ВЕРСИЯ ДЛЯ СЛАБОВИДЯЩИХ
Огни Кузбасса 2015 г.

Евгений Буравлёв. Из фронтовой тетради. Послесловие Н. Галкина

Мать

Ты о сыне близком, но далёком

Вечными тревогами полна:

Может, он погиб в бою жестоком,

Может, ранен, кровью истекая

Ты сидишь по вечерам одна,

Весточку от сына ожидая.

И пришла, но с чёрною каёмкой:

Сын погиб геройски за народ

И бумажку роковую скомкав,

Дав слезам невыплаканным волю,

Мать убийцам сына смерть зовёт

За свою несча̀стливую долю.

Кто не знает горечь материнских слёз,

Кто любви сердечной не поймёт…

Сын в душе стране победу нёс.

И расплата, поздно или рано,

Горе безутешное уймёт

И залечит в твоём сердце раны.



3.42



Месть



Пока в руках горячий автомат,

Пока в обойме есть ещё патроны,

Пока родные города горят

И гое мучает до скрежета, до стона –

Нам не уйти с кровавого пути,

Где месть срослась с калёными углями!

Нам не уйти, назад не возвратив

И каждый дом, и придорожный камень!

И если я, пронизанный свинцом,

Уйду, забытый в горе человечьем, -

Я встану призраком перед твоим лицом,

Возложив месть свою тебе на плечи,

Чтоб сердце жёг расплавлены металл,

Чтоб искра мести разгорелась в пламя,

Чтоб нёс и нёс её, пока не отквитал

За каждый дом и придорожный камень…



Конец 1942-го



Сестре



Почему я полюбил –

До сих пор не знаю.

И теперь никто не мил,

Только ты, родная.



За твою ли простоту,

Иль за взмах ресницы,

За улыбку ли на лету?

Нет, за всё, «сестрица».



На Урале ты живёшь –

Я под Ленинградом.

Всё равно в бою идёшь

Ты со мною рядом.



5.42



Боевой день



Рёвом моторов ночь прогнав,

Пилоты садятся в кабины.

Ночь не имеет теперь прав

Быть бесконечно длинной.

Каждый час у дня вырывая,

Восемь, десять полётов

Делает боевая

Эскадрилья пилотов.

Надо успеть исковеркать мосты,

Разгромить эшелоны длинные,

Чтобы дороги были пусты,

Чтобы снова по ним не двинули

Вереницы бандитских орд

Битым на подкрепление.

Надо листовок особый сорт

Сбросить над поселением.

Надо успеть проводить на бомбежку

Корабли тяжёлые с бомбами,

Чтобы они потрепали «немножко»

Склады, схожие с катакомбами,

Заводы, штампующие машины,

Станции железнодорожные…

Короче – имеют они причины,

Чтоб возвращаться порожними.

Надо успеть в воздушных боях

Чёрных стервятников припугнуть;

Жаждущих крови ассов-вояк

Сбить половину, других повернуть.

И всё-таки день коротким кажется.

Будь он двойным – пилот не устанет

(Слова: истребитель и усталь не вяжутся).

Бить врагов, пока их не станет.



Победить!



В этом слове народная воля.

Сталевар с этим словом на вахту встаёт,

Трактористка в груди это слово несёт,

Выезжая в колхозное поле.



С этим словом бойцы рядовые

И седой командир, партизанский отряд,

Не жалея ни крови, ни жизни, творят

Для отчизны дела боевые.



Победить! И не будет другого.

Победить! И вперед, но ни шагу назад.

Победить! Потому что сегодня сказал

Сталин это зовущее слово.





Колючая ёлка



Новый год для нас новее,

Если мы идём вперед,

Если вновь у нас трофеи…

Но для немцев – старый год.

И не даром ходят толки,

И не даром говорят,

Что у немцев вместо ёлки

Будет нынче Сталинград.

И какие там порядки:

Сотни танков, батарей, -

Всё легло под Сталинградом,

Всё пошло за счёт трофей.

Вместо свечек – самолёты,

Словно факелы, горят

Все валяются без счета,

не добравшись в Сталинград.

Словно снег вокруг размётан

Щедрой русскою рукой:

Автоматы, миномёты,

И винтовки, и штыки.

Вместо мятой канители –

Пленных тысяча солдат.

Воевать не захотели –

Проучил их Сталинград.

И куда ни кинешь взглядом –

Увеличивая счёт,

Крепко спят под Сталинградом

Битых немцев хоровод.

Неприступны, словно кручи,

Стены города стоят.

Видно, слишком уж колючий

Город славы Сталинград.

Новый год ля нас новее –

наша армия идёт

И на запад, и южнее…

Но для немцев – старый год.





История стихов



Я не ищу ни славы, ни награды,

Ни для известности большого друга.

Я счастлив так, с простонародьем рядом, -

Быть рядом с ним – высокая заслуга.

Мой стих рождала горечь неудачи

И радость, взятая в бою штыком,

И боль других, когда ребёнок плачет

Над трупом матери, замученной врагом.

Я не сидел, чтоб выбрать в мыслях строгих,

Не гроз пера – они являлись сами,

Когда забыли что такое ноги,

Когда стояла смерть перед глазами.

Когда ползли к дымящим смертью дотам,

Хватали снег горячими губами…

И я пишу не будущего ради,

Не для себя и лавровых венков,

А чтобы каждый мог, на эти строчки глядя,

Узнать историю моих стихов.



1943



Последнее



Ну вот и всё – и я прошёл свой путь.

Нет больше маяты – одна только усталость.

Но мыслей рой как можно оттолкнуть –

Их столько в голове оборванных осталось!

О прошлом стоит ли так горестно жалеть –

Я не живой, я никому не нужен.

Я сам виновен, но позора бредь

Мне жаром совести сознанье снова кружит.

Неужто люди тыловых отсеков

Не захотят увидеть больше, нет,

Что в образе простого человека

Живёт солдат, конструктор и поэт.

Неужто трудно так со мной поговорить,

Вернуть мне жизнь, любовь, мои желанья,

Неужто не увижу я зари

И в эту ночь уснёт моё сознанье?..

Не так я собирался умирать.

Хотел на Запад, там, где моё место,

Чтоб, как у всех, гордилась мною мать,

Чтоб, как у всех, ждала меня невеста.

Чтоб кровью смытая моей вина моя

Ушла как сон, как выдумка, как небыль,

Чтоб мне вернулось собственное я,

Любовь моя, привычный воздух, небо…

Но мне пора – нет больше маяты.

Обида в горле комом да усталость.

Со смертью я давным-давно на ты,

Теперь нам породниться лишь осталось.



1943



Ещё один год



Свой двадцать третий встретил я

Не так, чтоб очень плохо –

Хоть и не в шумном блеске дня,

Не без печальных вздохов.

В тот день стакан мой поднят был

С вином, дополненный слезой.

Его до дна я осушил

Один, забытый и чужой

Для всех.

В кругу своей мечты,

прослушав собственный свой стих,

Без шума, громкой суеты,

Не приняв и не бросив клич

К веселью, радости и смеху,

У ёлки не деля потеху

Друзей и шуток маскарада,

Как то бывает на балах.

И мне, по совести, не надо

Менять покой свой на размах.

Портрет поставив пред собой

Той, что в душе моей живёт,

Один, забытый и чужой

Для всех,

Я встретил Новый год.



1944



Любимый город



Мы вечером за чаем в офицерском клубе

Разоткровенничались в дружеской беседе:

Кому что по душе, какой кто город любит

И кто после войны куда поедет.

Сначала – тихая беседа разгоралась.

Там киевлянин спорит с москвичом,

Здесь ереванский юноша, казалось,

Со мной не соглашался ни о чём.

Нас, к счастью, четверо сошлось сибиряков.

Упрямству нашему другие подивились, –

Ведь земляки-то испокон веков

Вдали от родины родными становились.

Хотя, признаться, нам не меньше дорог

Был Киев. Когда шли его бомбить,

Мы вспоминали свой любимый город –

Новосибирск на голубой Оби.

(А я тем более. Не помню тот полёт,

Когда бы я с волнением не вспомнил

Родную сибирячку, что живёт

На Енисейской улице знакомой).

От этого и бомба в цель точнее

Ложилась, смерть неся немецким тварям.

Казалось, что, взрываясь вместе с нею,

Волною страшной ненависть ударит.

И с киевлянином мы радовались вместе,

Когда был Киев штурмом отвоеван.

Ещё у вас не слышали известий,

А он по городу ходил родному снова…

Но время к полночи, пора и расходиться.

Так лучший город и не узнаём.

Лишь возбужденные подсказывают лица,

Что каждый остаётся при своём.

Мы шли к землянкам; громким разговором

Будили звёзды, дремлющие в небе:

Кому что по душе, какой кто любит город

И кто после войны куда поедет…

А к утру отдохнём и ранним часов снова

Уйдем на Запад, немцев добивать,

Чтобы на скверах города родного,

На улицах знакомых побывать.



1944



Победный тост



Сегодня выбито из рук моих оружье.

Впервые я остался не у дел.

Я в общем ликовании не нужен

И скорбь изгнанника – последний мой удел.

Ликуют все, кто честно заслужил

Солдат и тружеников дорогую славу.

Молчат лишь те, кто голову сложил,

И тот, кто выгнан, кто без сил и права.

Но те, кто подлостью своей добились чести,

Зачем они победы радость делят,

Зачем бокалы с вами выпьют вместе,

Коль смерти перед тем в глаза не поглядели?



1944





Воспоминание

(для Яи)



Я собирался много раз

Стихи списать тебе с газеты.

Но кроме общих, битых фраз,

Как «жди меня», теперь поэты

Писать не стали. И когда-то

Они перо и мысль отточат.

Черкну-ка сам я пару строчек,

Пусть и не складен стих солдата.



В санбате



Всю ночь кружился снег мохнатый.

По крыше ветер лешим топал.

Под окнами убогой хаты

Скрипел и жаловался тополь.

Свеча, единственная в доме,

В узорах искрилась оконных.

Метались раненые в стонах

В полузабытье на соломе.

Несносной болью ныло тело.

Лицо горело. Жарко. Душно.

Я звал кого-то, пить хотелось –

И ты пришла ко мне послушно.

Солому выбрав из волос,

Ты осторожно их ласкала.

Ко мне горячая упала

На щёку капля твоих слёз…

И жарких губ прикосновенье,

Их трепет нежный и тревожный –

Мне принесли успокоенье…

… Я приподнялся осторожно,

О чём-то долго говорил

Простыми добрыми словами

И непослушными губами

Любимую благодарил…

Но боль щемящая в груди…

Как душно… Красный снег кружится…

Куда же ты?.. Не уходи…



Едва сумел поднять ресницы:

склонившись низко надо мною,

Не засыпала до утра

Чужая девушка-сестра.

Стакан с холодною водою

Плескался в ласковых руках.

На взгляд тревожный ей ответив,

Я улыбнулся кое-как…

Свеча шаталась в тусклом свете…

По крыше ветер лешим топал,

Скрипел и жаловался тополь,

И снег пушистый падал, падал…

А ты всю ночь сидела рядом.



1944



Е. Д-му.



О чём молчишь мой друг, поэт?

Давно ли именем твоим пестрели

Страницы и журналов, и газет,

Стихи твои читали и терпели.

О чём же ты теперь молчишь, мой друг, поэт?

О битвах ли суровых, о великих днях,

О подвигах солдат, о боевых друзьях,

Которых в день победы рядом нет?

О том, что жизнь не умерла – жива

И счастьем будущего манит за собою?

О том, как ветер сорится с волною

И с белых гребешков срывает кружева?

Или о том, как по утрам роса

Слезинками на солнышке искрится;

Как радостно рассвет встречают птицы,

В чарующую песнь вплетая голоса?..

О том ли, что цветами воздух напоен?

О радости людской ли, о печали?

О парке, может быть, где с давнишних времен

Влюбленные свиданья назначали?..

А может, о затерянной могиле,

Что в поле где-то поросла травой,

Где на дощечке не прочесть уже фамилии,

И только сердцем чувствуешь – родной?

Или о том, как новое встает

Из пепелищ и руин смертям наперекор,

Как мчится паровоз, и праздничен, и скор,

И первый эшелон солдат домой везёт?

Так что же ты молчишь, когда кругом кипит всё,

Когда хорошей песне быть, - стихам?

Но бедной музе негде приютиться,

И голодающий читатель пишет сам.



1945



Победа



Друзья, нет слов, чтоб радость передать.

Победа! Долгожданная победа!

Спешите же патроны расстрелять,

Последние – трассирующие – в небо!

В дыханье ветра, в зелени листвы,

В песке скрипучем, в рокоте прибоя,

В весеннем небе – чувствуете вы? –

Она как песнь и как вино хмельное.

И хочется забыть про кровь и про войну.

Друзья, поднимем кружки мы вначале

За славу Родины, победу, за весну,

Которую в боях не замечали.

Теперь за тех, кто здесь навек остался

И никогда не возвратится в дом, -

Пусть слёзы горечи смешаются с вином.

Родные, вот она, победа за окном!

Давайте гимн, отчизны гимн споем,

Чтоб до нее он эхом расплескался!



Коса Фриш-Нерунг

12:00

8.5.1945



Неизвестный Буравлев



На первый взгляд, имя Буравлева широко известно в Кузбассе. В течение многих лет он возглавлял местное отделение Союза писателей СССР, известность получил прежде всего как поэт. Но что же мы знаем об этом человеке? Если перейти на лаконичный стиль советских энциклопедических изданий, то наш рассказ можно построить следующим образом.

Итак, Буравлев Евгений Сергеевич – русский советский поэт, прозаик, драматург. Родился 27 сентября 1921 г. в селе Гридино Спас-Деменского района Калужской области в семье строителей-железнодорожников. После окончания средней школы в поселке Промышленная Кемеровской области в 1938 г. поступил в Иркутское военное авиационно-техническое училище ВВС РККА. Закончив училище в 1940 г., получил звание военного техника II-го ранга, а затем назначение на должность техника самолета-истребителя И–16 в 87-й истребительный авиаполк.

Полк на тот момент базировался на Украине, и начало Великой Отечественной войны Буравлев, старший техник авиазвена, встретил в г. Чортков Тернопольской области. Почти всю войну он находился в частях ВВС действующей армии на Западном, Прибалтийском и 3-м Белорусском фронтах.

В начале 1944 г. Буравлев был назначен главным инженером 142-го транспортного авиаполка при штабе 3-го Белорусского фронта, но вскоре оказался разжалованным в рядовые. Относительно причин столь крутого поворота в судьбе Буравлева существует несколько версий, но ни одна из них документально не подтверждена. Никаких документальных свидетельств на этот счет не найдено. (Есть, правда, несколько строк из воспоминаний дочери Буравлева – Марины, но этот жанр скорее можно отнести к семейным преданиям). Как бы там ни было, 26 августа 1944 г. в составе штрафного батальона бывший летчик, а теперь пулеметчик участвовал в прорыве пограничной укрепленной зоны в Восточной Пруссии (ныне Калининградская область), в жестоком бою получил тяжелое ранение. Затем, после излечения, служил в оперативно-инженерной группе штаба 4-й штурмовой инженерно-саперной бригады резерва Главного командования в качестве адьютанта командира бригады инженер-полковника С. Лукашенко. Конец войны застал будущего поэта в г. Пилау (ныне Балтийск).

За время Великой Отечественной войны был трижды ранен, награжден орденом Красной Звезды и боевыми медалями.

И еще один весьма красноречивый штрих к его военной биографии. В июне 1945 г. в составе сводного батальона 3-го Белорусского фронта Е.С. Буравлев участвовал в знаменитом Параде Победы в Москве.

После демобилизации из рядов Советской Армии в 1946 г. был направлен как специалист в полярную авиацию Главсевморпути, в Игарскую авиагруппу, где проработал два года сначала инженером аэропорта, а затем бортмехаником на гидросамолетах. С 1948 г. работал инженером технической инспекции на строительстве заполярной железной дороги Салехард–Игарка. В 1952 г., после возвращения в Кузбасс, был назначен главным инженером комбината промпредприятий на строи-тельстве железной дороги Сталинск–Абакан.

Печататься Е.С. Буравлев начал в 1953 г. в местных сибирских журналах и газетах. В 1956 г. в Кемерово вышла его первая книга стихов «Кладоискатели». В том же году он поступил на заочное отделение Литературного института им. М. Горького, который успешно закончил в 1961 г. Член Союза писателей СССР с 1961 г.

Член КПСС с 1959 г. (Важно подчеркнуть, что коммунистом он стал по идейным соображениям и до конца жизни, как и большая часть его поколения, оставался приверженцем социалистических идеалов).

В 1962 г. Е.С. Буравлев переехал из Междуреченска в Кемерово и вплоть до 1971 г. бессменно возглавлял организованную им писательскую организацию Кузбасса. За этот период увидели свет свыше десяти его книг – сборники стихов, поэмы, книжки для детей, сборники очерков и несколько пьес, поставленных театрами Кемерово и Омска. Произведения Е.С. Буравлева были посвящены самым разнообразным проблемам и сторонам жизни Кузбасса послевоенных десятилетий.

Умер поэт 4 сентября 1974 г. после тяжелой неизлечимой болезни (рак легких).

Это все более или менее известный Буравлев. А теперь несколько слов о неизвестном Буравлеве.

В ноябре 1974 г., вскоре после смерти поэта, его вдова Е.К. Склярова передала в Государственный архив Кемеровской области все рукописное наследие покойного мужа. В следующем году была произведена научно-техническая обработка поступивших документов. Так в нашем архиве появился личный фонд Е.С. Буравлева, охватывающий период 1942–1974 гг. Это черновики (рукописи, машинопись) всех известных произведений Буравлева, а также материалы к его биографии и переписка с организациями и частными лицами. К сожалению, военной тематики (а именно эта сторона его творчества интересует нас в первую очередь) поэт касался крайне редко. В одном из своих стихотворений он даже признавался: «Я не пишу о войне…» Из всего стихотворного наследия поэта 1950-х и 1960-х гг. Великой Отечественной войне посвящались не более десятка стихотворений, и все они, конечно, памятны читателям. Выходит, поэт-фронтовик избегал писать о войне?

Изучение личного архивного фонда Е.С. Буравлева позволило развеять это расхожее мнение. Выяснилось, что именно великая война сделала из Буравлева поэта, заставила взяться молодого летчика за перо. Дело в том, что в его личном фонде была обнаружена совершенно уникальная рукопись – своего рода фронтовая тетрадь, в которой собраны ранние стихи поэта за период 1942–1949 гг. Это огромный массив стихотворений и поэм. Целый мир глубоких размышлений, образов, чувств (кстати сказать, довольно далекий от тогдашних канонов «социалистического реализма»). Перед нами возник новый, совершенно неизвестный Буравлев!

Двадцатилетним юношей он начал записывать в тетрадь свои первые стихотворные опыты, находясь на излечении в госпитале в Магнитогорске в январе 1942 г. (такая пометка есть в рукописи). И в последующие семь лет характерным для него мелким, можно сказать, каллиграфическим почерком вносил в тетрадь все новые и новые тексты. По нашим оценкам, это примерно полторы сотни стихотворений и несколько поэм. (По совокупности они вполне могли бы потянуть на отдельную книжку).

Однако невольно возникает вопрос, почему Буравлев не публиковал свои ранние произведения? Ситуацию помогает прояснить его частная переписка, в которой есть косвенные намеки на то, что еще в начале 1950-х гг. никому не известный поэт отсылал подборки своих военных стихов (под традиционной рубрикой «Из фронтовой тетради») в некоторые солидные столичные журналы, но получил отказ в крайне резкой и негативной форме. (А ведь он был очень самокритичен и требователен к себе, к своему творчеству). Возможно, поэтому Е.С. Буравлев отложил публикацию ранних стихов, что называется, до лучших времен. В 1950-1960-е гг поэт лишь изредка возвращался к военной тематике. Однако, несомненно, великая война продолжала жить в этом человеке, присутствовала в душе фронтовика до самых последних его дней.

В заключение нашего короткого очерка хотелось бы процитировать, может быть, наиболее известное из стихотворений Буравлева о войне, датируемое приблизительно началом 1960 г. (В основе его сюжета, очевидно, лежали реальные исторические судьбы Зои Космодемьянской, Веры Волошиной, и других известных и безвестных героинь Великой Отечественной войны). В советской печати (за исключением, пожалуй, самой первой публикации) данное стихотворение неизменно появлялось с теми или иными сокращениями или изменениями в тексте. Но вот полный вариант, восстановленный по архивной (авторской) рукописи. Как созвучны эти невероятные по силе строки нашему нелегкому, мрачному времени, нашим тяжелым раздумьям и нашей боли за судьбу некогда великой страны.





МУЖЕСТВО

О мужестве много сказано слов –

Я видел его в лицо.

Его палачи привели к нам в село,

В железное взяв кольцо.

Его должны были сжечь на костре

На страх небольшому селению,

Еще в семнадцатом, на заре,

Нареченному именем «Ленино».

На окнах домов, на церковном кресте

Метались блики костров.

Во всей первозданной своей красоте

Шло оно мимо дворов.

Как до предела выгнутый лук,

Готовый метнуть стрелу,

С болью заломленных за спину рук

Шло оно по селу.

Рубашка, сорванная с плеча,

Русая прядь у виска,

Груди, не знавшие молока,

Взрезанные

штыком палача.

А в отрешенных его глазах,

Полыхающих, как смольё,

Были не слезы, не боль и не страх –

Вера в бессмертье своё…

И снег был в ту ночь удивительно ал,

Как струйки в углах сжатых губ.

И кто из нас мысленно не целовал

Следы босых ног на снегу…

Но вот оно вышло на красный круг,

Смерти

переступая черту,

И первым желаньем развязанных рук

Было – прикрыть наготу.

И все, когда узел рассек за спиной

Нож палача, остёр,

Увидели: девушкой самой земной

Мужество шло на костёр,

Той, что осталась чиста и горда,

Слепой непокорна силе…

И нам, обреченным, казалось тогда,

Что это сама Россия;

Казалось, Россия пылала в костре,

Не вставшая на колени,

Россия, которую на заре

Назвал свободною Ленин.



Конечно, профессионалы по достоинству оценят качество ранних произведений Буравлева, так и оставшихся, кстати сказать, неопубликованными, но на наш взгляд, стихи замечательные, показывающие талант молодого автора. Читателям журнала «Огни Кузбасса» предоставляется редкая возможность познакомиться с частью этих стихотворений.





Николай Галкин,

ст. н. с. Государственного архива Кемеровской области
2015 г №2 Поэзия