Новгород
Над новгородскою Софией
Звезда высокая зажглась.
Здесь между небом и Россией
Видна таинственная связь.
В свободном Волхова теченьи,
В величье сдержанном церквей
Узришь святое назначенье
Единой Родины моей.
Поврозь мы кто? – Рязань да Ржева,
Торжок, да Тверь, да Кострома…
А вкупе – грозная держава,
Врага сводящая с ума.
Во все концы земли, по сути,
Отсюда нас вела звезда.
Мы о былом своём забудем,
Враг не забудет никогда.
Татары новые да шведы
Нам прошлой славы не простят.
Едва ослабим хватку где-то,
За всё России отомстят.
Но – чу! Деревья – показалось –
Свеченьем внутренним полны,
Где колыбель славян качалась
Под шелест ильменской волны.
Псков
Город Ольги достохвальной,
Город радости Чудской –
Древний Псков – Живоначальной
Дивной Троицы Святой!
На холмах, ветрам открытый,
У Отчизны на краю,
Я люблю твои молитвы,
Душу русскую твою.
Одолел огонь и лихо,
Ведал смертную грозу.
Кремль над берегом Великой
Для врага – бельмом в глазу.
Строил, сеял, прял, рыбачил,
Княжил, верил, торговал,
Сколько раз от орд собачьих
Русь щитом своим спасал!
И за церкви, и за пушки
Славлю Псков ещё за то,
Что навеки имя «Пушкин»
Дружит с именем его.
Тень поэта, замирая,
Замечаю всюду я –
Здесь взяла его сырая
Святогорская земля…
Старый Псков ночами снится:
Огневые рубежи…
Я ведь тоже на границе,
Хоть два года, но служил!
Чердынь
Глаза закрою – снова предо мной:
Высокий холм над Колвою-рекою,
Где край земли увидишь за тайгой
И до небес дотянешься рукою.
Седая Чердынь дремлет на ветру,
Едва дрожат еловые ресницы…
Как я мечтой негаснущей горю –
Твоим покоем сумрачным напиться!
Шумит ковыль, шатаясь на крови…
Любить тебя вполсилы невозможно:
И я в ладони чёрствые твои
Своё влагаю сердце осторожно.
Как возликуют, будто детвора,
Твои дома, шагнувшие к обрыву,
Когда на волю дальняя гора
Отпустит солнца розовую рыбу.
В моём саду
Деревья спят. Стемнело, наконец.
Встаёт луна над крышею несмело.
Прости меня, всевидящий Творец,
Что я живу на свете неумело!
Вон у соседа – полон дом огней:
Растёт семья соседская на зависть.
А я сижу под яблоней своей,
Щекой листвы серебряной касаясь.
Струится с неба огненная жидь,
И над крапивой звёзды пламенеют.
Такою ночью трудно не любить,
В такую ночь о прошлом не жалеют.
Всё предалось таинственному сну.
Лишь на болоте квакают лягушки.
А я гляжу, как пьяный, на луну,
Глотаю чай из порыжевшей кружки.
Пусть я любви чужой не нахожу.
Пускай крыльцо избы моей просело:
Я у судьбы не многого прошу –
Я жить хочу всё так же неумело.
Ночные размышления
У меня друзей немного:
Сосны, скалы и река…
Юн Сон До
Стучится ночь рябиною в окно,
По небу звёзды шлёпают хвостами…
Неторопливо, малыми глотками
Я пью луну, упавшую в вино.
Гляжу недвижно в зябкое стекло…
А тень моя примёрзла к половицам.
Я лишний раз боюсь пошевелиться,
Храня в груди вошедшее тепло.
Мои друзья со мною, как всегда:
Плывущая луна светло и чинно,
Дрожащая за стеклами рябина,
И – между крыш застывшая звезда.
Мы друг на друга смотрим до утра
И беспричинно душу изливаем.
И мы друг другу не надоедаем,
Мгновеньями бесценными соря.
Когда постигну жизни глубину,
Взойдёт заря восторженно и пылко,
Я не спеша в порожнюю бутылку
Рябиновую ветку окуну.
Утренний поезд
Этот поезд, летящий к столице
Перелеском, заснеженным полем…
Этот поезд из русских провинций
На рассвете уже переполнен.
Неуютно деревьям и птицам:
Тишину заколдованной чащи
Разрывает гудками и свистом
Этот поезд, во тьму уходящий.
Не до смеха в вагонах и гнева –
Люди в поезде утреннем дремлют,
Перед тем как спуститься под землю
И насытить московское чрево.
Раствориться в цехах и подвалах,
Провонять и борщом, и мазутом,
В кабаках и на шумных развалах
День зачёркивать свой по минутам.
Обвенчать б этот поезд настырный
Под шумок с тупиком захудалым!
Что тогда? А тогда пассажиры
До Москвы доберутся по шпалам.
Доползут, обгоняя друг друга,
Не взирая на камни и ветер,
Ведь у них где-нибудь под Калугой
Плачут дома голодные дети…
Даже если за рюмкой забыться,
И не мучиться о настоящем,
Всё равно этот поезд приснится,
Сноп огня изо лба исходящий!
Вот летит он, гремя одиноко,
Торопя и тревогу, и горе…
И зелёное лунное око,
Не мигая, ему семафорит.
***
Если любишь, должен быть готовым
Денно, нощно к вывертам судьбы.
Часто жизнь неласкова к влюблённым,
Но больнее тем, кто не любил.
В наш костёр ветвей бросать не надо –
Можем с ним не справиться сейчас.
Я с него и так, моя отрада,
Не свожу молитвенного взгляда,
Чтобы он подольше не погас.
***
Ничего, ничего, что зима на полгода,
Что колотят дожди о железное тулово крыш,
Что свобода наставшая – странная всё же свобода,
От которой могильных крестов приумножилось лишь.
Ничего, ничего… Это даже не ново,
Что Россия, как остров, уходит опять из-под ног,
Что под спудом лежит вековечное русское слово,
И родную страну золотой охмуряет божок.
Цепенеет душа – огнекрылая птица,
И напрасно взыскует о правде нетленной святой.
Я не вижу того, с кем хотелось бы разговориться,
Чтобы в черных зрачках отыскать огонёк неземной.
Ничего, ничего – всё погибло? – едва ли…
Вот наступит весна и из гроба восстанет Господь,
Чтобы наверняка все сомненья мои и печали,
Точно камень о камень в горах грозовых расколоть.
Ветеранам
Они смеялись из последних сил.
Печаль глушила музыка медалей.
А кто-то на трибуне голосил:
«Чего ещё участникам не дали?..»
«Что им не дали?..» В реку и в траву
Слова, как души, падают на взлёте...
Они спасли от Гитлера Москву,
А вы её Иуде продаёте.
Жив ветеран! И скоро не умрёт...
Сильнее он мятежной круговерти.
Я думаю, он к вам еще придёт,
Протезами скрипя, и после смерти.
Грачи подались в страхе от земли,
Потом – храбрясь, построились за плугом.
Подачки ваши – жалкие рубли –
Все разошлись по правнукам и внукам.
А месяц плыл. И кто-то видел сны:
Там – падали и больше не вставали…
Вы только не вернули им страны,
Которую они отвоевали.
Анна и Мария
Мы вас назвали Анной и Марией,
Пусть вас хранят незримые святые!
Цветите без обмана и изъяна,
Высокою звездою осиянны.
Вы – русские. О том не забывайте!
Врагов своих беспошлинно прощайте,
Врагов Христа прощать не позволяю,
Их ненавидеть я благословляю.
В великую эпоху и гнилую
Что украшает девушку любую?
Не жемчуг и не золото, конечно,
А скромность, целомудрие и нежность.
Над новгородскою Софией
Звезда высокая зажглась.
Здесь между небом и Россией
Видна таинственная связь.
В свободном Волхова теченьи,
В величье сдержанном церквей
Узришь святое назначенье
Единой Родины моей.
Поврозь мы кто? – Рязань да Ржева,
Торжок, да Тверь, да Кострома…
А вкупе – грозная держава,
Врага сводящая с ума.
Во все концы земли, по сути,
Отсюда нас вела звезда.
Мы о былом своём забудем,
Враг не забудет никогда.
Татары новые да шведы
Нам прошлой славы не простят.
Едва ослабим хватку где-то,
За всё России отомстят.
Но – чу! Деревья – показалось –
Свеченьем внутренним полны,
Где колыбель славян качалась
Под шелест ильменской волны.
Псков
Город Ольги достохвальной,
Город радости Чудской –
Древний Псков – Живоначальной
Дивной Троицы Святой!
На холмах, ветрам открытый,
У Отчизны на краю,
Я люблю твои молитвы,
Душу русскую твою.
Одолел огонь и лихо,
Ведал смертную грозу.
Кремль над берегом Великой
Для врага – бельмом в глазу.
Строил, сеял, прял, рыбачил,
Княжил, верил, торговал,
Сколько раз от орд собачьих
Русь щитом своим спасал!
И за церкви, и за пушки
Славлю Псков ещё за то,
Что навеки имя «Пушкин»
Дружит с именем его.
Тень поэта, замирая,
Замечаю всюду я –
Здесь взяла его сырая
Святогорская земля…
Старый Псков ночами снится:
Огневые рубежи…
Я ведь тоже на границе,
Хоть два года, но служил!
Чердынь
Глаза закрою – снова предо мной:
Высокий холм над Колвою-рекою,
Где край земли увидишь за тайгой
И до небес дотянешься рукою.
Седая Чердынь дремлет на ветру,
Едва дрожат еловые ресницы…
Как я мечтой негаснущей горю –
Твоим покоем сумрачным напиться!
Шумит ковыль, шатаясь на крови…
Любить тебя вполсилы невозможно:
И я в ладони чёрствые твои
Своё влагаю сердце осторожно.
Как возликуют, будто детвора,
Твои дома, шагнувшие к обрыву,
Когда на волю дальняя гора
Отпустит солнца розовую рыбу.
В моём саду
Деревья спят. Стемнело, наконец.
Встаёт луна над крышею несмело.
Прости меня, всевидящий Творец,
Что я живу на свете неумело!
Вон у соседа – полон дом огней:
Растёт семья соседская на зависть.
А я сижу под яблоней своей,
Щекой листвы серебряной касаясь.
Струится с неба огненная жидь,
И над крапивой звёзды пламенеют.
Такою ночью трудно не любить,
В такую ночь о прошлом не жалеют.
Всё предалось таинственному сну.
Лишь на болоте квакают лягушки.
А я гляжу, как пьяный, на луну,
Глотаю чай из порыжевшей кружки.
Пусть я любви чужой не нахожу.
Пускай крыльцо избы моей просело:
Я у судьбы не многого прошу –
Я жить хочу всё так же неумело.
Ночные размышления
У меня друзей немного:
Сосны, скалы и река…
Юн Сон До
Стучится ночь рябиною в окно,
По небу звёзды шлёпают хвостами…
Неторопливо, малыми глотками
Я пью луну, упавшую в вино.
Гляжу недвижно в зябкое стекло…
А тень моя примёрзла к половицам.
Я лишний раз боюсь пошевелиться,
Храня в груди вошедшее тепло.
Мои друзья со мною, как всегда:
Плывущая луна светло и чинно,
Дрожащая за стеклами рябина,
И – между крыш застывшая звезда.
Мы друг на друга смотрим до утра
И беспричинно душу изливаем.
И мы друг другу не надоедаем,
Мгновеньями бесценными соря.
Когда постигну жизни глубину,
Взойдёт заря восторженно и пылко,
Я не спеша в порожнюю бутылку
Рябиновую ветку окуну.
Утренний поезд
Этот поезд, летящий к столице
Перелеском, заснеженным полем…
Этот поезд из русских провинций
На рассвете уже переполнен.
Неуютно деревьям и птицам:
Тишину заколдованной чащи
Разрывает гудками и свистом
Этот поезд, во тьму уходящий.
Не до смеха в вагонах и гнева –
Люди в поезде утреннем дремлют,
Перед тем как спуститься под землю
И насытить московское чрево.
Раствориться в цехах и подвалах,
Провонять и борщом, и мазутом,
В кабаках и на шумных развалах
День зачёркивать свой по минутам.
Обвенчать б этот поезд настырный
Под шумок с тупиком захудалым!
Что тогда? А тогда пассажиры
До Москвы доберутся по шпалам.
Доползут, обгоняя друг друга,
Не взирая на камни и ветер,
Ведь у них где-нибудь под Калугой
Плачут дома голодные дети…
Даже если за рюмкой забыться,
И не мучиться о настоящем,
Всё равно этот поезд приснится,
Сноп огня изо лба исходящий!
Вот летит он, гремя одиноко,
Торопя и тревогу, и горе…
И зелёное лунное око,
Не мигая, ему семафорит.
***
Если любишь, должен быть готовым
Денно, нощно к вывертам судьбы.
Часто жизнь неласкова к влюблённым,
Но больнее тем, кто не любил.
В наш костёр ветвей бросать не надо –
Можем с ним не справиться сейчас.
Я с него и так, моя отрада,
Не свожу молитвенного взгляда,
Чтобы он подольше не погас.
***
Ничего, ничего, что зима на полгода,
Что колотят дожди о железное тулово крыш,
Что свобода наставшая – странная всё же свобода,
От которой могильных крестов приумножилось лишь.
Ничего, ничего… Это даже не ново,
Что Россия, как остров, уходит опять из-под ног,
Что под спудом лежит вековечное русское слово,
И родную страну золотой охмуряет божок.
Цепенеет душа – огнекрылая птица,
И напрасно взыскует о правде нетленной святой.
Я не вижу того, с кем хотелось бы разговориться,
Чтобы в черных зрачках отыскать огонёк неземной.
Ничего, ничего – всё погибло? – едва ли…
Вот наступит весна и из гроба восстанет Господь,
Чтобы наверняка все сомненья мои и печали,
Точно камень о камень в горах грозовых расколоть.
Ветеранам
Они смеялись из последних сил.
Печаль глушила музыка медалей.
А кто-то на трибуне голосил:
«Чего ещё участникам не дали?..»
«Что им не дали?..» В реку и в траву
Слова, как души, падают на взлёте...
Они спасли от Гитлера Москву,
А вы её Иуде продаёте.
Жив ветеран! И скоро не умрёт...
Сильнее он мятежной круговерти.
Я думаю, он к вам еще придёт,
Протезами скрипя, и после смерти.
Грачи подались в страхе от земли,
Потом – храбрясь, построились за плугом.
Подачки ваши – жалкие рубли –
Все разошлись по правнукам и внукам.
А месяц плыл. И кто-то видел сны:
Там – падали и больше не вставали…
Вы только не вернули им страны,
Которую они отвоевали.
Анна и Мария
Мы вас назвали Анной и Марией,
Пусть вас хранят незримые святые!
Цветите без обмана и изъяна,
Высокою звездою осиянны.
Вы – русские. О том не забывайте!
Врагов своих беспошлинно прощайте,
Врагов Христа прощать не позволяю,
Их ненавидеть я благословляю.
В великую эпоху и гнилую
Что украшает девушку любую?
Не жемчуг и не золото, конечно,
А скромность, целомудрие и нежность.