Спасение в солнце и в снеге сухом.
Искра! И стремительный кто-то верхом
Несется, как выстрел, упрямо горяч.
За спутанной гривой лица-то не прячь!
Солдат ли? Царевич? Домой? На войну?
Зачем измеряешь страну в ширину?
Степей ослепительно белую спесь
сбивая следами…
Не нужен ты здесь!
И что тебе там, где пиры и дары,
друзья – пали в битвах, а девы – стары…
Но всадника сердце и сердце коня,
ритмичную верность друг другу храня,
толкают горячую кровь и она
ведёт их туда, где любовь и война.
* * *
Открой глаза, не спи,
всё это только снится,
а может быть, и нет –
кто может дать ответ?
На серебристый склон
взбегает ковылица –
ковыль моя трава,
луны волнистый след.
А утром сквозь туман
смятеньем пахнет мята,
волнуется ковыль,
бобыль глядит смурно…
А женщина вдали
ни в чём не виновата.
А может быть, и да –
но это – всё равно…
Раскован летний бег,
рискован бег весенний,
подковы ковылиц,
круша глухую тьму,
на счастье отлетят,
и это повторится…
А почему бы нет –
хотя бы одному…
* * *
Связь обрывается сотовая,
и паутинка сотканная
за лето… и наша связь
тонкая – оборвалась.
Солнечное, безветренное
льётся тепло – и нет его…
Хрустят листочки на дне
в сухом осеннем вине.
Достигнет волна увядания
и тополя пирамидального,
как бы он ни был упрям
под натиском октября.
Повремени, пожалуйста,
снежная жесть – не из жалости,
а из любви к листу,
последнему на посту.
Связь обрывается сотовая,
и паутинка сотканная…
на самом-то деле – да!
удерживала холода.
* * *
На западе Африки
экзотикой и не пахнет.
Птицефабрика. Графики-клетки.
Антикризисные порядки.
По цыплячьему желтому полю идёт, как пахарь,
разнорабочий,
надевая резиновые перчатки.
Отлистайте назад –
в букваре на форзаце
алфавитная «Це»
с этим глупым, глазастым птенчиком –
в два кружочка,
а потом Черепаха, Шарик воздушный, и – в конце
Ящерица или Яблоко…
или смерти отсрочка.
Модное слово «кризис» не вызывает шок,
Аист Африки место своё иногда уступает Арбузу.
Но – кризис!
И крохотных желторотиков
живьём утрамбовывают в мешок,
для умерщвления.
Потому что выросли цены на кукурузу.
А букварное «Ща» -
это Щавель и ЩАстье для дураков…
В умерщвлении –
изощренная узкая щель для последнего вздоха.
Цыплята царапаются, пищат…
И на всех не хватает мешков.
Для безработных текстильщиков
это даже не плохо.
* * *
Жёлтый одуванчик – день.
Белый одуванчик – дунь…
Мокрую сирень задень,
может быть, ещё приду.
Солнце ограничило край
сонным золотым городам.
Если где-то есть рай,
Белый одуванчик – там…
* * *
Роману Солнцеву и Александру Казанцеву
Солнечно день завершается,
а серым казался.
Солнцев Роман улыбается
и Саша Казанцев.
Майским цветеньем одетая
зелень бестыжа -
не до того, не до этого -
своё-то поближе!
Из Енисея, безусое,
пьёт у стремнины
солнце, кроваво закусывая
стальной осетриной...
Всё это вертится, мается,
ждёт новобранцев...
Солнцев Роман не прощается...
...а Саша Казанцев?!