Виктор Троц
(1939-1999)
ЭХО ВОЙНЫ
(Быль)
Когда говорим мы не сказки, а были,
V нас из души вырывается стон.
О нём на деревне давно позабыли.
Погиб он в бою – известил почтальон.
Прошло тридцать лет. И пришла телеграмма,
Дохнула проклятой войной,
Седой человек плакал: «Мамочка, мама!
Возьми меня, мама, домой!»
Под солнечным небом, под звёздным и лунным,
Военный развеялся дым,
Ушёл он из дома здоровым и юным.
Вернулся домой пожилым.
Когда-то геройски сражался с врагами,
В руках держал крепко ружьё,
Контуженным был – потерял свою память.
Забыл даже имя своё.
Забыл своё имя. Забыл свою личность.
Попал без сознанья в санбат.
Ой! Сколько же дней на постелях больничных
Стонал безымянный солдат.
Откуда он родом не вспомнил ни разу.
А годы неслись чередой.
Твердил очень часто одну только фразу:
«Возьми меня, мама, домой».
Протягивал к сестрам худые ладони
И жалобно плакал, стонал
Однажды под утро он сам себя вспомнил,
Родную деревню назвал.
Родных всех припомнил и снова забылся,
Ушел в свои светлые сны.
Прошло тридцать лет. Он домой воротился,
Как горькое эхо войны.
Тогда пробежали мурашки по коже
У тех, кто все это слыхал…
- Ты, мать не моя, моя мама моложе, -
Он маме-старушке сказал.
А мать зарыдала, раскрыла объятья:
- Сыночек, ты родненький мой.
Но он не признал ни сестры и ни братьев
И снова просился домой.
У всех вызывает он горе и жалость.
Зачем ты страдаешь, солдат?
А та, что когда-то его провожала,
Заплакала, гладя внучат.
Глядит на людей наш земляк виновато,
Хоть нету его здесь вины.
На фронт уходил он отважным солдатом,
Вернулся, как эхо войны.
Салют
Шёл дождь, раскаты грома,
Что выстрелы в бою,
А я к стене роддома
Прижался и стою.
Сверкают стрелки линий,
Пронзая толщу туч.
И в бездне тёмно-синей
Сверкает солнца луч.
Повисла над землёю
Красавица-дуга.
Вдруг слышу за стеною:
- Уа, уа, уа!
А небо грохотало,
Сверкало в дальней мгле,
Как будто отмечало
Рожденье на земле!
с. Горскино
Кемеровской обл.
Из книги «Все мы чуточку поэты», г. Гурьевск
Александр Шураев
Переписка с В.М. Песковым
В «Российской газете» 6 апреля 2007 года была опубликована статья известного писателя-натуралиста, путешественника В.М. Пескова «Поле жизни».
Так она меня взволновала, что я откликнулся на нее письмом автору. Привожу его полностью.
Дорогой Василий Михайлович,
мой ровесник и почти земляк!
Только что залпом прочитал Вашу статью «Поле жизни» в «Неделе» Российской газеты от 6 апреля 2007 года.
Давно слежу за Вашими публикациями и всегда восторгаюсь ими. Часто возникало желание откликнуться, но не хотел выглядеть банальным со своими восторгами. А эта статья поразила меня сходством нашего восприятия войны. Даже многие эпизоды сходны.
Мы - дети войны и я согласен с Вами в том, что наше восприятие отличается от того, как воспринимали войну взрослые. Недавно умерла моя сестра. Она была старше меня на 6 лет. И когда я заговаривал с нею о войне, она всегда обрывала меня, говоря, что она хочет забыть то страшное время. Я же больше вспоминаю не трагические, а какие-то смешные, комические ситуации. Хотя какой тут смех, когда, спасаясь от неминуемой расправы пьяных немцев, старик Уланов, участник обороны Порт-Артура, забежал в дом, срезал ножницами длинную бороду, залез на русскую печь и...немцы его не узнали. Или, уже будучи в Германии, большой радостью для меня была возможность тайком от охраны лагеря пролезть под ограду из сетки-рабицы и убежать в город за подаянием и посмотреть большой и красивый, хоть и чужой ,город.
О своем военном детстве я написал в статье «По ту сторону фронта», вошедшей в сборник воспоминаний бывших малолетних узников фашистских концлагерей, которую я Вам посылаю в надежде, что она дойдет до Вас. Пишу воспоминания о пережитом и в них есть глава о довоенном и военном детстве. Хочется оставить внукам память о себе и о времени, в котором жило наше поколение.
Все 4 года войны я провел «под немцем», сначала в оккупации, а затем в Германии. Мне было неполных 12 лет, когда началась война. 3 октября наши войска оставили Орел. В нашем селе небольшая воинская часть (зенитная батарея) попыталась преградить путь немцам на Москву. Нас выселили в соседнее село. Но часть (по-видимому, из-за опасности окружения) бросила орудия и тягачи и, не сделав выстрела, ушла. Пришлось нам возвращаться домой, но, в отличие от Вас, в занятое немцами село.
Ваш эпизод с патефоном напомнил мне о нашем довоенном патефоне. Сколько песен я знал благодаря патефону: и «Катюша». и «Три танкиста», и «Если завтра война», и частушки в исполнении Руслановой, Ковалевой. Мы свой патефон (почти главную ценность семьи), когда нас немцы под страхом смерти угоняли на запад, закопали в огороде, а когда вернулись из Германии в 1945 году, нашли его сгнившим и заржавевшим.
И колонны наших красноармейцев я вспомнил, только военнопленных, под конвоем немцев с собаками. И как наши бабы бросали пленным хлеб, картошку и свеклу.
И как мы взрывали брошенные боеприпасы, Только у нас много погибло ребятишек (два моих двоюродных брата и еще двое односельчан).
А ваша балалайка. Тоже мне напомнила мою, правда, фабричной работы балалайку. Она сгорела 8 мая 1943 года, когда немцы подожгли наш дом. И вдруг у внука Васи (ему 10 лет) откуда-то появился интерес к балалайке. Даже делает первые успехи на сцене в музыкальной школе.
Зерна ржи, добываемые из колосков, мы тоже мололи на ручной мельнице. И ели по весне «тошнотики» - лепешки из перезимовавшей в земле картошки.
Зола для стирки белья почему-то считалась лучшей из стеблей подсолнухов. Донимали бытовые паразиты, особенно вши. Один оригинальный способ борьбы с ними переняли у немцев. Зимой 1941-1942 гг. в наших избах поселялись на короткий отдых обмороженные и вшивые немецкие солдаты с передовой. Вшей (и гнид) в бельевых швах они выжигали на пламени свечи. Да ещё и приговаривали: «Партизанен, партизанен». А у нас свечек не было. Жгли в пламени лучины и тоже приговаривали: «Вот вам, фрицы!»
Знаком мне и тяжкий труд на колхозном поле. Это было уже после войны, летом 1945 года. Пахал на волах. Жарко. Эти упрямые животные никак не хотят держать борозду, тащат меня вместе с плугом в кусты, в тень. Как я ругался матом! Слышно было в деревне за 1,5 километра. А сколько было гордости во мне, когда я, подросток, выполнил взрослую норму на покосе: скосил 35 соток луга.
Мне так знакома Ваша жажда знаний!.. До войны я окончил 4 класса. После 4 лет отлучения от школы я сразу пошел в 6 класс и успешно закончил 7-летку. А уроки учил и читал книги из нашей бедной школьной библиотеки при свете коптилки, сделанной из патрона к крупнокалиберному пулемету, заправленного такой же смесью бензина с солью.
Эх, встретиться бы с Вами! Сколько, наверное, нашли бы общего в восприятии не только военного прошлого, но и взгляда на всю прожитую и нынешнюю жизнь.
Мне часто приходится выступать перед детьми в школах, перед студентами. Рассказывая о своем военном детстве, часто ловишь себя на мысли, что всё это будто бы происходило не со мной. И так становится жаль того мальчишку, каким я был в то время, что щемит сердце и глотаешь слезы. Всякий раз после встречи с детьми думаешь, удалось ли донести до сознания юных моих сограждан хоть частичку моего понимания войны, Родины, чужбины, фашизма.
Посылаю Вам книгу об узниках фашизма «Колыбельная песня Аннушки», к изданию которой имею отношение. Эта книга вошла в фонд книг с автографами авторов, подаренных губернатору области А.Г. Тулееву, хранящихся в Кемеровской областной научной библиотеке им. В.Д. Федорова. В этом фонде есть книги с Вашими автографами: «Аляска больше, чем вы думаете» и «Таёжный тупик». Издана книга «Автографы книг, подаренных А.Г. Тулееву». И я очень рад соседству с Вами в этом фонде.
Прочитал написанное. Вижу, что не смог выразить свои чувства. Не обучен писательскому ремеслу. Но, поверьте, я был искренен в выражении свих чувств к Вам. Спасибо Вам. Живите долго и радуйте поклонников Вашего таланта новыми произведениями.
Примите мои искренние поздравление и
пожелания благополучия в связи с днем Победы!
Шураев Александр Фролович,
врач с 50-летним стажем.
7 апреля 2007 года
К моему удивлению и радости я очень быстро получил ответ от В.М. Пескова. Завязалась переписка. Хранятся у меня его письма, написанные мелким, но разборчивым почерком.
Вот первое письмо.
Дорогой Александр Фролович!
С волнением прочел Ваше письмо. Ну, как в зеркало посмотрел – так много поразительно похожего. Всё, вплоть до патефона, главной семейной ценности пред войной, до огорода, колосков, баловства с оружием, детского озорства, несмотря ни на что. Спасибо большое Вам за письмо. Написали Вы его хорошо – искренне с интересными подробностями жизни. Спасибо и за доброе отношение к моим писаниям. Я часто думаю, что многое в них «проросло» из детства, трудного, но послужившего нам почти одногодкам, жизненным университетом.
Поразительно, но я тоже не учился в 4-м классе, потому что меня из 4-го перевели сразу в шестой.
Живите долго, милый Александр Фролович, во здравии! По братски Вас обнимаю.
Подпись, 20 апреля 2007 г Москва.
PS. Полистал Вашу книгу. Да, много досталось всего нашему поколению. Остались живы и есть что вспомнить: хорошего и плохого. В.П.
Вся переписка (а она длилась недолго, получил от него 3 письма, последнее в 2009 году) хранится в моем архиве.
г. Кемерово
Анатолий Горипякин
Сбойка
Гвоздики на гранитных плитах
В зелёном пламени берёз,
И память с комом в горле слита
О тех, кто шёл дорогой гроз.
Мой брат сдал “бронь” на переплавку,
В руках шахтёра - автомат.
А я - в забой,
По взрослой ставке,
Как в бой со связкою гранат.
И ныло молодое тело,
И был мой подвиг трудовой,
И на гора “Ура” летело -
Я сбил свой штрек с передовой.
А враг шел смертью перед нами,
И крикнул я: “Держись, браток!",
И по врагу очередями
Бил мой отбойный молоток.
г. Берёзовский
Евгений Иванов
Солдатский талисман
С семьей прощался паренек,
Любимую обнял.
Сорвал у дома василек,
С собой в дорогу взял.
Бесстрашно дрался он с врагом,
Его нещадно бил.
И о цветочке голубом
На фронте позабыл.
Шел сквозь года за шагом шаг
Сквозь град свинца и дым.
И брал пылающий Рейхстаг
С цветочком полевым.
Победа! Мир! Весны расцвет!
Боец пришел домой,
Присел за стол, достал кисет,
А с ним цветок сухой.
Свернул цигарку, прикурил,
И вспомнил рядовой:
В бои смертельные ходил
С ним василек родной.
Не зря, как видно, положил,
Тогда его в карман.
Возможно, жизнь и сохранил
Солдату талисман.
г. Кемерово
Тереза Щербинина
***
Опалённый жестокой войной,
В серой дымке погасшего света,
Мне представился город родной,
Словно в мрамор холодный одетый.
Страх и трепет, голодная смерть
Души детские рвали на части.
Ненавистной войны круговерть
Зачеркнула понятие «счастье».
Жизнь, смешавшись с обрывками снов,
Им казалась ужасным кошмаром.
Не вместить им понятий и слов,
Пропитавшихся гарью и жаром.
Как же выжили дети войны
В беспощадной людской мясорубке?
Как остались на гребне волны,
Как не сгинули в тонущей шлюпке?
Спят детишки в прозрачной ночи.
Позади страх щемящий и беды.
Помолчи, звонкий май, помолчи.
Приласкай тишиной в честь Победы.
г. Кемерово
Людмила Иванова
ДЕТИ ВОЙНЫ
Над их детством
гремела война.
Неважно, что за Уралом и Волгою.
Война была рядом.
И казалась она
как жизнь, долгою.
Будто слыша вдали
громыханье фронтов,
ни лени не зная, ни робости,
не четыре года,
а много годов
эти дети прибавили в возрасте.
Их отцы и братья
хлебнули вполне...
Мало кто остался живой
в ленинградском кольце,
в сталинградском огне,
«в белоснежных полях под Москвой»...
Было не до нежностей.
И взрослые, и крохи,
спаянные общей бедой,
слишком часто
кожуру от «картохи»
считали приличной едой...
И пока товарищ Сталин,
отец родной,
решал, как нам быть -
на границе и возле -
мать ходила в телогрейке одной
до войны,
всю войну
и после.
Сибирская деревня.
Голодные версты.
Откуда бы взяться силам?
Но - для Советской Армии
эти дети и подростки
были
самым прочным тылом.
Впрягаться приходилось в малых годах
в ту же лямку,
что и матери, и деду...
И они вытянули
на своих хребтах
державу,
фронт,
и Победу.
И пока Европа
от делать нечего,
решала,
не подняться ли с коленей ей -
разбился -
в том числе и о детские плечи -
«сумрачный
германский
гений»...
Эта грозная память
и ныне живет
по скромным избушкам
и дворикам.
А из какого теста
сделан этот народ -
до сих пор
непонятно
историкам...
Прокопьевский район
(1939-1999)
ЭХО ВОЙНЫ
(Быль)
Когда говорим мы не сказки, а были,
V нас из души вырывается стон.
О нём на деревне давно позабыли.
Погиб он в бою – известил почтальон.
Прошло тридцать лет. И пришла телеграмма,
Дохнула проклятой войной,
Седой человек плакал: «Мамочка, мама!
Возьми меня, мама, домой!»
Под солнечным небом, под звёздным и лунным,
Военный развеялся дым,
Ушёл он из дома здоровым и юным.
Вернулся домой пожилым.
Когда-то геройски сражался с врагами,
В руках держал крепко ружьё,
Контуженным был – потерял свою память.
Забыл даже имя своё.
Забыл своё имя. Забыл свою личность.
Попал без сознанья в санбат.
Ой! Сколько же дней на постелях больничных
Стонал безымянный солдат.
Откуда он родом не вспомнил ни разу.
А годы неслись чередой.
Твердил очень часто одну только фразу:
«Возьми меня, мама, домой».
Протягивал к сестрам худые ладони
И жалобно плакал, стонал
Однажды под утро он сам себя вспомнил,
Родную деревню назвал.
Родных всех припомнил и снова забылся,
Ушел в свои светлые сны.
Прошло тридцать лет. Он домой воротился,
Как горькое эхо войны.
Тогда пробежали мурашки по коже
У тех, кто все это слыхал…
- Ты, мать не моя, моя мама моложе, -
Он маме-старушке сказал.
А мать зарыдала, раскрыла объятья:
- Сыночек, ты родненький мой.
Но он не признал ни сестры и ни братьев
И снова просился домой.
У всех вызывает он горе и жалость.
Зачем ты страдаешь, солдат?
А та, что когда-то его провожала,
Заплакала, гладя внучат.
Глядит на людей наш земляк виновато,
Хоть нету его здесь вины.
На фронт уходил он отважным солдатом,
Вернулся, как эхо войны.
Салют
Шёл дождь, раскаты грома,
Что выстрелы в бою,
А я к стене роддома
Прижался и стою.
Сверкают стрелки линий,
Пронзая толщу туч.
И в бездне тёмно-синей
Сверкает солнца луч.
Повисла над землёю
Красавица-дуга.
Вдруг слышу за стеною:
- Уа, уа, уа!
А небо грохотало,
Сверкало в дальней мгле,
Как будто отмечало
Рожденье на земле!
с. Горскино
Кемеровской обл.
Из книги «Все мы чуточку поэты», г. Гурьевск
Александр Шураев
Переписка с В.М. Песковым
В «Российской газете» 6 апреля 2007 года была опубликована статья известного писателя-натуралиста, путешественника В.М. Пескова «Поле жизни».
Так она меня взволновала, что я откликнулся на нее письмом автору. Привожу его полностью.
Дорогой Василий Михайлович,
мой ровесник и почти земляк!
Только что залпом прочитал Вашу статью «Поле жизни» в «Неделе» Российской газеты от 6 апреля 2007 года.
Давно слежу за Вашими публикациями и всегда восторгаюсь ими. Часто возникало желание откликнуться, но не хотел выглядеть банальным со своими восторгами. А эта статья поразила меня сходством нашего восприятия войны. Даже многие эпизоды сходны.
Мы - дети войны и я согласен с Вами в том, что наше восприятие отличается от того, как воспринимали войну взрослые. Недавно умерла моя сестра. Она была старше меня на 6 лет. И когда я заговаривал с нею о войне, она всегда обрывала меня, говоря, что она хочет забыть то страшное время. Я же больше вспоминаю не трагические, а какие-то смешные, комические ситуации. Хотя какой тут смех, когда, спасаясь от неминуемой расправы пьяных немцев, старик Уланов, участник обороны Порт-Артура, забежал в дом, срезал ножницами длинную бороду, залез на русскую печь и...немцы его не узнали. Или, уже будучи в Германии, большой радостью для меня была возможность тайком от охраны лагеря пролезть под ограду из сетки-рабицы и убежать в город за подаянием и посмотреть большой и красивый, хоть и чужой ,город.
О своем военном детстве я написал в статье «По ту сторону фронта», вошедшей в сборник воспоминаний бывших малолетних узников фашистских концлагерей, которую я Вам посылаю в надежде, что она дойдет до Вас. Пишу воспоминания о пережитом и в них есть глава о довоенном и военном детстве. Хочется оставить внукам память о себе и о времени, в котором жило наше поколение.
Все 4 года войны я провел «под немцем», сначала в оккупации, а затем в Германии. Мне было неполных 12 лет, когда началась война. 3 октября наши войска оставили Орел. В нашем селе небольшая воинская часть (зенитная батарея) попыталась преградить путь немцам на Москву. Нас выселили в соседнее село. Но часть (по-видимому, из-за опасности окружения) бросила орудия и тягачи и, не сделав выстрела, ушла. Пришлось нам возвращаться домой, но, в отличие от Вас, в занятое немцами село.
Ваш эпизод с патефоном напомнил мне о нашем довоенном патефоне. Сколько песен я знал благодаря патефону: и «Катюша». и «Три танкиста», и «Если завтра война», и частушки в исполнении Руслановой, Ковалевой. Мы свой патефон (почти главную ценность семьи), когда нас немцы под страхом смерти угоняли на запад, закопали в огороде, а когда вернулись из Германии в 1945 году, нашли его сгнившим и заржавевшим.
И колонны наших красноармейцев я вспомнил, только военнопленных, под конвоем немцев с собаками. И как наши бабы бросали пленным хлеб, картошку и свеклу.
И как мы взрывали брошенные боеприпасы, Только у нас много погибло ребятишек (два моих двоюродных брата и еще двое односельчан).
А ваша балалайка. Тоже мне напомнила мою, правда, фабричной работы балалайку. Она сгорела 8 мая 1943 года, когда немцы подожгли наш дом. И вдруг у внука Васи (ему 10 лет) откуда-то появился интерес к балалайке. Даже делает первые успехи на сцене в музыкальной школе.
Зерна ржи, добываемые из колосков, мы тоже мололи на ручной мельнице. И ели по весне «тошнотики» - лепешки из перезимовавшей в земле картошки.
Зола для стирки белья почему-то считалась лучшей из стеблей подсолнухов. Донимали бытовые паразиты, особенно вши. Один оригинальный способ борьбы с ними переняли у немцев. Зимой 1941-1942 гг. в наших избах поселялись на короткий отдых обмороженные и вшивые немецкие солдаты с передовой. Вшей (и гнид) в бельевых швах они выжигали на пламени свечи. Да ещё и приговаривали: «Партизанен, партизанен». А у нас свечек не было. Жгли в пламени лучины и тоже приговаривали: «Вот вам, фрицы!»
Знаком мне и тяжкий труд на колхозном поле. Это было уже после войны, летом 1945 года. Пахал на волах. Жарко. Эти упрямые животные никак не хотят держать борозду, тащат меня вместе с плугом в кусты, в тень. Как я ругался матом! Слышно было в деревне за 1,5 километра. А сколько было гордости во мне, когда я, подросток, выполнил взрослую норму на покосе: скосил 35 соток луга.
Мне так знакома Ваша жажда знаний!.. До войны я окончил 4 класса. После 4 лет отлучения от школы я сразу пошел в 6 класс и успешно закончил 7-летку. А уроки учил и читал книги из нашей бедной школьной библиотеки при свете коптилки, сделанной из патрона к крупнокалиберному пулемету, заправленного такой же смесью бензина с солью.
Эх, встретиться бы с Вами! Сколько, наверное, нашли бы общего в восприятии не только военного прошлого, но и взгляда на всю прожитую и нынешнюю жизнь.
Мне часто приходится выступать перед детьми в школах, перед студентами. Рассказывая о своем военном детстве, часто ловишь себя на мысли, что всё это будто бы происходило не со мной. И так становится жаль того мальчишку, каким я был в то время, что щемит сердце и глотаешь слезы. Всякий раз после встречи с детьми думаешь, удалось ли донести до сознания юных моих сограждан хоть частичку моего понимания войны, Родины, чужбины, фашизма.
Посылаю Вам книгу об узниках фашизма «Колыбельная песня Аннушки», к изданию которой имею отношение. Эта книга вошла в фонд книг с автографами авторов, подаренных губернатору области А.Г. Тулееву, хранящихся в Кемеровской областной научной библиотеке им. В.Д. Федорова. В этом фонде есть книги с Вашими автографами: «Аляска больше, чем вы думаете» и «Таёжный тупик». Издана книга «Автографы книг, подаренных А.Г. Тулееву». И я очень рад соседству с Вами в этом фонде.
Прочитал написанное. Вижу, что не смог выразить свои чувства. Не обучен писательскому ремеслу. Но, поверьте, я был искренен в выражении свих чувств к Вам. Спасибо Вам. Живите долго и радуйте поклонников Вашего таланта новыми произведениями.
Примите мои искренние поздравление и
пожелания благополучия в связи с днем Победы!
Шураев Александр Фролович,
врач с 50-летним стажем.
7 апреля 2007 года
К моему удивлению и радости я очень быстро получил ответ от В.М. Пескова. Завязалась переписка. Хранятся у меня его письма, написанные мелким, но разборчивым почерком.
Вот первое письмо.
Дорогой Александр Фролович!
С волнением прочел Ваше письмо. Ну, как в зеркало посмотрел – так много поразительно похожего. Всё, вплоть до патефона, главной семейной ценности пред войной, до огорода, колосков, баловства с оружием, детского озорства, несмотря ни на что. Спасибо большое Вам за письмо. Написали Вы его хорошо – искренне с интересными подробностями жизни. Спасибо и за доброе отношение к моим писаниям. Я часто думаю, что многое в них «проросло» из детства, трудного, но послужившего нам почти одногодкам, жизненным университетом.
Поразительно, но я тоже не учился в 4-м классе, потому что меня из 4-го перевели сразу в шестой.
Живите долго, милый Александр Фролович, во здравии! По братски Вас обнимаю.
Подпись, 20 апреля 2007 г Москва.
PS. Полистал Вашу книгу. Да, много досталось всего нашему поколению. Остались живы и есть что вспомнить: хорошего и плохого. В.П.
Вся переписка (а она длилась недолго, получил от него 3 письма, последнее в 2009 году) хранится в моем архиве.
г. Кемерово
Анатолий Горипякин
Сбойка
Гвоздики на гранитных плитах
В зелёном пламени берёз,
И память с комом в горле слита
О тех, кто шёл дорогой гроз.
Мой брат сдал “бронь” на переплавку,
В руках шахтёра - автомат.
А я - в забой,
По взрослой ставке,
Как в бой со связкою гранат.
И ныло молодое тело,
И был мой подвиг трудовой,
И на гора “Ура” летело -
Я сбил свой штрек с передовой.
А враг шел смертью перед нами,
И крикнул я: “Держись, браток!",
И по врагу очередями
Бил мой отбойный молоток.
г. Берёзовский
Евгений Иванов
Солдатский талисман
С семьей прощался паренек,
Любимую обнял.
Сорвал у дома василек,
С собой в дорогу взял.
Бесстрашно дрался он с врагом,
Его нещадно бил.
И о цветочке голубом
На фронте позабыл.
Шел сквозь года за шагом шаг
Сквозь град свинца и дым.
И брал пылающий Рейхстаг
С цветочком полевым.
Победа! Мир! Весны расцвет!
Боец пришел домой,
Присел за стол, достал кисет,
А с ним цветок сухой.
Свернул цигарку, прикурил,
И вспомнил рядовой:
В бои смертельные ходил
С ним василек родной.
Не зря, как видно, положил,
Тогда его в карман.
Возможно, жизнь и сохранил
Солдату талисман.
г. Кемерово
Тереза Щербинина
***
Опалённый жестокой войной,
В серой дымке погасшего света,
Мне представился город родной,
Словно в мрамор холодный одетый.
Страх и трепет, голодная смерть
Души детские рвали на части.
Ненавистной войны круговерть
Зачеркнула понятие «счастье».
Жизнь, смешавшись с обрывками снов,
Им казалась ужасным кошмаром.
Не вместить им понятий и слов,
Пропитавшихся гарью и жаром.
Как же выжили дети войны
В беспощадной людской мясорубке?
Как остались на гребне волны,
Как не сгинули в тонущей шлюпке?
Спят детишки в прозрачной ночи.
Позади страх щемящий и беды.
Помолчи, звонкий май, помолчи.
Приласкай тишиной в честь Победы.
г. Кемерово
Людмила Иванова
ДЕТИ ВОЙНЫ
Над их детством
гремела война.
Неважно, что за Уралом и Волгою.
Война была рядом.
И казалась она
как жизнь, долгою.
Будто слыша вдали
громыханье фронтов,
ни лени не зная, ни робости,
не четыре года,
а много годов
эти дети прибавили в возрасте.
Их отцы и братья
хлебнули вполне...
Мало кто остался живой
в ленинградском кольце,
в сталинградском огне,
«в белоснежных полях под Москвой»...
Было не до нежностей.
И взрослые, и крохи,
спаянные общей бедой,
слишком часто
кожуру от «картохи»
считали приличной едой...
И пока товарищ Сталин,
отец родной,
решал, как нам быть -
на границе и возле -
мать ходила в телогрейке одной
до войны,
всю войну
и после.
Сибирская деревня.
Голодные версты.
Откуда бы взяться силам?
Но - для Советской Армии
эти дети и подростки
были
самым прочным тылом.
Впрягаться приходилось в малых годах
в ту же лямку,
что и матери, и деду...
И они вытянули
на своих хребтах
державу,
фронт,
и Победу.
И пока Европа
от делать нечего,
решала,
не подняться ли с коленей ей -
разбился -
в том числе и о детские плечи -
«сумрачный
германский
гений»...
Эта грозная память
и ныне живет
по скромным избушкам
и дворикам.
А из какого теста
сделан этот народ -
до сих пор
непонятно
историкам...
Прокопьевский район