30 лет мастерской «Аз». Виктор Бровиков, Сергей Быков, Алексей Гамзов, Анна Герасименко, Саша Гущина, Александр Емельянов, Александр Ибрагимов, Евгений Казаков, Виктор Кальсин, Александр Командин, Тат

30 лет мастерской «Аз»

1 апреля 1993 года в 19.00 в 210-й аудитории шестого корпуса Кемеровского госуниверситета состоялся первый вечер мастерской «Аз», на котором встретились два поэта: руководитель А. Ибрагимов и первый участник Д. Мурзин. С этого началась история мастерской, которая продолжается и сейчас. Из её круга вышло множество случившихся поэтов, её силами создан журнал «После 12» и было издано множество книг победителей поэтических состязаний, устраиваемых мастерской.

Александр ИБРАГИМОВ

«Из продолговатых учебных столов мы составляем шестигранный Круг, рассаживаемся, и начинается читка стихов по корундовому грунту Круга, который сдирает лишнее... Кто‑то начинает читать... Робко или уверенно, тихо, громко или искусно... А дальше – каждый высказывает впечатление. И старается сделать это Искренне, Точно и Благожелательно. Это неимоверно трудно – почти как отдавать свои стихи на Круг. И каждый раз мы учимся этому заново друг у друга. И радуемся точности и ясности, и готовы опротестовать и подправить неверное или неловкое, и смеёмся, и замираем, и негодуем, сочувствуем и переживаем. И я должен блюсти равное отношение-расстояние ко всем. Не дай Бог приблизиться или отдалиться от кого-то и потерять центровку. Удержать двенадцать-восемнадцать непоправимо-честолюбивых, невыносимо-талантливых, непримиримо-молодых поэтов – это да... И у меня есть преимущество перед другими участниками. Я связан с каждым и всеми незримой, но непрерываемой нитью. Даже когда не очень хочется. Но я обязан держать эту упругую связь, иначе Круг распадётся. И я благодарен Кругу, в котором каждый, в меру своих способностей, осуществляет стремление к Совершенству. А разве не об этом семь слов Иисуса Христа: «Будьте совершенны, как совершенен Отец наш небесный»?

Из книги А. Ибрагимова «Белый квадрат»

ОЗЕРО-КОПЫТЦЕ

Загляну в живое зеркальце озерца,
В зеленоватую воду – там жуки-плавуны.
И вижу облачность своего лица
Из небесно-озёрной моей глубины.

Метнётся синемолниевая стрекоза,
Но воздух сознания прозрачно неуязвим.
И мои глаза изучают мои же глаза,
И кажется, что я не один – а с ним.

С кем? Я не знаю пока ещё:
В сознании воздуха – тени от облаков,
И он заглядывает через моё плечо
Нестерпимыми вспышками зрачков!

Это же солнце в зеркальце озерца!
Закрою глаза... – в них жуки-плавуны
Ныряют – огненные – в глубину моего лица,
И зеленоватые травы восходят из глубины.

***

Листает ветер черновик
В бору на даче.
По строчкам пробегает блик –
Листает дальше...

И тени беглые ветвей
Азы выводят,
И необдуманно смелей
Слова находят.

И я как будто ни при чём.
И если честно:
Кто написал и кто прочёл –
Мне не известно...
Поэты мастерской «Аз»

Виктор БРОВИКОВ

***

Никто не заметил
Как плакало
Дерево
Под дождём

***

А море такое же синее
Как если бы нас
И не было

Сергей БЫКОВ

***

Ну до чего же всё весной красиво!
И цвет менять природа не устала:
Была скамейка у подъезда синей –
Зелёной стала.

***

Однажды летом
Я стал поэтом.
Зимой устал
И перестал.

Алексей ГАМЗОВ

НА ЮГ

Зимовать в России – благодать,
зимовать в России – благо (благо,
зимы стали быстро пролетать):
пусто, тихо, ничаго живаго,
всё окрест как белая бумага,
на которой некому писать.

Сплошь позёмка и пороша сплошь,
всё окрест – на молоке и вате.
Всяк хорош, кто в эти двери вхож,
я же – проживу без благодати:
собственной, я понял, рукояти
не сечёт и самый острый нож.

Журавлиных факультет наук,
отщепенцев клика голенаста!
вам вослед движение на юг
начинать, не дожидаясь наста –
научился я у вас, и вас-то
там и встречу, заходя на круг.

***

Не странно ли:
умирает – лето,
больно – нам,
а кричат – птицы...

Анна ГЕРАСИМЕНКО

«...Нужно продолжать писать и искать «своих», тех, кто чувствует слово так же, как я. Я нашла их в творческой мастерской «АЗ». Это было невероятное время свободы и полёта, когда мы жили стихами, ставили смелые эксперименты, совершали открытия, и каждый наш день и был поэзией. Наш наставник – поэт А. Ибрагимов – стал для меня крёстным отцом дважды: в поэзии и в жизни».

СКУЧНЫМ МУЖЧИНАМ

Ты был похож на Алена Делона
В молодости.
Поэтому нравился маме,
Моим подругам
И мне –
Потому что дарил цветы,
Писал по-французски,
Переводил стихи,
Рассказывал про Париж,
Гималаи
И чудные контуры крыш
Вечного города.
Мечтал о семье –
Ты, я, пара детей, собака,
Домик за городом,
Тихая старость,
Овсянка на завтрак,
И никаких приключений!
Как хорошо,
Что я не вышла за тебя замуж.

Саша ГУЩИНА

«Когда я вспоминаю мастерскую «АЗ», я вспоминаю людей. Их глаза, улыбки, поворот головы. И стихи. Но больше – самих людей. Наши разговоры по пути в «АЗ», и после – когда провожали друг друга на остановку. Я почти не помню сказанного и прочитанного. Я помню радость и глубину соприкосновения. Помню этот огненный вихрь в самой мастерской. Помню, какие все разные и замечательные. Помню, Александр Гумерович сказал, что в каждом из нас есть чудо, есть то, что есть только у нас, и если этим поделиться с миром, то мир будет счастлив».

***

Осенью все ходят в гости –
Ветер – в рукава моей куртки,
Дождь – через форточку в комнату,
Лужи – ко мне в ботинок,
Я – на пирог к маме,
Или на фильм к брату,
Или на смех к папе,
Или к себе домой,
Чтобы встречать гостей.

Александр ЕМЕЛЬЯНОВ

***

По серебряным улицам осени поздней пройдусь
В беспричинной тоске, в неразумной надежде щемящей,
Что сейчас я очнусь, облекусь, что-то вспомню, найдусь,
Всё пойму, оживу, засмеюсь и явлюсь настоящий!

Новым взглядом взгляну, суть предметов поймаю на «раз»!
А на «два» – суть людей, а на «три» суть молитв и абстракций.
И почувствую связь, очень крепкую, ясную связь
С путеводной звездой, и уже не смогу потеряться.

Полной грудью вдохну этот воздух, какой ни на есть,
Заработает сердце, и кровь заструится по жилам,
И в поток временной окунусь я и вынырну здесь.
Здесь, сегодня, сейчас – молодым, но уже старожилом.

Ах, как жить хорошо – вечер, осень, мороз, серебро.
В каждой клетке покой, а души проявленья так чутки...
В ожидании счастья, в желании делать добро,
В осмыслении этой случайной, божественной шутки!

Евгений КАЗАКОВ

***

А. Ибрагимову

День без Саши
Год без Саши
Вечность с Сашей

***

Ищу Сашу
Всё выше-выше-выше
Поднимаю глаза

***

Нет у ребёнка ничего
Что отнять
Нельзя

Виктор КАЛЬСИН

СЛИШКОМ ДОЛГАЯ ОСЕНЬ

Объехав не всю страну – какую-то часть,
не в поисках счастья – хотя бы выгоды,
вернусь в деревню и, в дверь постучась,
спрошу у матери: «Воды бы...»
Побывал, посмотрел: в добре или зле
люди живут, как позволяет климат,
но везде одинаково – везде палима
худая былинка на нашей земле.
Коротко расскажу, как идут дела
(ничего, выбивающегося из ряда):
«А у вас, вон, сирень зацвела».
«Слишком долгая осень. Так надо».
Слишком долгая осень, но немного тепла
ещё сохранилось: и в это утро
река не застыла. То есть, вода
всё ещё не утекла,
всё ещё не улетела одинокая утка.
Прислушиваясь к самой себе, рассказывает мать,
перемежая прошлое с тем, что от него осталось.
Утка – теоретически – может перезимовать,
человек не переживёт старость.

Увы, но годы берут не только своё,
якобы – не насовсем, якобы – на пару минуток.
Отец иногда достанет ружьё,
погладит, почистит – и уберёт: не до уток.

Потому-то осень с лица не стереть:
старики смирились, что не будут другими,
ничего не хочется узнавать, хочется
просто смотреть,
а надежды так и остались благими.

Родниковая тишь. Над деревней стоят стога.
Лайка положила голову на газету.
Слишком поздняя осень, прошла страда,
сани давно готовы, а снега нету.

Александр КОМАНДИН

«Меня привёл в мастерскую поэт Александр Шихер зимой 2006 года, и с того вечера следующие три года я не пропускал наших «сред» вплоть до вынужденного переезда в Петербург в 2009-м. Только теперь я начинаю понимать многое из того, о чём мы говорили. «Упорствующий до предела почти всегда бывает прав», – любил цитировать наш учитель А. Ибрагимов строчку Е. Винокурова. В те годы я непроизвольно делал ударение на слове «прав», сейчас же всё чаще на слове «бывает». Для меня мастерская –живое братство писателей, для которых Слово – прежде остального, а работа над собой и текстами – главный и необратимый процесс».

***

Вот, посмотри: на этом снимке
Мы вместе до сих пор стоим.
Был горизонт в сквозящей дымке
И ветер тёплоголубым.

Сухие океаны глянца
Желтеют. Хочется забыть,
Как я тогда умел смеяться
И даже плакать, может быть.

***

Под лежачим камнем тихо,
Ничего там не течёт.
Сеть сплетает паучиха,
Сторожит бочок волчок.
Закрывай глаза, совёнок,
И спокойно засыпай.

Голос призрачен и тонок.
Точка речи. Зренья край.

Татьяна КРАВЧЕНКО

«Я пришла в мастерскую, когда мне было 17 лет. Её творческую, искреннюю атмосферу невозможно забыть. Это уникальный проект, который имел свой неповторимый голос благодаря удивительному человеку, невероятному поэту – А. Ибрагимову. Он не пытался кого-то переделать, он был в круге, а не над ним, для каждого находил слово, создавал пространство для настоящего, полезного диалога. Мы вместе разбирали и снова собирали наши собственные миры, но именно он держал этот круг, созидая в нас и для нас важнейшие смыслы, которые живут и по сей день».

***

Мы, конечно, не будем друзьями,
пойдём уверенно в разные стороны,
застучат дожди единицами и нулями,
касаясь окна словами сломанными.

Мы спали с тобой до обеда, ставили точку,
мы жили от встречи к встрече, не зная меры,
наши короткие строчки и длинные строчки
стали стихами, пылинками в атмосфере.

Это случится скоро, это уже случилось,
мир прежним не будет, не будет нашим,
только запомним, как вместе светились
в маленькой комнате пятиэтажки.

Мир превращается в море и нас волнует,
время молчит, потому что оно уходит,
осталось немного нежности и поцелуев.
Говоришь: «Всё пройдёт».
Действительно, всё проходит...

***

Потемнеют тёмные аллеи,
воздух тоньше, каждый звук острее,
где-то в вышине стучат колёса,
и звучит оркестр безголосый.

Таня то заплачет, то не плачет,
в уголках созвездий сердце прячет,
падают мячи в большую воду,
чтоб потом лететь по небосводу.

По орбитам – точки и пунктиры,
где-то в небе, в пустоте эфира,
лопаются кварки, рвутся струны,
в молоке плывут миры и луны.
В небеса уходят караваны,
время вытекает из кармана,
горизонт краснеет от заката,
я иду к нему путём крылатым.

Дмитрий МУРЗИН

***

Мама, мне снилось поле,
В поле гуляла пуля.
Было ей там раздолье,
Было ей там июлье.

Было ей там раздолье,
Было чем поживиться.
Птицы ушли в подполье.
Люди стали как птицы.

Мама, мне снилось лето,
Пчёлы, солнце в зените,
Первая сигарета,
Прожжённый свитер.

Старая радиола,
Бал выпускной и танцы...
Мама, мне снилась школа...
К чему покойники снятся?

***

Я покопался в душе и нашёл Иуду.
Я покопался в сердце и нашёл Иуду.
Я покопался в уме и нашёл Иуду.
Я порылся в карманах и нашёл серебро.

Наталья МУРЗИНА

***

Серёже

Дождь проснулся в облачной перине,
Распугал ватагу шумных птиц.
Вновь сияет солнце, а у сына
Небо пролилось из-под ресниц.
И несётся детство золотое
По траве холодной босиком.
Счастье... знаешь, сын, оно простое.
В белой кружке с белым молоком.

***

Вот и лето на убыль. И робкая осень
Скоро пёстрые пятна уронит в траву.
И высокое небо в прогалинах сосен
Золотистым сияньем прогладит листву.
Перелётные хлопоты в самом начале –
С поднебесных прощальных высот журавли
Одиноко и нежно ещё не кричали,
Первобытную грусть растворяя вдали.
Растворится, растает... О ярких нарядах
Будут долго шептаться ещё дерева.
А когда облетят, утешать их не надо.
Среди них и мои где-то бродят слова...

Татьяна НИКОЛАЕВА

ПЕРЕМЕНА

Окно, распахнутое настежь в сад ,–
в янтарный свет июльского заката
дрозды о преходящем голосят,
как звёзды – о божественном – когда-то,

И шмель, присевший на моё колено,
И со стихами школьная тетрадь –
большая возрастная перемена,
которую осталось вспоминать...

Так тихо на душе! Листва опала,
плоды все собраны, уснул шмелёк
в своей берложке, и невзрачной стала
земля-кормилица у самых ног.

А помнишь, как разъяв на свет и тьму
Себя, Ты вдруг заплакал? Не от боли, –
от одиночества. Ну и кому
Ты дал вкусить Своей безмерной воли

и смерть – как плату?.. Памятью согрета,
отрочества переживаю лето:
и свет, и тени, скручиваясь в жгут,
меня Тобой восполнят и сожгут.

КОРМУШКА

Вот и всё. Отчалили пернатые,
зиму скоротали, как смогли.
Хорошо запомнили пенаты вы,
городские пасынки земли?

Прилетайте стайками и парами.
Мне хоть и проблемно, но тепло
от возни крылатой, я ведь старая, –
время перелётов истекло.

Вот, в стекло оконное уставилась, –
о, душа несытая, молчи! –
радуюсь, как парами и стаями
вас сменяют галки и грачи.
Эти – самостийные, кондовые,
им и заморозки нипочём!
Залетают – юные и вдовые –
синь небес взъярив крылом – плечом!

Но с пронзительным благодарением
вспомню я синичку без хвоста,
самую любимую из ста,
как доверчиво – и на колени мне...

Алексей ПЕТРОВ

НАПУТСТВИЕ

В путь-дорогу помолясь,
Не один уходишь – с миром,
А без мира – быть беде,
Не пройти и километра.
И безудержная страсть
Служит пусть ориентиром,
За четвёрку лошадей –
Коренных четыре ветра.

За один удар хлыста –
Шестьдесят ударов сердца
Самой дикой из свобод, –
Ты лови её на вдохе,
Чтобы вновь способным стать
И зажечь, и разгореться,
Чтоб была душевной боль,
Настоящей, без подвоха.

Чтобы, если уж под суд –
К справедливейшим из судей,
Если ношу из оков –
Легче пёрышка, покуда...

Пусть по жизни берегут
И с тобою рядом будут
Самый строгий из Богов,
Самый ласковый Иуда.

ОТ А ДО Я

Омега и Алголь, от азбуки до яти,
От каменных веков до нынешних времён,
От мира, что вокруг тревожно непонятен,
До сущности простой названий и имён.

И солнце, и луна. Как смена дня и ночи,
Как грех и непорочность, и прочий стыд и хлам,
Мгновения моих столетних одиночеств.
Столетия твоих скитаний по углам.
И проза. И стихи. И помыслы, и средства,
И горе от ума, и глупость от души.
Рождение и смерть, отрочество и детство,
Что горестно до слёз и попросту смешит.

Стремление наверх, как движитель прогресса,
И взгляды сверху вниз... Мирская суета...
Любимая, ты знай – всё сущее от беса...
От Бога только сон и слюнка изо рта...

Андрей ПРАВДА

***

На столе лежит спокойно
Бийских спичек коробок.

***

положим точкою плавленья
начало мартовской главы
нам нужно выяснить у тени
температуру синевы
задать вопрос беспечной птице
и ждать до осени ответ
но словно заново родившись
на этот потеплевший свет
день бесшабашен будто пташка
а воздух словом подслащён
и полушубок нараспашку
и бог лишь знает что ещё

Андрей ПЯТАК

ОРАНЖЕВАЯ КЕПКА

Идёт на море шторм, а я всего лишь щепка.
Волна то бросит вниз, то на берег швырнёт.
А рядом, как фрегат, оранжевая кепка
Не знает, как и я, куда она плывёт.
Мы кружимся в одном большом водовороте,
Мы пленники одной безудержной волны.
На гребень взгромоздясь, мы бредим о полёте,
Но в пропасть тянут нас ревущие холмы.

Нет, мне не утонуть, я маленькая щепка,
Тупых голодных рыб я больше не боюсь.
Меня на борт взяла оранжевая кепка,
Пусть чаек сводный хор венчает наш союз.

Агата РЫЖОВА

КОСНОЯЗЫЧИЕ

Косноязычие любви, когда любовью рано
Назвать туман, клубящийся меж нас
И родственный рассветному туману.

Новорождённый ветер-балетмейстер
Листвой играет в огнецветный вальс.
Мы в вихре листьев вместе и не вместе.

Мы палая листва в руках младенца,
Наложники-танцоры. Через раз,
Но торопливо и блаженно бьётся сердце.

Косноязычная пугливость первых фраз...

***

И каждый раз – всё с белого листа.
В прорехах жизнь, как рубище Христа.
Надеть его – задача не из лёгких.

Сдавайся, лист! – я выдохну строфу
И белизну бесслёзную сотру,
Следами за собой оставлю строки.

Терзала лист – и гул в душе стихал.
И жизнь проста, как рубище стиха.

Валерий САФОНОВ

***

Я «Мальборо» бросил окурок.
Недолго летел он, упал.
А кто-то, какой-то придурок,
Окурок с земли подобрал.

Красивый, добротный окурок
Держал он дрожащей рукой
И думал: «Какой-то придурок
Окурок забросил такой».

СТРАШНЫЙ СОН

Шёл массовый забой свиней
Под массовый запой людей.

Смешались кровь и самогон.
Я ночью видел страшный сон.

Тот день. Смотрю из-за ворот,
Но всё уже наоборот.
Шёл массовый забой людей
Под массовый запой свиней.

Руслан СИДОРОВ

***
Уйду в тайгу. Уйду в тайгу.
Уйду, когда настанет лето.
Процеженным сквозь хвою светом
умоюсь в травяном логу.

Алмазы утренней росы
босыми соберу ногами.
Бедняк, кто в шлёпанцах шагает.
Тот, кто богат, идёт босым.

Хрусталь стремительный – вода –
упругой одарит прохладой.
Мне лживой женщины не надо,
жена – река – верна всегда.

Разбавит вечер костерок.
Уже поставлена палатка.
Уже ухи покушал сладкой,
песком почистил котелок.

Бесшумно падает звезда.
Желание не загадаю.
Зачем? И так не обладаю,
чем обладать хотел всегда...

Перетерплю, перемогу,
перенесу и то и это.
И только лишь настанет лето,
уйду в тайгу. Уйду в тайгу.

Сицуно АРИСАВА

В ПЕЧАЛИ О ТАТЬЯНЕ НИКОЛАЕВОЙ, С КОТОРОЙ ТАК И НЕ УСПЕЛА ПОВИДАТЬСЯ

Думала, найду вас, когда отступят снега,
И примчусь первым же махаоном.
Но зима на последнем вздохе
Навсегда замела
Следы от вашего дома.

Михаил СОЛОПОВ

***

Листья у птиц учились петь,
А научились
Летать.

***

Вечнозвенящая
Цикада
Тишина

Михаил СТРЕЛЬЦОВ

***

Стихи послушны снегопаду,
И на подъём рука легка.
Я мог бы сочинить балладу
Про небеса и облака,

Но я зациклился на лете,
Твоими письмами дышу....
И что изменится на свете,
Когда балладу напишу?

Татьяна ТУКСИНА

***

Время не лечит. Лечит не время.
Лечат поездки и новые люди.
Лечит весна. Лечит вал впечатлений,
Сны и предчувствия – то ль ещё будет!
Стрелки пушистые от самолётов
В небе. И шпалы бегущие лечат.
Лечит надёжный и преданный кто-то,
В нужный момент обнимая за плечи.
Лечит больница. Лечит аптека.
Лечат настойчиво, изо всей силы.
Был человек. Нет теперь человека.
Я наизусть твоё имя забыла.
Видишь – здоровая. Видишь – живая.
Некогда ныть – каждый час чем-то занят.
Видишь?
...но если с подножки трамвая
кто-то посмотрит твоими глазами...

Егор ТЮВАЕВ

***

Актёр, который пахнет рыбой,
Выходит на сцену
И пахнет рыбой.

***

Чтобы познать вечность,
Нужна
Вечность.

***

Да не дрогнет
Рука
Поэта.

Ирина ТЮНИНА

***

Одиночество – тень на стене
От луча восходящего солнца.
Это то, что приходит во сне,
А потом навсегда остаётся.
И неделя – одна за одной.
Так всю жизнь и цедить понемножку,
Чтобы рядом был кто-то родной
И чтоб это была не кошка.
Дверь закрыв за собой, не страдать,
Но в оконце рассвет неяркий.
Одиночество – это когда
Больше некому делать подарки.

ТЕЛЕФОН

Зашёлся в приступе немоты,
За весь день ни разу...
Она сама покупает цветы
И ставит в вазу.
Её ожидания без вины,
Натюрморт несложный:
То этот нож не с той стороны,
То эта ложка...
И всё вроде сделано наперечёт:
Макияж и свечи, –
Закат линяет, она всё ждет,
И стареет вечер.
Она цветы уберёт со стола
И кастрюлю супа,
Потом противно сдирает лак
И смывает губы.
К стеклу прижавшись горячим лбом
И руки ломая,
Она застыла, как всё кругом
С октября до мая.
Часов настенных сердечный стук
Ничего не значит...
И только сумерки ловят звук,
И вечер плачет.

Макс УКОЛОВ

ПО ЧЕМУ Я ПИШУ

Я пишу стеклорезом
По скрижалям. Железом
По осьмушкам блокнотным,
По линеечкам нотным,
По тетрадкам учебным,
По рецептам никчемным,
По вечерним салонам,
По своим эталонам,
По купюрам. Зелёным.
И по хлебным талонам.
По углам коммунальным,
И по картам игральным,
И по картам Генштаба,
Не считаясь с масштабом,
Недоступным Генштабу.
Я пишу по воде,
По Курильской гряде
Я пишу по Тибету,
Я пишу по тебе.
Я пишу по себе.
И, конечно, грешу,
Потому, что пишу
По душе. Стеклорезом.
Оставляя порезы.

***

Я выбился из расписанья.
Пора на списанье.

Извините за выражение.
Я играл на поражение.

Одиночество – вот моё отрочество,
Отечество и отчество.

Всё уже прострочено, отточено,
Обесточено, к сожалению,
Беспочвенно наворочено.

Пепельница, мыльница,
Да ещё чернильница –
Вот и всё, что нажито.

Что ещё прикажете?

***

Ветер, дующий постоянно,
Где-то достигает цели.

Оттого такими стали
Ветви у курильской ели.

Оттого и кружит птица,
А на ветви не садится.

Оттого и мне, как птице,
Постоянно не сидится,
Не тоскуется в дому
Так, как слову. Одному.

Сергей ХАРЦЫЗОВ

***

Ямб – это яма.
Ямб – это высь.
Стихи писать непросто,
не можешь – не берись.

А как же не браться,
когда от обид
горло, как рация,
хрипит и хрипит.

Горло, как рация. Передаём:
Рим, я Гораций,
как слышишь, приём.
Друзья ли, враги ли
почти победили,
в могиле Вергилий
и Цезарь в могиле.
Защитники, струсив,
зарылись в постели,
и гордые гуси
на юг улетели.
Я сильно рискую,
являясь поэтом,
меня пеленгуют
и глушат при этом.
Захвачены почта,
вокзал и таможня.
Мы сделаем всё, что
уже невозможно
и сделать, но мы,
как всегда, победим!
Как слышишь, Гораций,
я Рим!

Дмитрий ХОБОТНЕВ

***

Вновь костры у славянской избы
Разожгли чужеземные люди,
И за вкрадчивой песней судьбы
Слышен гром стенобитных орудий.

Снова старый безумный колосс
Наступает на ржавые грабли,
И среди белокожих берёз
Засверкали монгольские сабли.
Мы идём, что нам сабли и гром?
Пережито давно и не ново.
Наша цель – в самый маленький дом
Занести подзабытое Слово.

Не споткнуться бы нам на пути,
Не сломаться под тяжестью неба
И на дальний рубеж донести
Знамя с запахом чёрного хлеба.

***

Далёких дней забытые слова,
Застывший лик седого циферблата,
Чужая, незнакомая трава
На всех тропинках, пройденных когда-то.

Лукавая, святая тишина
Стоит в конце туманного проспекта,
И запахом дешёвого вина
Насквозь пропитан зазеркальный некто.

Рука сжимает олово креста,
И плачут хрипло тонкие суставы:
И там и здесь всё та же пустота,
Не правы мы, но и они не правы.

Ночами слышу чьи-то голоса,
Какой-то шёпот грозный и невнятный,
Как будто чужестранные леса
Мне шепчут: рано, уходи обратно.

Но крюк немой, глядящий с потолка,
Всё ждёт и ждёт, когда в часы похмелья,
Устав искать дорогу в облака,
Я соглашусь спуститься в подземелье.

Людмила ЧИДИЛЯН

«Наверное, все, кто знает Сашу, согласятся, что у него был дар увидеть талант в любом. Например, что я поэт, сказал мне Саша. Только после знакомства с ним я поняла, что надо развивать поэтические способности. «Приходи ко мне в студию! Там серьёзные, талантливые ребята. Послушаешь, почитаешь». Не сразу я откликнулась на предложение. Саша умел найти слова, способные вдохновить, придать уверенности и настроить на работу. Новички постепенно учились отличать поэзию от рифмованных предложений. Зрелые мастера, а такие тоже посещали студию, читали свои стихи, заряжались энергией молодых и снисходительно относились к их дерзким попыткам выходить за рамки классических форм. С Сашей можно было говорить на любую тему. Мы дружили семьями, и мои дочери с интересом пытались вникать в рассуждения Саши о жизни и поэзии на вечерних посиделках в Журавлях. И студийцы часто приезжали на дачу к Саше с Наташей и у костра до поздней ночи читали стихи».

Папины друзья на речке.
Фотографии из семейного альбома

От воды намокшие чубы,
Руки сжаты на плечах друг друга,
Мошкарой искусанные лбы –
Три беловских пацана, три друга.

Из сатина длинные трусы
Облепили острые коленки.
От жары облезлые носы.
На руках натруженные венки.

Над губой пушок едва возник,
Но и голод, и войну застали.
Вождь наколотый, товарищ Сталин,
Смотрит в сердце каждого из них.

Это я.
Фотографии из семейного альбома

Скверик из акаций, клёнов, тополей.
Карусель с лошадкой в глубине аллей.
Гипсовый мужчина с гипсовым значком
Между листьев смотрит дырочкой-зрачком.
Рядом деревянный, в реечках, ларёк,
У окошка мальчик нос уткнул в кулёк.
А по тротуару, за руки держась,
С папою и мамой я иду, смеясь.
В платьице из шёлка, с сумочкой в руке,
С подзажившей ранкой на худой ноге.
С бантом из капрона в редких волосах,
В маминых, со стрелкой сломанной, часах.
Почему? – не вспомнить – я там хохочу,
Может быть, мальчишке нравиться хочу...
Видел или нет он, мне теперь гадать,
Как, за руки взявшись, я могу летать!

***

Ах, как сладко пела я,
Аж до слёз!
Там, где роща белая
От берёз.
Где листва сплеталася
В кружева,
Где от ласк осталась я
Чуть жива.

Где под ливень барыню
Ты плясал
И малиной раннею
Забросал,

И опять про валенки
Спеть просил,
А потом, как маленький,
Спал без сил.

Виктор ЧУМАЧАКОВ

БАЛЛАДА О НЕДОСТУПНОСТИ

Выл пёс, отчаяньем ошпаренный,
Луна на небесах паслась,
А на столе, в сметане жаренный,
Печально остывал карась.

Вокруг антенны шеи высили,
Несли в квартиры тарарам,
И сумерки с глазами лисьими
Дремали мирно по углам.

И эхо шлялося квартирное:
«А ты!.. А ты!.. А ты!.. А ты!..»
И, молоко лакая жирное,
Урчали жадные коты.

Метался долго пёс отчаянный,
А цепь собачья не рвалась...
Такой сметанистый и жаренный,
Но недоступный был карась.

Алексей ШИРЯЕВ

АЛТАЙСКИЙ СБОР

О, дед Алтай! Дорогами светил
По тропам, до немыслимости узким,
Где забываешь говорить по-русски,
Не я ходил, а ты меня водил.

Когда в горах гордыне горевал,
От городской прочухиваясь спячки
Балбалами забалтывал болячки,
Ты на пути разбрасывал завал.
Ты жаловал меня своей рекой –
Я приникал в почтительных поклонах.
Кто, как не ты, меня на скользких склонах
Невидимой придерживал рукой?..

Осталось что? Ладонь моя пуста.
И всё ж со мной невестою Белуха,
И небеса из молока и пуха,
Корявых закорючек два листа,
Вершин неверных молчаливый хор –
И это лучший мой алтайский сбор.

АХ

Преддверие предания, час «Ч».
Поставь Фортуне
На кон покой, ты снова на коне
И накануне.
На краткий миг на цыпочки ты встал
На край колодца.
Как будто крутанул зачем-то кран –
Вот-вот польётся!
Как будто – вжжжик – и в вечность унесут
Коньки ли, лыжи...

Как будто птичка села на порог –
И ты не дышишь.

Александр ШИХЕР

***

Когда за окном шелестит листва,
Хочется очиститься от грязи и шелухи,
Открыть окно и вдыхать слова.
Вдыхать слова – выдыхать стихи.

***

Невозможное небо в моей голове,
и как будто
Растворился в себе и потёк
мириадами рек.
Я проснулся однажды задумчиво-
пасмурным утром,
А на улицы города падает пепельный снег.
Это лето сгорело, как бабочка
в пламени свечки,
И опавшие крылья дымят
на пожухлой траве.
Где-то рядом спешат, верещат,
шебаршат человечки,
Задыхаясь в морозно-кипящей больной
синеве.
Словно рыба на суше под ветром
бескрылая осень
Распласталась на зимнем, холодном,
пустом берегу.
В эту в первую брачную ночь
ляжет белая простынь,
А потом будут звёзды, и сны,
и следы на снегу.

***

Завтра будет тепло, и лето близко,
Я знаю точно, есть такая примета:
В вечернем небе летают низко
Полиэтиленовые пакеты.

Юлия ШКУРАТОВА

«19 июля 2020 г.
Ощущение пограничности. Как будто небесный воздух с земным нераздельны, неслиянны... Жизнь проходит на глазах у смерти.
18 июля умер А. Г. Ибрагимов. В последнюю нашу встречу (я тогда знала, что она последняя) мы говорили о стихах. За дверью кабинета шумели, готовилось чьё-то выступление. А мы говорили о стихах.
– Юля, почитай стихи.
Тишина. Совсем как ребёнок, чистое и уже нездешнее в наивном, растерянном взгляде, но вдруг что-то включается, я читаю, он слушает.
– Как думаете, лучше так оставить или первый вариант?
Долго молчит... Первый вариант лучше, объясняет почему, спорим, я соглашаюсь. Молчим. Хлопают дверью, отвлекают, зовут. И вновь наставник – ребёнок, которого за руку веду в полный зал, крепко сжимает мою ладонь. Молчание всегда было самой важной частью нашего с ним разговора. И вот оно».

***

Росою огорошена,
Не стрижена, не кошена,
Стоит трава засохшая
У дома моего;

Белёсая, калечная,
До боли человечная,
Стоит, как будто вечная.
И больше – ничего.

***

тихо скрипнет половица,
пробежит по телу ток,
в приоткрытую ключицу
замурлычет старый кот.
там, за скважиной замочной,
ночь от ночи леденей.
санки-дочки чертят строчки
всё ровнее, всё верней.
тишина всё тише-тише
над тобой и надо мной,
над завёрнутой в пальтишко
ни девчачьей, ни мальчишьей
перевёрнутой страной