Ольга Комарова
***
Л. Андичековой
И грянул снег.
Да вроде не впервой,
но тишина паденья оглушала.
Так незамысловато совершала
зима обряд великолепный свой.
Она звала меня, влекла в свой круг –
и не грустила в танце одиноком,
снежинками целуя ненароком,
но ускользая влагою из рук.
Снега, снега – и прежде, и потом.
В снегах, в снегах –
ни тропочки, ни строчки, –
лишь фонарей цветные оторочки
да безутешность над пустым листом.
Так будь же ты! – неистово кружись, –
то вдруг прильнув, то оттолкнув сурово.
Даруй одно – спасительное – слово,
снежинкой на ладони задержись.
***
Как тебе удалось от кошмарного сна, –
где я вечно была виновата, –
пробудить меня шёпотом нежным, весна? –
и увлечь новизной аромата.
Песни спеты, казалось; но главная – нет, –
песни – годы, и всё-таки – малость.
Сколько раз я сирень обрывала в букет,
Сколько раз уже в май окуналась.
А потом этот сон, а потом этот гнёт, –
одиночество в стылой квартире.
И в глазах, и в словах отчужденье и лёд.
И вины неподъёмные гири.
Как ты тихо вошла, – так душисто, светло!
Отступили тревожные тени.
Ты меня поняла и, приняв под крыло,
Подарила мне крестик сирени.
***
Татьяне Таиповой
В небе месяца гнутая спица.
Слов неска́занных привкус во рту.
Будто жмётся продрогшая птица
на таком же продрогшем кусту.
Да и птица ль? – едва различима.
(может, ветром дохнуло в ночи?)
От мирянского выдохшись чина,
безголосо-устало молчит.
От молитвы не стало ей легче,
Время свой не замедлило шаг...
Осознав, что зима недалече,
обомрёт – словно птица – душа.
Нет отныне меж нами границы.
Залюбуюсь тобой. Не спеши!
Ветка дрогнет... – от ветра? от птицы?
от моей ли продрогшей души?
***
Татьяне Николаевой
Там, где каменный мост над водой
беззастенчиво мхи обживают,
где в зелёных объятьях сжимают
ивы пруд под вечерней звездой,
там пиратской серьгой – круторог! –
месяц – мастер выведывать тайны;
и придёшь совершенно случайно,
а уйти – не отыщешь дорог...
Там на дне – дотянуться не труд –
звёзды ярче; там камушки краше;
и хранятся там тайны...
И страшен
молчаливо-задумчивый пруд...
***
Л.А. Никоновой
В час предрассветный тихой грёзы
под куполом небес пустых
стоят послушницы-берёзы
в своих платочках золотых.
О чём мечты? – о ночи вьюжной
иль о весне? Всё в свой черёд.
Смотри, по зыби-то калюжной
кораблик-облачко плывёт.
Кур переспорить вожеватых
ещё пытается ковыль.
Кораблик – вечно виноватый –
увёз мечты, оставив пыль
родных дорог, – за то спасибо –
за ширь земли, не за моря.
«Смотри, – ты шепчешь, –
как красиво!» –
и держишь за руку меня...
***
А снег словно вовсе и не был,
пунктиром пространство прошив...
И только вокруг ни души;
и снег – не на землю, а в небо.
Но, может быть, ангел с крыла
лишь пёрышки вниз обронил, –
и долго кружились они,
как снег, – не его ли ждала?
Беспомощно хлопья снуют,
как души, спешащие в рай.
О, ангел, помилуй и дай
им тёплых ладоней приют,
и нежного взгляда – двоим
подвластную – тихую грусть.
Что будет, то будет – и пусть! –
Под снегом давай постоим.
***
Расставания входят в привычку.
Электричка – на первом пути.
Из-за пазухи выну синичку –
вот и всё,
отпускаю, лети.
Не держу журавля на примете,
но и ты опереньем груба.
Не силки, а любовные сети
раскидала повсюду судьба.
Расставания входят в привычку.
Расстояния множат тоску, –
отпустив на свободу синичку,
всё скучать по её голоску.
Друг за другом мы ходим по кругу:
час – свиданье,
разлука – на год.
Только сядет синичка на руку,
электричка вот-вот отойдёт.
Л. Андичековой
И грянул снег.
Да вроде не впервой,
но тишина паденья оглушала.
Так незамысловато совершала
зима обряд великолепный свой.
Она звала меня, влекла в свой круг –
и не грустила в танце одиноком,
снежинками целуя ненароком,
но ускользая влагою из рук.
Снега, снега – и прежде, и потом.
В снегах, в снегах –
ни тропочки, ни строчки, –
лишь фонарей цветные оторочки
да безутешность над пустым листом.
Так будь же ты! – неистово кружись, –
то вдруг прильнув, то оттолкнув сурово.
Даруй одно – спасительное – слово,
снежинкой на ладони задержись.
***
Как тебе удалось от кошмарного сна, –
где я вечно была виновата, –
пробудить меня шёпотом нежным, весна? –
и увлечь новизной аромата.
Песни спеты, казалось; но главная – нет, –
песни – годы, и всё-таки – малость.
Сколько раз я сирень обрывала в букет,
Сколько раз уже в май окуналась.
А потом этот сон, а потом этот гнёт, –
одиночество в стылой квартире.
И в глазах, и в словах отчужденье и лёд.
И вины неподъёмные гири.
Как ты тихо вошла, – так душисто, светло!
Отступили тревожные тени.
Ты меня поняла и, приняв под крыло,
Подарила мне крестик сирени.
***
Татьяне Таиповой
В небе месяца гнутая спица.
Слов неска́занных привкус во рту.
Будто жмётся продрогшая птица
на таком же продрогшем кусту.
Да и птица ль? – едва различима.
(может, ветром дохнуло в ночи?)
От мирянского выдохшись чина,
безголосо-устало молчит.
От молитвы не стало ей легче,
Время свой не замедлило шаг...
Осознав, что зима недалече,
обомрёт – словно птица – душа.
Нет отныне меж нами границы.
Залюбуюсь тобой. Не спеши!
Ветка дрогнет... – от ветра? от птицы?
от моей ли продрогшей души?
***
Татьяне Николаевой
Там, где каменный мост над водой
беззастенчиво мхи обживают,
где в зелёных объятьях сжимают
ивы пруд под вечерней звездой,
там пиратской серьгой – круторог! –
месяц – мастер выведывать тайны;
и придёшь совершенно случайно,
а уйти – не отыщешь дорог...
Там на дне – дотянуться не труд –
звёзды ярче; там камушки краше;
и хранятся там тайны...
И страшен
молчаливо-задумчивый пруд...
***
Л.А. Никоновой
В час предрассветный тихой грёзы
под куполом небес пустых
стоят послушницы-берёзы
в своих платочках золотых.
О чём мечты? – о ночи вьюжной
иль о весне? Всё в свой черёд.
Смотри, по зыби-то калюжной
кораблик-облачко плывёт.
Кур переспорить вожеватых
ещё пытается ковыль.
Кораблик – вечно виноватый –
увёз мечты, оставив пыль
родных дорог, – за то спасибо –
за ширь земли, не за моря.
«Смотри, – ты шепчешь, –
как красиво!» –
и держишь за руку меня...
***
А снег словно вовсе и не был,
пунктиром пространство прошив...
И только вокруг ни души;
и снег – не на землю, а в небо.
Но, может быть, ангел с крыла
лишь пёрышки вниз обронил, –
и долго кружились они,
как снег, – не его ли ждала?
Беспомощно хлопья снуют,
как души, спешащие в рай.
О, ангел, помилуй и дай
им тёплых ладоней приют,
и нежного взгляда – двоим
подвластную – тихую грусть.
Что будет, то будет – и пусть! –
Под снегом давай постоим.
***
Расставания входят в привычку.
Электричка – на первом пути.
Из-за пазухи выну синичку –
вот и всё,
отпускаю, лети.
Не держу журавля на примете,
но и ты опереньем груба.
Не силки, а любовные сети
раскидала повсюду судьба.
Расставания входят в привычку.
Расстояния множат тоску, –
отпустив на свободу синичку,
всё скучать по её голоску.
Друг за другом мы ходим по кругу:
час – свиданье,
разлука – на год.
Только сядет синичка на руку,
электричка вот-вот отойдёт.