Человечеству
Полюби меня, человечество, просто так.
Не за третий размер мозгов и стихи.
Я с тобой от упрямства дышу не в такт.
В мегаполисе песни мои тихи.
Против смысла в колодец плюю – не напьюсь.
Левым маршем на ощупь живу – мимо всех.
Через край одиночества я прольюсь,
Расплещу средь бетонов свой вызов-смех.
Как больного ребенка, меня укачай
На горячих руках у твоих сыновей.
В мегаполисе ночь наступает – встречай!
Полюби меня, человечество, и согрей.
В жизнь
Задницей шлёпнулся в жизнь, чтобы в ней тонуть.
Вот океан веселья – давай, плыви.
Или карабкайся в гору – короче, будь.
В хижине мамы Томы сто лет живи.
Можешь уйти в леса или в Париж махнуть,
Чтобы все звали белым платочком вслед,
Влагу соленых дней с долгих ресниц смахнуть,
Бабочкой водной снова грести на свет.
Если глаза выедает слепая мгла,
Свет истончится, как шерстяной носок.
Ляг на пустой живот, чтобы вода смогла
Крепче стянуть на шее свое лассо.
Вот марианская галька людского дна,
Где не услышишь даже мирской прибой.
Сквозь океанскую толщу душа видна,
Кем бы ты ни проснулся – и Бог с тобой.
* * *
Из белокрылой радуги
На миллион человек
Падает-падает-падает
Богом подаренный снег.
Чтоб застелить всем набело
Свежего дня постель,
Боженька дует на ангела
И сотворяет метель.
Райским пером запорошены,
Но, не умея летать,
Крадучись ходят прохожие –
Первый снежок не топтать.
* * *
Любовь не проходит – скорее планета пройдет
Болезненным чьим-то сном и томительно мимо.
Вот ядерный гриб на ладони бетонной растет,
Витринами брызжет сердечная Хиросима.
Двуглавый младенец родится, как призрачный герб –
Топтать одинокий простор безголового царства.
Судьба в одночасье заносит свой ядерный серп,
Чтоб людям в обнимку с вещами родными остаться.
Асфальт подо мной полыхает и плавится снег –
Падёж поголовья людского в бетонной природе.
Томительным сном вновь проходит любой человек.
Любовь к человеку, как небо – вовек не проходит.
Апрельское
У меня затекает лицо в рукав, если тронуть лицо рукой.
Остается густой кисель головы и по шее течет рекой.
Золотится фантомная боль в виске, выгибая меня дугой.
Не случается путного с головой – акварельный апрель такой.
Обмакнулись деревья в капельный звон, по карнизам расплылся лед.
Как размазанных по небу тусклых птиц, человека к теплу влечет.
Разопрели снега, чтоб бежать водой, для меня настает черед:
Чтобы в теплое море скорей попасть – голова между пальцев течет.
Голос
Кто же мне дал эти ребра, в которых я прячу вой?
Мир собирал для тебя и в живое вдохнул огонь.
Вот тебе клетка надежды, живи в ней и будь со мной.
Я твой взыскательный преданный бог – и меня не тронь.
Где тебе, жено, понять? – Сиротски томится ребро,
Чувствуя в области сердца потерю сестры-ребра.
Женщину я воплотил и учил отличать добро.
Ребра сложились так, что создание это – раба.
Сладостью вечной потери язык безутешно горчит.
Нет, не тяни ко мне жаждущих рук – руки не подам.
Криком вспори материк – но правду свою промолчи!
Чей это голос тоскует во мне – я узнаю сам...
* * *
Всё, что есть человечьего, слабого, мягкого, малого
И земные дела, что до боли в затылке вещественны –
Словно шубу с плеча, отдаю, чтоб прожить тебя заново.
Всё, что кроме любви, для бессмертной души не существенно.
Облетели слова прошлогоднею лиственной сыростью.
Мы сменили лицо, будто платье в казенной примерочной,
Опасаясь из прежнего рта всеми чувствами вырасти
И в кармане бряцая сомненьем – затертою мелочью.
Всё, что кроме любви, отцветет по весне и осыплется.
Жизнь на полном ходу расплеснется машиною гоночной.
Человечьи мечты на прощанье туманами зыблются.
Над унылой землей вместо сердца несу мячик солнечный…
* * *
Нечего помнить и незачем жить – я живу,
Плача некстати и пряча глаза от прохожих.
Что мне поможет, когда ничего не поможет?
Голуби с просьбами к Богу по небу плывут.
Выдалось лето, каким не пугают во сне:
Улицы мертвых надежд опухают от влаги.
Буква кровавым побегом растет на бумаге,
Чтоб хиросимно и ярко
цвести по весне.
Всем уходящим – счастливо к забвенью доплыть.
Каждый свою обретет драгоценную Мекку.
Как написать о небесной любви к человеку?
Всякая буква увянет, и незачем жить.
Полюби меня, человечество, просто так.
Не за третий размер мозгов и стихи.
Я с тобой от упрямства дышу не в такт.
В мегаполисе песни мои тихи.
Против смысла в колодец плюю – не напьюсь.
Левым маршем на ощупь живу – мимо всех.
Через край одиночества я прольюсь,
Расплещу средь бетонов свой вызов-смех.
Как больного ребенка, меня укачай
На горячих руках у твоих сыновей.
В мегаполисе ночь наступает – встречай!
Полюби меня, человечество, и согрей.
В жизнь
Задницей шлёпнулся в жизнь, чтобы в ней тонуть.
Вот океан веселья – давай, плыви.
Или карабкайся в гору – короче, будь.
В хижине мамы Томы сто лет живи.
Можешь уйти в леса или в Париж махнуть,
Чтобы все звали белым платочком вслед,
Влагу соленых дней с долгих ресниц смахнуть,
Бабочкой водной снова грести на свет.
Если глаза выедает слепая мгла,
Свет истончится, как шерстяной носок.
Ляг на пустой живот, чтобы вода смогла
Крепче стянуть на шее свое лассо.
Вот марианская галька людского дна,
Где не услышишь даже мирской прибой.
Сквозь океанскую толщу душа видна,
Кем бы ты ни проснулся – и Бог с тобой.
* * *
Из белокрылой радуги
На миллион человек
Падает-падает-падает
Богом подаренный снег.
Чтоб застелить всем набело
Свежего дня постель,
Боженька дует на ангела
И сотворяет метель.
Райским пером запорошены,
Но, не умея летать,
Крадучись ходят прохожие –
Первый снежок не топтать.
* * *
Любовь не проходит – скорее планета пройдет
Болезненным чьим-то сном и томительно мимо.
Вот ядерный гриб на ладони бетонной растет,
Витринами брызжет сердечная Хиросима.
Двуглавый младенец родится, как призрачный герб –
Топтать одинокий простор безголового царства.
Судьба в одночасье заносит свой ядерный серп,
Чтоб людям в обнимку с вещами родными остаться.
Асфальт подо мной полыхает и плавится снег –
Падёж поголовья людского в бетонной природе.
Томительным сном вновь проходит любой человек.
Любовь к человеку, как небо – вовек не проходит.
Апрельское
У меня затекает лицо в рукав, если тронуть лицо рукой.
Остается густой кисель головы и по шее течет рекой.
Золотится фантомная боль в виске, выгибая меня дугой.
Не случается путного с головой – акварельный апрель такой.
Обмакнулись деревья в капельный звон, по карнизам расплылся лед.
Как размазанных по небу тусклых птиц, человека к теплу влечет.
Разопрели снега, чтоб бежать водой, для меня настает черед:
Чтобы в теплое море скорей попасть – голова между пальцев течет.
Голос
Кто же мне дал эти ребра, в которых я прячу вой?
Мир собирал для тебя и в живое вдохнул огонь.
Вот тебе клетка надежды, живи в ней и будь со мной.
Я твой взыскательный преданный бог – и меня не тронь.
Где тебе, жено, понять? – Сиротски томится ребро,
Чувствуя в области сердца потерю сестры-ребра.
Женщину я воплотил и учил отличать добро.
Ребра сложились так, что создание это – раба.
Сладостью вечной потери язык безутешно горчит.
Нет, не тяни ко мне жаждущих рук – руки не подам.
Криком вспори материк – но правду свою промолчи!
Чей это голос тоскует во мне – я узнаю сам...
* * *
Всё, что есть человечьего, слабого, мягкого, малого
И земные дела, что до боли в затылке вещественны –
Словно шубу с плеча, отдаю, чтоб прожить тебя заново.
Всё, что кроме любви, для бессмертной души не существенно.
Облетели слова прошлогоднею лиственной сыростью.
Мы сменили лицо, будто платье в казенной примерочной,
Опасаясь из прежнего рта всеми чувствами вырасти
И в кармане бряцая сомненьем – затертою мелочью.
Всё, что кроме любви, отцветет по весне и осыплется.
Жизнь на полном ходу расплеснется машиною гоночной.
Человечьи мечты на прощанье туманами зыблются.
Над унылой землей вместо сердца несу мячик солнечный…
* * *
Нечего помнить и незачем жить – я живу,
Плача некстати и пряча глаза от прохожих.
Что мне поможет, когда ничего не поможет?
Голуби с просьбами к Богу по небу плывут.
Выдалось лето, каким не пугают во сне:
Улицы мертвых надежд опухают от влаги.
Буква кровавым побегом растет на бумаге,
Чтоб хиросимно и ярко
цвести по весне.
Всем уходящим – счастливо к забвенью доплыть.
Каждый свою обретет драгоценную Мекку.
Как написать о небесной любви к человеку?
Всякая буква увянет, и незачем жить.