НАДИРОВА Ирина Азаровна родилась 22 ноября 1984 года в Ленинске-Кузнецком. Публиковалась в журналах «Огни Кузбасса», «После 12», «Фантастическая среда», альманахах «Кольчугинская осень», «Образ», «Между». Член Союза писателей. Живет в Ленинске-Кузнецком.
На прогулку!
«На прогулку!» –
Снег окликнет.
Выбегай на белый снег.
Он к твоим следам привыкнет,
Он идет с тобой след в след.
Как тепло, когда снежинка тает у тебя
в руках!
Посмотри, как снег кружится,
Не испытывая страх.
В детской маленькой ручонке
Две лопатки,
Две судьбы.
От ботинка след нечеткий...
Снег, уставший от ходьбы,
Ляжет до весны, зевая,
Не тревожа никого.
На прогулку выбегают дети снега самого.
* * *
А завтра будет новое пространство,
В котором будут новые качели.
И дети будут взрослым улыбаться
И снег крошить в ладонях, как печенье.
А завтра будет лишь у тех, кто выжил,
Кто полоскал белье, сушил на речке.
А я иду, мне говорят: «Иди же!»
«Куда идти?» – «Иди давай за гречкой».
* * *
Разойдемся по могилам...
Что еще запомним мы?
Рот, забитый глиной, илом,
Дети вирусной войны.
Мы запомним кашу с хлебом,
Чай без сахара и снег.
Сон,
Таблетки до обеда,
Сон,
Таблетки,
Сон и свет.
Пазл дня
А у него?
А у меня?
Играем в эго,
иго,
лего...
Шаман идет,
его телега
Нас собирает
В пазл дня.
В коня ли корм?
Стою, худая
Тростинка тоньше, чем осот.
Нас раскидали,
Разровняли
И перетерли нас... в песок.
* * *
Мне не хватает отдыха и сна.
В Сибири снег – молитва «Символ веры»,
Сплетаются снежинки – теломеры.
На хромосоме Хроноса – весна.
* * *
Мы все в эпоху раздражения
Пытаемся с пути свернуть.
Тень только эхо возрождения,
И нам самим ее тянуть.
На лямках виснет чье-то тело,
Оно еще вчера – ого!
Очисти душу чистотелом,
Читай ночами мне Ли Бо.
Но нет, в эпоху раздражения
Любовь скукожилась до «я».
А мне-то что?
Объект слежения не станет эхом бытия.
* * *
Ворона заглушает птах,
Не слышно воробья.
И снова вспомнят Карабах
И телик, и родня.
И правду пули говорят,
И правду скажет друг.
Не принимает нас земля,
И снова сделан круг.
Все повторяется, как встарь:
Без фонаря, аптек.
Есть автомат как инвентарь
И мясо – человек.
* * *
Манную не любила, только картошку.
Вечно канючила:
– Мама, пожарь, пожарь!
Мама на маргарине
жарила последнюю картошку.
В семье нас было шестеро.
Ели, радовались.
А на следующий день мама варила манную
на воде – ели, добавляли сахара.
Я размазывала кашу по тарелке, сидела на
корточках и думала: «Скорее бы завтра...»
Завтра наступило.
Детям варю манную на молоке – не едят,
просят жареную картошку.
Жарю.
Радуемся.
А завтра:
– Сделай, мама, драники.
– Конечно, мои любимые, завтра будут
драники.
* * *
Не касаясь уже земли,
Отражаясь в сетчатке глаза,
Надувные мы шарики
Неизвестно какого газа...
Надышались мы и, взлетев,
Избежали исход летальный.
Перед смертью одно – распев
И изношенные сандалии.
* * *
Ягода моя неразбериха!
Мне варенье из нее варить.
Лишь подумай
Тихо, тихо, тихо...
Лучше меньше правду говорить.
«На прогулку!» –
Снег окликнет.
Выбегай на белый снег.
Он к твоим следам привыкнет,
Он идет с тобой след в след.
Как тепло, когда снежинка тает у тебя
в руках!
Посмотри, как снег кружится,
Не испытывая страх.
В детской маленькой ручонке
Две лопатки,
Две судьбы.
От ботинка след нечеткий...
Снег, уставший от ходьбы,
Ляжет до весны, зевая,
Не тревожа никого.
На прогулку выбегают дети снега самого.
* * *
А завтра будет новое пространство,
В котором будут новые качели.
И дети будут взрослым улыбаться
И снег крошить в ладонях, как печенье.
А завтра будет лишь у тех, кто выжил,
Кто полоскал белье, сушил на речке.
А я иду, мне говорят: «Иди же!»
«Куда идти?» – «Иди давай за гречкой».
* * *
Разойдемся по могилам...
Что еще запомним мы?
Рот, забитый глиной, илом,
Дети вирусной войны.
Мы запомним кашу с хлебом,
Чай без сахара и снег.
Сон,
Таблетки до обеда,
Сон,
Таблетки,
Сон и свет.
Пазл дня
А у него?
А у меня?
Играем в эго,
иго,
лего...
Шаман идет,
его телега
Нас собирает
В пазл дня.
В коня ли корм?
Стою, худая
Тростинка тоньше, чем осот.
Нас раскидали,
Разровняли
И перетерли нас... в песок.
* * *
Мне не хватает отдыха и сна.
В Сибири снег – молитва «Символ веры»,
Сплетаются снежинки – теломеры.
На хромосоме Хроноса – весна.
* * *
Мы все в эпоху раздражения
Пытаемся с пути свернуть.
Тень только эхо возрождения,
И нам самим ее тянуть.
На лямках виснет чье-то тело,
Оно еще вчера – ого!
Очисти душу чистотелом,
Читай ночами мне Ли Бо.
Но нет, в эпоху раздражения
Любовь скукожилась до «я».
А мне-то что?
Объект слежения не станет эхом бытия.
* * *
Ворона заглушает птах,
Не слышно воробья.
И снова вспомнят Карабах
И телик, и родня.
И правду пули говорят,
И правду скажет друг.
Не принимает нас земля,
И снова сделан круг.
Все повторяется, как встарь:
Без фонаря, аптек.
Есть автомат как инвентарь
И мясо – человек.
* * *
Манную не любила, только картошку.
Вечно канючила:
– Мама, пожарь, пожарь!
Мама на маргарине
жарила последнюю картошку.
В семье нас было шестеро.
Ели, радовались.
А на следующий день мама варила манную
на воде – ели, добавляли сахара.
Я размазывала кашу по тарелке, сидела на
корточках и думала: «Скорее бы завтра...»
Завтра наступило.
Детям варю манную на молоке – не едят,
просят жареную картошку.
Жарю.
Радуемся.
А завтра:
– Сделай, мама, драники.
– Конечно, мои любимые, завтра будут
драники.
* * *
Не касаясь уже земли,
Отражаясь в сетчатке глаза,
Надувные мы шарики
Неизвестно какого газа...
Надышались мы и, взлетев,
Избежали исход летальный.
Перед смертью одно – распев
И изношенные сандалии.
* * *
Ягода моя неразбериха!
Мне варенье из нее варить.
Лишь подумай
Тихо, тихо, тихо...
Лучше меньше правду говорить.
