Елена Русанова. Русское словушко, где ты, соловушка?
Елена Русанова
* * * Я останусь собой. Разрешаю завидовать мне. Ничего нет свободы для русского слова дороже. Буду глину месить, среди комьев шагать и камней, Бездорожье-распутица счастья убавить не сможет. Так солдаты тащили орудия, беженцы шли, Так старухи в тылу с ребятнею в поля выходили... Есть такая пора. Время влагу возьмет у земли, Станет путникам легче идти среди зноя и пыли. Ничего-ничего, говорят, камень точит вода, – Так и мы потихоньку пойдем, без оглядки на славу, Для которой дороже фигуры из мертвого льда, Чем живые сердца... И своих часовых на заставу У границы родимого слова мы выставим, брат, С нас довольно засилья, довольно скорбей и утрат.
* * * Русское словушко, где ты, соловушка? Где ты, заветное чудо-словцо – Речи народной родное лицо? Чтобы у нас просветлела головушка, Создал Творец это русское словушко.
Русское слово изгнали сурово, Предали-продали русское слово... Но средь развалин цветет оно снова, Яркое, меткое, цепкое слово.
Там, где забыто родное словечко, Сохнет да илится чистая речка, Светлая речка народной души. Продали речку и речь за гроши.
Отдали в руки врагу на заклание, «Русское слово» теперь лишь название. Русское слово зарыли по плечи В землю чужой унижающей речи.
Каждый подбросил землицы на гроб... Русское слово – как выстрелы в лоб – Правды о вере, надежде, любви. Вот и не любы слова-соловьи Тем, кто отнять у народа спешит Русского слова бесценный гранит. Русское слово, подай голосок, Пой и борись – и спасет тебя Бог!
Русское слово На уход Валентина Распутина
Ты ушел собирать голубицу, Мимо кедров тропинка ведет. Все мне кажется, что небылица, Злая небыль – твой тихий уход.
Где-то тут, за крутым перевалом, Разговор ты ведешь с лесником. И бредет, напевая, по шпалам Понаехавший люд с рюкзаком.
Сколько ягоды! В этой глубинке Не предаст тебя батюшка-лес. Помоги нам собрать голубики, Той, в которой сиянье небес.
* * * И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово. А. Ахматова
А день рождения Ахматовой – То хлещет дождь, то всюду солнце – Меня расстраивал-обманывал, Что ветром холод принесется. Но вышли – и парник на улице, Теплынь и влажный дух сирени. А в Петербурге тень сутулится. Как ей сегодня наши трели? – Озноб и боль. Ведь мы предатели Той, что о мужестве писала. Мы речь великую утратили, Мы окна душ законопатили, Чтоб жить легко, удобней стало.
* * * Тает льдинкою на языке, Затаилось в почтовом конверте. У немого – как будто в руке. Слово к жизни, порой – слово к смерти.
На асфальте: «Люблю, ангел мой, И за все в этой жизни спасибо». В небо облаку вслед: «Постой! Подожди, мы с тобой могли бы».
Сколько тонких оттенков чувств, Важных мыслей, и просьб, и жалоб. О, когда же я научусь Говорить? Никогда, пожалуй.
Слово свыше на то дано, Чтобы, зная свою ущербность, Мы его берегли. Оно Проверяет еще на верность.
Слово прежде всего это Бог И должно быть святым и чистым. Если б каждый об этом мог Помнить, радоваться, учиться... * * * Люблю тебя, мой верный карандаш, Во всем послушен ты, со всем согласен. Ты в трудный час и в день счастливый наш Не возведешь укоров и напраслин.
Такого друга сердцу и уму Иметь лишь с благодарностью пристало. Но я тебя еще и потому Так чествую, что нас роднит начало.
С глухой тайгой невидимая связь – Далеких хвой тяжелое шуршанье, Взлет поползня, осинки, что, дымясь Зеленою пыльцой, хранят молчанье.
Лишь легкий шум разбудит их красу – Лёт ветерка – и вновь все замирает. В тебе, граненом, леса песнь несу Дремучую – то жизнь твоя вторая.
Не уставай творить и разрушать, Случайные вычеркивая строки... Ты так похож на стрелы камыша, Как этот лист – на лезвие осоки.
* * * За окном поля мыльнянки И лабазника снега. Кто дозволил самозванке Заступить на берега
Не молочной, не хрустальной – Животворной и святой Речки, где искрится тальник? Горе самозванке той.
Угощали гостью щедро. Приносили жертвы ей Поле, воздух, лес и недра, Речка, озеро, ручей.
И, освоившись как дома, Стала требовать она – И понощно и поденно Чтоб светила ей луна,
Чтобы речка вспять бежала, Живность в руки шла сама... И даров ей стало мало, И сошла она с ума.
Там, где пела и плясала, Жгла и строила завод, Все погибло, все попало В мертвый хаос нечистот.
Человеческой породе С безрассудною алчбой Красота важна лишь в моде. И творит она разбой.
Наслажденье – лишь в мадере, А о прочем умолчим. Плачут ласточки в карьере, Плачет над планетой дым:
В нем сгоревший лес рыдает На мильоны голосов. Скоро, скоро, знать, беда ей – Самозванке: был таков
Чистый воздух, дождь целебный Был – и нет, ручей зачах. Неужели дар полезный Был ничто в ее очах!
Две моторки, белый бакен И песчаный влажный плес. Тихий лес стоит заплакан. Добрый ветер дождь принес...
* * * Как, не воспетая никем, Стоишь дичком у перекрестка, Легенда, яблонька? Зачем Ты здесь одна среди громоздких И мрачных офисов, витрин, Неандертальцев-манекенов, Бездушно мчащихся машин, Среди сирен и полисменов?
Весна... Вот-вот ты зацветешь, Никто не удивится чуду. Тебя заметит только дождь, Но я безмолвствовать не буду. В слепом изяществе ветвей Ты будто бы сошла с гравюры. О, пыльной прелестью своей Как ты похожа на Культуру!