ЭШЕЛОНЫ
На возу холодном
Старый инвалид,
Станция Болотное –
Переезд закрыт.
Хриплых репродукторов
Траурный квадрат,
Тихо за продуктами
Школьницы стоят.
И везде не сладко,
Волгу враг бомбит...
Старая лошадка,
Старый инвалид.
Тонкий слой соломы
На худом возу...
Мчатся эшелоны
В дальнюю грозу.
Бледные, худые -
Лица у солдат,
Едут – молодые,
Курят – самосад.
Даль полуголодная,
Низкие стога,
Станция Болотное,
Станция Тайга.
А в названьях станций –
Зимний холодок,
Едут новобранцы –
Сохрани их Бог.
Мчатся эшелоны
В дальнюю грозу,
Едут «похоронные»
На худом возу.
Облака не плотные,
Чахлый свет луны -
Станция Болотное,
Станция Чаны...
ЗИМА
Вдали гремит война.
Безлюдье дышит мраком.
И лает тишина
Голодною собакой.
Усталый человек
С усталою печалью
Идёт сквозь мёрзлый снег,
Укутан старой шалью.
А сколько их – идут –
По всей стране огромной,
Приюта не найдут
И ласкового дома...
Я снова узнаю
Недобрый этот кашель,
И вижу мать свою
Среди сугробов наших.
В снегу легко уснуть,
Идти уже немного.
И надо отдохнуть
Перед иной дорогой.
И я не догоню,
Не поверну обратно –
К высокому огню –
И мать свою, и брата...
СОЛДАТСКАЯ ТЕТРАДЬ
Пришёл солдат домой, принёс медаль с войны.
Стал конюхом в милиции служить.
Точнее – не домой, пришёл он сиротой,
Израненный, больной - приехал к тётке жить.
Ему бы подыскать невесту по себе,
Однажды в клуб сходить, на огонёк зайти,
А он – стихи писать: о жизни, о судьбе,
О прожитых боях, о пройденном пути.
Дитя и сирота жёг в доме керосин
И складывал слова, и сам не знал – зачем?
Он исповедь писал в заветную тетрадь.
Ту исповедь понять могла лишь только мать.
Как на снегу он мёрз – не рассказать жене.
Как трудно умирать с войной наедине.
Учиться бы ему, да слаб здоровьем стал.
На волховском снегу в шинельке он лежал.
Он так насквозь продрог на мёрзлой той земле,
Что уж никак не мог согреть себя в тепле.
Он мне давал прочесть заветную тетрадь –
Про воинскую честь, про Родину и мать.
И я, как пионер, его стихи читал:
И что-то говорил, и в чём-то поучал.
Я Пушкина пример достойный приводил...
Но что я городил? Но что я понимал?
В другом я мире жил. А конюх умирал...
ГВАРДЕЕЦ
Памяти поэта Н. Душкина.
Он писал и рассказывал – Душкин,
Как однажды в неравном бою
У какой-то лесной деревушки
Проявил вдруг сноровку свою.
В эти годы голодные стаи
Ветер с запада нам понагнал,
Ну, а Душкина вы не читали.
Я его, как редактор, читал.
Он в далёкие юные годы
Не пером по бумаге скользил,
А в огонь и в студёные воды
В рукопашную взвод свой водил.
На войне не всегда канонада,
Свисты пуль, проливается кровь –
Наступает пора листопада,
А порой – расцветает любовь.
Лишь случится минутка затишья –
На губах вновь травинки горчат.
Распускаются белые вишни,
И ручьи по оврагам журчат.
Уж такое оно, молодое,
Это дело: война – не война.
Но милуются праведных двое –
Коль для них наступила весна.
Я не знаю, на что-то надеясь,
Но шалеешь, – поют соловьи!
Поздней ночью забрёл наш гвардеец
В деревеньку, где, вроде, - свои.
Обстановка меняется круто.
Не поймёшь – где противник, где тыл?
Но знаком хуторок почему-то,
Будто в нём он с товарищем был.
Помнил: шёл по знакомой дороге.
Лес. И вражьих постов не видать.
Лишь набычился месяц двурогий –
Молодца в темноте забодать.
Тёмной ночью промок и продрог он,
И во рту пересохло давно.
Средь немногих темнеющих окон –
Лишь одно чуть светилось окно.
Видно, жгла там хозяйка лучину
И залётного друга ждала.
Да за эту любовь и кручину –
Не такие осилишь дела!
Постучал – открываются двери.
На пороге – германский солдат.
Он глазам своим тоже не верит –
Друг на друга безмолвно глядят.
Помогла ли гвардейцу сноровка –
Я об этом судить не могу.
Но такая в бою установка:
Ускользнуть не позволить врагу.
Автоматного диска хватило
Навести там такой тарарам –
Побросав, что награблено было,
Побежали враги по дворам.
Убегали спросонья, в чём были:
Кто в мундире, кто в нижнем белье.
Им казалось: повсюду их били,
Не осталось пришельцев в селе.
Ну, а Душкин? Такое вот дело –
(В двух словах не расскажешь всего).
Поначалу ему нагорело,
А потом наградили его.
Мне когда-то о нём говорили:
Мол, такой он мужик и сякой...
Ну, а вы-то - освободили
Дом один, или приняли бой?
Что к зелёному этому змею
Равнодушия он не питал.
Осуждать его вовсе не смею –
Я ведь ту деревеньку не брал.
Нет и тех, что его осуждали –
Тех рассветов и тех петухов...
Но его ордена и медали
Ярче позднейших стихов.
*****
Где вы, солдаты из Тахтоброда,
Те, что рожденья 20-го года,
Те, что моложе, с 22-го,
Те, что лежат у Москвы или Пскова?
Или в местечках иных, без названий, -
Где-то под Курском, под Обоянью,_
Может, у леса, может, у пашни, -
Или погибшие, - в рукопашных?
Где вы, ребята, из Тахтоброда,
Смелые люди крепкой породы, -
И молодые, и пожилые,
Где на шинели вас уложили?
Кто на могилы цветы вам приносит?
Поле какое вокруг плодоносит?
Может, молдавское, может быть, польское,
Или же светлое, как чистопольское?
НОСТАЛЬГИЯ.
Давно покончили мы с реками
И с покореньем целины.
И про героев Дубосеково
Забыли граждане страны.
И, посинев от алкоголя,
Слезливо шмыгают носы.
Портреты нового героя
Блестят с газетной полосы.
Шумят ораторы другие.
И правда – с ложью пополам.
Но это – тоже ностальгия
По старым добрым временам.
На возу холодном
Старый инвалид,
Станция Болотное –
Переезд закрыт.
Хриплых репродукторов
Траурный квадрат,
Тихо за продуктами
Школьницы стоят.
И везде не сладко,
Волгу враг бомбит...
Старая лошадка,
Старый инвалид.
Тонкий слой соломы
На худом возу...
Мчатся эшелоны
В дальнюю грозу.
Бледные, худые -
Лица у солдат,
Едут – молодые,
Курят – самосад.
Даль полуголодная,
Низкие стога,
Станция Болотное,
Станция Тайга.
А в названьях станций –
Зимний холодок,
Едут новобранцы –
Сохрани их Бог.
Мчатся эшелоны
В дальнюю грозу,
Едут «похоронные»
На худом возу.
Облака не плотные,
Чахлый свет луны -
Станция Болотное,
Станция Чаны...
ЗИМА
Вдали гремит война.
Безлюдье дышит мраком.
И лает тишина
Голодною собакой.
Усталый человек
С усталою печалью
Идёт сквозь мёрзлый снег,
Укутан старой шалью.
А сколько их – идут –
По всей стране огромной,
Приюта не найдут
И ласкового дома...
Я снова узнаю
Недобрый этот кашель,
И вижу мать свою
Среди сугробов наших.
В снегу легко уснуть,
Идти уже немного.
И надо отдохнуть
Перед иной дорогой.
И я не догоню,
Не поверну обратно –
К высокому огню –
И мать свою, и брата...
СОЛДАТСКАЯ ТЕТРАДЬ
Пришёл солдат домой, принёс медаль с войны.
Стал конюхом в милиции служить.
Точнее – не домой, пришёл он сиротой,
Израненный, больной - приехал к тётке жить.
Ему бы подыскать невесту по себе,
Однажды в клуб сходить, на огонёк зайти,
А он – стихи писать: о жизни, о судьбе,
О прожитых боях, о пройденном пути.
Дитя и сирота жёг в доме керосин
И складывал слова, и сам не знал – зачем?
Он исповедь писал в заветную тетрадь.
Ту исповедь понять могла лишь только мать.
Как на снегу он мёрз – не рассказать жене.
Как трудно умирать с войной наедине.
Учиться бы ему, да слаб здоровьем стал.
На волховском снегу в шинельке он лежал.
Он так насквозь продрог на мёрзлой той земле,
Что уж никак не мог согреть себя в тепле.
Он мне давал прочесть заветную тетрадь –
Про воинскую честь, про Родину и мать.
И я, как пионер, его стихи читал:
И что-то говорил, и в чём-то поучал.
Я Пушкина пример достойный приводил...
Но что я городил? Но что я понимал?
В другом я мире жил. А конюх умирал...
ГВАРДЕЕЦ
Памяти поэта Н. Душкина.
Он писал и рассказывал – Душкин,
Как однажды в неравном бою
У какой-то лесной деревушки
Проявил вдруг сноровку свою.
В эти годы голодные стаи
Ветер с запада нам понагнал,
Ну, а Душкина вы не читали.
Я его, как редактор, читал.
Он в далёкие юные годы
Не пером по бумаге скользил,
А в огонь и в студёные воды
В рукопашную взвод свой водил.
На войне не всегда канонада,
Свисты пуль, проливается кровь –
Наступает пора листопада,
А порой – расцветает любовь.
Лишь случится минутка затишья –
На губах вновь травинки горчат.
Распускаются белые вишни,
И ручьи по оврагам журчат.
Уж такое оно, молодое,
Это дело: война – не война.
Но милуются праведных двое –
Коль для них наступила весна.
Я не знаю, на что-то надеясь,
Но шалеешь, – поют соловьи!
Поздней ночью забрёл наш гвардеец
В деревеньку, где, вроде, - свои.
Обстановка меняется круто.
Не поймёшь – где противник, где тыл?
Но знаком хуторок почему-то,
Будто в нём он с товарищем был.
Помнил: шёл по знакомой дороге.
Лес. И вражьих постов не видать.
Лишь набычился месяц двурогий –
Молодца в темноте забодать.
Тёмной ночью промок и продрог он,
И во рту пересохло давно.
Средь немногих темнеющих окон –
Лишь одно чуть светилось окно.
Видно, жгла там хозяйка лучину
И залётного друга ждала.
Да за эту любовь и кручину –
Не такие осилишь дела!
Постучал – открываются двери.
На пороге – германский солдат.
Он глазам своим тоже не верит –
Друг на друга безмолвно глядят.
Помогла ли гвардейцу сноровка –
Я об этом судить не могу.
Но такая в бою установка:
Ускользнуть не позволить врагу.
Автоматного диска хватило
Навести там такой тарарам –
Побросав, что награблено было,
Побежали враги по дворам.
Убегали спросонья, в чём были:
Кто в мундире, кто в нижнем белье.
Им казалось: повсюду их били,
Не осталось пришельцев в селе.
Ну, а Душкин? Такое вот дело –
(В двух словах не расскажешь всего).
Поначалу ему нагорело,
А потом наградили его.
Мне когда-то о нём говорили:
Мол, такой он мужик и сякой...
Ну, а вы-то - освободили
Дом один, или приняли бой?
Что к зелёному этому змею
Равнодушия он не питал.
Осуждать его вовсе не смею –
Я ведь ту деревеньку не брал.
Нет и тех, что его осуждали –
Тех рассветов и тех петухов...
Но его ордена и медали
Ярче позднейших стихов.
*****
Где вы, солдаты из Тахтоброда,
Те, что рожденья 20-го года,
Те, что моложе, с 22-го,
Те, что лежат у Москвы или Пскова?
Или в местечках иных, без названий, -
Где-то под Курском, под Обоянью,_
Может, у леса, может, у пашни, -
Или погибшие, - в рукопашных?
Где вы, ребята, из Тахтоброда,
Смелые люди крепкой породы, -
И молодые, и пожилые,
Где на шинели вас уложили?
Кто на могилы цветы вам приносит?
Поле какое вокруг плодоносит?
Может, молдавское, может быть, польское,
Или же светлое, как чистопольское?
НОСТАЛЬГИЯ.
Давно покончили мы с реками
И с покореньем целины.
И про героев Дубосеково
Забыли граждане страны.
И, посинев от алкоголя,
Слезливо шмыгают носы.
Портреты нового героя
Блестят с газетной полосы.
Шумят ораторы другие.
И правда – с ложью пополам.
Но это – тоже ностальгия
По старым добрым временам.