Всё подряд – и хвори, и усталость, И к погосту странный интерес… Не беда, что прошлое промчалось, А беда, что нового в обрез. Что всё реже слышу сквозь метели Эту песню робкую твою. Не беда, что гнезда опустели, А беда, что новых не совью. Что среди уныния и гула Измельчали мысли и дела. Не беда, что руку протянула, А беда, что после –убрала… Что легко вошла, как бритва в масло, В душу-- облетающая медь. Не беда, что тлевшее погасло, А беда, что нечему гореть.
***
...Наш примус всё чадил устало, Скрипели ставни… Сыпал снег. Мне мама Пушкина читала, Твердя: «Хороший человек!» Забившись в уголок дивана, Я слушал -- кроха в два вершка,-- Про царство славного Салтана И Золотого Петушка… В ногах скрутилось одеяло, Часы с кукушкой били шесть. Мне мама Пушкина читала -- Тогда не так хотелось есть. Забыв, что поздно и беззвёздно, Что сказка -- это не всерьез, Мы знали -- папа будет поздно, Но он нам Пушкина принес. И унывать нам не пристало Из-за того, что суп не густ. Мне мама Пушкина читала -- Я помню новой книжки хруст… Давно мой папа на погосте, Я ж повторяю на бегу Строку из «Каменного гостя» Да из «Онегина» строку. Дряхлеет мама… Знаю, знаю -- Ей слышать годы не велят. Но я ей Пушкина читаю И вижу -- золотится взгляд…
***
В струенье жизни быстротечном Слышнее грома – только тишь. Вовек не станет слово вечным, Когда о вечном говоришь. Но если, предваряя звуки, Вдруг захлебнешься тишиной, Немым предвестником разлуки Простор увидится сквозной. И так – от выдоха до вдоха, От первых дней до серых плит… И кем ты стал – решит эпоха, А вечность – кем не стал решит…
***
«Эрос, филия, сторге, агапэ, латрейа…» – греческие слова, обозначающие различные оттенки любви
Языки мелеют, словно реки, Но теченью лет – не прекословь… Много знают чувственные греки Слов, обозначающих любовь.
Научились жить раскрепощенно И, расцветив жизненную нить, О любви светло и утонченно, О любви – с любовью говорить…
А наш круг житейский, словно дантов – Как ни хлещут чувства через край, Но по-русски нету вариантов, И любовь любовью называй.
Но зато, скажу без укоризны, В русском слове, что не превозмочь, Много есть названий для Отчизны – Родина, Отечество и проч.
Есть названье громкое – Держава, Ну а в нем сплелись и «кровь» и «кров». Многогранна воинская слава, А любовь?.. Она и есть любовь.
И большой любовью обогретый, Я другого слова не терплю. Женщину люблю… Люблю рассветы… И ладони мамины люблю…
***
Меня чуть что лекарством пичкая, Мелькнуло детство. Чёт-- не чёт… Какой у мамы суп с лисичками, Какие драники печет!
Соседские заботы дачные, А я не дачник, мне смешно… Вновь Первомай!.. Вожди невзрачные, Зато душевное кино!
Мы всех сильней?.. Я лучше с книгою, Я нынче Блоком поглощен. Но как красиво Брумель прыгает, Как Власов дьявольски силен!
Куда все это вскоре денется?.. Молчанье из-под черных плит… Но как же хочется надеяться, Но как же Родина болит!
Болит… И горлицей проворною Мелькает в дымке заревой, Где столько лет над речкой Черною Не тает дым пороховой.
МОЛИТВА
Любимой
Я такой же, Господи, среди всех… Помоги мне, Господи, хоть и грех! Помоги мне, Господи, согрешить, Помоги по-божески не прожить. Чтобы стали други ко мне глухи, Чтобы после прокляли за грехи… Но пока, о Господи, но пока Доведи, о Господи, до греха. Чтобы жгли в аду меня злым огнем, Но потом, о Господи, но потом…
***
Она всего лишь руку убрала, Когда он невзначай ее коснулся. Он пересел за краешек стола… Налил фужер… Печально улыбнулся.
Она в ответ не выдала ничуть, Что прикасанье обожгло ей кожу. Сказала тихо: «Поздно… Как-нибудь Увидимся… Я вас не потревожу…»
И поднялась… Напрасных мыслей рой Пульсировал артериею сонной. Ушел он… С обожженною душой… Ушла она… С рукою обожженной… ***
Черта… Забвения печать В просторе пегом… Исчезнуть?.. Просто снегом стать?.. Я стану снегом!
Чтоб вьюга закружила всласть Под ветер грубый. Хочу снежинкою упасть Тебе на губы.
Чтобы, хмелея без вина, Не сняв косынку, Ты удивилась – солона Одна снежинка…
То просто вымолив себе Твою простуду, Я буду таять на губе, Я таять буду…
***
Когда отзовется холодным и сумрачным вечером Всё то, что осталось на донышке стылой души, Вдруг вспомнишь внезапно, что в общем-то вспомнить и нечего— Исписаны перья да сломаны карандаши.
И сколько сквозь полночь в кромешную даль ни поглядывай, И сколько на полке средь старых блокнотов ни шарь, Припомнится только оконце под пленочкой матовой, Да радужный полдень, где с неба течет киноварь…
А так – ничего… Хорошо хоть, что узкая стёжечка Могла, но не стала коварной дорожкой кривой… И юная мама всё кормит сыночка из ложечки, А папа смеется, чтоб кануть в дали заревой…
Что было, то сплыло… Все дали слезой затуманены. Скатилась слезинка… Размыла на справке печать… Остались строка… Переулочек… Драники мамины… Ладони любимой… И что-то, о чем не сказать…
***
Свеча горела… Борис Пастернак
Дрожат небесные лучи Меж тонких веток. Судьбу с реальностью сличи – И так, и этак…
Мерцает тихо вновь и вновь Средь снегопада Свеча-судьба, свеча-любовь, Свеча-отрада.
И невозможно оторвать Свой взор усталый, Следя – струится благодать Над снегом талым.
Всё бренно… Ниточка слаба, Но длят мгновенья Свеча-печаль, свеча-судьба, Свеча-прозренье.
Куда ни глянь, чего ни тронь – В любовном стоне Пусть тонет женская ладонь В мужской ладони.
И пусть не меркнут в толще лет, Средь лжи и смрада, Свеча-закат, свеча-рассвет, Свеча-отрада…
***
Первое августа. Завтра Илья. Серым дождям ни конца, ни начала. Сохнет-не высохнет стопка белья, Что накануне жена настирала.
Лето на позднем своем рубеже, Сколько Илью ни зовите Илюшей… И поселяется осень уже Первого августа в стылую душу.
Значит, мне старые книги листать, В небе выискивать светлые пятна. Значит, мне с птицами вдаль улетать, Точно не зная – вернусь ли обратно?..