Ксения Аксенова
* * *
Когда успокоиться нечем
в густую свинцовую ночь,
я выйду к реке и замечу,
как медленно и горячо
из воздуха предгрозового,
из глухонемого огня
мерцающий голос лиловый
болит обо мне, про меня.
И я, удивленно притихший
над речью неспящей воды,
горячее слово услышу.
И сделаюсь легким, как дым.
* * *
В тесноте прошедшего и пустого
приглушенным светом былых обид
я полна, как прежде, и я готова
ничего не помнить и не любить,
не любить и прыгнуть как можно выше,
затерявшись в холоде облаков,
словно обезумевший летчик вышел
в оголенный космос – и был таков.
* * *
Рыбак сидит и смотрит в никуда,
где окуни непойманные спят.
Река как будто больше не вода,
а память, обернувшаяся вспять.
Он смотрит, но не видит ничего –
ни солнечных стрекоз, ни поплавка.
И ветер дует вязкий, дождевой,
и горлица кричит издалека
над гладью обезболенных грехов.
Но смерть все не приходит, не прихо...
* * *
Говорю, говорю в глухоту безответного эха,
молодая земля полноводно горит подо мной.
Мне хотелось отсюда надолго, навечно
уехать
в недосказанность дня, в многословие боли
ночной.
Где беспамятье спит, притворившись
убитым медведем,
где забытое время несется, как метеорит.
Хорошо бы уехать. Но кто же тогда не уедет
и останется здесь, в глухоту говорить,
говорить.
* * *
Неизвестно, откуда берется
этот гул предпоследней воды –
из какого глухого колодца,
из какой неземной мерзлоты.
Он идет из притихших колосьев
к берегам ненадежных вещей,
в первобытное многоголосье,
в первобытность воды вообще.
Он поет, ни о ком не смолкая,
задыхаясь, смеется навзрыд,
словно мертвая рыба морская
пересохшей рекой говорит.
* * *
Я хочу, как водомерка,
тоненькая вся,
ничего не исковеркать,
бережно скользя –
по пруду твоей тревоги,
утешенья для
буду бегать быстроного
и легко петлять.
Отвлечешься – заглядишься...
Но пойдешь за той,
чье манящее затишье –
берег золотой.
* * *
Я лежу щекой на скатерти,
наблюдаю за окном.
За окном сплошная статика –
только небо в основном.
На ветвистых сухожилиях
вот уже который день
птица спит тяжелокрылая,
не отбрасывая тень.
Первый снег не опускается –
остается в вышине,
жизнь, веселая красавица,
улыбается не мне.
В общем, как-то все неласково –
нужных слов не подобрать.
Бог, тяни меня, вытаскивай,
запиши в Свою тетрадь
* * *
Не быть тому и этому не быть –
как хорошо!
Я весь, как быстрый сон, полузабыт.
Вчера ушел
мой голос в неизвестную страну
и был таков.
И ничего не сбудется вернуть –
но я готов
услышать, что споет мне стрекоза,
увидев снег.
Мне больше нечем нечего сказать,
мне больше не...
Когда успокоиться нечем
в густую свинцовую ночь,
я выйду к реке и замечу,
как медленно и горячо
из воздуха предгрозового,
из глухонемого огня
мерцающий голос лиловый
болит обо мне, про меня.
И я, удивленно притихший
над речью неспящей воды,
горячее слово услышу.
И сделаюсь легким, как дым.
* * *
В тесноте прошедшего и пустого
приглушенным светом былых обид
я полна, как прежде, и я готова
ничего не помнить и не любить,
не любить и прыгнуть как можно выше,
затерявшись в холоде облаков,
словно обезумевший летчик вышел
в оголенный космос – и был таков.
* * *
Рыбак сидит и смотрит в никуда,
где окуни непойманные спят.
Река как будто больше не вода,
а память, обернувшаяся вспять.
Он смотрит, но не видит ничего –
ни солнечных стрекоз, ни поплавка.
И ветер дует вязкий, дождевой,
и горлица кричит издалека
над гладью обезболенных грехов.
Но смерть все не приходит, не прихо...
* * *
Говорю, говорю в глухоту безответного эха,
молодая земля полноводно горит подо мной.
Мне хотелось отсюда надолго, навечно
уехать
в недосказанность дня, в многословие боли
ночной.
Где беспамятье спит, притворившись
убитым медведем,
где забытое время несется, как метеорит.
Хорошо бы уехать. Но кто же тогда не уедет
и останется здесь, в глухоту говорить,
говорить.
* * *
Неизвестно, откуда берется
этот гул предпоследней воды –
из какого глухого колодца,
из какой неземной мерзлоты.
Он идет из притихших колосьев
к берегам ненадежных вещей,
в первобытное многоголосье,
в первобытность воды вообще.
Он поет, ни о ком не смолкая,
задыхаясь, смеется навзрыд,
словно мертвая рыба морская
пересохшей рекой говорит.
* * *
Я хочу, как водомерка,
тоненькая вся,
ничего не исковеркать,
бережно скользя –
по пруду твоей тревоги,
утешенья для
буду бегать быстроного
и легко петлять.
Отвлечешься – заглядишься...
Но пойдешь за той,
чье манящее затишье –
берег золотой.
* * *
Я лежу щекой на скатерти,
наблюдаю за окном.
За окном сплошная статика –
только небо в основном.
На ветвистых сухожилиях
вот уже который день
птица спит тяжелокрылая,
не отбрасывая тень.
Первый снег не опускается –
остается в вышине,
жизнь, веселая красавица,
улыбается не мне.
В общем, как-то все неласково –
нужных слов не подобрать.
Бог, тяни меня, вытаскивай,
запиши в Свою тетрадь
* * *
Не быть тому и этому не быть –
как хорошо!
Я весь, как быстрый сон, полузабыт.
Вчера ушел
мой голос в неизвестную страну
и был таков.
И ничего не сбудется вернуть –
но я готов
услышать, что споет мне стрекоза,
увидев снег.
Мне больше нечем нечего сказать,
мне больше не...
