Виктор Кальсин. Время – спичечный коробок

***

Время – спичечный коробок –

потрясёшь, послушаешь, что осталось.

Что-то брякает – дай-то бог! –

и подносишь небу слюнявый палец.

Но такая глушь, но такая тишь,

что семи ветрам не найти ответа.

Задираешь голову и стоишь –

изваянье сам или тень поэта.

И идет по улице мать-тоска

(сумасшедший взгляд, нос провален):

всё кончается, как доска,

или мечется на спирали.

Время, спичечный коробок,

кости, камни, деревья, звёзды…

Ах, как катится колобок!

Никуда не рано, никому не поздно…

Весеннее

Здесь никто никогда

да и нет никакого

подступает вода

как последнее слово

Сердобольно висит

необжитый скворечник

вот и кот-трансвестит

пьёт рассол огуречный

Это тоже весна

это тоже природа

и не надо вина

чтобы плакала морда

Даже драки не на

чтобы зло закипело

это просто стена

в этом черном на белом

В торжестве без обид

чем больней тем потешней

но никто не забыт

я останусь я здешний



Встретимся под березами

Встретились под берёзами: роща в просветах солнечных

полна щебетанья, шелеста, жучков, муравьиных радостей,

жизней больших и маленьких, лёгкая и воздушная,

шумит в осиянном мареве июньского равновесия.

Вслух говорю: "Здравствуйте!", - думаю сам,- "Надо ли?" –

ведь если и есть там слышимость вряд ли акустика скромная

соперничать в силах в звонкости с чистым сердечным импульсом,

чтоб одолеть беспамятство.

Да, землячки, здравствуйте:

милые проживатели, - пыли, щедрот, щей, самогона хлебатели, -

той же землёй мы кормимся, вы родники лелеяли – не истекла вода,

и тропами вами торёными ходим еще по ягоды.

Жизнь только словом новая, скрипом скрипит давешним, мелет свою муку.

Не говорю "до скорого" – мера не вышла времени.

Вечером будет хариус гнать по струе звезду.

Без обещанья праздника, будничны наши таинства, всё-то надеждой тешимся –

встретимся, под берёзами.

Дедушка

Дедушка, а, дедушка, - дедушка смеётся,

дедушка качает головой не в такт,

говорит, что скоро новая начнётся

жизнь, если в этой было что не так.

Над деревней солнце, по деревне речка, -

в речке вороватые рыщут пескари.

Дедушка пригрелся, сидя на крылечке,

Лопаются в памяти сны, как пузыри.

Вот она и старость, вот она, подруга,

мухой надоедливой около кружит, -

как не бережёшься – всё об острый угол, -

каждый день, как подвиг, будет пережит.

Есть костюм у дедушки – ношеный, но годный,

досточки, материя, - прибраны, лежат.

Никому не должный, сам себе свободный,

ждёт, когда кукушкам хватит куковать.

Ветерок играет, паутинка вьётся.

Дедушка зевает медленно и всласть.

Голова качается, словно оторвётся.

Вот уже совсем оторвалась.

***

Жахнет осенним светом,

а ты, невдомёк, идёшь,

подобно другим отпетым

бурчишь про ядрёну вошь.

Сподлобья глядишь, как мает

клочок синевы в ветвях,

как музыка разминает

пальцы в пустых садах.

И поднимает ветер

весь облетевший вздор,

и бестолковые дети

взрослый ведут разговор.

Идёшь, ничего не бьётся,

путаешься в словах,

и прошлое отдаётся

в гудящих твоих шагах.

Обское море

На завтрак рыба, - местный камбуз

ей переполнен под завязку.

Вода, ленивая, как август,

на камень плещет быль и сказку.

И, право слово, мир чудесен!

На расстояние заплыва

волна, восставшая из песен,

заносит парус вглубь залива.

Ни о какой лазури речи

не поведу – за ширмой бора

трудяга-кран расправил плечи

и днём и ночью строит город.

Песок тяжёл, далече – тучи,

но отдых позволяет бредить

о всей романтике летучей,

о рыбке, сунувшейся в бредень.