* * * Был теплый июльский день, но не так, чтоб жа́рило. Под мостиком деревянным прохлада влажная. Я сел, улыбаясь весело, на лодку ржавую и пялился на горизонты многоэтажные.
- Михалыч, - кричали мне с переправы чайками мои собутыльники, - ты чё там застыл философом? И я сосчитал до трех, загадал случайное. Вдруг вижу на пирсе девушку в позе лотоса.
Я так же пытался сесть, хоть слегка и выпимши, <наверное, и она на меня поглядывала>, такого чудесного смеха река не слышала. Фарфоровый колокольчик, звезда,
Наяда моя. А что уж тогда болтал, вытворял... Но чаще я стоял перед ней детиной с лицом дебила. Да. Это было единственное Настоящее. Великое счастье было. Со мною было!
* * * В углублениях конских копыт застревал виноград. Перед нами, стремительный, нес свои воды Евфрат. Наши смуглые женщины пели: Наян Наваа! И плясало горячее солнце у них в головах. Вот рука моя тянется, чтобы нащупать края, За которые вытяну память из небытия. Там за гранью пиала полна молока, не пролей! Там мой бронзовый предок! я наших монгольских кровей! Потому ли мне снится, как все мы куда-то брели, На ладонях моих до сих пор этот запах земли. Мы глаза покрасневшие прятали в рукава... Мы прощались с тобою, великая Наян Наваа! Наша Родина - там, где народ, мы идем сквозь века. Умирая, рождаясь, на разных крича языках. Слепо жаждая жить, забывая завет матерей... Но пиала полна молока. Не пролей.
* * * Не равняй меня с остальными. Ты не знаешь меня, прости. Даже имени - это имя ты не сможешь произнести. Я любила тебя безумно, я твоей назвалась женой, Но уже ударяли в бубны, пели-плакали надо мной. Помнишь съемные уголочки: кожа, бархат, шелка и бязь. Все чужое, а я комочком прижималась к тебе, боясь Криков птиц, скрежетанья стали, духов неба, воды, земли - То уже на меня камлали, кровью капали и вели. Стоны, дым и гортанный клекот, искры пламени, пыль и прах. Лунолико и солнцепеко стало в черных моих зрачках. Тесно в теле, в объятьях тесно. Я хваталась за образа, Но хрипела, смеялась бездна, глядя прямо в мои глаза. ... Так, впервые познав бесстрашье, я впустила в себя онго, сквозь миры располосовавшись, неожиданно и легко. Слово с неба, как белый кречет, на рукав примостилось мой. Только рвет удила и мечет, хочет с привязи вороной.
* * * Я для других останусь тайною. Национальность, вера, форма - Запрячусь в роли социальные, и будто тряпкой с хлороформом Пусть временно, но обезврежена, и не такое проходили. Марионеточная беженка из полушарий и извилин С соседней улицы, квартиры ли, пропавшей буквою в домене - Как заиканием - пунктирами крови, пульсирующей в вене, Под шкаф монетой закатившейся, бегущей Лолой без оглядки Пускай и в гетто. Слышишь, ниже сядь. Здесь прятки.
* * * 7 вечера. Папа с работы на рейсовом не приехал. А значит, что папа напился, и мама на прорубь с ведром идет, громыхая чрезмерно. Мы рядом по снегу с сестрою, а в доме напротив гирлянда, и радость, и все вчетвером.
вот так прорастают обиды, темнеют наивные взоры, но это не зависть, а просто как здорово было бы́!..
отец полуобморожен, лежит возле печки и стонет. и хочется даже из тела - не то что из этой избы.
* * * Люди текут на заводы яростной биомассой. Люди спешат работать - людям дорогу, ассо! Я не спешу работать. Шлангом валяюсь, лыжей. Чертим углем узоры на загорелой крыше С другом пофигистичнейшим, но совершенно клевым. Так бы подпрыгнуть в птичие дали сине-вишневые. Медленно и лазорево. Сонно, смешно, эмалево. Дай затянусь разочек, ну, дай затянусь беспалево. Ближе придвинься, мон ами, сядем, прижмемся спинами, Будто срастемся кронами, кронами тополинными. Ты почитай мне Рыжего - царствия ему Божьего. С другом сидим на крыше мы. Господи, как же здорово.
* * * Камушком о камушек в маршрутке стучит дочь. Звук напоминает детство и берег Чулыма. Скоро наступит ночь (и отступит ночь), двинутся в путь два задумчивых пилигрима в сердце моем. Насажаю я им дерев, насыпями бронзовеющими разукрашу тропки-дорожки. Нет, я не стану старше. Пусть пилигримов встретит улыбкой лев на красноярской площади. За плечом пусть им споют часы, но не поторопят. Разве затем они, чтобы час был пробит? Разве я плачу, и разве мне горячо между ключицей и перекрестком жил. Разве мне снится сон, или просто камни тихо стучат, перемалывая веками тех, кто сейчас живет. И когда-то жил.