ПРОВОДЫ
Почернела внезапно луна,
Ветер с крыши срывает антенну.
Провожает шахтёра жена
На войну. На войну – не на смену.
В сонной печке стрекочут дрова,
На столе пироги и окрошка.
Муж от пыли глаза отмывал.
Всё равно не отмыл он немножко.
Дочь рыдает, и плачет сынок.
Лишь бы воздуха в лёгких хватило.
И жена собрала тормозок,
Горняка на войну отпустила.
***
В подкошенном доме скрипит тишина,
И больше никто не смеётся.
Живёт баба Нюра всё время одна, –
Вон воду несёт из колодца.
В снегу утонул невысокий забор,
Под тяжестью лет наклонился.
Уходят дрова, потерялся топор,
И погреб давно провалился.
В мундире картошка, вкрутую яйцо.
Покушав, уснëт ближе к ночи.
Когда ляжет снег и не скрипнет крыльцо,
Приснится любимый сыночек.
***
Убрал на фотографии морщины
Художник у немого старика.
Морщины, словно слёзы, у мужчины.
И в них хранится времени река.
Как будто деду не хватает вздоха,
И выдаёт густая седина.
Закончилась советская эпоха.
На чёрно-белом снимке тишина.
Но в мудром взгляде тает бесконечность,
И вспоминают дети об отце.
Переливается на фото вечность.
Как лёд, блестит на молодом лице.
***
Я так устал от темноты,
По свету белому скучаю.
И утро каждое встречаю
На чёрных струнах хрипоты.
И выпиваю горький чай –
Не помогает больше кофе.
Автобуса зелëный профиль
Разделит на душе печаль.
Держусь. Кремень, всегда в строю.
Деньки сменяет календарик.
В груди моей горит фонарик
И освещает жизнь мою.
БЛЕДНЫЕ ЛЮДИ
Ходят по городу бледные люди.
С бледными судьбами, в бледных очках.
Бледно одетые в бледные худи.
В бледных ботиночках и башмачках.
Бледные улицы бледные души
В бледных троллейбусах бледно везут.
Бледные Тани, Наташи, Катюши
Русских героев из армии ждут.
***
Я не умею воскрешать.
И сам я больше не воскресну.
И полумёртвая душа
Моя погасла, если честно.
Профукал новый поворот,
И стало бесконечно вьюжно.
Я не жалею свой живот,
Но это никому не нужно.
В гробу, а может быть, в клети
Прощу врагов в порядке бреда.
И где-то там в конце пути
Я отрекусь от тех, кто предал.
И полумёртвая душа
Моя устала, если честно.
Я не умею воскрешать.
И сам я больше не воскресну.
***
Забор с почтовым ящиком стоит.
Гниёт штакетник, скоро покосится.
Калитка на одной петле висит.
Застыло время в мёртвых половицах.
В зелёном доме шепчет мягкий свет,
Но скоро замолчит на полуслове.
В сарай дрова несёт горбатый дед.
К зиме последней уголь приготовил.
Он вспоминает сына, дочь, жену.
На чёрно-белом снимке все в обнимку.
Он не забудет страшную войну.
И снова снятся: Оля, Света, Димка.
Шахтёрской славы полный кавалер,
Но не хватает молока и хлеба.
На кладбище уснул пенсионер,
Где три креста в оградке цвета неба.
Тьма
Я видел тьму. Я был на самом дне.
Она меня встречала чёрным взглядом.
И на трёхсотметровой глубине
Лицом к лицу была со мною рядом.
В неё спускался двадцать долгих лет,
И нашей дружбе нет конца и края.
И провожал к ней мягкий зябкий свет,
Над головою зайчиком играя.
Похоже, без неё я не смогу.
Она давно моей души частица.
И у неё я навсегда в долгу.
Прощу её, но не смогу проститься.
Почернела внезапно луна,
Ветер с крыши срывает антенну.
Провожает шахтёра жена
На войну. На войну – не на смену.
В сонной печке стрекочут дрова,
На столе пироги и окрошка.
Муж от пыли глаза отмывал.
Всё равно не отмыл он немножко.
Дочь рыдает, и плачет сынок.
Лишь бы воздуха в лёгких хватило.
И жена собрала тормозок,
Горняка на войну отпустила.
***
В подкошенном доме скрипит тишина,
И больше никто не смеётся.
Живёт баба Нюра всё время одна, –
Вон воду несёт из колодца.
В снегу утонул невысокий забор,
Под тяжестью лет наклонился.
Уходят дрова, потерялся топор,
И погреб давно провалился.
В мундире картошка, вкрутую яйцо.
Покушав, уснëт ближе к ночи.
Когда ляжет снег и не скрипнет крыльцо,
Приснится любимый сыночек.
***
Убрал на фотографии морщины
Художник у немого старика.
Морщины, словно слёзы, у мужчины.
И в них хранится времени река.
Как будто деду не хватает вздоха,
И выдаёт густая седина.
Закончилась советская эпоха.
На чёрно-белом снимке тишина.
Но в мудром взгляде тает бесконечность,
И вспоминают дети об отце.
Переливается на фото вечность.
Как лёд, блестит на молодом лице.
***
Я так устал от темноты,
По свету белому скучаю.
И утро каждое встречаю
На чёрных струнах хрипоты.
И выпиваю горький чай –
Не помогает больше кофе.
Автобуса зелëный профиль
Разделит на душе печаль.
Держусь. Кремень, всегда в строю.
Деньки сменяет календарик.
В груди моей горит фонарик
И освещает жизнь мою.
БЛЕДНЫЕ ЛЮДИ
Ходят по городу бледные люди.
С бледными судьбами, в бледных очках.
Бледно одетые в бледные худи.
В бледных ботиночках и башмачках.
Бледные улицы бледные души
В бледных троллейбусах бледно везут.
Бледные Тани, Наташи, Катюши
Русских героев из армии ждут.
***
Я не умею воскрешать.
И сам я больше не воскресну.
И полумёртвая душа
Моя погасла, если честно.
Профукал новый поворот,
И стало бесконечно вьюжно.
Я не жалею свой живот,
Но это никому не нужно.
В гробу, а может быть, в клети
Прощу врагов в порядке бреда.
И где-то там в конце пути
Я отрекусь от тех, кто предал.
И полумёртвая душа
Моя устала, если честно.
Я не умею воскрешать.
И сам я больше не воскресну.
***
Забор с почтовым ящиком стоит.
Гниёт штакетник, скоро покосится.
Калитка на одной петле висит.
Застыло время в мёртвых половицах.
В зелёном доме шепчет мягкий свет,
Но скоро замолчит на полуслове.
В сарай дрова несёт горбатый дед.
К зиме последней уголь приготовил.
Он вспоминает сына, дочь, жену.
На чёрно-белом снимке все в обнимку.
Он не забудет страшную войну.
И снова снятся: Оля, Света, Димка.
Шахтёрской славы полный кавалер,
Но не хватает молока и хлеба.
На кладбище уснул пенсионер,
Где три креста в оградке цвета неба.
Тьма
Я видел тьму. Я был на самом дне.
Она меня встречала чёрным взглядом.
И на трёхсотметровой глубине
Лицом к лицу была со мною рядом.
В неё спускался двадцать долгих лет,
И нашей дружбе нет конца и края.
И провожал к ней мягкий зябкий свет,
Над головою зайчиком играя.
Похоже, без неё я не смогу.
Она давно моей души частица.
И у неё я навсегда в долгу.
Прощу её, но не смогу проститься.