Посвящается отцу.
Фитнес-браслет показывает, что пульс у меня 83 удара в минуту. Пойдет. Нужно, чтоб было поменьше, но так тоже неплохо. Я уже привык следить за пульсом. Жаль только, отец за ним никогда не следил. Наверное, тогда бы его ранее безобидная блокада правой ножки пучка Гиса не развилась и не привела к инфаркту, который у него случился несколько дней назад.
Еду в такси и везу отцу в больницу пакет с едой и книгами. Проезжаю по мосту и смотрю на заледеневшую реку. Она напоминает снежную пустыню на Северном полюсе – безмятежная, застывшая, уходящая за горизонт.
Доезжаю до больницы и захожу в стационар. Здесь располагаются магазинчики, гардероб и молельная комната, из которой выглядывают иконы. Возле магазинчиков – пластиковые столики, за ними обедают врачи, медсестры и посетители. Мы с отцом неподалеку. Он шутит, рассказывает о книге, которую читает, об идеях, которые ему приходят. Как будто и не было никакого инфаркта. Отец спокоен. Слушаю и тоже стараюсь быть таким же расслабленным и безмятежным. Не хочу перебивать.
Проверяю пульс – 98 ударов.
– Нет, ну это абсолютно банальный ход. Нельзя так книги писать! – заявляет отец, говоря о романе, который случайно оказался у него в больнице. Думаю: как же хорошо, что я привез ему Филипа Дика. Хоть нормальные вещи будет читать, а не то, что он мне описывает. Даже автора не могу вспомнить.
Поглядываю на молельную комнату, кто-то уже поставил свечки. Они одиноко горят в центре комнаты. Мимо нас беспокойно ходит медсестра, ищет какого-то Беляева, но никак не может найти. Отец продолжает описывать сюжет и то, как бы он его переделал, а потом спрашивает, смог ли я придумать применение карманным дедушкиным часам в своей прозе. Не зря же я их крутил у себя дома почти две недели.
– Смог.
– Я бы их превратил в машину времени, – делится отец.
– У меня есть идея получше.
– Какая?
– Пока не могу сказать, – отвечаю я, – сам потом увидишь.
Отец с улыбкой кивает.
– Браслет себе еще не заказал?
– Не нужны мне эти браслеты, – отвечает отец.
– А по-моему, удобно. Можно за пульсом следить.
– Я и так чувствую, что все хорошо, сынок. Сердцем чувствую, – посмеивается.
Улыбаюсь, стараясь скрыть беспокойство.
Еду обратно в такси и вспоминаю, как отец много лет назад катал меня на плечах. Его волосы тогда были черные, как уголь. Даже у меня они не настолько черные, а скорее темно-русые. Сейчас отец уже весь седой. Снова смотрю на снежную пустыню под мостом. Ветер поднимает в воздух снежинки, которые медленно опадают на белые дюны.
В руках я кручу те самые дедушкины карманные часы. Двадцать лет назад он умер от инфаркта ночью, когда спал. А ведь ничего беды не предвещало. Может, он просто не обращал внимания на проблемы с сердцем в течение всей жизни? Откуда-то же эти проблемы возникли и у отца, и у меня.
Часы уже давно в нерабочем состоянии. Если завести, они недолго, буквально полчаса, поработают, громко тикая, а затем остановятся вновь. Мне нравится слушать, как они тикают. Тогда время становится осязаемым, с этим повторяющимся вновь и вновь щелчком. Он звучит даже как-то остро: цик-цик-цик. Еще минуту послушать и можно порезать слух. Но не получится – часы остановятся.
Отец не знает, что я их разбираю и собираю время от времени. Ему бы это вряд ли понравилось. Дома я сажусь за стол, открываю заднюю крышку часов и начинаю откручивать болтики, чтобы вытащить каждую шестеренку. Вот она – пружина, из-за которой часы останавливаются раньше времени. Она уже слишком старая. Заказал две других из разных магазинов. На всякий случай – пружины ведь придут тоже советские, неизвестно, насколько они износились.
Измеряю пульс – 76 ударов.
Главное – верить, что одна пружина встанет в часах как надо и будет хорошего качества. Пускай даже обе будут хорошими. Странно только, что идут они в мой город уже целую неделю. Могли бы и побыстрее.
Незадолго до Нового года отцу разрешили находиться на дневном стационаре. Звоню по домофону. Долго не открывают.
– Кто? – голос матери.
– Артем, открывай.
Дверь устало стонет. Морозы ей явно не нравятся.
Дома все так же, как и раньше. Отец лежит на диване и смотрит телевизор, а мать на кухне ставит чайник.
Иду помогать матери накрывать на стол. В дверном проеме появляется отец.
– Ну что, как Новый год праздновать планируешь?
– Хотел у вас то же самое спросить, – наливаю чай, – планировал с вами.
– Было бы здорово! – отец радуется.
– Ты уже знаешь, что у Деда Мороза и Снегурочки попросить? – спрашивает мать, весело подмигивая. Конечно, я давно уже вырос из того возраста, но она всегда так говорит перед Новым годом.
– Ничего не надо мне от Деда Мороза и Снегурочки, – улыбаюсь.
Здоровья. Я хочу попросить здоровья, только и всего. Отцу, матери. Себе.
Измеряю пульс – 88 ударов.
Я не обращал на здоровье внимания, пока не упал в обморок летом. На велосипеде прокатился, слез с него, в глазах начало темнеть. Потом онемели руки, заломило шею. Велик упал рядом со мной, а затем свалился и я. Жильцы дома, напротив которого я упал в обморок, вызвали «скорую».
– Когда в последний раз делали ЭКГ?
– Да каждый год делаю.
– Вам говорили, что у вас блокада правой или левой ножки пучка Гиса?
– Нет, такого мне никто не говорил.
С тех пор я начал следить за здоровьем, прошелся по врачам, подтвердил блокаду левой ножки пучка Гиса. Это значило, что мне нужно следить за состоянием пульса (должен быть не больше 90 ударов в минуту), пить таблетки время от времени, сбросить лишний вес и вообще заняться здоровьем и пересмотреть что-то в жизни. А еще нельзя волноваться.
Спустя некоторое время у отца случился инфаркт.
Мать наливает еще одну кружку чая.
– А вы что хотите на Новый год? – спрашиваю у родителей.
– Чтобы ты пришел. Это уже будет подарок, – отвечает мать за обоих.
С тех пор, как я начал жить отдельно, ни один Новый год с родителями не отпраздновал. Уже как три года подряд. Только с друзьями зависал и приходил к родителям первого или даже второго января.
– Я приду, обязательно приду.
Девушка в пункте выдачи заказов интернет-магазина не может найти мои часовые пружины. Что ж такое-то? Хоть самому эти пружины выплавляй.
– Они точно у вас пришли? – спрашивает.
– Да, – демонстрирую экран смартфона, на котором написано: «Товар пришел в пункт самовывоза».
Девушка закатывает глаза, тяжело вздыхает и снова отправляется на поиски.
– Там небольшая коробочка должна быть! – кричу ей вслед. – Ну, или пакетик...
Измеряю пульс – 102 удара в минуту.
– Нашла!
Наконец-то. Идет, отбивает товар и отдает мне совсем крохотный сверток. Неудивительно, что она не могла его найти. Не разворачивая покупку, отправляюсь домой. В пункте выдачи я побоялся, что пружины потеряются где-нибудь на полу, если выпадут, и тогда я уйду не только с пустыми руками, но и без денег.
Дома я их осмотрел. Ничего особенного, пружины как пружины. Только более тугие и вычищенные. Выглядят как новые, хоть и советские. Разбираю часы, меняю пружину. Собираю вновь, кручу заводную головку на часах. Идет туже, чем раньше. Надеюсь, к лучшему. Папа говорил, что, когда дедушке подарили эти часы, они могли идти без подзаводки два дня. Значит, запас хода у них не меньше полутора-двух суток. Остается только ждать и наблюдать. Подвожу стрелки на нужное время и кладу часы в карман.
Дома у родителей стоит настоящая елка. Пышной назвать ее никак не получается. Зато отец с матерью постарались ее украсить. Есть в этом что-то детское. Давно забытое. Простое и уютное.
Пока родители на кухне, кладу подарок под елку между другими такими же цветастыми коробочками разных размеров.
– Мам, тут, кажется, Дед Мороз заглядывал, подарочки оставил! – кричу из комнаты.
Из кухни доносится:
– Правда? Сейчас придем!
Судя по шагам, они не спешат. Наконец они оказываются в комнате. Отец деланно говорит:
– Ого! Сколько подарков! Давайте их откроем?
Киваю и подаю ему первый попавшийся под руку. Судя по подписи, это было ему от матери. Объемный. Отец открывает аккуратно, как привык.
– Это же домашний халат! Как я и хотел! Спасибо! – восклицает отец, целует мать в щеку и тут же накидывает халат на себя.
Передаю подарки дальше, этот уже для матери от отца. Она его открывает, разрезая оберточную бумагу ножницами. Внутри плед.
– Ох, ты не забыл! – мать обнимает отца.
В это время я распаковываю свой подарок от родителей. Это книга про писательство.
– Чтобы точно написал что-то большое и хорошее, – говорит отец, – может, Нобелевку потом получишь...
– Не, Нобелевка – мало. Сразу Пулитцер нужен, – говорю иронично.
Смеемся.
– Кстати, рассказ про часы написал? Ты же так хотел, – вспоминает отец.
Молча подаю отцу подарок от себя.
Он его раскрывает и достает дедушкины часы. Подносит их к уху.
– Тикают... Ты их починил?..
Я киваю.
Отец подзаводит часы.
– Как туго идут. Прям как в детстве...
– Попробуй пульс измерить.
Отец засекает по часам время и кладет два пальца на запястье.
– Сколько?
– 83 удара.
– Это хорошо. Хотел сначала фитнес-браслет подарить, но ты от него постоянно отказывался.
Отец кладет часы в карман.
– А как же рассказ?
– Рассказ как-нибудь потом напишу. Еще успеешь почитать.
Фитнес-браслет показывает, что пульс у меня 83 удара в минуту. Пойдет. Нужно, чтоб было поменьше, но так тоже неплохо. Я уже привык следить за пульсом. Жаль только, отец за ним никогда не следил. Наверное, тогда бы его ранее безобидная блокада правой ножки пучка Гиса не развилась и не привела к инфаркту, который у него случился несколько дней назад.
Еду в такси и везу отцу в больницу пакет с едой и книгами. Проезжаю по мосту и смотрю на заледеневшую реку. Она напоминает снежную пустыню на Северном полюсе – безмятежная, застывшая, уходящая за горизонт.
Доезжаю до больницы и захожу в стационар. Здесь располагаются магазинчики, гардероб и молельная комната, из которой выглядывают иконы. Возле магазинчиков – пластиковые столики, за ними обедают врачи, медсестры и посетители. Мы с отцом неподалеку. Он шутит, рассказывает о книге, которую читает, об идеях, которые ему приходят. Как будто и не было никакого инфаркта. Отец спокоен. Слушаю и тоже стараюсь быть таким же расслабленным и безмятежным. Не хочу перебивать.
Проверяю пульс – 98 ударов.
– Нет, ну это абсолютно банальный ход. Нельзя так книги писать! – заявляет отец, говоря о романе, который случайно оказался у него в больнице. Думаю: как же хорошо, что я привез ему Филипа Дика. Хоть нормальные вещи будет читать, а не то, что он мне описывает. Даже автора не могу вспомнить.
Поглядываю на молельную комнату, кто-то уже поставил свечки. Они одиноко горят в центре комнаты. Мимо нас беспокойно ходит медсестра, ищет какого-то Беляева, но никак не может найти. Отец продолжает описывать сюжет и то, как бы он его переделал, а потом спрашивает, смог ли я придумать применение карманным дедушкиным часам в своей прозе. Не зря же я их крутил у себя дома почти две недели.
– Смог.
– Я бы их превратил в машину времени, – делится отец.
– У меня есть идея получше.
– Какая?
– Пока не могу сказать, – отвечаю я, – сам потом увидишь.
Отец с улыбкой кивает.
– Браслет себе еще не заказал?
– Не нужны мне эти браслеты, – отвечает отец.
– А по-моему, удобно. Можно за пульсом следить.
– Я и так чувствую, что все хорошо, сынок. Сердцем чувствую, – посмеивается.
Улыбаюсь, стараясь скрыть беспокойство.
Еду обратно в такси и вспоминаю, как отец много лет назад катал меня на плечах. Его волосы тогда были черные, как уголь. Даже у меня они не настолько черные, а скорее темно-русые. Сейчас отец уже весь седой. Снова смотрю на снежную пустыню под мостом. Ветер поднимает в воздух снежинки, которые медленно опадают на белые дюны.
В руках я кручу те самые дедушкины карманные часы. Двадцать лет назад он умер от инфаркта ночью, когда спал. А ведь ничего беды не предвещало. Может, он просто не обращал внимания на проблемы с сердцем в течение всей жизни? Откуда-то же эти проблемы возникли и у отца, и у меня.
Часы уже давно в нерабочем состоянии. Если завести, они недолго, буквально полчаса, поработают, громко тикая, а затем остановятся вновь. Мне нравится слушать, как они тикают. Тогда время становится осязаемым, с этим повторяющимся вновь и вновь щелчком. Он звучит даже как-то остро: цик-цик-цик. Еще минуту послушать и можно порезать слух. Но не получится – часы остановятся.
Отец не знает, что я их разбираю и собираю время от времени. Ему бы это вряд ли понравилось. Дома я сажусь за стол, открываю заднюю крышку часов и начинаю откручивать болтики, чтобы вытащить каждую шестеренку. Вот она – пружина, из-за которой часы останавливаются раньше времени. Она уже слишком старая. Заказал две других из разных магазинов. На всякий случай – пружины ведь придут тоже советские, неизвестно, насколько они износились.
Измеряю пульс – 76 ударов.
Главное – верить, что одна пружина встанет в часах как надо и будет хорошего качества. Пускай даже обе будут хорошими. Странно только, что идут они в мой город уже целую неделю. Могли бы и побыстрее.
Незадолго до Нового года отцу разрешили находиться на дневном стационаре. Звоню по домофону. Долго не открывают.
– Кто? – голос матери.
– Артем, открывай.
Дверь устало стонет. Морозы ей явно не нравятся.
Дома все так же, как и раньше. Отец лежит на диване и смотрит телевизор, а мать на кухне ставит чайник.
Иду помогать матери накрывать на стол. В дверном проеме появляется отец.
– Ну что, как Новый год праздновать планируешь?
– Хотел у вас то же самое спросить, – наливаю чай, – планировал с вами.
– Было бы здорово! – отец радуется.
– Ты уже знаешь, что у Деда Мороза и Снегурочки попросить? – спрашивает мать, весело подмигивая. Конечно, я давно уже вырос из того возраста, но она всегда так говорит перед Новым годом.
– Ничего не надо мне от Деда Мороза и Снегурочки, – улыбаюсь.
Здоровья. Я хочу попросить здоровья, только и всего. Отцу, матери. Себе.
Измеряю пульс – 88 ударов.
Я не обращал на здоровье внимания, пока не упал в обморок летом. На велосипеде прокатился, слез с него, в глазах начало темнеть. Потом онемели руки, заломило шею. Велик упал рядом со мной, а затем свалился и я. Жильцы дома, напротив которого я упал в обморок, вызвали «скорую».
– Когда в последний раз делали ЭКГ?
– Да каждый год делаю.
– Вам говорили, что у вас блокада правой или левой ножки пучка Гиса?
– Нет, такого мне никто не говорил.
С тех пор я начал следить за здоровьем, прошелся по врачам, подтвердил блокаду левой ножки пучка Гиса. Это значило, что мне нужно следить за состоянием пульса (должен быть не больше 90 ударов в минуту), пить таблетки время от времени, сбросить лишний вес и вообще заняться здоровьем и пересмотреть что-то в жизни. А еще нельзя волноваться.
Спустя некоторое время у отца случился инфаркт.
Мать наливает еще одну кружку чая.
– А вы что хотите на Новый год? – спрашиваю у родителей.
– Чтобы ты пришел. Это уже будет подарок, – отвечает мать за обоих.
С тех пор, как я начал жить отдельно, ни один Новый год с родителями не отпраздновал. Уже как три года подряд. Только с друзьями зависал и приходил к родителям первого или даже второго января.
– Я приду, обязательно приду.
Девушка в пункте выдачи заказов интернет-магазина не может найти мои часовые пружины. Что ж такое-то? Хоть самому эти пружины выплавляй.
– Они точно у вас пришли? – спрашивает.
– Да, – демонстрирую экран смартфона, на котором написано: «Товар пришел в пункт самовывоза».
Девушка закатывает глаза, тяжело вздыхает и снова отправляется на поиски.
– Там небольшая коробочка должна быть! – кричу ей вслед. – Ну, или пакетик...
Измеряю пульс – 102 удара в минуту.
– Нашла!
Наконец-то. Идет, отбивает товар и отдает мне совсем крохотный сверток. Неудивительно, что она не могла его найти. Не разворачивая покупку, отправляюсь домой. В пункте выдачи я побоялся, что пружины потеряются где-нибудь на полу, если выпадут, и тогда я уйду не только с пустыми руками, но и без денег.
Дома я их осмотрел. Ничего особенного, пружины как пружины. Только более тугие и вычищенные. Выглядят как новые, хоть и советские. Разбираю часы, меняю пружину. Собираю вновь, кручу заводную головку на часах. Идет туже, чем раньше. Надеюсь, к лучшему. Папа говорил, что, когда дедушке подарили эти часы, они могли идти без подзаводки два дня. Значит, запас хода у них не меньше полутора-двух суток. Остается только ждать и наблюдать. Подвожу стрелки на нужное время и кладу часы в карман.
Дома у родителей стоит настоящая елка. Пышной назвать ее никак не получается. Зато отец с матерью постарались ее украсить. Есть в этом что-то детское. Давно забытое. Простое и уютное.
Пока родители на кухне, кладу подарок под елку между другими такими же цветастыми коробочками разных размеров.
– Мам, тут, кажется, Дед Мороз заглядывал, подарочки оставил! – кричу из комнаты.
Из кухни доносится:
– Правда? Сейчас придем!
Судя по шагам, они не спешат. Наконец они оказываются в комнате. Отец деланно говорит:
– Ого! Сколько подарков! Давайте их откроем?
Киваю и подаю ему первый попавшийся под руку. Судя по подписи, это было ему от матери. Объемный. Отец открывает аккуратно, как привык.
– Это же домашний халат! Как я и хотел! Спасибо! – восклицает отец, целует мать в щеку и тут же накидывает халат на себя.
Передаю подарки дальше, этот уже для матери от отца. Она его открывает, разрезая оберточную бумагу ножницами. Внутри плед.
– Ох, ты не забыл! – мать обнимает отца.
В это время я распаковываю свой подарок от родителей. Это книга про писательство.
– Чтобы точно написал что-то большое и хорошее, – говорит отец, – может, Нобелевку потом получишь...
– Не, Нобелевка – мало. Сразу Пулитцер нужен, – говорю иронично.
Смеемся.
– Кстати, рассказ про часы написал? Ты же так хотел, – вспоминает отец.
Молча подаю отцу подарок от себя.
Он его раскрывает и достает дедушкины часы. Подносит их к уху.
– Тикают... Ты их починил?..
Я киваю.
Отец подзаводит часы.
– Как туго идут. Прям как в детстве...
– Попробуй пульс измерить.
Отец засекает по часам время и кладет два пальца на запястье.
– Сколько?
– 83 удара.
– Это хорошо. Хотел сначала фитнес-браслет подарить, но ты от него постоянно отказывался.
Отец кладет часы в карман.
– А как же рассказ?
– Рассказ как-нибудь потом напишу. Еще успеешь почитать.