Шацков Андрей Владиславович родился 1 декабря 1952 года в Москве. Автор тринадцати поэтических книг. Член Союза писателей России и Международной ассоциации журналистов. Кавалер ордена Преподобного Сергия Радонежского РПЦ и многих литературных премий и наград. Главный редактор альманаха «День поэзии – ХХI век». Ответственный секретарь журнала «Невечерний свет» (Санкт-Петербург). Лауреат премии Правительства Российской Федерации 2013 года в области культуры. Живет в Москве и Рузе.
ЗАВЕЩАЮ РОССИЮ
Задолго до Светлого праздника вешнего
От комля столба, у заставы стоящего,
Под кашель простуженный старого лешего
И шорохи льда, переправы мостящего,
Метет по дорогам пурга-околесица.
Но дело немётно, как водится исстари.
Опять начинается месяцев лествица
От печки, где ели горят серебристые.
Беременна прошлого года загадками,
Пришла января суетливая проза.
Опять Рождество с надоевшими Святками.
Опять на Крещенье не будет мороза.
Под утро опять одолеет бессонница
И скрип половиц под шагами неслышными.
И дело к разлуке негаданной клонится,
Печальной разлуке под старыми вишнями.
И Виевы веки сомкнутся усталые.
Века разомкнутся в пространстве и времени.
И лишь снегириные сполохи алые
Рассыплются искрами в траурной темени…
Но звон колокольный густою октавою
Разбудит вчерашние сумерки синие.
Я в них остаюсь за чертой, за заставою,
А вам, сыновья, завещаю Россию,
Где никнут березы над прахом отеческим,
Над зимником, битым стальными полозьями,
В края, где не пахнет жильем человеческим
И звезды висят самоцветными гроздьями
Над русской землею, как ворот распахнутой
От скал, где бушует волна океанная,
До степи полынной, нагайкой распаханной,
Где Разина песня звучит окаянная!
ДВАДЦАТЫЙ
Снег скрипит! Скрипит январский снег.
Перышко скребется по бумаге.
Словно вновь пришел двадцатый век,
Очередь заняв в универмаге.
Фантики, хлопушки, пастила,
Синий шевиот официоза…
Елка настоящею была –
Со смолой, застывшей от мороза.
Дворник гордо нес свою метлу,
Деревенский дворник – дядя Федя.
Теплый хлеб давали ко столу
И компоты – школьникам в буфете.
И трещали доски у бортов:
Шло с Канадой вечное сраженье.
И в хоккейной шапочке Бобров
Поражал игрой воображенье…
Милый, неуклюжий и больной,
С коммунальной толчеей в квартире,
Где ты, мой двадцатый, золотой,
С орденом Победы на мундире?!
Где ты, черно-белое кино?
«Огоньков» эфирная программа?
Голуби, соседи, домино
И такая ласковая мама,
Что теперь глядит издалека
В деревянной рамочке-квадрате…
Век двадцатый – это на века!
На другие – времени не хватит!
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Полуночный шелест ледостава.
На деревьях иней бахромой.
Ельник как последняя застава
Между чернотропом и зимой.
Я еще стою на чернотропе,
С белою щетиной в пол-лица.
Замерзая, всхлипывают топи,
Так и не поверив до конца
В смертный саван, тот, что без обмана
Расстилает первая метель...
Но выходит месяц из тумана,
Словно детства солнечный апрель.
Обернусь назад, где за холмами,
Там, где дым Отечества плывет,
Я бежал босым навстречу маме,
Начиная в будущность полет.
И, кружа со стаей снегириной
Над страной, где зреют зеленя,
Нес на шее образок старинный,
Тот, что мать надела на меня,
Веря в то, что, совладав со тьмою,
Сполохами звездного венца
Снегири вернутся в дом – зимою,
Чтоб остаться с прошлым до конца.
ЗВЕЗДА ДЕКАБРИСТА
(монолог поручика Анненкова)
Французская шляпка, вуаль,
Фигура, обвитая флером...
Гори же, моя этуаль,
Гори над острожным забором.
За Нерчинском – только Восток.
А мысли уносят на запад,
Где в прошлом – шампани глоток,
Где в прошлом – волос твоих запах.
Но Бог не услышит молитв.
Отплясана жизни мазурка.
Он крепок пока – монолит
Гранитных столпов Петербурга.
Штыков ощетиненных сталь,
Халат арестантский, куртина.
Гори же, моя этуаль,
Звезда декабриста – Полина!
До самой последней черты
Не будет лукавей кошмара:
Острог предвесенней Читы,
Венчание в церкови старой.
Кольцо из чугунной цепи.
Взахлеб поцелуй на морозе.
Конвойного оклик: «Не спи!»
И сани невесту увозят.
Я клятву свободе сдержал.
Имперская служба постыла.
Всеобщего счастья желал,
А счастья себе – не хватило.
Кандальная злая печаль.
Набухшая почками верба...
Гори же, моя этуаль.
Даруй вдохновенье, Эвтерпа!
НОЧНАЯ СТОРÓЖА
Памяти старшего сына Димитрия
(10 марта 1980 – 21 июня 2016)
с горечью посвящает автор
Нет в этом мире правды,
Да и того ль ты ждешь?
В пойме реки Непрядвы
Ветер качает рожь.
Лютые оборотни
Чувствуют волчью сыть…
«Отче, позволь полсотни
Прапором осенить?
Да не поглотит темень
Нами зажженный трут.
Семка, Игнатий Кремень,
Гридя – не подведут!»
«Сыне, тебе не приспело
С воями в пекло лезть».
Скажет Боброк: «Не дело!»
Скажет Бренок: «Не в честь!»
Взгляд его светлый строже
Сделался и синей.
«В первой пойду сторóже!
Лучших возьму коней!»
Ах, как кричали птицы
В смутной поре ночной.
Бьют родники-криницы
В быстрой воде речной.
И опустилось утро.
Бликами на пески…
Княжича русы кудри
Вынесло из реки.
Были одним подобьем,
Как две слезы с лица.
Стал он моим надгробьем –
Смертным грехом отца.
Души летят, как кряквы,
На ледяном ветру…
Нет в этом мире правды!
Нет и в ином миру!!
НОЧНОЙ ПЕЙЗАЖ
Пейзаж в оконной раме: «Руза спит».
Морозной вязью – на стекле названье.
И даже вьюга – Божье наказанье –
Затворницей ушла в еловый скит.
Завороженный кистью января,
Я не оставлю пост свой полуночный.
На городок из прошлого лубочный
Еще не пала робкая заря.
Собака спит. Чело печи в золе.
И Спас глядит пронзительно и строго,
Как утопает в замети дорога,
Как без движенья стилос на столе
Лежит поверх нетронутых бумаг
Предвестником поэмы о печали,
Которой, очевидно изначале,
Названье будет: «Горе от ума».
На сотни верст, на сотни дней окрест
Лежит загадкой белое пространство.
И светит с неба полумесяц ханства
На птичий след – на русских вранов крест.
Я эту ночь, что минула без сна
С бесшумною повадкой снежной рыси,
Возьму с собой в заоблачные выси,
Когда придет последняя весна!
Задолго до Светлого праздника вешнего
От комля столба, у заставы стоящего,
Под кашель простуженный старого лешего
И шорохи льда, переправы мостящего,
Метет по дорогам пурга-околесица.
Но дело немётно, как водится исстари.
Опять начинается месяцев лествица
От печки, где ели горят серебристые.
Беременна прошлого года загадками,
Пришла января суетливая проза.
Опять Рождество с надоевшими Святками.
Опять на Крещенье не будет мороза.
Под утро опять одолеет бессонница
И скрип половиц под шагами неслышными.
И дело к разлуке негаданной клонится,
Печальной разлуке под старыми вишнями.
И Виевы веки сомкнутся усталые.
Века разомкнутся в пространстве и времени.
И лишь снегириные сполохи алые
Рассыплются искрами в траурной темени…
Но звон колокольный густою октавою
Разбудит вчерашние сумерки синие.
Я в них остаюсь за чертой, за заставою,
А вам, сыновья, завещаю Россию,
Где никнут березы над прахом отеческим,
Над зимником, битым стальными полозьями,
В края, где не пахнет жильем человеческим
И звезды висят самоцветными гроздьями
Над русской землею, как ворот распахнутой
От скал, где бушует волна океанная,
До степи полынной, нагайкой распаханной,
Где Разина песня звучит окаянная!
ДВАДЦАТЫЙ
Снег скрипит! Скрипит январский снег.
Перышко скребется по бумаге.
Словно вновь пришел двадцатый век,
Очередь заняв в универмаге.
Фантики, хлопушки, пастила,
Синий шевиот официоза…
Елка настоящею была –
Со смолой, застывшей от мороза.
Дворник гордо нес свою метлу,
Деревенский дворник – дядя Федя.
Теплый хлеб давали ко столу
И компоты – школьникам в буфете.
И трещали доски у бортов:
Шло с Канадой вечное сраженье.
И в хоккейной шапочке Бобров
Поражал игрой воображенье…
Милый, неуклюжий и больной,
С коммунальной толчеей в квартире,
Где ты, мой двадцатый, золотой,
С орденом Победы на мундире?!
Где ты, черно-белое кино?
«Огоньков» эфирная программа?
Голуби, соседи, домино
И такая ласковая мама,
Что теперь глядит издалека
В деревянной рамочке-квадрате…
Век двадцатый – это на века!
На другие – времени не хватит!
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Полуночный шелест ледостава.
На деревьях иней бахромой.
Ельник как последняя застава
Между чернотропом и зимой.
Я еще стою на чернотропе,
С белою щетиной в пол-лица.
Замерзая, всхлипывают топи,
Так и не поверив до конца
В смертный саван, тот, что без обмана
Расстилает первая метель...
Но выходит месяц из тумана,
Словно детства солнечный апрель.
Обернусь назад, где за холмами,
Там, где дым Отечества плывет,
Я бежал босым навстречу маме,
Начиная в будущность полет.
И, кружа со стаей снегириной
Над страной, где зреют зеленя,
Нес на шее образок старинный,
Тот, что мать надела на меня,
Веря в то, что, совладав со тьмою,
Сполохами звездного венца
Снегири вернутся в дом – зимою,
Чтоб остаться с прошлым до конца.
ЗВЕЗДА ДЕКАБРИСТА
(монолог поручика Анненкова)
Французская шляпка, вуаль,
Фигура, обвитая флером...
Гори же, моя этуаль,
Гори над острожным забором.
За Нерчинском – только Восток.
А мысли уносят на запад,
Где в прошлом – шампани глоток,
Где в прошлом – волос твоих запах.
Но Бог не услышит молитв.
Отплясана жизни мазурка.
Он крепок пока – монолит
Гранитных столпов Петербурга.
Штыков ощетиненных сталь,
Халат арестантский, куртина.
Гори же, моя этуаль,
Звезда декабриста – Полина!
До самой последней черты
Не будет лукавей кошмара:
Острог предвесенней Читы,
Венчание в церкови старой.
Кольцо из чугунной цепи.
Взахлеб поцелуй на морозе.
Конвойного оклик: «Не спи!»
И сани невесту увозят.
Я клятву свободе сдержал.
Имперская служба постыла.
Всеобщего счастья желал,
А счастья себе – не хватило.
Кандальная злая печаль.
Набухшая почками верба...
Гори же, моя этуаль.
Даруй вдохновенье, Эвтерпа!
НОЧНАЯ СТОРÓЖА
Памяти старшего сына Димитрия
(10 марта 1980 – 21 июня 2016)
с горечью посвящает автор
Нет в этом мире правды,
Да и того ль ты ждешь?
В пойме реки Непрядвы
Ветер качает рожь.
Лютые оборотни
Чувствуют волчью сыть…
«Отче, позволь полсотни
Прапором осенить?
Да не поглотит темень
Нами зажженный трут.
Семка, Игнатий Кремень,
Гридя – не подведут!»
«Сыне, тебе не приспело
С воями в пекло лезть».
Скажет Боброк: «Не дело!»
Скажет Бренок: «Не в честь!»
Взгляд его светлый строже
Сделался и синей.
«В первой пойду сторóже!
Лучших возьму коней!»
Ах, как кричали птицы
В смутной поре ночной.
Бьют родники-криницы
В быстрой воде речной.
И опустилось утро.
Бликами на пески…
Княжича русы кудри
Вынесло из реки.
Были одним подобьем,
Как две слезы с лица.
Стал он моим надгробьем –
Смертным грехом отца.
Души летят, как кряквы,
На ледяном ветру…
Нет в этом мире правды!
Нет и в ином миру!!
НОЧНОЙ ПЕЙЗАЖ
Пейзаж в оконной раме: «Руза спит».
Морозной вязью – на стекле названье.
И даже вьюга – Божье наказанье –
Затворницей ушла в еловый скит.
Завороженный кистью января,
Я не оставлю пост свой полуночный.
На городок из прошлого лубочный
Еще не пала робкая заря.
Собака спит. Чело печи в золе.
И Спас глядит пронзительно и строго,
Как утопает в замети дорога,
Как без движенья стилос на столе
Лежит поверх нетронутых бумаг
Предвестником поэмы о печали,
Которой, очевидно изначале,
Названье будет: «Горе от ума».
На сотни верст, на сотни дней окрест
Лежит загадкой белое пространство.
И светит с неба полумесяц ханства
На птичий след – на русских вранов крест.
Я эту ночь, что минула без сна
С бесшумною повадкой снежной рыси,
Возьму с собой в заоблачные выси,
Когда придет последняя весна!
