Людмила Остроумова
* * *
Ах, как холодно мне, как вьюжно
В эту мартовскую канитель.
Сколько встреч на пути ненужных,
Сколько горьких в пути потерь!
Сколько пройденных вех и сколько
Их осталось ещё пройти?
Пью полынный напиток горький
Одиночества и тоски.
Неба синь высока, как прежде,
Да полёт мой не так высок.
А в пустыне моей надежды,
Лишь зыбучий поёт песок.
* * *
Не потому, что бабы дуры.
А потому, что просто бабы.
Сентиментальные натуры,
И от природы очень слабы.
И бурю жнут, не сея ветер,
И слаб их тонкий голосочек.
Рожают дуры в лихолетье
По-прежнему сынов и дочек.
И не умнеют век от века,
С тех пор, когда был плод надкушен,
Они всё ищут человека,
Который понял бы их душу.
Все, до единой на планете,
Без нежности бывают хмуры.
Цветут сады, смеются дети,
А бабы, как и прежде – дуры.
* * *
Отшумели ливни, грозы,
К югу птицы улетели.
Нянчит месяц в небе звёзды,
Их качает в колыбели.
Догорают будто свечи,
Тополя, что возле дома,
Утро будит старый кречет,
Сбросив сонную истому.
Звяк, да звяк ведро в колодце,
Кошка греется у печки,
То не пенье раздаётся, –
Ивы плачут возле речки...
Зарисовки жизни личной,
Жизни дачной, жизни прочной.
Спросят: «Как дела?»
«Отлично!»
Только сердце в клочья в клочья...
* * *
Искать ответ, извечных истин суть.
И суть веков и краткого мгновенья,
И дерзости полёта и уменья
Найти себе принадлежащий путь.
Соизмерять в душе добро и зло,
Сомнений лёд и свет надежды зыбкий.
И горький плач, и светлую улыбку,
И счастья ненадёжного крыло.
Не дать себе завязнуть в суете,
В отчаянье, печали, тихом бунте,
Но в тишине услышать, выжить в смуте,
И видеть то, что скрыто в темноте.
Пройти легко над бездной, не спеша.
Познать себя и частью, и Вселенной.
И голос свой и стих свой сокровенный
Не расплескать, в нём теплится душа.
Валерий Дмитриев
Невыдуманная история
Читая вечером поэтов,
Чьи имена узнал Парнас,
Кольцова, Лермонтова, Фета,
Он им завидовал подчас.
Хотел писать, как Блок и Белый,
В стихе скрестить хорей и ямб.
Творить по-маяковски смело,
Чтоб обойти избитый штамп.
Роняя слёзы умиленья,
Он незнакомку полюбил.
Порой буянил, как Есенин
И в кабаках стаканы бил.
Просил таланта он у Бога,
Но не откликнулся Господь.
Он к дьяволу искал дорогу,
Себя не в силах побороть.
Однажды после шумной встречи,
Когда гудела голова,
Явился чёрт ему под вечер
Осведомиться: как дела?
– Ну, что же ты, лихой писака,
Не дотянул ещё до звёзд?
А хочешь – станешь вурдалаком,
Чтоб веселить стихом погост.
– Нет, нет – не надо мне затменья, –
Трусливо закричал герой. –
Хочу писать, как сам Есенин,
Его есенинской строфой.
И молвил чёрт в одно мгновенье:
– Встречай, поэт, свой новый день.
Отныне ты Сергей Есенин,
Его есенинская тень.
Узнаешь сам и боль, и славу,
Стихами воспевая Русь.
Иди твори свою забаву
Я здесь тебя, дружок, дождусь.
Пока ты занят рокировкой
И покорением сердец,
Я для тебя сплету верёвку,
Чтоб подготовить твой конец.
Ну, что же ты – сживайся с тенью.
Вон твой знакомый кабачок.
Иди, гуляй, Сергей Есенин,
Да не запейся, дурачок.
Что загрустил, рязанский лапоть,
Ты только тень, а весь дрожишь.
Не вздумай здесь ещё заплакать,
Представив, что уже висишь.
Да не забудь оставить миру
Свои предсмертные слова.
Боишься – так отдай мне лиру.
Эх ты – пустая голова!
Сказал так чёрт и удалился
Вершить нечистые дела.
Поэту просто он приснился. –
Спохмелья жажда довела.
г.Тайга
Юрий Дубатов
Колокол, звонящий по Шагалу
Летели коровы над Витебском,
Влюблённые рядышком плыли,
Над Витебском, милом мне Витебском,
Чтоб вы никогда не забыли.
Отдам все картины я Родине,
Взамен только б домик мне дали,
Под Витебском, милом мне Витебском –
И всё трепетало в Шагале.
«Еврей, да летает, да с вывертом...» –
Жестоко в ответ прозвучало.
Нахмурилось небо над Витебском
И улочки вмиг закачало.
И сердце сжималось и плакало,
Другого оно и не ждало.
Под Витебском, милом мне Витебском,
Не встретите Марка Шагала.
* * *
Владеть собой,
Входить в какой-то образ!
Как я устал от этого давно.
Так много лет смеялся я
Сквозь слёзы,
Что на исходе стало всё равно.
Одно жалею: мало куролесил.
Недолюбил, с друзьями недопил,
Не написал хороших,
Нужных песен,
Своим врагам обиды не простил.