Андрей Правда. На прогулке.

* * *


Пахнет тиной и травой морскою
От цветочной разоренной клумбы.
От афиши с театральной тумбы
Веет драматической тоскою.

Только солнце, как осколок, ярко,
И как раз ему благодаря,
Бросив ржавый и тяжелый якорь,
День стоит в заливе ноября.

И как раз сегодня на прогулке
Я тебя случайно повстречал
Возле чайной в тесном переулке,
Под изображеньем калача.

Мы с тобой сцепились в старом споре,
Словно звенья якорной цепи,
А вокруг, как из ракушки море,
Жизнь шумела, а теперь кипит.

Все равно, в чем сущность жарких споров –
Нас теченья разные влекут,
И воронка наших разговоров
Тянет вглубь и зарывает в грунт.

Так различны наши представленья,
Как различны встречные пути,
Но пока хватает сил сцепленья,
День стоит и не спешит уйти!




* * *


Когда еще отлягут холода!
Но, зеленью полынною пронята,
В край полыньи колотится вода,
Предчувствием волнительным объята...

Умягчилась несносная погода.
Отъявленнее стала синева.
А вот и сретенье... Гляжу в лицо природы,
Забыв на радостях приветные слова, –

Запыхавшись, в смущенье сердце бьется,
А я, как рыба, разеваю рот...
И надо мной в ответ она смеется
И сверху солнце, словно масло, льет!

Но вот на стол поставлены блины,
Да, выпив чарку крепкой водки нашей,
Зачерпнутой из зимней глубины,
Уж подбоченясь, масленица пляшет!



ЖАСМИН


Из приморского города Поти,
А может, от крымских глин
Оторван, бескровной плотью
Зацвел и у нас жасмин.

Но, гладящий влажной ладонью
Стучащие дико виски,
Он здесь окружен заболонью
Зеленой и горькой тоски.

Он бледен, он весь отчужденье
Опущенных гордо ресниц,
Презревший свое пробужденье
Под сводами затхлых теплиц,

Он все еще там, где крепчает
Шторм, тиская волнолом,
Где галсы и голосы чаек
Морским завязались узлом,

Где мрамор блаженно сжимает
Масличные мощи Афин
И с плеском в лазурь ускользает
Обласканный солнцем дельфин!

Там нежности гипсовый слепок,
То ль страстью, то ль светом влеком,
Он вынул из пыльного склепа
И вынес из тьмы катакомб

Туда, куда запах саванны
Доносит усталый циклон –
Муссонным дыханием Ганы
В коробке согретый Цейлон...

А тут, не давая покою,
Ввалившись из недр зимы,
Пред ним суетливой толпою,
Ему непонятные, мы.




ПРИМЕРЯЯ СВИТЕР СТАРШЕГО БРАТА


В такую сырую погоду
Мне хочется снова залезть
В библейское чрево комода,
В синайскую рыжую шерсть...

В смятенье слепого Исака,
В сплетение мускусных трав...
Пусть голосом я не Иаков
И запахом я не Исав...

Вослед вереницы верблюжьей,
В колючую ярость и страсть –
Успеть до ноябрьской стужи
Себе первородство украсть.

Пусть это расплатой чревато:
Изгнанием, рабством, войной,
И камнем за пазухой брата,
И местью его за спиной.

История эта вязалась
Из пряжи, до боли родной,
А что было в самом начале,
Известно Ревекке одной.

Так женщина с тихим упорством
Простым повтореньем «люблю»
Втравляет нас в богоборство,
С петлею сплетая петлю.




* * *


С пустынной башни
Отрешенно,
Как смертник,
Падал желтый зной.
Песка не чуя
Под собой,
Верблюды шли
Грядою сонной.

Горбы качались
В такт ходьбе.
На раскаленных углях
Море
Кипело, пенясь,
В разговоре
О водопое и судьбе.

И, ощущая
Небом даль,
Во рту
Ворочая барханом,
Пел караванщик каравана
Про зацветающий
Миндаль.




СЕНТЯБРЬСКИЙ БАЗАР В ДЖАМБУЛЕ


В мясном ряду, в листве, как в рыжих латах,
Сидит сентябрь, тяжелее плах.
А воздух прелым яблоком пропах,
И в ноздри бьет размякший желтый запах.

Размеренный повсюду ритуал
Степенной, уважительной торговли.
Что хочешь здесь – от спички до оглобли,
От чая до фарфоровых пиал.

Упитанность и сытость... И лоснятся
Арбузов тонкошкурые бока!
Вот слив зрачки в мои глаза косятся.
Дрожит весов железная рука!

Давно уж не был в вашем я краю,
Но все без разговора понимаю,
И верно, что о вас и заскучаю,
Когда, даст бог, очнусь и я в раю.

Эй ты, базар! Эй, астры в лейке!
Вот я приехал! Вот стою!
И вам кричу: «Салям алейкум!»
Я рад безмерно сентябрю!




НАЧАЛО ИЮНЯ В ПРИГОРОДЕ


Вылез лук, нарциссы отцветают,
тает беспризорно шоколад...
Все про все соседи точно знают –
как садить укроп, редис, шпинат.

И в округе ширится привольно
эхо пересудов и молвы,
и крапива жалится небольно,
и лишь небо выше головы...

Но уже они сюда добрались –
из-за горизонта облака
кучевые – встали, и вздымались
влажные тяжелые бока...

Полыхнула молния, разбился
целый мир на ор и дребедень,
зонт лиловый в луже отразился,
и лилово вспыхнула сирень...

Это дождь, такой же, словно зелень
тополевой пахнущей листвы,
падает, как будто тоже хмелен
от весны, как я, они, как вы.