Иван Щелоков
* * *
Годы торопят, и жизнь нарасхват –
Оптом, в рассрочку и просто поштучно.
Разве из нас кто-нибудь виноват,
Что оказался в цивильной толкучке?
Хочется солнца, рыбалки, реки,
Книжки хорошей и женщины верной,
Но задыхаются в пульсе виски,
Словно матросы от дыма в таверне.
Жизнь – не базар, только разницы нет:
Кто продает, кто скупает с азартом
В чередовании смыслов и лет
Наше стремленье к небесному старту...
Воздух вдыхаю до хруста в хребте,
Вихрям противлюсь, как дедова кровля,
И на пути от мытарства к мечте
Не принимаю такую торговлю.
* * *
С крыш на солнышке – кап, кап, кап...
А в тенечке снег – скрип, скрип, скрип...
В терпком счастье из хвойных лап
Мы на ощупь живем, на всхлип...
Нет другого – терпеть, терпеть,
Ведь терпение – жизнь и Бог...
А не станем терпеть – смерть, смерть:
Без зазыва – и на порог.
Чьи-то губы – к губам, к губам...
Чьи-то щеки – в огне, в огне...
Что обещано было нам,
Промоталось на стороне.
Лишь на солнышке – кап, кап, кап...
А в тенечке до полдня – скрип...
Вынь из сердца занозу-кляп:
Не на всхлип надо жить – на вскрик!
* * *
Время ты, времечко – прялка бабуси.
Что ни случилось бы – ссучена нить.
– Кончу куделю – другою займуся:
Зиму-то надо хоть как пережить!..
От Покрова и до Пасхи Христовой
Крутится, вертится веретено.
– Будет бойцам на Донбассе обнова...
Было ж такое, пускай и давно!
Нет перерыва у прялки бабуси.
Что ни куделька – Господен ей суд...
Овцы – в хлеву, в палисаднике – гуси:
Хлопают крыльями – время пасут.
– Бабушка хватит, устала, наверно!
Можно ли днями сучить да мотать?..
Русское время – бабусина вера
И в Иисуса, и в Родину-мать.
* * *
Дождаться апреля – и к предкам
Поехать на родину. Там
Синицей докучной соседка
Вспорхнется навстречу гостям.
Поманит крылами к погосту,
К родительским тихим крестам.
– Куды дольше жить – девяносто?!
Избави, Господь, чтоб до ста...
И выплеснет жалость рекою
Из чуткого сердца она:
– Вон горе-то нонче какое,
Как в нашенском детстве – война!
Одна я на целой середке,
Других не осталось годков.
Недавно помер и Серенька –
Последний из всех мужиков...
Спасибочки, птица-синица,
За светлые в грусти часы,
Что есть нам куда возвратиться
Из черной своей полосы!
УЛИЧНЫЙ ГАРМОНИСТ
На углу Комиссаржевской,
Вдоль пилястр кинотеатра
Ходит люд, мужской и женский,
То туда, а то обратно.
Ходит, думает о всяком,
О плохом, и о хорошем,
И о том – пора бы слякоть
Заменить уже порошей...
В перекрестье судеб встречных
В темной курточке кургузой
Гармонист поет сердечно
Песни бывшего Союза.
Токарь высшего разряда
С оборонного концерна,
В горбачевскую разрядку
Для державы стал не ценным.
Слава улиц – меда ложка.
Нет обид на век коварный.
Даже рад, что на гармошку
Поменял станок токарный.
Он по кнопочкам пройдется
И зальется баритоном.
На столбе фонарь качнется,
Вспыхнет ярче на полтона.
Мастер уличного пенья
Ладит гаммы, как детали,
В общей массе – для веселья
И отдельно – для печали.
Сохранил он честь и душу,
Пережил позор и беды...
– Спой-ка, батя, про Катюшу...
– Не-е, сперва про День Победы!
* * *
Грянул первый мороз – и трава в серебре,
На подворьях все громче утиные крики...
Прогуляюсь по лугу с утра в ноябре,
На болоте нарву горсть подмерзшей брусники.
В девяностые кто-то из местных дельцов,
В предприимчивой хватке себя выражая,
Посадил здесь бруснику – аж тыщу кустов,
Но, к несчастью, собрать не успел урожая...
Разрослась куда зря – от ручья до бугра,
Одичала совсем у заросшего дота.
А когда созревать наступает пора –
Будто капельки крови роняет здесь кто-то...
Лает пес за соседским забором с тоски,
Завывает, бедняга, в неволе от скуки...
Погружаюсь в брусничные эти деньки,
Как в озябшие – с улицы – женские руки.
И ныряю в ладони на пару секунд,
И глаза закрываю в растрепанных чувствах.
Но кроваво-брусничные будни секут
И сердцам не дают от себя же очнуться.
А еще этот ветер, сбивающий с ног...
А еще эти сводки с фронтов на Донбассе...
И со всех переулков, с болот и дорог
Листья гонит, как души от взрыва фугаса.
* * *
Ночь вымерит взглядом комбата
Посты, снаряжение, танки
И ляжет солдатским бушлатом
На стылое тело землянки.
И выпорхнет сердце за бруствер
Случайной испуганной птицей.
И звезды вползут по-пластунски
В траншеи, чтоб в них закрепиться.
И месяц – космический коптер,
Мелькнув отражением в луже,
В мгновеньях правды окопной,
Как все, уповает на дружбу.
Он верит в победу и Бога,
И в крестик под теплой тельняшкой,
И что отоспится немного
Наутро в соседнем овражке.
А дальше – как будет, так будет.
Вернется заря из разведки...
Война – вереница из буден
С забытой в бушлате конфеткой.
* * *
Вдох – на выдох и выдох – на вдох.
Дышим, дышим, и значит – живем.
Ветры сеют свинцовый горох,
Превращая Донбасс в смертозем.
В ветрах – гарь, хоть хватай горстьми.
В хатах рыщет спецназ сквозняка...
У калитки мальчик лет восьми
Укрывает под курткой щенка.
Дышим, мать твою, дышим в такт!
Нам дыхалка в сраженьях – как Спас.
Сердце – сорванный танковый трак
Под огнем с терриконовых трасс.
Весны будут, и будет тут сев.
Ты погодь-ка, дружок ячменек!..
С гранатометом на холм присев,
Дышит через прицел паренек.
Он оставил за Доном поля,
Для него страда сегодня – война.
Он-то знает, как дышит земля
И как стонет от боли она.
Вдох – на выдох... И новый вот вдох...
В счастье – выдохнем, в горе – вздохнем.
Слушай землю, пока не оглох:
Не померла... И мы не помрем!
* * *
По клеточкам, по веточкам,
По синим лоскуткам
В сердца заходит вечное
И остается там.
Чирикает воробушком,
Порхает мотыльком,
Чтоб помнили хорошее,
Забыли о плохом.
Чтоб все сиюминутное,
Все сумрачное зло
Сменилось на уютное
Душевное тепло.
Горят на щечках ямочки,
Влюбленный льется бред...
У вечного мы лямочки –
Тянуть идущих вслед.
* * *
По мерзлым былинкам бурьяна,
По льдинкам на дне колеи
Зима к нам приходит нежданно,
Как тайная весть о любви.
Как вера – в себя или близких,
Как птичье паренье ресниц
Девчонки из школьной записки
В заоблачных высях страниц...
Как заячий след – на сугробе
И стежка – по соснам к реке...
Как самое важное – чтобы
От ненависти вдалеке.
Чтоб в поисках нужного счастья
Январь не слетал кувырком,
И к светлому был бы причастен,
И темное скрыл бы снежком.
В желанье быть чутким и точным
Черкнет пусть на полном бегу:
«Останься, любовь, многоточьем
На чистом январском снегу!»
* * *
Годы торопят, и жизнь нарасхват –
Оптом, в рассрочку и просто поштучно.
Разве из нас кто-нибудь виноват,
Что оказался в цивильной толкучке?
Хочется солнца, рыбалки, реки,
Книжки хорошей и женщины верной,
Но задыхаются в пульсе виски,
Словно матросы от дыма в таверне.
Жизнь – не базар, только разницы нет:
Кто продает, кто скупает с азартом
В чередовании смыслов и лет
Наше стремленье к небесному старту...
Воздух вдыхаю до хруста в хребте,
Вихрям противлюсь, как дедова кровля,
И на пути от мытарства к мечте
Не принимаю такую торговлю.
* * *
С крыш на солнышке – кап, кап, кап...
А в тенечке снег – скрип, скрип, скрип...
В терпком счастье из хвойных лап
Мы на ощупь живем, на всхлип...
Нет другого – терпеть, терпеть,
Ведь терпение – жизнь и Бог...
А не станем терпеть – смерть, смерть:
Без зазыва – и на порог.
Чьи-то губы – к губам, к губам...
Чьи-то щеки – в огне, в огне...
Что обещано было нам,
Промоталось на стороне.
Лишь на солнышке – кап, кап, кап...
А в тенечке до полдня – скрип...
Вынь из сердца занозу-кляп:
Не на всхлип надо жить – на вскрик!
* * *
Время ты, времечко – прялка бабуси.
Что ни случилось бы – ссучена нить.
– Кончу куделю – другою займуся:
Зиму-то надо хоть как пережить!..
От Покрова и до Пасхи Христовой
Крутится, вертится веретено.
– Будет бойцам на Донбассе обнова...
Было ж такое, пускай и давно!
Нет перерыва у прялки бабуси.
Что ни куделька – Господен ей суд...
Овцы – в хлеву, в палисаднике – гуси:
Хлопают крыльями – время пасут.
– Бабушка хватит, устала, наверно!
Можно ли днями сучить да мотать?..
Русское время – бабусина вера
И в Иисуса, и в Родину-мать.
* * *
Дождаться апреля – и к предкам
Поехать на родину. Там
Синицей докучной соседка
Вспорхнется навстречу гостям.
Поманит крылами к погосту,
К родительским тихим крестам.
– Куды дольше жить – девяносто?!
Избави, Господь, чтоб до ста...
И выплеснет жалость рекою
Из чуткого сердца она:
– Вон горе-то нонче какое,
Как в нашенском детстве – война!
Одна я на целой середке,
Других не осталось годков.
Недавно помер и Серенька –
Последний из всех мужиков...
Спасибочки, птица-синица,
За светлые в грусти часы,
Что есть нам куда возвратиться
Из черной своей полосы!
УЛИЧНЫЙ ГАРМОНИСТ
На углу Комиссаржевской,
Вдоль пилястр кинотеатра
Ходит люд, мужской и женский,
То туда, а то обратно.
Ходит, думает о всяком,
О плохом, и о хорошем,
И о том – пора бы слякоть
Заменить уже порошей...
В перекрестье судеб встречных
В темной курточке кургузой
Гармонист поет сердечно
Песни бывшего Союза.
Токарь высшего разряда
С оборонного концерна,
В горбачевскую разрядку
Для державы стал не ценным.
Слава улиц – меда ложка.
Нет обид на век коварный.
Даже рад, что на гармошку
Поменял станок токарный.
Он по кнопочкам пройдется
И зальется баритоном.
На столбе фонарь качнется,
Вспыхнет ярче на полтона.
Мастер уличного пенья
Ладит гаммы, как детали,
В общей массе – для веселья
И отдельно – для печали.
Сохранил он честь и душу,
Пережил позор и беды...
– Спой-ка, батя, про Катюшу...
– Не-е, сперва про День Победы!
* * *
Грянул первый мороз – и трава в серебре,
На подворьях все громче утиные крики...
Прогуляюсь по лугу с утра в ноябре,
На болоте нарву горсть подмерзшей брусники.
В девяностые кто-то из местных дельцов,
В предприимчивой хватке себя выражая,
Посадил здесь бруснику – аж тыщу кустов,
Но, к несчастью, собрать не успел урожая...
Разрослась куда зря – от ручья до бугра,
Одичала совсем у заросшего дота.
А когда созревать наступает пора –
Будто капельки крови роняет здесь кто-то...
Лает пес за соседским забором с тоски,
Завывает, бедняга, в неволе от скуки...
Погружаюсь в брусничные эти деньки,
Как в озябшие – с улицы – женские руки.
И ныряю в ладони на пару секунд,
И глаза закрываю в растрепанных чувствах.
Но кроваво-брусничные будни секут
И сердцам не дают от себя же очнуться.
А еще этот ветер, сбивающий с ног...
А еще эти сводки с фронтов на Донбассе...
И со всех переулков, с болот и дорог
Листья гонит, как души от взрыва фугаса.
* * *
Ночь вымерит взглядом комбата
Посты, снаряжение, танки
И ляжет солдатским бушлатом
На стылое тело землянки.
И выпорхнет сердце за бруствер
Случайной испуганной птицей.
И звезды вползут по-пластунски
В траншеи, чтоб в них закрепиться.
И месяц – космический коптер,
Мелькнув отражением в луже,
В мгновеньях правды окопной,
Как все, уповает на дружбу.
Он верит в победу и Бога,
И в крестик под теплой тельняшкой,
И что отоспится немного
Наутро в соседнем овражке.
А дальше – как будет, так будет.
Вернется заря из разведки...
Война – вереница из буден
С забытой в бушлате конфеткой.
* * *
Вдох – на выдох и выдох – на вдох.
Дышим, дышим, и значит – живем.
Ветры сеют свинцовый горох,
Превращая Донбасс в смертозем.
В ветрах – гарь, хоть хватай горстьми.
В хатах рыщет спецназ сквозняка...
У калитки мальчик лет восьми
Укрывает под курткой щенка.
Дышим, мать твою, дышим в такт!
Нам дыхалка в сраженьях – как Спас.
Сердце – сорванный танковый трак
Под огнем с терриконовых трасс.
Весны будут, и будет тут сев.
Ты погодь-ка, дружок ячменек!..
С гранатометом на холм присев,
Дышит через прицел паренек.
Он оставил за Доном поля,
Для него страда сегодня – война.
Он-то знает, как дышит земля
И как стонет от боли она.
Вдох – на выдох... И новый вот вдох...
В счастье – выдохнем, в горе – вздохнем.
Слушай землю, пока не оглох:
Не померла... И мы не помрем!
* * *
По клеточкам, по веточкам,
По синим лоскуткам
В сердца заходит вечное
И остается там.
Чирикает воробушком,
Порхает мотыльком,
Чтоб помнили хорошее,
Забыли о плохом.
Чтоб все сиюминутное,
Все сумрачное зло
Сменилось на уютное
Душевное тепло.
Горят на щечках ямочки,
Влюбленный льется бред...
У вечного мы лямочки –
Тянуть идущих вслед.
* * *
По мерзлым былинкам бурьяна,
По льдинкам на дне колеи
Зима к нам приходит нежданно,
Как тайная весть о любви.
Как вера – в себя или близких,
Как птичье паренье ресниц
Девчонки из школьной записки
В заоблачных высях страниц...
Как заячий след – на сугробе
И стежка – по соснам к реке...
Как самое важное – чтобы
От ненависти вдалеке.
Чтоб в поисках нужного счастья
Январь не слетал кувырком,
И к светлому был бы причастен,
И темное скрыл бы снежком.
В желанье быть чутким и точным
Черкнет пусть на полном бегу:
«Останься, любовь, многоточьем
На чистом январском снегу!»