* * * Лето. Значит, всей детворе – к бабушкам-дедушкам, в лагерь детский. Девочка, что живет по соседству, как забытая во дворе.
Ну и что? Мел в руке мелькнет – и раскручивается спиралью то, во что больше ста лет играли сотни девочек до нее.
Вдруг покажется мне родной девочка с косками на ключицах. Знать бы точно, что не пригодится ей умение быть одной!..
Нет еще ни тревог, ни бед, лишь рассеянная улыбка. Девочка прыгает по «улитке», вслух считая самой себе.
* * * Крутишь рассеянно в пальцах лютик. Лето в зените, и ты в зените. Если не знаешь, любит – не любит, значит, не любит, уж извините. Стрекот сорочий взлетит из кроны – вскинешься, в небо тревожно глянешь. Что ты там ищешь? Отклик искомый? Синяя яркость летнего дня лишь хлынет, напомнив (ой люли, люли) самое доброе и простое.
Тихо вздохнешь и выронишь лютик – ради такого взрослеть и стоит.
* * * «Сгоревшие путевки в Комарово» и «Белый дом горит, а там ведь все...» звучит похоже и звучит сурово, когда тебе, дурехе, только семь.
Взрослеть потом, поглядывая в бездну, и вот почти освоиться в беде: ты знаешь про омоновцев в подъездах и «Альфу», выводившую людей,
про суицид страны, про беззаконье. И продолжаешь помнить и расти. Со временем становится спокойней, но что в горсти – останется в горсти.
Одна страна, один язык и вехи. Ты пишешь, ты живешь, растешь, но вот вдруг понимаешь: братии по цеху «неважно, либерал ты, патриот». Для них все просто: слово – только слово. А ты молчишь, удерживая стяг: сгоревшие путевки в Комарово, расстрелянный парламент в новостях.
* * * Все то, что друг в друге нас так влекло, не станет вчерашним. А то, что оставишь меня легко – так это не страшно.
Мир, созданный нами, не треснет стеклом: он не треуголен. А то, что оставишь меня легко – так это не больно.
Мы гром среди ясного – не хлопок дешевой петарды. А то, что оставишь меня легко – так это неправда.
* * * Лук со стрелами за плечами: слишком взрослая для обид. Я – охотница за печалью, Артемида из Артемид.
Распаленность ночной погоней и подраненная печаль. А заменит луна огонь – и много ль надо, чтоб одичать?
Выстрел! Рыкая ли, крича ли, я ликую!.. Рассвет, роса. Я – охотница за печалью, не скудеют мои леса.
* * * Лес в ноябре холодный, строгий. Небо бесцветно, земля беззвучна. Не задевай кусты, не трогай голые ветви деревьев скрюченных. Тихо бреди тропой лесною – время прошло уходить со стойбищ. Перезимуешь – и весною станет понятно, чего ты стоишь. Там, за зимой, вернется солнце, вскроет ручьи и сугробы выжжет, новой весной зайдется сердце... Если, конечно, сумеешь выжить.
* * * Снежинки бесчисленны, хрупки, прозрачны и неповторимы. И есть лишь мгновение, чтоб оценить, поймав на запястье, изящество формы, конструкции точность, гармонию линий. А после дивиться на щедрость небес, снежинок запасших.
Когда мир вибрирует в страхе, друзьям и родным угрожая, и воздух пропитан невидимым злом и непостижимым, когда не могу уследить и помочь, смерть лишить урожая, надеюсь на то, что за всем уследит Конструктор снежинок