Когда успокоиться нечем в густую свинцовую ночь, я выйду к реке и замечу, как медленно и горячо из воздуха предгрозового, из глухонемого огня мерцающий голос лиловый болит обо мне, про меня. И я, удивленно притихший над речью неспящей воды, горячее слово услышу. И сделаюсь легким, как дым.
* * *
В тесноте прошедшего и пустого приглушенным светом былых обид я полна, как прежде, и я готова ничего не помнить и не любить, не любить и прыгнуть как можно выше, затерявшись в холоде облаков, словно обезумевший летчик вышел в оголенный космос – и был таков.
* * *
Рыбак сидит и смотрит в никуда, где окуни непойманные спят. Река как будто больше не вода, а память, обернувшаяся вспять. Он смотрит, но не видит ничего – ни солнечных стрекоз, ни поплавка. И ветер дует вязкий, дождевой, и горлица кричит издалека над гладью обезболенных грехов. Но смерть все не приходит, не прихо...
* * *
Говорю, говорю в глухоту безответного эха, молодая земля полноводно горит подо мной. Мне хотелось отсюда надолго, навечно уехать в недосказанность дня, в многословие боли ночной. Где беспамятье спит, притворившись убитым медведем, где забытое время несется, как метеорит. Хорошо бы уехать. Но кто же тогда не уедет и останется здесь, в глухоту говорить, говорить.
* * *
Неизвестно, откуда берется этот гул предпоследней воды – из какого глухого колодца, из какой неземной мерзлоты. Он идет из притихших колосьев к берегам ненадежных вещей, в первобытное многоголосье, в первобытность воды вообще.
Он поет, ни о ком не смолкая, задыхаясь, смеется навзрыд, словно мертвая рыба морская пересохшей рекой говорит.
* * *
Я хочу, как водомерка, тоненькая вся, ничего не исковеркать, бережно скользя – по пруду твоей тревоги, утешенья для буду бегать быстроного и легко петлять. Отвлечешься – заглядишься... Но пойдешь за той, чье манящее затишье – берег золотой.
* * *
Я лежу щекой на скатерти, наблюдаю за окном. За окном сплошная статика – только небо в основном. На ветвистых сухожилиях вот уже который день птица спит тяжелокрылая, не отбрасывая тень. Первый снег не опускается – остается в вышине, жизнь, веселая красавица, улыбается не мне. В общем, как-то все неласково – нужных слов не подобрать. Бог, тяни меня, вытаскивай, запиши в Свою тетрадь
* * *
Не быть тому и этому не быть – как хорошо! Я весь, как быстрый сон, полузабыт. Вчера ушел мой голос в неизвестную страну и был таков. И ничего не сбудется вернуть – но я готов услышать, что споет мне стрекоза, увидев снег. Мне больше нечем нечего сказать, мне больше не...