Автор: Владимир Маурин
В городе Тайга живет сестра небезызвестной Валентины Довгер – соратницы легендарного разведчика Николая Кузнецова – Зинаида
Константиновна Басырова. Об этом, кроме местных жителей, мало кто знал.
Как она там оказалась? Это занятно. Нельзя сказать, что семью стали притеснять на родной Ровенщине – это Западная Украина, на пике антироссийских националистических настроений, когда все без преувеличения перевернулось с ног на голову. Героем объявили Степана Бандеру, а памятник выдающемуся разведчику и ликвидатору многих высокопоставленных фашистов пришлось демонтировать и перевезти на Урал. Молодые, приходящиеся внуками, а тем более русскоязычные, почувствовали себя неуютно: и с работой проблемы, и с жильем. перспективы нет. Поехали искать счастья в Сибирь. В Тайге, где надо было делать пересадку на Томск, у них украли и документы, и деньги. Нужно было делать запрос по прежнему месту жительства – на Украину. Пока, как говорится, суд да дело, устроились на работу. Он – инженер-программист – в школу. Она – компьютерщицей в редакцию городской газеты. Поверили, взяли и со справками. Люди у нас отзывчивые, доброжелательные. Вот и остались. Осели, наверное, уже навсегда.. бабушка приехала к ним водиться с ребенком, чтобы хоть как-то помочь в таких сложных обстоятельствах. Первые полгода жили в учительской. И она с ними. Потом дали комнату в студенческом общежитии. Сейчас – ведомственная квартира, хотя тоже в общежитии, но не студенческом.
Так новая родина приютила семью Довгеров – Калугиных.
ДОВГЕРЫ – СЕМЬЯ ПАРТИЗАНСКАЯ
– Когда началась война, – рассказывает Зинаида Константиновна, – мы жили в небольшом рабочем поселке Выры Клесовского района Ровенской области. Валя – она постарше меня – успела закончить гимназию в Сарнах, хорошо говорила по-немецки. Мама домохозяйничала. Отец лесничил. Он был уже в годах. Одевался старомодно. Всегда ходил при галстуке, который завязывал тонким узлом. Носил овальные очки в железной оправе. Гладко брил голову. По национальности он белорус. Принадлежал к той части местной интеллигенции, которая хорошо знала Россию еще по дореволюционным временам. Все годы, когда Западная Украина входила в состав панской Польши, эти люди с волнением следили за происходящими в России событиями – строительством нового общества, социалистического государства – и были очень рады, когда в 1939 году и на Волынь пришла советская власть. Отец работал в Клесовском лесничестве с окончания лесного института в Петербурге. Война нарушила мирную жизнь. Надо было найти свое место в борьбе с оккупантами. В 1942 году как-то ночью к нам пришли партизаны, появившиеся в наших лесах. А потом стали наведываться часто. Отец охотно согласился выполнять их задания, хотя понимал, что за связь с партизанами немцы и националисты жестоко расправляются. Убивали даже жен, если мужья на фронте против них воевали. Руки, ноги, головы отрубали. Ужас, что творилось!
Да, Константину Ефимовичу больно было смотреть на ту страшную жизнь, которую захватчики назвали «новым порядком». Они отбирали у крестьян скот, птицу, зерно. Тех, кто сопротивлялся, безжалостно расстреливали, вешали, сжигали живьем, умерщвляли в лагерях
и тюрьмах. Сулили золотые горы тем, кто поедет в Германию на работы, а на самом деле там морили голодом, заставляли трудиться чуть ли не круглые сутки. Чем не каторга?
Не лучше себя вели и их приспешники националисты – предатели своего народа, злейшие враги советской власти. Многие из этих бандитов были заброшены на украинскую территорию еще до войны из нашедших пристанище в фашистской Германии петлюровцев, недобитых белогвардейцев, беглых кулаков, прошедших специальную подготовку по шпионской, диверсионной, повстанческой «работе». С началом войны эти сколоченные банды сеяли панику, устраивали диверсии, нападали на сельсоветы, правления колхозов, со страшной, поистине нечеловеческой жестокостью убивали советских активистов, вырезали целые семьи, не жалея никого. Они всячески старались выслужиться, чтобы получить за измену Родине тепленькое местечко, когда немцы «во главе с ясновельможным Адольфом Гитлером помогут построить самостоятельную украинскую державу».
В одной из немецких газет Герман Геринг писал:
«Мы заняли наиболее плодородные земли Украины. Когда продовольствие потечет оттуда в нашу страну нескончаемым потоком, германское население окончательно поймет, насколько велика победа Германии. Там, на Украине, все имеется – яйца, масло, сало, пшеница – и в количестве, которое трудно себе представить. Мы должны понять, что все это теперь наше, немецкое».
Город Ровно, за полторы тысячи километров от фронта, при немцах стал «столицей» Украины, гнездом оккупационного чиновничества. Поэтому под Ровно и сбросили на парашютах отряд полковника госбезопасности Дмитрия Медведева с основным заданием ведения разведки для эффективной помощи Красной Армии. Здесь легче было узнать о перегруппировках вражеских войск на фронте, о строительстве новых оборонительных укреплений, о мероприятиях хозяйственного характера. И даже о том, что творится в самой Германии. Важное стратегическое значение занимала и находящаяся в каких-нибудь двадцати километрах узловая железнодорожная станция Здолбунов. Через нее проходили все поезда с Восточного фронта в Польшу, Чехословакию, Германию и оттуда обратно.
– Папу в отряде стали называть «дядей Костей», – вспоминает Зинаида Константиновна. – С ним начальник разведки Виктор Кочетков обычно связывался через старшую дочь Валю. Она в свои семнадцать лет была похожа на подростка – тоненькая, хрупкая, с большими, как у папы, карими внимательными глазами. Работала счетоводом на мельнице. Роль связной пришлась ей по душе. А скоро стала настоящей разведчицей: бывала в окрестных селах, ездила в Сарны, где у нее были школьные подруги. Узнавала все, что ей поручалось узнать, и гордая, сияющая рассказывала Кочеткову. Папа сначала неодобрительно отнесся к тому, что Валя работает на отряд самостоятельно: молода, мол, еще, а потом смирился.
В начале ноября 1942 года Константин Ефимович сообщил в отряд, что неплохо бы к празднику взорвать ремонтно-механическую мастерскую, где восстанавливались тракторы, тягачи, танкетки и локомобили. А при ней электростанция и паровозное депо. Командование согласилось с его предложением лишить гитлеровцев важной базы. На операцию отрядили двадцать пять партизан во главе с Кочетковым. К полуночи, преодолев расстояние в шестьдесят километров, бойцы постучались в крайний домик, где жили Довгеры. Заранее предупрежденный хозяин был наготове и тут же впустил утомленных дальним переходом партизан во двор, угостил табачком собственного приготовления. Пока курили, детально рассказал, как расположены объекты диверсии, как лучше к ним подобраться. Несколько партизан из местных жителей все же отправились разузнать, что и как. Зина еще не спала и слышала, как мама, Евдокия Андреевна, узнав, что будут взрывать, беспокоилась, не развалится ли их домишко, не вылетят ли стекла из окон. Ее успокоили: все будет нормально.
По совету Константина Ефимовича партизаны для верности прихватили с собой начальника депо. Гитлеровский прихвостень, струсив, покорно последовал за ними и приказал сторожам открыть ворота. Сначала отобрали, погрузили на подводу и отправили в лагерь нужные тамошнему оружейнику инструменты. Огляделись. Четыре паровоза, цистерны, платформы с моторами, пломбированные вагоны неизвестно с чем… Мин на все не хватит. Решили вагоны прицепить к паровозу, вывезти на мост и там рвануть. В самом депо заминировали поворотный круг и оставшиеся локомотивы. Все: станки, машины, уголь, окна, двери, разные ящики – обильно полили мазутом и керосином. В условленное время, когда состав должен был достичь моста, запалили бикфордов шнур. Последовали взрывы, вспыхнул пожар. В стороне моста тоже содрогнулся воздух, над рекой поднялся столб пламени и черного дыма. Почему с запозданием? Потом узнали причину. Перед мостом, на подъеме, состав неожиданно замедлил ход. Этого не предполагали спрыгнувшие с него под откос партизаны Николай Гнидюк и Вася Голубь. «Дотянет ли?» – с тревогой думали они, услышав взрывы на станции и увидев зарево над паровозным депо. Наконец поезд медленно втянулся в жерло мостовой фермы, и тут она качнулась, надломилась, вагоны швырнуло набок, бросило вниз…
Когда партизаны покидали место события, в ближнем переулке неожиданно заметили девушку. Это была Валя Довгер. «А ты тут зачем?» Вы, говорит, забыли оставить наблюдателя: а вдруг немцы? Вот и стою, чтобы предупредить в случае чего. На морозе она была без рукавичек и в туфлях. Спешила очень. Осталось только крепко пожать холодную руку смелой девушки.
Потом стало известно, что в Выры к некой Ксении, гнавшей самогон, зачастил на ручной дрезине начальники жандармерии в Клесове Мильде. Однажды его подстерег партизан Поликарп Вознюк. Кинул шпалу на путь – тот и остановился. Оглушил прикладом и утащил в лес. Допросили. Страшно перепуганный немец выдал, что готовится уничтожение населения в гетто Сарн и Ракитно. Командир отряда решил помешать расправе. Надо отбить у карателей охоту зверствовать. Опять в уютном домике Довгеров разрабатывается план операции. Константин Ефимович, попыхивая самокруткой, высказывает свое мнение:
-Надо взорвать мост и устроить засаду. На кривом участке пути легче справиться с немцами, проще укрыться от пуль.
С ним согласились. На рассвете выделенные для операции восемнадцать бойцов залегли в засаде. Силы, конечно, будут явно неравные, да и позади почти открытая поляна с редкими кустиками, но внезапность на их стороне. Пока ждали, в который раз слушали рассказ Поликарпа Вознюка о постигшей его с Виктором Боярчуком и парашютистом Молотовым, говорившем по-немецки, неудаче. Задание у них было чрезвычайной важности, а вернулись в лагерь ни с чем. По Кастопольскому шоссе из Ровно, по агентурным данным, вроде бы должен проезжать рейхскомиссар Украины, гаулейтер Эрих Кох, и нужно было его уничтожить. Сутки просидели – нет машин. Вторые сутки – опять напрасно. Отложил, знать, поездку видный фашист со своей свитой. Проклиная его, разочарованные партизаны возвращались в лагерь, когда неподалеку от села Ленчин на открытом месте встретили десятка три шуцполицаев во главе с заместителем коменданта кастопольской полиции Скибой. Принимать бой безрассудно. Но бойцы не растерялись. Вроде бы как свои, обменялись приветствиями. Вознюк предложил Скибе отойти в сторонку и доложил:
– Из Сарн, пан комендант, до своих людей ходили, а теперь до батьки.
– А батько где?
– Батько Бульба на хуторе Маренин, – прошептал на ухо Поликарп. – По его заданию ходили.
Ему было известно, что главарь националистов Боровец находится именно там.
Скиба хмыкнул:
– Идить соби.
Теперь можно безопасно следовать в лагерь. Но находчивый партизан осмелился на большее:
– Пан комендант, а если мы напоремся на партизан? У нас одни пистоли. Дали бы винтовок!
Скиба распорядился отдать пять винтовок с патронами.
– Дякую, шановний пан комендант! Благодарствую!
Так вот и разошлись.
Наконец над дальним ракитником показался дымок. Это был условный сигнал наблюдателей: приготовиться! А вот и пронзительный гудок паровоза. Показался состав. В раскрытых дверях вагонов, свесив ноги, сидели солдаты. Одни пиликали на губных гармошках, другие гнусаво напевали. Вдруг земля дрогнула. Паровоз, словно споткнувшись, дернулся и повалился под откос, увлекая за собой все остальное. Вторая мина взорвалась под самим составом. Гитлеровцы из хвостовых вагонов кинулись прочь, крича от страха и боли, а, когда опомнились, открыли стрельбу. Партизаны, ненадежно укрытые в прибитой первым инеем высокой траве, вели прицельный огонь из винтовок и автоматов. После скоротечного боя без потерь отошли в лес. А немецкие каратели так и не добрались до сборных пунктов своих намеченных жертв.
Немцы, видимо, пронюхали от своих приспешников, кто сообщил партизанам о карателях. Подозрение пало на Ефима Иосифовича Головача. Безногого инвалида зарубили на глазах всей семьи. Связной погиб смертью героя.
– Дядя Костя, вы ведь рискуете не меньше, – обеспокоенно сказал Кочетков при очередной встрече с Довгером. – Перебирайтесь в отряд.
– Я здесь нужнее, Виктор Васильевич.
– И все же мы переехали в Клесово.
Отец, немолодой, обремененный семьей человек, продолжал с честью нести ношу разведчика-подпольщика: слушать, смотреть, запоминать, передавать добытые сведения по назначению. И подавлять в себе желание физически расправляться с врагами. Терпение, выдержка не менее важны, чем отвага. Он связывал партизан с группой инженера Ковельской железной дороги Фидарова, ездил по заданиям в Ковель, Луцк, Львов и даже Варшаву. Отовсюду привозил ценные разведданные. Особенно успешным было его посещение Варшавы. Установил, что там на содержании эмигрантского правительства в Лондоне существуют две псевдоподпольные офицерские школы, где преподавателями являются немцы. Нетрудно понять, что за кадры готовили эти «учебные заведения».
Подстать Довгеру был мельник Максим Федорович Петровский. При оккупантах он продолжал себя вести как настоящий хозяин своей земли.
Это случилось 3 марта 1943 года. Довгер с Петровским и поляком Петчаком поехали выполнять очередное задание. Возле хутора Бордухи их остановила группа вооруженных людей с трезубцами на шапках. Обыскали. Забрали документы и деньги. Повели в свой штаб – одинокий домик на окраине. Там колючей проволокой связали им руки за спиной. Разули. Стали допрашивать: куда и зачем идут. Петчак повалился без сознания. Исколотый, изрезанный, избитый. Довгера подвергли таким же нечеловеческим пыткам. Он тоже не сказал ни слова. Следом взялись за Петровского…
Довгер шепотом, чтобы не услышали часовые, сказал своим товарищам:
– Если кто из нас останется в живых, зайдите к моим, передайте, чтобы дочка шла в отряд. Командиру расскажите все, от начала до конца..
Перед рассветом их повели к реке. К месту, где во льду чернела прорубь.
Довгера раздели донага.
– Вам отомстят, – прохрипел он, отчаянно сопротивляясь и не прося пощады. Его живого затолкали под лед.
– Лучше умереть от пули! – закричал Петровский, ударив в пах одного и отшвырнув плечом другого.
Он побежал, увлекая за собой Петчака. Конвоиры растерялись. Поднялась беспорядочная стрельба. Петчак упал. Максим Федорович продолжал бежать, делая зигзаги. На расстоянии и в полутьме он стал сливаться со снегом. «Хочешь бежать долго – вдох под четвертый шаг!» – вспомнились наставления техникумовского физрука. А вот и лес – густой, пахучий, до слез родной, шумящий на холодном ветру. Преследователи отстали. Петровский в изнеможении повалился на снег. Кое-как удалось избавиться от колючей проволоки. Руки нестерпимо болели. Но что с ногами? До ступней, израненных затвердевшим снегом, невозможно дотронуться. Сорвав с себя рубаху, обмотал их и, точно по раскаленному железу, насколько хватало сил, побрел дальше. Его, обмороженного, подобрали партизанские разведчики. Он и рассказал о подробностях надругательства над ними, о том, что в проруби Случи националисты утопили Константина Ефимовича. Его тело извлекли из-подо льда и похоронили с партизанскими почестями.
– Мы приезжали на похороны, – продолжает рассказ Зинаида Константиновна. – Дядю, маминого брата, тоже убили, когда он приезжал за картошкой и не успел спрятаться. А нас почему-то не тронули. Но нам было страшно оставаться и на новом месте. Командование отряда предложило переехать в Ровно, чтобы и семье помочь, потерявшей кормильца, и чтобы мы не чувствовали себя изгоями в бандитском окружении, да и «крыша» партизанам там была нужна. Валя горела желанием заменить отца и отомстить за него.
ВАЛЯ
Когда командование поближе с ней познакомилось, стало ясно: это полностью сложившийся убежденный антифашист, человек смелый, волевой. На нее появились свои виды. Ее решили передать в помощницы Кузнецову. Да, именно в помощницы, потому что ему для успешной работы в городе нужны были крепкие связи с верными местными людьми. Не беда, что у нее нет опыта подпольной работы. Важен боевой дух и, конечно, нужна конспиративная квартира. Ведь чем меньше людей будет знать его в Ровно, тем лучше.
– При первой встрече, которая произошла задолго до этого, они не очень понравились друг другу. У Вали было свое представление о разведчике, который способен действовать в логове врага. А он какой-то слишком обыкновенный. Хотя по натуре сдержанный. Никогда не нервничал, не повышал голос, не давал воли своему негодованию в отношении немцев. В совершенстве знал немецкий язык, а также польский, украинский. Николай Иванович, в свою очередь, тоже не видел в Вале нужных качеств. Она не могла скрывать свою ненависть к фашистам, а это не способствовало успеху на опасном поприще разведчицы. Но были и достоинства: много подруг в Ровно, и можно обзавестись нужными знакомствами… Это и заставило Кузнецова дать согласие на посылку Вали в Ровно. Она сумела быстро подыскать для нашей семьи квартиру на улице Ясной, 55. Дом, правда, на два хозяина, но во второй половине человек свой, надежный. Три комнаты. Кухня, веранда. Вход отдельный. Есть садик. Место тихое, на окраине. Хорошее убежище Кузнецову, а если понадобится, то и другим разведчикам. Оформила прописку, что было весьма нелегко: через одну из «подружек» познакомилась с сотрудником гестапо, который не только поверил рассказу Вали, будто бы ее отец убит партизанами за связь с немцами, но и помог документально подтвердить эту легенду. Он же порекомендовал ее на работу продавщицей в магазин.
Все сложилось хорошо. Отряд получил надежного и полезного работника, Кузнецов, выдававший себя за Пауля Зиберта, стал считаться Валиным женихом, обзавелся нужными знакомствами и изо дня в день снабжал отряд сообщениями одно интереснее другого, огромного военного и политического значения. Для всех подпольщиков и партизан он был известен под фамилией Грачев – высокий, светловолосый, красивый...
– К нам приходило много людей, – вспоминает Зинаида Константиновна. – Мы с младшей сестрой Лилей, а уж мама тем более, прекрасно знали, чем они занимаются, какой опасности все подвергаемся. Все достоверно описано в книгах Дмитрия Медведева, Виктора Кочеткова, Николая Струтинского. Так и было.
Между тем, в кратком предисловии к своей книге «Это было под Ровно» Дмитрий Медведев приводит такие слова Кузнецова: «Если после войны мы будем рассказывать о том, как и что мы делали, этому вряд ли кто поверит. Да я бы и сам, наверное, не поверил, если бы не был участником этих событий…»
Действительно, сейчас, когда мы можем сравнивать подвиги того или иного разведчика в тылу врага, их вклад в Победу, Николай Иванович Кузнецов предстает перед нами поистине легендарной выдающейся личностью, не умаляя заслуги и всей его группы, всего партизанского отряда особого назначения.
ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕГЕНДЫ
По отзывам его соратников, Николай Иванович кузнецов принадлежал к числу тех людей, которые скупы на рассказы о себе и о которых больше говорят их поступки, нежели слова. Однако, такая, на первый взгляд, замкнутость свидетельствует не о скрытности характера, а, скорее, о естественной скромности человека, не находившего в своей жизни ничего такого, что могло бы поразить или чем-то удивить других. Свою биографию считал самой заурядной и нередко завидовал тем, чья жизнь складывалась бурно, была насыщена событиями, казалась интереснее, чем его.
В последнее время заметен возросший интерес к личности Кузнецова, о чем можно судить по нескольким посвященным ему передачам по центральному телевидению, газетным статьям к 9О-летию со дня его рождения, которые мне довелось не так давно просмотреть или прочитать. Оно и понятно: многие документы ОГПУ-НКВД уже рассекречены. Если раньше мы знали о нем лишь по книгам Дмитрия Медведева «Это было под Ровно» и «Сильные духом», Виктора Кочеткова «Неустрашимые» (а это, понятно, официальные версии), то теперь стали известны ранее нигде не упоминавшиеся страницы биографии из предвоенного периода. То, что он был нештатным сотрудником, так сказать, «подснежником», спецагентом и агентом-маршрутником, а в период сталинских чисток арестовывался и несколько месяцев провел во внутренней тюрьме Свердловского управления НКВД, но, к счастью, в деле его разобрались и выпустили на свободу, вновь привлекли к выполнению заданий Центрального аппарата контрразведки. В послужном списке с агентурными псевдонимами Кулик, Ученый, Колонист столько заслуг, что вместе с последующими они позволили по праву назвать его «гением разведки».
Родился в большом, дворов тогда на триста, селе с неоригинальным хоть на Урале, хоть в Сибири названием Зырянка (ныне Свердловская область) в семье старообрядца и при крещении получил имя Никанор. После техникума работал по специальности землеустроителя. Потом сменил еще несколько мест работы, в том числе в конструкторском бюро Уралмаша. Постоянное общение с многочисленными немецкими колонистами помогло свободно овладеть их родным языком. Такая разговорная практика – очень большое дело. Особенно, если осваиваешь не только классический, но и различные диалекты немецкого языка. Захотелось блеснуть, и диплом инженера защитил на немецком языке!
В 1938 году перспективного специалиста, а на самом деле негласного сотрудника НКВД, переводят в Москву. Вращался в кругу дипломатов, иностранных специалистов, артистов и прочей интеллигенции…
В первые дни войны написал заявление с просьбой отправить в тыл врага для разведывательной работы. Почему-то ему отказали. Видимо, приберегали для чего-то очень важного, может быть, для заброски в саму Германию. Писал вновь: «Я, как всякий советский человек, в момент, когда решается вопрос о существовании нашего государства и нас самих, горю желанием принести пользу моей Родине. Бесконечное ожидание (почти год) при сознании того, что я, безусловно, имею в себе силы и способности принести существенную пользу моей Родине, страшно угнетает меня. Как русский человек я имею право требовать предоставить мне возможность принести пользу моему Отечеству в борьбе против злейшего врага. Дальнейшее пребывание в бездействии я считаю преступным перед моей совестью и Родиной… Я вполне отдаю отчет в том, что очень вероятна возможность моей гибели при выполнении заданий разведки, но смело пойду в тыл врага, так как сознание правоты нашего дела вселяет в меня великую силу и уверенность в конечной победе. Это сознание даст мне силы выполнить мой долг перед Родиной до конца».
Наконец летом 1942 года его зачисляют в отряд особого назначения 4-го управления НКВД, которым командовал Д.Н. Медведев (Тимофей). Последняя подготовка: изучение оружия и военной техники, тренировки в стрельбе и подрывном деле, беседы с пленными немецкими офицерами и генералами…
Перед отправкой на выполнение боевого задания Кузнецов оставил письмо брату Виктору:
«… Для победы над врагом наш народ не жалеет самого дорогого – своей жизни. Жертвы неизбежны. И я хочу откровенно сказать тебе, что очень мало шансов на то, чтобы я вернулся живым… Почти сто процентов за то, что придется пойти на самопожертвование. И я совершенно спокойно и сознательно иду на это, так как глубоко сознаю, что отдаю жизнь за святое, правое дело, за настоящее и будущее нашей Родины. Мы уничтожим фашизм, мы спасем Отечество. Нас вечно будет помнить Россия, счастливые дети будут петь о нас песни, и матери с благодарностью и благоговением будут рассказывать детям о том, как в 1942 году мы отдали жизнь за счастье нашей горячо любимой Отчизны. Нас будут чтить и освобожденные народы Европы…»
Константиновна Басырова. Об этом, кроме местных жителей, мало кто знал.
Как она там оказалась? Это занятно. Нельзя сказать, что семью стали притеснять на родной Ровенщине – это Западная Украина, на пике антироссийских националистических настроений, когда все без преувеличения перевернулось с ног на голову. Героем объявили Степана Бандеру, а памятник выдающемуся разведчику и ликвидатору многих высокопоставленных фашистов пришлось демонтировать и перевезти на Урал. Молодые, приходящиеся внуками, а тем более русскоязычные, почувствовали себя неуютно: и с работой проблемы, и с жильем. перспективы нет. Поехали искать счастья в Сибирь. В Тайге, где надо было делать пересадку на Томск, у них украли и документы, и деньги. Нужно было делать запрос по прежнему месту жительства – на Украину. Пока, как говорится, суд да дело, устроились на работу. Он – инженер-программист – в школу. Она – компьютерщицей в редакцию городской газеты. Поверили, взяли и со справками. Люди у нас отзывчивые, доброжелательные. Вот и остались. Осели, наверное, уже навсегда.. бабушка приехала к ним водиться с ребенком, чтобы хоть как-то помочь в таких сложных обстоятельствах. Первые полгода жили в учительской. И она с ними. Потом дали комнату в студенческом общежитии. Сейчас – ведомственная квартира, хотя тоже в общежитии, но не студенческом.
Так новая родина приютила семью Довгеров – Калугиных.
ДОВГЕРЫ – СЕМЬЯ ПАРТИЗАНСКАЯ
– Когда началась война, – рассказывает Зинаида Константиновна, – мы жили в небольшом рабочем поселке Выры Клесовского района Ровенской области. Валя – она постарше меня – успела закончить гимназию в Сарнах, хорошо говорила по-немецки. Мама домохозяйничала. Отец лесничил. Он был уже в годах. Одевался старомодно. Всегда ходил при галстуке, который завязывал тонким узлом. Носил овальные очки в железной оправе. Гладко брил голову. По национальности он белорус. Принадлежал к той части местной интеллигенции, которая хорошо знала Россию еще по дореволюционным временам. Все годы, когда Западная Украина входила в состав панской Польши, эти люди с волнением следили за происходящими в России событиями – строительством нового общества, социалистического государства – и были очень рады, когда в 1939 году и на Волынь пришла советская власть. Отец работал в Клесовском лесничестве с окончания лесного института в Петербурге. Война нарушила мирную жизнь. Надо было найти свое место в борьбе с оккупантами. В 1942 году как-то ночью к нам пришли партизаны, появившиеся в наших лесах. А потом стали наведываться часто. Отец охотно согласился выполнять их задания, хотя понимал, что за связь с партизанами немцы и националисты жестоко расправляются. Убивали даже жен, если мужья на фронте против них воевали. Руки, ноги, головы отрубали. Ужас, что творилось!
Да, Константину Ефимовичу больно было смотреть на ту страшную жизнь, которую захватчики назвали «новым порядком». Они отбирали у крестьян скот, птицу, зерно. Тех, кто сопротивлялся, безжалостно расстреливали, вешали, сжигали живьем, умерщвляли в лагерях
и тюрьмах. Сулили золотые горы тем, кто поедет в Германию на работы, а на самом деле там морили голодом, заставляли трудиться чуть ли не круглые сутки. Чем не каторга?
Не лучше себя вели и их приспешники националисты – предатели своего народа, злейшие враги советской власти. Многие из этих бандитов были заброшены на украинскую территорию еще до войны из нашедших пристанище в фашистской Германии петлюровцев, недобитых белогвардейцев, беглых кулаков, прошедших специальную подготовку по шпионской, диверсионной, повстанческой «работе». С началом войны эти сколоченные банды сеяли панику, устраивали диверсии, нападали на сельсоветы, правления колхозов, со страшной, поистине нечеловеческой жестокостью убивали советских активистов, вырезали целые семьи, не жалея никого. Они всячески старались выслужиться, чтобы получить за измену Родине тепленькое местечко, когда немцы «во главе с ясновельможным Адольфом Гитлером помогут построить самостоятельную украинскую державу».
В одной из немецких газет Герман Геринг писал:
«Мы заняли наиболее плодородные земли Украины. Когда продовольствие потечет оттуда в нашу страну нескончаемым потоком, германское население окончательно поймет, насколько велика победа Германии. Там, на Украине, все имеется – яйца, масло, сало, пшеница – и в количестве, которое трудно себе представить. Мы должны понять, что все это теперь наше, немецкое».
Город Ровно, за полторы тысячи километров от фронта, при немцах стал «столицей» Украины, гнездом оккупационного чиновничества. Поэтому под Ровно и сбросили на парашютах отряд полковника госбезопасности Дмитрия Медведева с основным заданием ведения разведки для эффективной помощи Красной Армии. Здесь легче было узнать о перегруппировках вражеских войск на фронте, о строительстве новых оборонительных укреплений, о мероприятиях хозяйственного характера. И даже о том, что творится в самой Германии. Важное стратегическое значение занимала и находящаяся в каких-нибудь двадцати километрах узловая железнодорожная станция Здолбунов. Через нее проходили все поезда с Восточного фронта в Польшу, Чехословакию, Германию и оттуда обратно.
– Папу в отряде стали называть «дядей Костей», – вспоминает Зинаида Константиновна. – С ним начальник разведки Виктор Кочетков обычно связывался через старшую дочь Валю. Она в свои семнадцать лет была похожа на подростка – тоненькая, хрупкая, с большими, как у папы, карими внимательными глазами. Работала счетоводом на мельнице. Роль связной пришлась ей по душе. А скоро стала настоящей разведчицей: бывала в окрестных селах, ездила в Сарны, где у нее были школьные подруги. Узнавала все, что ей поручалось узнать, и гордая, сияющая рассказывала Кочеткову. Папа сначала неодобрительно отнесся к тому, что Валя работает на отряд самостоятельно: молода, мол, еще, а потом смирился.
В начале ноября 1942 года Константин Ефимович сообщил в отряд, что неплохо бы к празднику взорвать ремонтно-механическую мастерскую, где восстанавливались тракторы, тягачи, танкетки и локомобили. А при ней электростанция и паровозное депо. Командование согласилось с его предложением лишить гитлеровцев важной базы. На операцию отрядили двадцать пять партизан во главе с Кочетковым. К полуночи, преодолев расстояние в шестьдесят километров, бойцы постучались в крайний домик, где жили Довгеры. Заранее предупрежденный хозяин был наготове и тут же впустил утомленных дальним переходом партизан во двор, угостил табачком собственного приготовления. Пока курили, детально рассказал, как расположены объекты диверсии, как лучше к ним подобраться. Несколько партизан из местных жителей все же отправились разузнать, что и как. Зина еще не спала и слышала, как мама, Евдокия Андреевна, узнав, что будут взрывать, беспокоилась, не развалится ли их домишко, не вылетят ли стекла из окон. Ее успокоили: все будет нормально.
По совету Константина Ефимовича партизаны для верности прихватили с собой начальника депо. Гитлеровский прихвостень, струсив, покорно последовал за ними и приказал сторожам открыть ворота. Сначала отобрали, погрузили на подводу и отправили в лагерь нужные тамошнему оружейнику инструменты. Огляделись. Четыре паровоза, цистерны, платформы с моторами, пломбированные вагоны неизвестно с чем… Мин на все не хватит. Решили вагоны прицепить к паровозу, вывезти на мост и там рвануть. В самом депо заминировали поворотный круг и оставшиеся локомотивы. Все: станки, машины, уголь, окна, двери, разные ящики – обильно полили мазутом и керосином. В условленное время, когда состав должен был достичь моста, запалили бикфордов шнур. Последовали взрывы, вспыхнул пожар. В стороне моста тоже содрогнулся воздух, над рекой поднялся столб пламени и черного дыма. Почему с запозданием? Потом узнали причину. Перед мостом, на подъеме, состав неожиданно замедлил ход. Этого не предполагали спрыгнувшие с него под откос партизаны Николай Гнидюк и Вася Голубь. «Дотянет ли?» – с тревогой думали они, услышав взрывы на станции и увидев зарево над паровозным депо. Наконец поезд медленно втянулся в жерло мостовой фермы, и тут она качнулась, надломилась, вагоны швырнуло набок, бросило вниз…
Когда партизаны покидали место события, в ближнем переулке неожиданно заметили девушку. Это была Валя Довгер. «А ты тут зачем?» Вы, говорит, забыли оставить наблюдателя: а вдруг немцы? Вот и стою, чтобы предупредить в случае чего. На морозе она была без рукавичек и в туфлях. Спешила очень. Осталось только крепко пожать холодную руку смелой девушки.
Потом стало известно, что в Выры к некой Ксении, гнавшей самогон, зачастил на ручной дрезине начальники жандармерии в Клесове Мильде. Однажды его подстерег партизан Поликарп Вознюк. Кинул шпалу на путь – тот и остановился. Оглушил прикладом и утащил в лес. Допросили. Страшно перепуганный немец выдал, что готовится уничтожение населения в гетто Сарн и Ракитно. Командир отряда решил помешать расправе. Надо отбить у карателей охоту зверствовать. Опять в уютном домике Довгеров разрабатывается план операции. Константин Ефимович, попыхивая самокруткой, высказывает свое мнение:
-Надо взорвать мост и устроить засаду. На кривом участке пути легче справиться с немцами, проще укрыться от пуль.
С ним согласились. На рассвете выделенные для операции восемнадцать бойцов залегли в засаде. Силы, конечно, будут явно неравные, да и позади почти открытая поляна с редкими кустиками, но внезапность на их стороне. Пока ждали, в который раз слушали рассказ Поликарпа Вознюка о постигшей его с Виктором Боярчуком и парашютистом Молотовым, говорившем по-немецки, неудаче. Задание у них было чрезвычайной важности, а вернулись в лагерь ни с чем. По Кастопольскому шоссе из Ровно, по агентурным данным, вроде бы должен проезжать рейхскомиссар Украины, гаулейтер Эрих Кох, и нужно было его уничтожить. Сутки просидели – нет машин. Вторые сутки – опять напрасно. Отложил, знать, поездку видный фашист со своей свитой. Проклиная его, разочарованные партизаны возвращались в лагерь, когда неподалеку от села Ленчин на открытом месте встретили десятка три шуцполицаев во главе с заместителем коменданта кастопольской полиции Скибой. Принимать бой безрассудно. Но бойцы не растерялись. Вроде бы как свои, обменялись приветствиями. Вознюк предложил Скибе отойти в сторонку и доложил:
– Из Сарн, пан комендант, до своих людей ходили, а теперь до батьки.
– А батько где?
– Батько Бульба на хуторе Маренин, – прошептал на ухо Поликарп. – По его заданию ходили.
Ему было известно, что главарь националистов Боровец находится именно там.
Скиба хмыкнул:
– Идить соби.
Теперь можно безопасно следовать в лагерь. Но находчивый партизан осмелился на большее:
– Пан комендант, а если мы напоремся на партизан? У нас одни пистоли. Дали бы винтовок!
Скиба распорядился отдать пять винтовок с патронами.
– Дякую, шановний пан комендант! Благодарствую!
Так вот и разошлись.
Наконец над дальним ракитником показался дымок. Это был условный сигнал наблюдателей: приготовиться! А вот и пронзительный гудок паровоза. Показался состав. В раскрытых дверях вагонов, свесив ноги, сидели солдаты. Одни пиликали на губных гармошках, другие гнусаво напевали. Вдруг земля дрогнула. Паровоз, словно споткнувшись, дернулся и повалился под откос, увлекая за собой все остальное. Вторая мина взорвалась под самим составом. Гитлеровцы из хвостовых вагонов кинулись прочь, крича от страха и боли, а, когда опомнились, открыли стрельбу. Партизаны, ненадежно укрытые в прибитой первым инеем высокой траве, вели прицельный огонь из винтовок и автоматов. После скоротечного боя без потерь отошли в лес. А немецкие каратели так и не добрались до сборных пунктов своих намеченных жертв.
Немцы, видимо, пронюхали от своих приспешников, кто сообщил партизанам о карателях. Подозрение пало на Ефима Иосифовича Головача. Безногого инвалида зарубили на глазах всей семьи. Связной погиб смертью героя.
– Дядя Костя, вы ведь рискуете не меньше, – обеспокоенно сказал Кочетков при очередной встрече с Довгером. – Перебирайтесь в отряд.
– Я здесь нужнее, Виктор Васильевич.
– И все же мы переехали в Клесово.
Отец, немолодой, обремененный семьей человек, продолжал с честью нести ношу разведчика-подпольщика: слушать, смотреть, запоминать, передавать добытые сведения по назначению. И подавлять в себе желание физически расправляться с врагами. Терпение, выдержка не менее важны, чем отвага. Он связывал партизан с группой инженера Ковельской железной дороги Фидарова, ездил по заданиям в Ковель, Луцк, Львов и даже Варшаву. Отовсюду привозил ценные разведданные. Особенно успешным было его посещение Варшавы. Установил, что там на содержании эмигрантского правительства в Лондоне существуют две псевдоподпольные офицерские школы, где преподавателями являются немцы. Нетрудно понять, что за кадры готовили эти «учебные заведения».
Подстать Довгеру был мельник Максим Федорович Петровский. При оккупантах он продолжал себя вести как настоящий хозяин своей земли.
Это случилось 3 марта 1943 года. Довгер с Петровским и поляком Петчаком поехали выполнять очередное задание. Возле хутора Бордухи их остановила группа вооруженных людей с трезубцами на шапках. Обыскали. Забрали документы и деньги. Повели в свой штаб – одинокий домик на окраине. Там колючей проволокой связали им руки за спиной. Разули. Стали допрашивать: куда и зачем идут. Петчак повалился без сознания. Исколотый, изрезанный, избитый. Довгера подвергли таким же нечеловеческим пыткам. Он тоже не сказал ни слова. Следом взялись за Петровского…
Довгер шепотом, чтобы не услышали часовые, сказал своим товарищам:
– Если кто из нас останется в живых, зайдите к моим, передайте, чтобы дочка шла в отряд. Командиру расскажите все, от начала до конца..
Перед рассветом их повели к реке. К месту, где во льду чернела прорубь.
Довгера раздели донага.
– Вам отомстят, – прохрипел он, отчаянно сопротивляясь и не прося пощады. Его живого затолкали под лед.
– Лучше умереть от пули! – закричал Петровский, ударив в пах одного и отшвырнув плечом другого.
Он побежал, увлекая за собой Петчака. Конвоиры растерялись. Поднялась беспорядочная стрельба. Петчак упал. Максим Федорович продолжал бежать, делая зигзаги. На расстоянии и в полутьме он стал сливаться со снегом. «Хочешь бежать долго – вдох под четвертый шаг!» – вспомнились наставления техникумовского физрука. А вот и лес – густой, пахучий, до слез родной, шумящий на холодном ветру. Преследователи отстали. Петровский в изнеможении повалился на снег. Кое-как удалось избавиться от колючей проволоки. Руки нестерпимо болели. Но что с ногами? До ступней, израненных затвердевшим снегом, невозможно дотронуться. Сорвав с себя рубаху, обмотал их и, точно по раскаленному железу, насколько хватало сил, побрел дальше. Его, обмороженного, подобрали партизанские разведчики. Он и рассказал о подробностях надругательства над ними, о том, что в проруби Случи националисты утопили Константина Ефимовича. Его тело извлекли из-подо льда и похоронили с партизанскими почестями.
– Мы приезжали на похороны, – продолжает рассказ Зинаида Константиновна. – Дядю, маминого брата, тоже убили, когда он приезжал за картошкой и не успел спрятаться. А нас почему-то не тронули. Но нам было страшно оставаться и на новом месте. Командование отряда предложило переехать в Ровно, чтобы и семье помочь, потерявшей кормильца, и чтобы мы не чувствовали себя изгоями в бандитском окружении, да и «крыша» партизанам там была нужна. Валя горела желанием заменить отца и отомстить за него.
ВАЛЯ
Когда командование поближе с ней познакомилось, стало ясно: это полностью сложившийся убежденный антифашист, человек смелый, волевой. На нее появились свои виды. Ее решили передать в помощницы Кузнецову. Да, именно в помощницы, потому что ему для успешной работы в городе нужны были крепкие связи с верными местными людьми. Не беда, что у нее нет опыта подпольной работы. Важен боевой дух и, конечно, нужна конспиративная квартира. Ведь чем меньше людей будет знать его в Ровно, тем лучше.
– При первой встрече, которая произошла задолго до этого, они не очень понравились друг другу. У Вали было свое представление о разведчике, который способен действовать в логове врага. А он какой-то слишком обыкновенный. Хотя по натуре сдержанный. Никогда не нервничал, не повышал голос, не давал воли своему негодованию в отношении немцев. В совершенстве знал немецкий язык, а также польский, украинский. Николай Иванович, в свою очередь, тоже не видел в Вале нужных качеств. Она не могла скрывать свою ненависть к фашистам, а это не способствовало успеху на опасном поприще разведчицы. Но были и достоинства: много подруг в Ровно, и можно обзавестись нужными знакомствами… Это и заставило Кузнецова дать согласие на посылку Вали в Ровно. Она сумела быстро подыскать для нашей семьи квартиру на улице Ясной, 55. Дом, правда, на два хозяина, но во второй половине человек свой, надежный. Три комнаты. Кухня, веранда. Вход отдельный. Есть садик. Место тихое, на окраине. Хорошее убежище Кузнецову, а если понадобится, то и другим разведчикам. Оформила прописку, что было весьма нелегко: через одну из «подружек» познакомилась с сотрудником гестапо, который не только поверил рассказу Вали, будто бы ее отец убит партизанами за связь с немцами, но и помог документально подтвердить эту легенду. Он же порекомендовал ее на работу продавщицей в магазин.
Все сложилось хорошо. Отряд получил надежного и полезного работника, Кузнецов, выдававший себя за Пауля Зиберта, стал считаться Валиным женихом, обзавелся нужными знакомствами и изо дня в день снабжал отряд сообщениями одно интереснее другого, огромного военного и политического значения. Для всех подпольщиков и партизан он был известен под фамилией Грачев – высокий, светловолосый, красивый...
– К нам приходило много людей, – вспоминает Зинаида Константиновна. – Мы с младшей сестрой Лилей, а уж мама тем более, прекрасно знали, чем они занимаются, какой опасности все подвергаемся. Все достоверно описано в книгах Дмитрия Медведева, Виктора Кочеткова, Николая Струтинского. Так и было.
Между тем, в кратком предисловии к своей книге «Это было под Ровно» Дмитрий Медведев приводит такие слова Кузнецова: «Если после войны мы будем рассказывать о том, как и что мы делали, этому вряд ли кто поверит. Да я бы и сам, наверное, не поверил, если бы не был участником этих событий…»
Действительно, сейчас, когда мы можем сравнивать подвиги того или иного разведчика в тылу врага, их вклад в Победу, Николай Иванович Кузнецов предстает перед нами поистине легендарной выдающейся личностью, не умаляя заслуги и всей его группы, всего партизанского отряда особого назначения.
ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕГЕНДЫ
По отзывам его соратников, Николай Иванович кузнецов принадлежал к числу тех людей, которые скупы на рассказы о себе и о которых больше говорят их поступки, нежели слова. Однако, такая, на первый взгляд, замкнутость свидетельствует не о скрытности характера, а, скорее, о естественной скромности человека, не находившего в своей жизни ничего такого, что могло бы поразить или чем-то удивить других. Свою биографию считал самой заурядной и нередко завидовал тем, чья жизнь складывалась бурно, была насыщена событиями, казалась интереснее, чем его.
В последнее время заметен возросший интерес к личности Кузнецова, о чем можно судить по нескольким посвященным ему передачам по центральному телевидению, газетным статьям к 9О-летию со дня его рождения, которые мне довелось не так давно просмотреть или прочитать. Оно и понятно: многие документы ОГПУ-НКВД уже рассекречены. Если раньше мы знали о нем лишь по книгам Дмитрия Медведева «Это было под Ровно» и «Сильные духом», Виктора Кочеткова «Неустрашимые» (а это, понятно, официальные версии), то теперь стали известны ранее нигде не упоминавшиеся страницы биографии из предвоенного периода. То, что он был нештатным сотрудником, так сказать, «подснежником», спецагентом и агентом-маршрутником, а в период сталинских чисток арестовывался и несколько месяцев провел во внутренней тюрьме Свердловского управления НКВД, но, к счастью, в деле его разобрались и выпустили на свободу, вновь привлекли к выполнению заданий Центрального аппарата контрразведки. В послужном списке с агентурными псевдонимами Кулик, Ученый, Колонист столько заслуг, что вместе с последующими они позволили по праву назвать его «гением разведки».
Родился в большом, дворов тогда на триста, селе с неоригинальным хоть на Урале, хоть в Сибири названием Зырянка (ныне Свердловская область) в семье старообрядца и при крещении получил имя Никанор. После техникума работал по специальности землеустроителя. Потом сменил еще несколько мест работы, в том числе в конструкторском бюро Уралмаша. Постоянное общение с многочисленными немецкими колонистами помогло свободно овладеть их родным языком. Такая разговорная практика – очень большое дело. Особенно, если осваиваешь не только классический, но и различные диалекты немецкого языка. Захотелось блеснуть, и диплом инженера защитил на немецком языке!
В 1938 году перспективного специалиста, а на самом деле негласного сотрудника НКВД, переводят в Москву. Вращался в кругу дипломатов, иностранных специалистов, артистов и прочей интеллигенции…
В первые дни войны написал заявление с просьбой отправить в тыл врага для разведывательной работы. Почему-то ему отказали. Видимо, приберегали для чего-то очень важного, может быть, для заброски в саму Германию. Писал вновь: «Я, как всякий советский человек, в момент, когда решается вопрос о существовании нашего государства и нас самих, горю желанием принести пользу моей Родине. Бесконечное ожидание (почти год) при сознании того, что я, безусловно, имею в себе силы и способности принести существенную пользу моей Родине, страшно угнетает меня. Как русский человек я имею право требовать предоставить мне возможность принести пользу моему Отечеству в борьбе против злейшего врага. Дальнейшее пребывание в бездействии я считаю преступным перед моей совестью и Родиной… Я вполне отдаю отчет в том, что очень вероятна возможность моей гибели при выполнении заданий разведки, но смело пойду в тыл врага, так как сознание правоты нашего дела вселяет в меня великую силу и уверенность в конечной победе. Это сознание даст мне силы выполнить мой долг перед Родиной до конца».
Наконец летом 1942 года его зачисляют в отряд особого назначения 4-го управления НКВД, которым командовал Д.Н. Медведев (Тимофей). Последняя подготовка: изучение оружия и военной техники, тренировки в стрельбе и подрывном деле, беседы с пленными немецкими офицерами и генералами…
Перед отправкой на выполнение боевого задания Кузнецов оставил письмо брату Виктору:
«… Для победы над врагом наш народ не жалеет самого дорогого – своей жизни. Жертвы неизбежны. И я хочу откровенно сказать тебе, что очень мало шансов на то, чтобы я вернулся живым… Почти сто процентов за то, что придется пойти на самопожертвование. И я совершенно спокойно и сознательно иду на это, так как глубоко сознаю, что отдаю жизнь за святое, правое дело, за настоящее и будущее нашей Родины. Мы уничтожим фашизм, мы спасем Отечество. Нас вечно будет помнить Россия, счастливые дети будут петь о нас песни, и матери с благодарностью и благоговением будут рассказывать детям о том, как в 1942 году мы отдали жизнь за счастье нашей горячо любимой Отчизны. Нас будут чтить и освобожденные народы Европы…»
| Далее