помнишь? И я позабыл.
ПРЕВЕНЦИЯ
Я буду слеп, когда исчезнут тени,
сгорят деревья в мстительном огне
и злые маски желчных сновидений
напомнят миру о его вине.
Я буду нем, когда сорвутся пломбы
былых запретов – отголосков смут,
когда жрецов кровавой гекатомбы
мои скрижали к делу призовут.
Я буду глух к взволнованным тирадам,
когда светила скатятся с орбит
и поздним эхом сбывшегося ада
четвертый ангел вострубит.
* * *
Вен. Ерофееву
Я резво шел, я смело мыслил,
я супермаркет покорил,
я под сияньем летней выси
над всеми дерзко воспарил.
Пускай умолкнут злые толки,
меня в объятьях крепких вин
ждут поцелуи комсомолки
и вечнопахнущий жасмин.
Поэт звенящей предан лире,
доисторический реликт.
Пребудет с нами в тряском мире
свободный гений Венедикт.
Как ни крути, как ни планируй,
тот был таким, тот был таков –
мы в равной мере пассажиры
до лучших, горних Петушков.
Под перестук колес вагонный
вольготно чувству и уму.
Таланту автора покорный,
я уподобился ему.
Я так же спорил вдохновенно,
я так же закадычно пел,
на полустанке вожделенном
я так же выйти не успел.
ЕВА
О сердце, сердце, как тебя не прятать,
как холод рук в перчатки теплоты,
когда любое слово cтало б свято –
но слово «да» мне выдохнула ты.
Мне этот выдох для души целебен,
и райским днем у сказочной реки
я не спеша в чернявый локон Евин
весенних трав вплетаю стебельки.
* * *
Пенились, лохматились, сминались,
мокли под тропическим дождем.
Отлюбили, горестей не зная,
и теперь по памяти живем.
И хранит жестянка из-под крема
треснутый магнитик золотой –
блеск морей, где побывали, где мы,
где мы были счастливы с тобой.
* * *
Не плачь, корнет, что упорхнула птица,
тебя задев чарующим крылом.
Такой сюжет не повод застрелиться.
Ты будешь жить, забудешь обо всем,
и если мир не превратится в прах,
то ты еще увидишь многократно
весной – туда, а осенью обратно
скользящих в небе мимолетных птах.
