Александр Раевский. Древо вечности

ВОТ ПРИЕХАЛ

Вот приехал в январе.

Крыши. Тени синие.

Тихо. Белая сирень -

Не в цвету, а в инее.

Снег небес вокруг избы

Чистоты исполнен;

Что ж такое позабыл,

Что ж такое вспомнил?..

Прощемлюсь в калитку я,

Обращусь к сирени:

Что молчишь, сестра моя,

Божие творение? Разгорается уже

Красота закатная…

Тихо, благостно в душе,

Что ж слеза вдруг капнула?

Разожгу среди зимы

Мёрзлые поленья;

Жаль, c тобой исчезнем мы,

Божии творения.

Вслед другие зацветут,

Иней их застудит…

Нас уже не будет тут.

Нас совсем не будет.





В ЗРАЧКАХ ДЕТСТВА

Лето. Облако в платке.

Деревенька вдалеке…

Напрягись – и разглядишь:

Блеск антенн, брусочки крыш,

Красный бак; в глубинке сада

Школа – кубик рафинада.

Во все стороны видна

Акварельная страна!

Там пригорок, там лощина,

Там в район пылит машина…

Там лесок – подбит местами

Серебристыми кустами;

Там Макар пасёт телят…

Сверху тёплый синий взгляд.

Сон стеклянный на реке.

Стрекоза на поплавке.



НА СЛЕПЫХ СКОРОСТЯХ

Дави педаль, прибавь ещё немного! -

Навстречу только ветра перезвон!..

Чем дальше даль и чем прямей дорога,

Тем мягче убаюкивает он.

Ну, вот!.. Дремали руки на руле,

Воробушек, зачем вильнул от стаи? –

Сырой шлепок!.. пушинка на стекле…

Так детство разбивается о старость.

ОЧЕВИДНОЕ - НЕВЕРОЯТНОЕ

Пичуги и жуки в лесу густом,

Грибы, цветы – все добрые соседи.

А вон и пень с отщепом под кустом –

Шикарное сиденье для медведя!

Я с троном пень сравнил от фонаря,

Но вот недавно, помнится, под вечер

Забрёл сюда увидеть глухаря,

Влекомый любопытством человечьим.

Листвой стволы клубились в вышине,

Мошка звенела в чаще полусонной,

Столбы лучей дымились… А на пне –

Медведь губатый собственной персоной!

Сидит себе и ласково урчит…

Как барин в шубе, хлопнувший рюмашку,

Сперва, балдея, щепкой побренчит,

Потом, кайфуя, нюхает ромашку…



ДЕРЕВО ВЕЧНОСТИ

Раздвинув столб вселенского пространства,

Вознёсшись выше всяких облаков,

Стоит оно – могуче и прекрасно!.. –

И ствол окован кольцами веков.

В ветвях его гнездятся только звёзды,

Хоть проросло из зёрнышка-Земли…

Молчит оно. Его молчаньем грозным

Пропитаны ветра и ковыли…

В тени его незримой - ¬ млеют дали…

И – как напоминанье о Суде –

В корнях лежат замшелые скрижали

И Книга человеческих судеб.



ДВЕ ЖЕНЩИНЫ

Пожилые женщины, подруги,

Вечерами ходят по округе,

Не спеша пройдутся по тропинкам,

Завернут к берёзам и осинкам, -

Легче им дышать среди деревьев,

Чем в своей разрушенной деревне…

Та, что старше – чопорона немножко,

В белой блузке со старинной брошкой,

Седовласа – симпатична, впрочем,

Сельская учительница в прошлом.

Что помладше, та в платке неярком,

Бывшая советская доярка,

В серой кофте, в платьишке обычном,

Тоже с сединой и симпатична.

У одной ночных бессонниц муки,

У другой от доек ломит руки,

Пусть они по-разному прожили,

Но всегда друг дружкой дорожили.

Две судьбы закатных, две подруги

Не бесцельно бродят по округе,

Русские стихи с душой читают…

Все их сумасшедшими считают.







* * *

Безумный мир ещё чадил,

Кровянил в смертном беспорядке,

А я по краешку ходил,

На жизнь поглядывал украдкой.

Не состоял, не воевал -

Хранилось наше поколенье –

Не ведал, не осознавал,

Что это Божье провиденье:

Стране, истерзанной войной,

Тогда давалась передышка…

Ни над войной, ни над страной

Я не задумывался слишком.

Беспечно юность подгонял,

Как банку ржавую пиная,

И ждал, и ждал свой идеал,

Тебя - иная, неземная!..

Лелеял в сердце и в мозгу,

Что это всё-таки случится:

Бродить мы будем на лугу

По василькам и медуницам…

Мечтал: продлится на века

Пора счастливого цветенья,

И отразится в облаках

Двух душ и тел переплетенье!..

Но так уж вышло, что ко мне,

Как тот глоток во время жажды,

Твой образ лунный в странном сне

С небес явился лишь однажды.

Кипела чаша бытия,

И луг нас ждал - душист и светел,

Но слишком поздно, грусть моя,

Среди земных тебя заметил.

Пока вострил своё стило,

С судьбой играл до беспредела,

Украдкой счастье обошло,

Ну, ни ресничкой не задело!..

Печаль моя! Моя звезда!

Хоть усмехнись, хоть возрази мне,

Но ты безумно молода,

Я безвозвратно многозимний.

Грядут иные времена,

Другие вырвутся на воздух,

И все забудут про меня,

Когда уйду бродить по звёздам.

В краю забвений и разлук

Зашелестит трава иная…

А ты ходи, ходи в тот луг,

Меня украдкой вспоминая.



ВИДЕНИЕ

Равнина молчала. А сердце стучало…

Безмолвно и плавно - жалей не жалей -

Небесное войско к закату промчалось…

Один я остался на горькой земле.

Стою, очарован тоской несказанной,

Созвучной душе, недоступной уму,

Последний огонь провожу со слезами…

И холод межзвёздный, как данность, приму.

Но свято поверю, что войско вернётся.

И снова собравшись на битву со злом,

Возьмут и меня. И тогда мне найдётся

Копьё и кольчуга, и конь под седлом.

Пойму, позабыв всё, что мучило прежде,

Что свой средь своих я - и даль нам близка,

Сомкнувшись в ряды, в осенённых одеждах

И в шлемах победных мы будем скакать…

Стремительно-плавно, клубя облаками,

Умчимся к закату, растаем во мгле, -

Затопит безмолвьем, укроет веками…

А кто-то останется ждать на земле.



* * *

…Тихо от мороза. И душа тиха.

Сивая берёза. А на ней глухарь!

На столе горбушка. Луковицы две.

И тепла избушка, да примёрзла дверь.

Сатанеет стужа в костяном саду.

Никому не нужен. Никого не жду.

Глухо, как в берлоге. Занесён мой схрон.

Замело дороги с четырёх сторон.

Подоконник в льдинках, иней по краям.

В тишине один я. Одинокий я.

Щурится на старость молодость моя.

Подструнить гитару иль достать баян?

Конь мой бродит в дальних, тусклых выпасах…

Лучше б никогда я в рифму не писал.

Бродит конь мой в далях, гриву опустив…

Эх, башка седая, жалостный мотив!..

Уплываю в грёзы, наклонясь к мехам,¬ -

Сам себе берёза, сам себе глухарь.