* * *
А помнишь, братишка, мы видели белку? -
Всё было как будто на прошлой неделе;
Снег сыпал за ворот, колючий и мелкий,
Сорвавшийся с лапы встревоженной ели.
Петляла лыжня в колее снегохода,
Шептали друг другу с тобой без утайки:
Вот вырастем - тоже пойдём на охоту
И купим собаку, конечно же, лайку;
А лучше упряжку задорных и прытких.
Как явственны в памяти звуки, ты слышишь? -
Отец возвращался со скрипом калитки
И скидывал мехом обитые лыжи;
Насвистывал, крякал, стучал в рукавицы.
За всех не ручаюсь, не знаю, а наша
Мечта отдавала кедровой живицей
И сернистым запахом из патронташа.
А в зеркале лица нет-нет, да помяты,
Но столько в них жизни, души, интереса,
Что кажется - в сущности те же ребята
Глядят с придыханием в сторону леса.
Иные стихи
Не то что тревогу, а часто прямую угрозу
Иные стихи возвещают спустя поколенья:
Один говорил что-то там о крещенских морозах -
И в ящик сыграл аккуратно на Богоявленье,
Лежал, в пол уткнувшись, в нелепых трико и футболке;
Другому недаром мерещились тени на рельсах.
Как будто бы знали, ей-Богу, да много ли толку!
А третий мечтал о пасхальных денёчках апрельских.
Хоть каждый о смерти твердил, но не верил про это -
Одно на бумаге, а сам оставался беспечен.
Мне выяснить край, отчего умирают поэты,
И верно ли то, что дышать им становится нечем.
Блокнот за блокнотом теперь, за тетрадкой тетрадку,
У синего моря, разбитого в щепки корыта,
Каракули-вирши листаю свои в лихорадке -
А вдруг в них моя пресловутая тайна сокрыта...
Крестный ход
Где в бараки сбит лес когтями скоб,
Где под номером ссохлось деревце,
Крестный ход идёт по Октябрьской,
В позолоте риз ветер греется
Тот, что зло стегал спины потные,
Пересчитывал рёбра впалые;
А теперь, гляди, сыплет под ноги
Пятаки листвы медно-алые,
Чтоб осеннее спрятать месиво.
Покропит водой светлый батюшка -
Со дворов рукой машут весело,
Да и сам идёшь, улыбаешься.
Тихий свет креста с полумесяцем,
Новизной горит образ смальтовый;
А иным уже снится-грезится,
Как валяли нас по асфальту бы;
Как в прекрасный день да за озером
Покидают нас в землю тыщами,
Заровняют поле бульдозером -
И концов вовек не отыщете.
К тем воротится згой проторенной,
Кто учиться впрок жизни гребует,
На круги своя мать-история -
Справедливость, знать, шибко требует.
Упадут кровя струйкой сплюнутой,
Надоест земле их вынашивать,
Поднатужится - и проклюнутся
Поколением лучше нашего.
Слова
Открывается даль, как шагнёшь за порог от семьи -
Лишь бы смочь описать этот домик, окошки да ставни -
Сколько значимых слов ты усвоил со школьной скамьи;
Век живи - век учись: глубины до конца не достанешь.
Я не знаю, какую пройти возрастную черту,
Чтоб прочувствовать миг наяву, беззаветно щемящий -
Есть слова, что всегда с послевкусием тают во рту,
Будто мёдом облитый душистый и пышущий мякиш.
Как пронзают умы те слова за всполохом всполох -
А казалось бы, что там, слова, без прикрас, без узоров!
Так трепещет душа, что застигнута в полночь врасплох,
Пред беззвучною речью июльских зарниц-хлебозоров.
Пусть подольше удержится небо на наших плечах;
Пусть найдутся слова, чтоб наполнить собою страницы!
Пусть не будет дождя - пусть, гудя в конопатых лучах,
Над своим разнотравьем летают шмели-медуницы!
Дерево за окном
Ранний октябрь месяц, воздух по-прежнему летний;
Всё бы ещё ничего, но, от наготы сомлев,
Дерево за окном готовится в путь последний,
Скомканная одежда грудой лежит на земле.
Вроде ещё тепло, солнце играет в просвете,
Взгляд от травы зелёной видно ещё не отвык;
А у корней соседних, будто при лазарете,
Кто-то уже брезгливо сжигает тряпьё листвы.
Лбом прижимаюсь к стеклу, снова щемяще грустно:
Промыслом сберегая к Судному дню, к весне,
Дерево за окном скоро в крахмальный до хруста,
Будто в халат больничный, укутает в саван снег.
Вера – это не к нам, нам докажите, измерьте;
Все мы торопимся знать и знать как никто другой.
Но что это? - Тайна во мне… Как обручаюсь смерти?
Как возвращаюсь в прах? – Воистину Божьей рукой.
Вижу минувший день в этом стоящем на страже
В латах слепяще-белых славном небесном гонце –
Всё, чему быть надлежит, временное, и даже
Дерево за окном свидетельствует о конце.
Первый снег
Дождевая вода не успела пролиться,
Затворённое небо бесстрастно и глухо;
Между бледных созвездий легла кобылица,
Над землёю навесив мухортое брюхо.
И струится с высот серебристая грива,
На сентябрьском ветру завивается в косы;
Удручённо глядит запоздалая нива,
Как морскою волной отливают покосы.
На асфальт перекрестий садовых дорожек,
Где налипшие листья прозрачны и квёлы,
То рассыплется горсть пенопластовых крошек,
То роятся, роятся белёсые пчёлы.
И хотя всё серьёзно, как быль или небыль,-
Снег по-зимнему падает прямо за ворот,-
Кобылица проснётся, откроется небо
И лучами замоет побеленный город.
Юродивая
Вновь знакомый зов чую, вроде бы,
По земле бродить, слыть юродивой.
А один твердил, ах ты, в юбке вошь!
Но его теперь поминай, как хошь.
Только и мелькнёт тень посконная
За конец дворов, за поскотину.
Берестой пахнёт слаще хлеба май;
Расступись, народ, слышишь, не замай!
Дюже радостно вокруг деревца
Пританцовывать, в небо щериться.
Что с тобою нам, ну-ка, брат-юрод,
Разевай скорей, да пошире, рот!
С неба радуга, солнце вешнее,
Кренделя летят, всё нездешние...
А один твердил, ах ты, в юбке вошь!
Но его теперь поминай, как хошь.
А помнишь, братишка, мы видели белку? -
Всё было как будто на прошлой неделе;
Снег сыпал за ворот, колючий и мелкий,
Сорвавшийся с лапы встревоженной ели.
Петляла лыжня в колее снегохода,
Шептали друг другу с тобой без утайки:
Вот вырастем - тоже пойдём на охоту
И купим собаку, конечно же, лайку;
А лучше упряжку задорных и прытких.
Как явственны в памяти звуки, ты слышишь? -
Отец возвращался со скрипом калитки
И скидывал мехом обитые лыжи;
Насвистывал, крякал, стучал в рукавицы.
За всех не ручаюсь, не знаю, а наша
Мечта отдавала кедровой живицей
И сернистым запахом из патронташа.
А в зеркале лица нет-нет, да помяты,
Но столько в них жизни, души, интереса,
Что кажется - в сущности те же ребята
Глядят с придыханием в сторону леса.
Иные стихи
Не то что тревогу, а часто прямую угрозу
Иные стихи возвещают спустя поколенья:
Один говорил что-то там о крещенских морозах -
И в ящик сыграл аккуратно на Богоявленье,
Лежал, в пол уткнувшись, в нелепых трико и футболке;
Другому недаром мерещились тени на рельсах.
Как будто бы знали, ей-Богу, да много ли толку!
А третий мечтал о пасхальных денёчках апрельских.
Хоть каждый о смерти твердил, но не верил про это -
Одно на бумаге, а сам оставался беспечен.
Мне выяснить край, отчего умирают поэты,
И верно ли то, что дышать им становится нечем.
Блокнот за блокнотом теперь, за тетрадкой тетрадку,
У синего моря, разбитого в щепки корыта,
Каракули-вирши листаю свои в лихорадке -
А вдруг в них моя пресловутая тайна сокрыта...
Крестный ход
Где в бараки сбит лес когтями скоб,
Где под номером ссохлось деревце,
Крестный ход идёт по Октябрьской,
В позолоте риз ветер греется
Тот, что зло стегал спины потные,
Пересчитывал рёбра впалые;
А теперь, гляди, сыплет под ноги
Пятаки листвы медно-алые,
Чтоб осеннее спрятать месиво.
Покропит водой светлый батюшка -
Со дворов рукой машут весело,
Да и сам идёшь, улыбаешься.
Тихий свет креста с полумесяцем,
Новизной горит образ смальтовый;
А иным уже снится-грезится,
Как валяли нас по асфальту бы;
Как в прекрасный день да за озером
Покидают нас в землю тыщами,
Заровняют поле бульдозером -
И концов вовек не отыщете.
К тем воротится згой проторенной,
Кто учиться впрок жизни гребует,
На круги своя мать-история -
Справедливость, знать, шибко требует.
Упадут кровя струйкой сплюнутой,
Надоест земле их вынашивать,
Поднатужится - и проклюнутся
Поколением лучше нашего.
Слова
Открывается даль, как шагнёшь за порог от семьи -
Лишь бы смочь описать этот домик, окошки да ставни -
Сколько значимых слов ты усвоил со школьной скамьи;
Век живи - век учись: глубины до конца не достанешь.
Я не знаю, какую пройти возрастную черту,
Чтоб прочувствовать миг наяву, беззаветно щемящий -
Есть слова, что всегда с послевкусием тают во рту,
Будто мёдом облитый душистый и пышущий мякиш.
Как пронзают умы те слова за всполохом всполох -
А казалось бы, что там, слова, без прикрас, без узоров!
Так трепещет душа, что застигнута в полночь врасплох,
Пред беззвучною речью июльских зарниц-хлебозоров.
Пусть подольше удержится небо на наших плечах;
Пусть найдутся слова, чтоб наполнить собою страницы!
Пусть не будет дождя - пусть, гудя в конопатых лучах,
Над своим разнотравьем летают шмели-медуницы!
Дерево за окном
Ранний октябрь месяц, воздух по-прежнему летний;
Всё бы ещё ничего, но, от наготы сомлев,
Дерево за окном готовится в путь последний,
Скомканная одежда грудой лежит на земле.
Вроде ещё тепло, солнце играет в просвете,
Взгляд от травы зелёной видно ещё не отвык;
А у корней соседних, будто при лазарете,
Кто-то уже брезгливо сжигает тряпьё листвы.
Лбом прижимаюсь к стеклу, снова щемяще грустно:
Промыслом сберегая к Судному дню, к весне,
Дерево за окном скоро в крахмальный до хруста,
Будто в халат больничный, укутает в саван снег.
Вера – это не к нам, нам докажите, измерьте;
Все мы торопимся знать и знать как никто другой.
Но что это? - Тайна во мне… Как обручаюсь смерти?
Как возвращаюсь в прах? – Воистину Божьей рукой.
Вижу минувший день в этом стоящем на страже
В латах слепяще-белых славном небесном гонце –
Всё, чему быть надлежит, временное, и даже
Дерево за окном свидетельствует о конце.
Первый снег
Дождевая вода не успела пролиться,
Затворённое небо бесстрастно и глухо;
Между бледных созвездий легла кобылица,
Над землёю навесив мухортое брюхо.
И струится с высот серебристая грива,
На сентябрьском ветру завивается в косы;
Удручённо глядит запоздалая нива,
Как морскою волной отливают покосы.
На асфальт перекрестий садовых дорожек,
Где налипшие листья прозрачны и квёлы,
То рассыплется горсть пенопластовых крошек,
То роятся, роятся белёсые пчёлы.
И хотя всё серьёзно, как быль или небыль,-
Снег по-зимнему падает прямо за ворот,-
Кобылица проснётся, откроется небо
И лучами замоет побеленный город.
Юродивая
Вновь знакомый зов чую, вроде бы,
По земле бродить, слыть юродивой.
А один твердил, ах ты, в юбке вошь!
Но его теперь поминай, как хошь.
Только и мелькнёт тень посконная
За конец дворов, за поскотину.
Берестой пахнёт слаще хлеба май;
Расступись, народ, слышишь, не замай!
Дюже радостно вокруг деревца
Пританцовывать, в небо щериться.
Что с тобою нам, ну-ка, брат-юрод,
Разевай скорей, да пошире, рот!
С неба радуга, солнце вешнее,
Кренделя летят, всё нездешние...
А один твердил, ах ты, в юбке вошь!
Но его теперь поминай, как хошь.