* * * Прости мне этот первобытный страх - бегу туда, где сухо и тепло. О, детство - бьется бабочка в руках, я молча отрываю ей крыло,
и что-то есть звериное во мне в соседстве с беззащитной чистотой. Я принимаю это, ведь вполне осознаю, что остаюсь такой
и до сих пор. Опять средь бела дня внутри меня не хочет спать ребенок, смеется смерти бабочки - и я бегу домой, где вечер тих и долог.
* * * Касаться пальцами - не губ твоих, цветов, перебирать их стебли, размышляя, как шелест трав похож на звук шагов, который постепенно утихает,
а ночью продолжается внутри, врастая в грудь какой-то странной болью.
Упав в траву, я трогаю цветы, которые шагов твоих не помнят.
* * * День, слишком громкий, наконец затих. Слова лежат, ночь ворошит их залежь - слов много, ты надеешься на них, пока не зачерпнешь, не исчерпаешь, не вычерпаешь все от сих до сих, и знаешь, что сказать, а как - не знаешь. Иди ко мне, приди ко мне, мой стих.
Тень от ветвей царапает окно, как будто даже звук какой-то слышен, и зрелость ждет во мне уже давно -
всю жизнь растет внутри. Вздыхает. Дышит. В ушедшем дне не разглядеть того, о чем она пока ещё не пишет.
* * * Окно мое, ты видело меня уже во всех, пожалуй, проявленьях, но все еще глядишь день ото дня, впуская свет и стеклами звеня, как я, влюбляясь, становлюсь слабее,
как плачу о земном, о неземном, как плачу, что устала столько плакать, как я пишу ночами за столом и прячу письма, чтоб отдать потом, а может, не отдав, продолжить прятать.
И ты глядишь, как я к тебе иду, глядишь в меня, как озеро в Нарцисса, и ловишь взгляд, чтоб только убедиться, что отразит тебя, а не беду.
Но скоро ночь. Я вижу сквозь стекло листву деревьев, летний вечер. Странно болит в груди. Письмо молчит о главном. И знаешь только ты, мое окно.
*** Живи, живи. Живи, как сейчас живешь; как вот сейчас сидишь, сиди так вечно... В. Набоков
Вот так молчи, как сейчас молчишь, всегда, всегда - пусть и жизнь пройдет – из всех колодцев, оврагов, ниш твое молчанье, как ночь, встает,
сияет в небе, блестит на дне, дрожит повсюду, и я дышу, но все безудержней слышно мне, как ты молчишь сквозь великий шум
по всей земле, и звенит в ушах, живи, живи, как сейчас - и все. И вздрогнет где-то внутри душа, как будто что-то произнесет.
*** Вечер, март. Что-то есть на душе - только вряд ли смогу это выразить прямо. Захочешь попробовать - пробуй молодое бродящее чувство. Весна на снегу. Все прошло - так легко - и не стоило грусти особой.
И теперь я стремлюсь - а на деле не знаю, к чему, но иду, чтоб идти - хоть куда-то, зачем-то, но все же. Как не верилось мне, что когда-то так просто пойму: все не то и не так, и совсем на любовь не похоже.
Снег, весна. Что-то есть на душе. Подожди, я приду. Это все перебродит и станет мудрее и старше, как вишневые ягоды в банке, забытой в саду, как вино в погребке у какой-то особы монаршей.
В.Ш. Будет дождь - посильней, чем на прошлой неделе прошли - о, чудесная новость. А день отчего же так душен? Я живу на земле и ногами касаюсь земли, но мой собственный мир невозможен на ней и не нужен.
Только эта привычная грусть стала как-то нежней, говорит о другом: о причинах любить это лето. Даже жаркий июль - хоть сухой, хоть совсем без дождей - остается желанным. И ждет меня, кажется, где-то.
*** На крышах - снег, декабрьский и нежный. И кажется, что все вокруг - другое, что этот год пройдет не так, как прежний. Автобус переполнен. Едешь стоя
и сам себе счастливо обещаешь любить весь мир, и этот сумрак белый, и суету, которую прощаешь. Идти вперед, и чувствовать, что целый.
Начать иначе жить, сновать основу для новых дней - неповрежденной ткани. И так наивно сам поверишь слову, что даже боль на время перестанет.