Анатолий Аврутин
* * *
Кто там плачет и кто там хохочет,
Кто там просто ушел в облака?
То ли кречет кричит, то ли кочет...
То ли пропасть вдали, то ль река...
И гадаю я, тяжко гадаю,
Не поможет здесь даже Господь, –
Где прошли мои предки по краю,
Чем томили суровую плоть?
Зажимаю в ладонях монетку
И бросаю в бездонье пруда –
Робкий знак позабытому предку,
Чтобы молвил – откуда?.. Куда?..
И вибрирует гул непонятный
Под ладонью, прижатой к земле,
И какие-то сизые пятна
Растворяются в сумрачной мгле.
И вдруг чувствую, дрожью объятый,
Посреди перекрестья дорог,
Как ордою идут азиаты
На восток... На восток... На восток...
Но не зрится в прозрениях редких,
Что подобны на детский наив, –
То ль с ордою идут мои предки,
То ль с дружиной, орды супротив?
И пока в непроявленной дали
Растворяются тени теней,
Чую – токи идти перестали,
А вокруг– все мрачней и темней.
И шатаюсь я вдоль раздорожий,
Там, где чавкает сохлая гать,
И все Бога пытаю: «Я – божий?..»
А Господь отвечает: «Как знать...»
* * *
«У всех народов национальность – имя существительное, и только «русский» – прилагательное...»
Из одной публикации
Русский – прилагательное, слышали?
То, что прилагается к добру,
К радуге над мокнущими крышами,
Без которой вздрогну и умру.
Русский – прилагательное... Тихое...
На вопрос ответствует: «Какой?»
И кружатся аист с аистихою,
И над Храмом лучик золотой.
Русский – прилагательное... Чуткое...
Что не знает каменных палат,
Но всегда соседствует с побудкою,
Если вдруг тревогу протрубят.
Русский – прилагательное... Странности
Всех грамматик мира одолев,
Русские давно привыкли к данности:
Кровь за кровь, но песню – нараспев.
Не дождавшись божьего пришествия,
Не страшась, что ворог зол и лют,
Эти «прилагательные» шествуют,
Женщин любят, плачут и поют...
Недругам – всегда падеж винительный,
И ломоть последний – для своих.
Ничего не знаю существительней
Этих «прилагательны»х родных.
* * *
Купола обронили рассветную медь,
Скакуны истоптали копыта...
Ничего не узнать... Никуда не успеть...
И молельня еще не открыта.
Вы куда ускакали? Вернитесь сюда,
Воротите свое, заревое.
Где-то женщина плачет, бушует вода,
Позабыв о вселенском покое.
Где-то пенная ярость по краю летит,
Хорошо, если сникнет у края,
Оборвав этот гибельный цокот копыт,
Ничего о грядущем не зная.
Потрясенный предутренним этим лучом
И ступню о травинку обрезав,
Понимаешь, что годы свистят
над плечом,
По-кулацки паля из обрезов.
Что вот-вот и нагнется плюгавенький
хлюст
Над панелью с делением красным...
И уже не увидишь ни ласковых уст,
Ни рассвета с лучом непогасным.
И останется только зеленый надел,
Где не топлена хата пустая.
И Господь не узнает, чего ты хотел,
О травинку ступни обрезая...
* * *
Этот мир, мучительный и грешный,
Эта, в боль струящаяся, даль...
Все пройдет... И я пройду, конечно,
Как проходят август и печаль.
Как слепец проходит возле края
Бездны, до которой полруки,
Как проходит женщина босая
Через луг, и дальше напрямки.
Все пройдет... И горечь под гортанью...
И любовь... И этот сизый дым.
Непременно станет синей ранью
То, что было поздним и ночным.
Будет даль... И будет свежий ветер
Гулко дуть судьбе наперерез.
И кого-то снова не заметят,
Что прошел... И в сумерках исчез.
ПТИЦА РУССКОГО СЛОВА...
1
Лампа коптит... Тень из угла...
Мамина ласка....
В гемоглобин с детства вошла
Русская сказка.
Как от нее сердцу тепло
Ночью суровой!..
Сказка... А с ней в сердце вошло
Русское слово.
Слово поет... С ним по утрам
Встать интересней.
Включишь с утра радио... Там
Русская песня.
Чуть подпоешь... Выпьешь вина ...
Вот и не люто.
Только б не знать, как же страшна
Русская смута!
Не виноват? – Казнь без вины,
Бой до победы...
Боже ты мой, как же страшны
Русские беды!
Бой отгремит, боль отойдет...
Вновь, без опаски,
Чей-то малец на ночь прочтет
Русскую сказку...
2
Вновь пламень и пепел... Не выйти из сечи,
Где вражий клинок тебе целит в живот.
Но отзвуки русской спасительной речи
Доходят до сердца с загробных высот.
Напрасное время...Тоска и усталость,
И некому нас от беды уберечь.
Почти ничего-то у нас не осталось –
Одна лишь великая русская речь.
По-русски хрипящие, снова и снова
Встают, чтобы с Пушкиным рядом
стоять.
И тупятся сабли о русское слово,
И враг по своим начинает стрелять.
Пусть вороны гибель им злобно
пророчат! –
По-русски умея сносить неуют,
По-русски рыдают, по-русски хохочут,
По-русски победные песни поют...
Потомки опричнины и Пугачева
Взошли из земли, чтобы в землю и лечь.
Лишь только бы слышалось русское слово!
А дальше?.. А дальше хоть голову с плеч...
3
Всем ведомо – в начале было слово,
И лишь потом вселенский гул возник.
Но слово то – всему первооснова:
И замыслу, что дерзок и велик,
И царскому высокому указу,
И записям немого чернеца,
Что начертал единственную фразу,
Не описав сраженья до конца...
В том слове русском, слове исполинском,
Смешалось все – молитвы горький ком,
Истошный стон на поле Бородинском,
Истошный вой на озере Чудском...
То слово и казнило, и прощало,
С ним лед под крестоносцами трещал.
И было в слове – Родины начало,
А Родина – начало всех начал.
Вобрало слово первое признанье,
Последний гвоздь из смертного креста...
«Не укради!..» – начертано в «Писанье...»
И «Не убий!..» – ответствуют уста...
Все молвлено... И все вокруг не ново.
Как в черный омут канули века.
Но если есть и Родина, и Слово,
То есть и дом... И память... И строка...
4
Этот рокот вселенский.
Мрачны небеса.
На душе пустота... Только снова
Белоснежным крылом ослепляет глаза
Птица русского слова.
А казалось – Батыи
Всех черных эпох
Закопытили ширь, затоптали.
Знали, слово – основа, за слово – под вздох,
Пусть подохнут в печали...
Только в келье строчил
Неизвестный монах
Книгу жизни, что зла и сурова.
Не за харч, не за славу... Чтоб взмыла
сквозь страх
Птица русского слова.
Тяжелы были мысли...
И жить – тяжело.
Жалкий лучик пустив сквозь бойницы,
Солнце тысячи раз за деревья зашло...
Он писал, яснонолицый...
Выцветали чернила,
Болело в груди.
Кровью харкал...Знал – нету другого.
И молился, и Бога просил – огради
Птицу русского слова...
Горизонт непонятным
Свеченьем объят.
На Руси, под гортанные крики,
Нынче русские русским по-русски велят
Знать другие языки...
5
Не умею сказать по-французски
Ни «природа», ни «блузка», ни «лес»...
У француженок яркие блузки,
Видел всяких – и в блузках, и без...
Все блуждается в том, полудетском
Восприятье... Что Бог триедин
Не умею сказать на немецком,
Хоть мы некогда брали Берлин.
Не умеешь... Не знаешь... Не видишь...
О, словесности водораздел!
Ни иврит мне неведом, ни идиш,
И английского не одолел.
Все на русском... Конечно же, плохо
Помнить лишь «камарад» и «капут»!
Но, когда озверела эпоха,
Только крикни: «Ура!» ... И поймут...
6
Все ничейно... Поля? – Вот те на...
А по-русски выходит «поляна».
И высокое слово «страна»
На две трети читается «рана».
Сердце Родины. Ширь да подзол.
Хоть в «подзоле» все чудится злое.
Это кто к нам с небес снизошел?
«Снизу шел» ... Остальное пустое...
Все рыдали княжны в теремах,
Расшивали рубакам рубаху.
Ох, Владимир ты свет Мономах,
Что ж преемники дали-то маху?
Сколько взгляд ни мечи из-под век –
Лишь устанут набрякшие веки,
А тут все не поймешь – «человек»:
О челе или, может, о веке?
Так вот, мучась, уйдем навсегда
В мир, где больше ни боли, ни бреда.
Помня – русское слово «беда»
Все ж две трети от слова «победа».
7
Сын русского слова, внук русской
словесности,
Мне русская мука – молочная мать...
Зубами скриплю, угасая в безвестности,
Словами давлюсь, не умея смолчать.
Где нету моста, прошагаю по жердочке,
Где птицы умолкнут, там я запою...
Словцо нацарапав на треснувшей
форточке,
Гвоздем начинаю поэму свою.
По-русски сомненьями тягостно мучиться,
От русской печали хватив «первача».
... И кто там бредет, будто хворая утица,
Крыло, что сломали, едва волоча?
А кто там поет, как свирель одинокая,
По-русски тоску вознося в небеса,
То «акая», то умилительно «окая»,
Немного по-скифски прищурив глаза?
А это Отчизною мучиться велено
Тому, кто по-русски поет о Руси.
И русская музыка, русским навеяна,
Все стонет, веля – ни о чем не проси!
И я не прошу... Ничего, что попрошено
Ни счастья не даст, ни спасет
в свой черед.
В сугроб упаду... И пусть русской порошею
Безвестный мой след навсегда заметет...
* * *
Кто там плачет и кто там хохочет,
Кто там просто ушел в облака?
То ли кречет кричит, то ли кочет...
То ли пропасть вдали, то ль река...
И гадаю я, тяжко гадаю,
Не поможет здесь даже Господь, –
Где прошли мои предки по краю,
Чем томили суровую плоть?
Зажимаю в ладонях монетку
И бросаю в бездонье пруда –
Робкий знак позабытому предку,
Чтобы молвил – откуда?.. Куда?..
И вибрирует гул непонятный
Под ладонью, прижатой к земле,
И какие-то сизые пятна
Растворяются в сумрачной мгле.
И вдруг чувствую, дрожью объятый,
Посреди перекрестья дорог,
Как ордою идут азиаты
На восток... На восток... На восток...
Но не зрится в прозрениях редких,
Что подобны на детский наив, –
То ль с ордою идут мои предки,
То ль с дружиной, орды супротив?
И пока в непроявленной дали
Растворяются тени теней,
Чую – токи идти перестали,
А вокруг– все мрачней и темней.
И шатаюсь я вдоль раздорожий,
Там, где чавкает сохлая гать,
И все Бога пытаю: «Я – божий?..»
А Господь отвечает: «Как знать...»
* * *
«У всех народов национальность – имя существительное, и только «русский» – прилагательное...»
Из одной публикации
Русский – прилагательное, слышали?
То, что прилагается к добру,
К радуге над мокнущими крышами,
Без которой вздрогну и умру.
Русский – прилагательное... Тихое...
На вопрос ответствует: «Какой?»
И кружатся аист с аистихою,
И над Храмом лучик золотой.
Русский – прилагательное... Чуткое...
Что не знает каменных палат,
Но всегда соседствует с побудкою,
Если вдруг тревогу протрубят.
Русский – прилагательное... Странности
Всех грамматик мира одолев,
Русские давно привыкли к данности:
Кровь за кровь, но песню – нараспев.
Не дождавшись божьего пришествия,
Не страшась, что ворог зол и лют,
Эти «прилагательные» шествуют,
Женщин любят, плачут и поют...
Недругам – всегда падеж винительный,
И ломоть последний – для своих.
Ничего не знаю существительней
Этих «прилагательны»х родных.
* * *
Купола обронили рассветную медь,
Скакуны истоптали копыта...
Ничего не узнать... Никуда не успеть...
И молельня еще не открыта.
Вы куда ускакали? Вернитесь сюда,
Воротите свое, заревое.
Где-то женщина плачет, бушует вода,
Позабыв о вселенском покое.
Где-то пенная ярость по краю летит,
Хорошо, если сникнет у края,
Оборвав этот гибельный цокот копыт,
Ничего о грядущем не зная.
Потрясенный предутренним этим лучом
И ступню о травинку обрезав,
Понимаешь, что годы свистят
над плечом,
По-кулацки паля из обрезов.
Что вот-вот и нагнется плюгавенький
хлюст
Над панелью с делением красным...
И уже не увидишь ни ласковых уст,
Ни рассвета с лучом непогасным.
И останется только зеленый надел,
Где не топлена хата пустая.
И Господь не узнает, чего ты хотел,
О травинку ступни обрезая...
* * *
Этот мир, мучительный и грешный,
Эта, в боль струящаяся, даль...
Все пройдет... И я пройду, конечно,
Как проходят август и печаль.
Как слепец проходит возле края
Бездны, до которой полруки,
Как проходит женщина босая
Через луг, и дальше напрямки.
Все пройдет... И горечь под гортанью...
И любовь... И этот сизый дым.
Непременно станет синей ранью
То, что было поздним и ночным.
Будет даль... И будет свежий ветер
Гулко дуть судьбе наперерез.
И кого-то снова не заметят,
Что прошел... И в сумерках исчез.
ПТИЦА РУССКОГО СЛОВА...
1
Лампа коптит... Тень из угла...
Мамина ласка....
В гемоглобин с детства вошла
Русская сказка.
Как от нее сердцу тепло
Ночью суровой!..
Сказка... А с ней в сердце вошло
Русское слово.
Слово поет... С ним по утрам
Встать интересней.
Включишь с утра радио... Там
Русская песня.
Чуть подпоешь... Выпьешь вина ...
Вот и не люто.
Только б не знать, как же страшна
Русская смута!
Не виноват? – Казнь без вины,
Бой до победы...
Боже ты мой, как же страшны
Русские беды!
Бой отгремит, боль отойдет...
Вновь, без опаски,
Чей-то малец на ночь прочтет
Русскую сказку...
2
Вновь пламень и пепел... Не выйти из сечи,
Где вражий клинок тебе целит в живот.
Но отзвуки русской спасительной речи
Доходят до сердца с загробных высот.
Напрасное время...Тоска и усталость,
И некому нас от беды уберечь.
Почти ничего-то у нас не осталось –
Одна лишь великая русская речь.
По-русски хрипящие, снова и снова
Встают, чтобы с Пушкиным рядом
стоять.
И тупятся сабли о русское слово,
И враг по своим начинает стрелять.
Пусть вороны гибель им злобно
пророчат! –
По-русски умея сносить неуют,
По-русски рыдают, по-русски хохочут,
По-русски победные песни поют...
Потомки опричнины и Пугачева
Взошли из земли, чтобы в землю и лечь.
Лишь только бы слышалось русское слово!
А дальше?.. А дальше хоть голову с плеч...
3
Всем ведомо – в начале было слово,
И лишь потом вселенский гул возник.
Но слово то – всему первооснова:
И замыслу, что дерзок и велик,
И царскому высокому указу,
И записям немого чернеца,
Что начертал единственную фразу,
Не описав сраженья до конца...
В том слове русском, слове исполинском,
Смешалось все – молитвы горький ком,
Истошный стон на поле Бородинском,
Истошный вой на озере Чудском...
То слово и казнило, и прощало,
С ним лед под крестоносцами трещал.
И было в слове – Родины начало,
А Родина – начало всех начал.
Вобрало слово первое признанье,
Последний гвоздь из смертного креста...
«Не укради!..» – начертано в «Писанье...»
И «Не убий!..» – ответствуют уста...
Все молвлено... И все вокруг не ново.
Как в черный омут канули века.
Но если есть и Родина, и Слово,
То есть и дом... И память... И строка...
4
Этот рокот вселенский.
Мрачны небеса.
На душе пустота... Только снова
Белоснежным крылом ослепляет глаза
Птица русского слова.
А казалось – Батыи
Всех черных эпох
Закопытили ширь, затоптали.
Знали, слово – основа, за слово – под вздох,
Пусть подохнут в печали...
Только в келье строчил
Неизвестный монах
Книгу жизни, что зла и сурова.
Не за харч, не за славу... Чтоб взмыла
сквозь страх
Птица русского слова.
Тяжелы были мысли...
И жить – тяжело.
Жалкий лучик пустив сквозь бойницы,
Солнце тысячи раз за деревья зашло...
Он писал, яснонолицый...
Выцветали чернила,
Болело в груди.
Кровью харкал...Знал – нету другого.
И молился, и Бога просил – огради
Птицу русского слова...
Горизонт непонятным
Свеченьем объят.
На Руси, под гортанные крики,
Нынче русские русским по-русски велят
Знать другие языки...
5
Не умею сказать по-французски
Ни «природа», ни «блузка», ни «лес»...
У француженок яркие блузки,
Видел всяких – и в блузках, и без...
Все блуждается в том, полудетском
Восприятье... Что Бог триедин
Не умею сказать на немецком,
Хоть мы некогда брали Берлин.
Не умеешь... Не знаешь... Не видишь...
О, словесности водораздел!
Ни иврит мне неведом, ни идиш,
И английского не одолел.
Все на русском... Конечно же, плохо
Помнить лишь «камарад» и «капут»!
Но, когда озверела эпоха,
Только крикни: «Ура!» ... И поймут...
6
Все ничейно... Поля? – Вот те на...
А по-русски выходит «поляна».
И высокое слово «страна»
На две трети читается «рана».
Сердце Родины. Ширь да подзол.
Хоть в «подзоле» все чудится злое.
Это кто к нам с небес снизошел?
«Снизу шел» ... Остальное пустое...
Все рыдали княжны в теремах,
Расшивали рубакам рубаху.
Ох, Владимир ты свет Мономах,
Что ж преемники дали-то маху?
Сколько взгляд ни мечи из-под век –
Лишь устанут набрякшие веки,
А тут все не поймешь – «человек»:
О челе или, может, о веке?
Так вот, мучась, уйдем навсегда
В мир, где больше ни боли, ни бреда.
Помня – русское слово «беда»
Все ж две трети от слова «победа».
7
Сын русского слова, внук русской
словесности,
Мне русская мука – молочная мать...
Зубами скриплю, угасая в безвестности,
Словами давлюсь, не умея смолчать.
Где нету моста, прошагаю по жердочке,
Где птицы умолкнут, там я запою...
Словцо нацарапав на треснувшей
форточке,
Гвоздем начинаю поэму свою.
По-русски сомненьями тягостно мучиться,
От русской печали хватив «первача».
... И кто там бредет, будто хворая утица,
Крыло, что сломали, едва волоча?
А кто там поет, как свирель одинокая,
По-русски тоску вознося в небеса,
То «акая», то умилительно «окая»,
Немного по-скифски прищурив глаза?
А это Отчизною мучиться велено
Тому, кто по-русски поет о Руси.
И русская музыка, русским навеяна,
Все стонет, веля – ни о чем не проси!
И я не прошу... Ничего, что попрошено
Ни счастья не даст, ни спасет
в свой черед.
В сугроб упаду... И пусть русской порошею
Безвестный мой след навсегда заметет...