* * * Кто там плачет и кто там хохочет, Кто там просто ушел в облака? То ли кречет кричит, то ли кочет... То ли пропасть вдали, то ль река... И гадаю я, тяжко гадаю, Не поможет здесь даже Господь, – Где прошли мои предки по краю, Чем томили суровую плоть? Зажимаю в ладонях монетку И бросаю в бездонье пруда – Робкий знак позабытому предку, Чтобы молвил – откуда?.. Куда?.. И вибрирует гул непонятный Под ладонью, прижатой к земле, И какие-то сизые пятна Растворяются в сумрачной мгле. И вдруг чувствую, дрожью объятый, Посреди перекрестья дорог, Как ордою идут азиаты На восток... На восток... На восток... Но не зрится в прозрениях редких, Что подобны на детский наив, – То ль с ордою идут мои предки, То ль с дружиной, орды супротив? И пока в непроявленной дали Растворяются тени теней, Чую – токи идти перестали, А вокруг– все мрачней и темней. И шатаюсь я вдоль раздорожий, Там, где чавкает сохлая гать, И все Бога пытаю: «Я – божий?..» А Господь отвечает: «Как знать...»
* * *
«У всех народов национальность – имя существительное, и только «русский» – прилагательное...» Из одной публикации
Русский – прилагательное, слышали? То, что прилагается к добру, К радуге над мокнущими крышами, Без которой вздрогну и умру.
Русский – прилагательное... Тихое... На вопрос ответствует: «Какой?» И кружатся аист с аистихою, И над Храмом лучик золотой.
Русский – прилагательное... Чуткое... Что не знает каменных палат, Но всегда соседствует с побудкою, Если вдруг тревогу протрубят. Русский – прилагательное... Странности Всех грамматик мира одолев, Русские давно привыкли к данности: Кровь за кровь, но песню – нараспев.
Не дождавшись божьего пришествия, Не страшась, что ворог зол и лют, Эти «прилагательные» шествуют, Женщин любят, плачут и поют...
Недругам – всегда падеж винительный, И ломоть последний – для своих. Ничего не знаю существительней Этих «прилагательны»х родных.
* * * Купола обронили рассветную медь, Скакуны истоптали копыта... Ничего не узнать... Никуда не успеть... И молельня еще не открыта.
Вы куда ускакали? Вернитесь сюда, Воротите свое, заревое. Где-то женщина плачет, бушует вода, Позабыв о вселенском покое.
Где-то пенная ярость по краю летит, Хорошо, если сникнет у края, Оборвав этот гибельный цокот копыт, Ничего о грядущем не зная.
Потрясенный предутренним этим лучом И ступню о травинку обрезав, Понимаешь, что годы свистят над плечом, По-кулацки паля из обрезов.
Что вот-вот и нагнется плюгавенький хлюст Над панелью с делением красным... И уже не увидишь ни ласковых уст, Ни рассвета с лучом непогасным.
И останется только зеленый надел, Где не топлена хата пустая. И Господь не узнает, чего ты хотел, О травинку ступни обрезая...
* * * Этот мир, мучительный и грешный, Эта, в боль струящаяся, даль... Все пройдет... И я пройду, конечно, Как проходят август и печаль. Как слепец проходит возле края Бездны, до которой полруки, Как проходит женщина босая Через луг, и дальше напрямки. Все пройдет... И горечь под гортанью... И любовь... И этот сизый дым. Непременно станет синей ранью То, что было поздним и ночным. Будет даль... И будет свежий ветер Гулко дуть судьбе наперерез. И кого-то снова не заметят, Что прошел... И в сумерках исчез.
ПТИЦА РУССКОГО СЛОВА...
1
Лампа коптит... Тень из угла... Мамина ласка.... В гемоглобин с детства вошла Русская сказка.
Как от нее сердцу тепло Ночью суровой!.. Сказка... А с ней в сердце вошло Русское слово.
Слово поет... С ним по утрам Встать интересней. Включишь с утра радио... Там Русская песня.
Чуть подпоешь... Выпьешь вина ... Вот и не люто. Только б не знать, как же страшна Русская смута!
Не виноват? – Казнь без вины, Бой до победы... Боже ты мой, как же страшны Русские беды!
Бой отгремит, боль отойдет... Вновь, без опаски, Чей-то малец на ночь прочтет Русскую сказку...
2
Вновь пламень и пепел... Не выйти из сечи, Где вражий клинок тебе целит в живот. Но отзвуки русской спасительной речи Доходят до сердца с загробных высот.
Напрасное время...Тоска и усталость, И некому нас от беды уберечь. Почти ничего-то у нас не осталось – Одна лишь великая русская речь.
По-русски хрипящие, снова и снова Встают, чтобы с Пушкиным рядом стоять. И тупятся сабли о русское слово, И враг по своим начинает стрелять.
Пусть вороны гибель им злобно пророчат! – По-русски умея сносить неуют, По-русски рыдают, по-русски хохочут, По-русски победные песни поют...
Потомки опричнины и Пугачева Взошли из земли, чтобы в землю и лечь. Лишь только бы слышалось русское слово! А дальше?.. А дальше хоть голову с плеч...
3
Всем ведомо – в начале было слово, И лишь потом вселенский гул возник. Но слово то – всему первооснова: И замыслу, что дерзок и велик, И царскому высокому указу, И записям немого чернеца, Что начертал единственную фразу, Не описав сраженья до конца... В том слове русском, слове исполинском, Смешалось все – молитвы горький ком, Истошный стон на поле Бородинском, Истошный вой на озере Чудском... То слово и казнило, и прощало, С ним лед под крестоносцами трещал. И было в слове – Родины начало, А Родина – начало всех начал. Вобрало слово первое признанье, Последний гвоздь из смертного креста... «Не укради!..» – начертано в «Писанье...» И «Не убий!..» – ответствуют уста... Все молвлено... И все вокруг не ново. Как в черный омут канули века. Но если есть и Родина, и Слово, То есть и дом... И память... И строка...
4
Этот рокот вселенский. Мрачны небеса. На душе пустота... Только снова Белоснежным крылом ослепляет глаза Птица русского слова.
А казалось – Батыи Всех черных эпох Закопытили ширь, затоптали. Знали, слово – основа, за слово – под вздох, Пусть подохнут в печали...
Только в келье строчил Неизвестный монах Книгу жизни, что зла и сурова. Не за харч, не за славу... Чтоб взмыла сквозь страх Птица русского слова.
Тяжелы были мысли... И жить – тяжело. Жалкий лучик пустив сквозь бойницы, Солнце тысячи раз за деревья зашло... Он писал, яснонолицый...
Выцветали чернила, Болело в груди. Кровью харкал...Знал – нету другого. И молился, и Бога просил – огради Птицу русского слова...
Горизонт непонятным Свеченьем объят. На Руси, под гортанные крики, Нынче русские русским по-русски велят Знать другие языки...
5
Не умею сказать по-французски Ни «природа», ни «блузка», ни «лес»... У француженок яркие блузки, Видел всяких – и в блузках, и без...
Все блуждается в том, полудетском Восприятье... Что Бог триедин Не умею сказать на немецком, Хоть мы некогда брали Берлин.
Не умеешь... Не знаешь... Не видишь... О, словесности водораздел! Ни иврит мне неведом, ни идиш, И английского не одолел. Все на русском... Конечно же, плохо Помнить лишь «камарад» и «капут»! Но, когда озверела эпоха, Только крикни: «Ура!» ... И поймут...
6
Все ничейно... Поля? – Вот те на... А по-русски выходит «поляна». И высокое слово «страна» На две трети читается «рана».
Сердце Родины. Ширь да подзол. Хоть в «подзоле» все чудится злое. Это кто к нам с небес снизошел? «Снизу шел» ... Остальное пустое...
Все рыдали княжны в теремах, Расшивали рубакам рубаху. Ох, Владимир ты свет Мономах, Что ж преемники дали-то маху?
Сколько взгляд ни мечи из-под век – Лишь устанут набрякшие веки, А тут все не поймешь – «человек»: О челе или, может, о веке?
Так вот, мучась, уйдем навсегда В мир, где больше ни боли, ни бреда. Помня – русское слово «беда» Все ж две трети от слова «победа».
7
Сын русского слова, внук русской словесности, Мне русская мука – молочная мать... Зубами скриплю, угасая в безвестности, Словами давлюсь, не умея смолчать. Где нету моста, прошагаю по жердочке, Где птицы умолкнут, там я запою... Словцо нацарапав на треснувшей форточке, Гвоздем начинаю поэму свою.
По-русски сомненьями тягостно мучиться, От русской печали хватив «первача». ... И кто там бредет, будто хворая утица, Крыло, что сломали, едва волоча? А кто там поет, как свирель одинокая, По-русски тоску вознося в небеса, То «акая», то умилительно «окая», Немного по-скифски прищурив глаза?
А это Отчизною мучиться велено Тому, кто по-русски поет о Руси. И русская музыка, русским навеяна, Все стонет, веля – ни о чем не проси! И я не прошу... Ничего, что попрошено Ни счастья не даст, ни спасет в свой черед. В сугроб упаду... И пусть русской порошею Безвестный мой след навсегда заметет...