Пронеслась, как улыбка, в росе и в огнях
Моя жизнь дровяная в иркутских дворах.
Или слезы сверкнули
на блюдце пустом,
Вкруг которого птицы сидят за столом.
Всё сидят и воркуют, и стаи зовут,
Или прячут от бури свой хрупкий маршрут.
Вот и я никогда и нигде не была.
Золотая улыбка истлела дотла.
А зачем пронеслась? Чтоб увидеть опять
Безграничный простор и забытую мать.
Чтоб свободно вздохнуть, чтоб спокойно уйти,
И оставленный край вспоминать по пути.
* * *
Коль не можешь ты уснуть,
Посмотри в пространство ночи.
Посмотри, как вьётся путь
Бесконечно, сколько хочешь.
Спят под сводом снегири,
Ёлки, пастбища, трясины.
Спят избушки по две-три,
Развалясь наполовину.
Русь отверженная спит,
Снится мгла тысячелетий.
Ты последний, кто глядит
В дали скованные эти.
Так усни, как всё кругом,
Безгранично, безмятежно.
Всё объемлет вечный сон,
Тихий-тихий, неизбежный...
* * *
Как хорошо, когда отхлынет,
И целый мир подлунный пуст.
По белу снегу со святыми
Идут Мария, Иисус.
А может, это показалось,
Идут отец и мать моя.
Идут по кругу, не сближаясь,
Светясь легко, как проблеск дня.
Недолгий вечер зимний длится,
На синем золото одежд.
В такой дали, что это снится,
Сон прочь летит от зрящих вежд.
Идут путем, но всё по кругу.
Их цель вечерняя проста -
Не звать ни недруга, ни друга,
Молчать сквозь сжатые уста.
Как ночь завьюжит полновластно
И связи вещие прервёт,
Не ожидай того напрасно,
Кто не приедет, не придёт.
* * *
По путям одинокого Бога
С одинокою песней бреду.
По пустыням проходит дорога
И теряется в смутном году.
Редколесье, безлюдье, предзимье.
Льётся снег и возносится дым.
Так она исчезает в пустыне,
Чуть заметная детям моим.
* * *
С аборигенами Иркутска,
Кто с палочкой, а кто с клюкой,
Не удалось мне разминуться,
Идём по улице одной.
Крутим-вертим колёса жизни,
Прикованы к ядру земли.
Кто на обед картошку чистит,
Кто чистит пёрышки свои.
Скрипит желанная машина,
На кухне варится чаёк.
О, обними меня, кручина,
Теплее станет вечерок!
* * *
Поглотили снега, синий дым вечеров,
Деревянная сырость замшелых дворов,
Ледяная метель, облаков круговерть,
Сквозь пространства глядящая верная смерть.
Также тень Колчака над зияньем реки,
Моросящая темень безмерной тоски.
Поглотили; стою, и проносят ветра
Синий дым, жёлтый свет, без тепла вечера.
Поглотили; и это теперь позади:
Мгла и севера верные, злые дожди.
О, вчерашняя жизнь, постаревшая даль!
Как привычно её задувает февраль.
* * *
Ты б была, душа из камня,
Искрошилась бы давно.
Этот шум, что не стихает,
Заглянул в твое окно.
Юных дней пора смятенья
Умирает высоко.
Бьется черной бури пенье
В пене белых облаков.
И рождаются столетья,
Не сбиваются с пути.
Никому дороги эти
Потайные не найти.
Зимним вечером старинным
Под негаснущим лучом
На страницах, на картинах
Слово вечности прочтём.
Не скорби, судьба поэта,
С новой книгой у окна.
Твоё время, твоё лето -
Золотая глубина.
И твои дороги тоже
Просто так не отыскать.
Никому не уничтожить
Дней бездонных благодать.
* * *
Бесконечных, пустынных равнин
Не окинуть серебряным оком.
Не грусти о своём одиноком,
О своём ты грустишь не один.
Тускло замерли ветви берёз,
И снега распростёрлись, внимая
Невесомому зареву слёз,
Что над ними летит, догорая...
* * *
ВЕЧЕРОМ
Быть услышанной не суждено.
Это ива стучится в окно.
Здравствуй, друг молчаливый и странный,
На дороге моей безымянной.
Эти створки открой - заходи.
Там мерцанье ночей впереди,
Стон березовых рощ на ветру.
Безграничная даль поутру.
А ещё деревенский очаг,
Где сгорают дрова и душа.
Заходи, погорим не спеша,
Хорошо и задумчиво так.