Мы возвращаемся в Историю – всему на свете вопреки. И нам кричат, что нет, не стоило На битву поднимать полки.
Мы снова стали неудобными, Мы снова встали в полный рост! Берем свое, родное, кровное. Наш выбор радикально прост:
Собрать разбросанные камни, Собрать себя из тех руин, В которых мы, казалось, канули, Где ты – один и я – один...
Но, рождены земли просторами, Где бродит вольная гроза, Мы возвращаемся в Историю Сказать свое большое «Да!».
КИЕВСКИЙ ВОКЗАЛ
Давай пойдем на Киевский вокзал, С которого нам в Киев не уехать... Мне кое-кто сегодня рассказал, И смысла нет держать в большом секрете,
Что Киев – наш, осталось только взять, Что нас там ждут с надеждой и тревогой. С надеждою на вежливую рать, Тревогою, что ждать придется долго.
Прекрасный, бесконечно русский град Под властью обезумевшего сброда. И кто теперь доволен, кто же рад, Что обернулась бойнею свобода?!
Да, мы придем, как много лет назад – Под ветра вой и шорохи лесные, Ведь тысячи и тысячи солдат Приказа ждут отправиться на Киев.
На Киевском вокзале, как всегда, Лишь постоим мы у табло большого. Не наши уезжают поезда. Но... подождем немного. Наши – скоро!
НА БЛОКПОСТАХ
На блокпостах – сиянье горних крыл И крепкий чай, белесый от сгущенки. Следы в седой теряются поземке, И каждый след по-своему простыл.
Тревожный взгляд, неспешный разговор Под дальний «шум» и шорохи степные. Там ходит кто или метнулись крылья И унеслись за старый террикон?
– Кто здесь? – Да тут стоял один, Он родом, говорят, из Краснодона. Пришел в чем был, отпет по позывному... Вон за пригорком несколько могил.
А землю укрывает снегопад, И белые куда-то едут фуры. Продрогшие крылатые фигуры На блокпостах заснеженных стоят.
ЖЕНЩИНЫ
Кому-то этого никогда не понять – Этих женщин в пустынном военном городе. В подвалах, в очередях за водой. Здесь остающихся, выживающих впроголодь.
Здесь отличающих входящий от исходящего, Детей рожающих под обстрелами... А вы видели, как шутят, смеются они, И себя не считают особо смелыми:
«Это наш город, мы никуда не уйдем. Пусть эти уходят, мы их не звали!» Дети собирают осколки в саду И учат уроки при свете свечи в подвале.
И пока штурмуют границу толпы желающих выехать, Прочь бегущих с когда-то родных земель, Вчерашняя школьница с чертами иконописными, Неумело крестясь, закроет собой колыбель.
В ОКТЯБРЕ
Туман играет тенью за окном, И магистраль бессонная грохочет. Мой город М. – он никогда не спит, Он слишком стар, его усталость точит.
Так старики впиваются во тьму Прозрачными, незрячими глазами, Боясь забыться и уйти бродить И заблудиться где-то между снами.
Я так давно не видела степи – Бескрайнего, тревожного простора. Там тоже, говорят, сейчас туман И снег придет, наверно, до Покрова.
Мне пишут: «Неспокойно даже днем, И с каждой ночью ближе фронт подходит. Дрожат дома от близости такой, И непонятно, кто и что отводит...»
Немеет степь под натиском зимы. До лучших дней живое замирает. Лишь тени над дорогою кружат, В промозглом растворяются тумане.
НА ЛЕНТЕ...
На ленте, где встречаются миры И брат не узнает при встрече брата, История страны моей распята, А новостные сводки так щедры
На правду и на ложь и на другое, И кровь сочится в текста кружевах, И здравый смысл тут терпит полный крах. Бредет по свету выцветшее горе,
Оно ни стран не знает, ни времен, Знамен не знает, старости и детства, И этот мир лишается наследства И валится в кошмарный новый сон.
На ленте, где встречаются миры, Бредет машин тугая вереница. Кто в пекло, кто пытается укрыться И знать не хочет правила игры.
А правил нет. Жизнь порвана и смята. История напишется потом. Когда на пепелище новый дом Построит брат, не узнающий брата.