* * *
Я стою на краю и молчаньем дышу в воротник,
Не пролив и полкапли редчайшего сложного мига.
Он из звездных сияний и смерчей душевных возник.
Не дописан роман, но дочитана странная книга.
На последней странице мне в мире завещано жить,
Никогда не найдя в постороннем сияние друга.
Я стою на краю у твоей молчаливой души,
Не решаясь шагнуть из предельности этого круга.
* * *
И каждый раз – всё с белого листа.
Предельна жизнь, как рубище Христа.
Надеть его – задача не из легких.
Сдавайся, лист! – я выдохну строфу
И белизну бесслезную сотру,
Следами за собой оставлю строки.
Терзала лист – и гул в душе стихал.
И жизнь проста, как рубище стиха.
Надеть его – задача не из легких.
* * *
Молод и жив,
Новый идет Адам.
Мир окружив,
Следом бредут дома:
Овцебыки
Стебли жуют дорог.
Ноги легки –
Шаг за порог высок!
Прочь со двора!
Долгие дни – вдали…
Милый, пора:
Вот корабли.
Плыви!
Поэзия
а юбка Ее широка.
под нею – дега и века.
и волга лепечет у ног.
на юбке ребенок и Бог
малюют закаты свои.
и каждый закат – о любви.
Царица, я волхв Твой и вол –
позволь подержать Твой подол.
Слова
Я бросаю впереди себя слова,
и, взлетая, пламенно звенят
эти острые веселые клинки –
кажется, что могут защитить.
Я крещусь, чтоб не казался вздор.
* * *
Когда я была ребенком,
земля под ногами мчалась быстрей.
На спине я лежала в кроватке
и вертела упругий шар.
Такая игра: как ночь проливается в день, смотреть.
Ни одну из пустынных ночей мне не было жаль.
Когда я была ребенком,
я строила домики из песка.
В песочных, как коржик, домах
поселялись жуки.
Потом приходили мальчишки,
разрушение и тоска.
Букашке погибшей я лепетала:
живи, живи…
Когда я была ребенком,
мне снился белесый сон.
Дом из песчаных плит,
пустыня а-ля Дали,
и я на верху плиты в сорочке стою столбом,
и вдоль горизонта ползут по песку корабли.
Когда я была ребенком, мне снилось, что падаю
каждую ночь.
Плита подо мною ломалась, песчинки царапали кожу.
И мама тогда говорила: у меня подрастает дочь.
А голос во сне говорил:
человек, никогда не взлетавший,
упасть не может.
* * *
Стеклянный сон, прозрачный сон
о жизни без конца,
который видел Соломон.
И я сотру с лица,
как будто паутинки – дни,
как шрамы – страсть и страх.
И сколько, бездна, ни мани,
тебе отдам лишь «ах!..»
Нет у души краев и дна
– поэтому одна…
* * *
О Господи, как я тобой любима!
Так много солнца, грозовых закатов,
Людей, уплывших в вечное «когда-то»,
И мир Твой пахнет яблоней и дымом.
И хорошо, что всё проходит мимо:
За пазухой не спрячешь нежных вёсен.
Я боль сушила парой легких вёсел.
И эта боль, как жизнь, неповторима…
* * *
Всё будет хорошо. Завяжется узлом
то мировое зло, какое развязалось.
Напившись из беды, решим, что повезло
нам жить сейчас и здесь и пестовать усталость
от глупых страшных слов, бледнеть, пугаться пуль…
Всё будет хорошо – другого не приемлю.
Всё будет хорошо. Смотри, прошел июль.
И зло пройдет, и страх, и дождь отмоет землю
от крови…
Я стою на краю и молчаньем дышу в воротник,
Не пролив и полкапли редчайшего сложного мига.
Он из звездных сияний и смерчей душевных возник.
Не дописан роман, но дочитана странная книга.
На последней странице мне в мире завещано жить,
Никогда не найдя в постороннем сияние друга.
Я стою на краю у твоей молчаливой души,
Не решаясь шагнуть из предельности этого круга.
* * *
И каждый раз – всё с белого листа.
Предельна жизнь, как рубище Христа.
Надеть его – задача не из легких.
Сдавайся, лист! – я выдохну строфу
И белизну бесслезную сотру,
Следами за собой оставлю строки.
Терзала лист – и гул в душе стихал.
И жизнь проста, как рубище стиха.
Надеть его – задача не из легких.
* * *
Молод и жив,
Новый идет Адам.
Мир окружив,
Следом бредут дома:
Овцебыки
Стебли жуют дорог.
Ноги легки –
Шаг за порог высок!
Прочь со двора!
Долгие дни – вдали…
Милый, пора:
Вот корабли.
Плыви!
Поэзия
а юбка Ее широка.
под нею – дега и века.
и волга лепечет у ног.
на юбке ребенок и Бог
малюют закаты свои.
и каждый закат – о любви.
Царица, я волхв Твой и вол –
позволь подержать Твой подол.
Слова
Я бросаю впереди себя слова,
и, взлетая, пламенно звенят
эти острые веселые клинки –
кажется, что могут защитить.
Я крещусь, чтоб не казался вздор.
* * *
Когда я была ребенком,
земля под ногами мчалась быстрей.
На спине я лежала в кроватке
и вертела упругий шар.
Такая игра: как ночь проливается в день, смотреть.
Ни одну из пустынных ночей мне не было жаль.
Когда я была ребенком,
я строила домики из песка.
В песочных, как коржик, домах
поселялись жуки.
Потом приходили мальчишки,
разрушение и тоска.
Букашке погибшей я лепетала:
живи, живи…
Когда я была ребенком,
мне снился белесый сон.
Дом из песчаных плит,
пустыня а-ля Дали,
и я на верху плиты в сорочке стою столбом,
и вдоль горизонта ползут по песку корабли.
Когда я была ребенком, мне снилось, что падаю
каждую ночь.
Плита подо мною ломалась, песчинки царапали кожу.
И мама тогда говорила: у меня подрастает дочь.
А голос во сне говорил:
человек, никогда не взлетавший,
упасть не может.
* * *
Стеклянный сон, прозрачный сон
о жизни без конца,
который видел Соломон.
И я сотру с лица,
как будто паутинки – дни,
как шрамы – страсть и страх.
И сколько, бездна, ни мани,
тебе отдам лишь «ах!..»
Нет у души краев и дна
– поэтому одна…
* * *
О Господи, как я тобой любима!
Так много солнца, грозовых закатов,
Людей, уплывших в вечное «когда-то»,
И мир Твой пахнет яблоней и дымом.
И хорошо, что всё проходит мимо:
За пазухой не спрячешь нежных вёсен.
Я боль сушила парой легких вёсел.
И эта боль, как жизнь, неповторима…
* * *
Всё будет хорошо. Завяжется узлом
то мировое зло, какое развязалось.
Напившись из беды, решим, что повезло
нам жить сейчас и здесь и пестовать усталость
от глупых страшных слов, бледнеть, пугаться пуль…
Всё будет хорошо – другого не приемлю.
Всё будет хорошо. Смотри, прошел июль.
И зло пройдет, и страх, и дождь отмоет землю
от крови…