Деревья
Люблю когда в деревне среднерусской,
Где вётлы, клёны, липы, тополя,
Увижу вдруг сосну. Она деревне
Такую романтичность придаёт…
Люблю, когда в деревне среднерусской,
Где вётлы, клёны, липы, тополя,
Увижу дуб, да если ещё старый, —
Деревне он былинность придаёт.
В одном селе я кипарис увидел.
Он выглядел у нас вполне пришельцем.
Селу он придавал, так скажем, южность
И некий фантастический сюжет…
А впрочем, все деревья навевают
В деревне что-то. Мы не замечаем,
Привыкли к ним. Но все они прекрасны.
Все липы, клёны, вётлы, тополя…
Но я заметил, что они прекрасны,
Когда тут жизнь, когда живут здесь люди…
Тогда деревья — это словно песни
Над крышами родимых деревень.
д. Гряда
Глядя на икону
Нет времени и нет пространства —
Христос распят сейчас и за меня распят:
За празднословие моё, за блуд, за пьянство…
Нет времени и нет пространства,
А есть Христа страдающего
Взгляд.
Когда я забывал об этом взгляде, —
А забывал я часто в суете, —
То жил и в мерзости, и в подлости,
В распаде…
Без мысли о страдающем Христе.
И было хуже: мысль-то приходила
Порою среди мерзости моей,
Но некая во мне другая сила
Не позволяла укрепиться ей.
И вновь, и вновь я в этом был распаде.
О, дай мне силы одолеть распад!
Напоминай
О страшном, жутком аде.
Не отводи
Страдающий Твой взгляд!
* * *
Так вдруг сердце себя показало,
Что я лёг отвернувшись к стене.
Как в кремень ударяет кресало —
Обострилось сознанье во мне.
Неужели и всё? Так вот глупо —
Не пройдя человеческий путь —
Стану вдруг преждевременным трупом,
Не развеяв с души своей муть?..
Не готов я в высокие дали.
Губы сами молитву шептали,
Изгоняя забвенья истому…
И оставлен я жить по-другому.
В Иркутске
Что мне Колчак? Пожалуй, ничего.
Вот памятник ему, вот крест на месте,
Где труп его под лёд спустили дружно.
Вот монастырь, где молятся о нём.
Сюда приходят, приезжают люди…
К легенде, может быть: мол, адмирал
Мог повернуть историю России...
Не повернул. И мог ли повернуть?
Всё дело в жертвенности. На Руси у нас
Всего превыше жертва за святое.
Борис и Глеб — начало всех начал.
Сама Россия — жертва за святое.
Что мне Колчак…Но вот стою, стою
Не берегу реки быстротекущей
И думаю об этом человеке:
Как смерть он принял здесь, на Ангаре.
Всё дело в жертвенности. На Руси у нас
Всего превыше жертва за святое…
А жертвы за святое — мужики,
Колчаковцы которых убивали?
И вырезали звёзды на груди…
Пожалуй, жертвы. Жертвы за святое.
Как много было жертв тогда, в те годы,
На многих русских реках и везде…
Они, быть может, были не напрасны.
По крайней мере, думается так.
Возражение
В моей стране так мало света,
Царят в ней деньги и чины.
В моей стране мечта Поэта —
Наесться вдоволь ветчины.
Николай Зиновьев
Как много света — выйди в поле!
Какая дивная страна!
Не унижай поэтов, Коля.
Зачем поэту ветчина?
Ему Катулл, ему Конфуций,
Ему божественные сны.
Поэту мало конституций!..
Ну что ему до ветчины.
Поэты ходят по фуршетам
И по банкетам, но всегда
На них не по себе поэтам —
Еда она и есть еда.
* * *
Ветер качает рябины.
Ветер осенний летит…
Нету на сердце рутины —
Сердце высоким знобит.
Листья летят в круговерти.
Ветер — и ночью, и днём.
Думы о жизни и смерти,
О Милосердном, о Нём…
Осень проносится с шумом,
Жизнь заглушая мою.
Думы, и думы, и думы…
Как над обрывом стою.
Внучке
Спой песню мне, скажи мне слово,
Анастасия Иванова!
Но слишком занята она.
Куда-то вдаль устремлена.
Ей некогда сказать словечко.
И я смиряюсь, как овечка.
* * *
Почему-то дети отовсюду падают.
Настя упала с качелей, упала с гамака,
С постели, со стула, с крыльца…
Как будто они должны попадать,
Чтобы привыкнуть к земле,
Адаптироваться здесь
После прекрасных полётов
В Божьем небе…
* * *
За жемчужным закатом приходит закат золотой,
А потом чуть зелёный, и запад — темнеет, темнеет…
Вот и майская ночь, и пронизано всё пустотой,
Ожиданьем чего-то…Душа в ожиданье немеет.
Ожидаешь, быть может, немыслимых слов и чудес —
Небеса и земля поменяются будто местами?
Но всё тот же за избами в вечном терпении лес
И в терпении вечном поля и речушка с кустами.
Мне душа говорит: не ищи в мирозданье чудес,
Но в себе сотвори превеликое самое чудо.
Всё отводит тебя от духовного подвига бес,
Потому и тоскуешь, тоскуешь ты, словно иуда.
Надо рано проснуться и в храм надо строго пойти —
Надо стать прихожанином здесь на земле,
не прохожим…
А иначе — иначе покоя никак не найти.
И святые с икон мне как будто сказали: «Поможем!»
* * *
Совесть проснулась рано,
В пять или в шесть утра.
Сказала: «Пошто был пьяный?
Зачем напился вчера?»
И я так искренне клялся,
Что хватит, последний раз.
…И тот властелин смеялся,
Который мучает нас.
* * *
Снег сошёл, потеплело немного —
Певчих птиц посылает нам Бог.
С каждым годом их меньше у Бога,
Убивают их яды и смог.
Мы их травим — и это известно.
Сами гибнем — не ропщем уже.
Мы согласны на всякую бездну,
На любую подмену в душе.
И всё меньше и меньше святого,
Здесь и там вопиёт чепуха,
Суетливое всякое слово…
И кругом — адвокаты греха.
* * *
Прямо у колодца воду пить.
Прямо в огороде есть малину.
В общем, прямо, очень прямо жить,
Подставляя солнцу грудь и спину.
Я уже который день колю
На жаре берёзовые чурки.
Но зато потом прекрасно сплю,
И сверчка не слышу из печурки.
Пролетают надо мной грачи,
Одобряя труд мой не напрасный.
Тётушка густые варит щи
И заводит холодец прекрасный!
Эмигрант
Стихи эмигранта читаю.
Немного и надо ему:
Стремится, как к светлому раю,
Опять в петербургскую тьму.
Не надо ему ни короны,
Ни скипетра, ни орла.
Сугробы, родные вороны, -
Он знает, что ваша взяла.
Он хочет пройти над Невою,
В какой-нибудь двор заглянуть —
И в память уйти с головою,
Забыв про отверженный путь.
Идти, позабыв про усталость,
Глотая морозную тьму…
Но эта ничтожная малость
Вовеки не дастся ему.
* * *
«Колокольчики мои!» —
Сказано навеки.
Значит, ласки и любви
Много в человеке.
Я сегодня наяву
В полевом просторе.
Словно парусник, плыву!
А цветов тут — море!
Небосвод высок и чист,
Жаворонок весел!
Каждый цветик, каждый лист
Чем-нибудь чудесен.
И легко, легко-то как!
В сердце только милость!
Словно где-нибудь в овраг
Смутное скатилось.
Люблю когда в деревне среднерусской,
Где вётлы, клёны, липы, тополя,
Увижу вдруг сосну. Она деревне
Такую романтичность придаёт…
Люблю, когда в деревне среднерусской,
Где вётлы, клёны, липы, тополя,
Увижу дуб, да если ещё старый, —
Деревне он былинность придаёт.
В одном селе я кипарис увидел.
Он выглядел у нас вполне пришельцем.
Селу он придавал, так скажем, южность
И некий фантастический сюжет…
А впрочем, все деревья навевают
В деревне что-то. Мы не замечаем,
Привыкли к ним. Но все они прекрасны.
Все липы, клёны, вётлы, тополя…
Но я заметил, что они прекрасны,
Когда тут жизнь, когда живут здесь люди…
Тогда деревья — это словно песни
Над крышами родимых деревень.
д. Гряда
Глядя на икону
Нет времени и нет пространства —
Христос распят сейчас и за меня распят:
За празднословие моё, за блуд, за пьянство…
Нет времени и нет пространства,
А есть Христа страдающего
Взгляд.
Когда я забывал об этом взгляде, —
А забывал я часто в суете, —
То жил и в мерзости, и в подлости,
В распаде…
Без мысли о страдающем Христе.
И было хуже: мысль-то приходила
Порою среди мерзости моей,
Но некая во мне другая сила
Не позволяла укрепиться ей.
И вновь, и вновь я в этом был распаде.
О, дай мне силы одолеть распад!
Напоминай
О страшном, жутком аде.
Не отводи
Страдающий Твой взгляд!
* * *
Так вдруг сердце себя показало,
Что я лёг отвернувшись к стене.
Как в кремень ударяет кресало —
Обострилось сознанье во мне.
Неужели и всё? Так вот глупо —
Не пройдя человеческий путь —
Стану вдруг преждевременным трупом,
Не развеяв с души своей муть?..
Не готов я в высокие дали.
Губы сами молитву шептали,
Изгоняя забвенья истому…
И оставлен я жить по-другому.
В Иркутске
Что мне Колчак? Пожалуй, ничего.
Вот памятник ему, вот крест на месте,
Где труп его под лёд спустили дружно.
Вот монастырь, где молятся о нём.
Сюда приходят, приезжают люди…
К легенде, может быть: мол, адмирал
Мог повернуть историю России...
Не повернул. И мог ли повернуть?
Всё дело в жертвенности. На Руси у нас
Всего превыше жертва за святое.
Борис и Глеб — начало всех начал.
Сама Россия — жертва за святое.
Что мне Колчак…Но вот стою, стою
Не берегу реки быстротекущей
И думаю об этом человеке:
Как смерть он принял здесь, на Ангаре.
Всё дело в жертвенности. На Руси у нас
Всего превыше жертва за святое…
А жертвы за святое — мужики,
Колчаковцы которых убивали?
И вырезали звёзды на груди…
Пожалуй, жертвы. Жертвы за святое.
Как много было жертв тогда, в те годы,
На многих русских реках и везде…
Они, быть может, были не напрасны.
По крайней мере, думается так.
Возражение
В моей стране так мало света,
Царят в ней деньги и чины.
В моей стране мечта Поэта —
Наесться вдоволь ветчины.
Николай Зиновьев
Как много света — выйди в поле!
Какая дивная страна!
Не унижай поэтов, Коля.
Зачем поэту ветчина?
Ему Катулл, ему Конфуций,
Ему божественные сны.
Поэту мало конституций!..
Ну что ему до ветчины.
Поэты ходят по фуршетам
И по банкетам, но всегда
На них не по себе поэтам —
Еда она и есть еда.
* * *
Ветер качает рябины.
Ветер осенний летит…
Нету на сердце рутины —
Сердце высоким знобит.
Листья летят в круговерти.
Ветер — и ночью, и днём.
Думы о жизни и смерти,
О Милосердном, о Нём…
Осень проносится с шумом,
Жизнь заглушая мою.
Думы, и думы, и думы…
Как над обрывом стою.
Внучке
Спой песню мне, скажи мне слово,
Анастасия Иванова!
Но слишком занята она.
Куда-то вдаль устремлена.
Ей некогда сказать словечко.
И я смиряюсь, как овечка.
* * *
Почему-то дети отовсюду падают.
Настя упала с качелей, упала с гамака,
С постели, со стула, с крыльца…
Как будто они должны попадать,
Чтобы привыкнуть к земле,
Адаптироваться здесь
После прекрасных полётов
В Божьем небе…
* * *
За жемчужным закатом приходит закат золотой,
А потом чуть зелёный, и запад — темнеет, темнеет…
Вот и майская ночь, и пронизано всё пустотой,
Ожиданьем чего-то…Душа в ожиданье немеет.
Ожидаешь, быть может, немыслимых слов и чудес —
Небеса и земля поменяются будто местами?
Но всё тот же за избами в вечном терпении лес
И в терпении вечном поля и речушка с кустами.
Мне душа говорит: не ищи в мирозданье чудес,
Но в себе сотвори превеликое самое чудо.
Всё отводит тебя от духовного подвига бес,
Потому и тоскуешь, тоскуешь ты, словно иуда.
Надо рано проснуться и в храм надо строго пойти —
Надо стать прихожанином здесь на земле,
не прохожим…
А иначе — иначе покоя никак не найти.
И святые с икон мне как будто сказали: «Поможем!»
* * *
Совесть проснулась рано,
В пять или в шесть утра.
Сказала: «Пошто был пьяный?
Зачем напился вчера?»
И я так искренне клялся,
Что хватит, последний раз.
…И тот властелин смеялся,
Который мучает нас.
* * *
Снег сошёл, потеплело немного —
Певчих птиц посылает нам Бог.
С каждым годом их меньше у Бога,
Убивают их яды и смог.
Мы их травим — и это известно.
Сами гибнем — не ропщем уже.
Мы согласны на всякую бездну,
На любую подмену в душе.
И всё меньше и меньше святого,
Здесь и там вопиёт чепуха,
Суетливое всякое слово…
И кругом — адвокаты греха.
* * *
Прямо у колодца воду пить.
Прямо в огороде есть малину.
В общем, прямо, очень прямо жить,
Подставляя солнцу грудь и спину.
Я уже который день колю
На жаре берёзовые чурки.
Но зато потом прекрасно сплю,
И сверчка не слышу из печурки.
Пролетают надо мной грачи,
Одобряя труд мой не напрасный.
Тётушка густые варит щи
И заводит холодец прекрасный!
Эмигрант
Стихи эмигранта читаю.
Немного и надо ему:
Стремится, как к светлому раю,
Опять в петербургскую тьму.
Не надо ему ни короны,
Ни скипетра, ни орла.
Сугробы, родные вороны, -
Он знает, что ваша взяла.
Он хочет пройти над Невою,
В какой-нибудь двор заглянуть —
И в память уйти с головою,
Забыв про отверженный путь.
Идти, позабыв про усталость,
Глотая морозную тьму…
Но эта ничтожная малость
Вовеки не дастся ему.
* * *
«Колокольчики мои!» —
Сказано навеки.
Значит, ласки и любви
Много в человеке.
Я сегодня наяву
В полевом просторе.
Словно парусник, плыву!
А цветов тут — море!
Небосвод высок и чист,
Жаворонок весел!
Каждый цветик, каждый лист
Чем-нибудь чудесен.
И легко, легко-то как!
В сердце только милость!
Словно где-нибудь в овраг
Смутное скатилось.