Автор: Константин Яценко
Константин Родионович Яценко родился 1-го ноября 1915 года в селе Кузе-деево Кузнецкого уезда Томской губернии. После получения среднего образования в городе Кузнецке поступил в Томский зубоврачебный институт. По окончанию учебы направлен работать в Горно-Шорский район, село Кузедеево. Работает стоматологом, но ассистирует на полостных операциях, и его все более захва-тывает хирургия. Он уезжает учиться искусству врачевания в город Одессу. Из черневой тайги к Черному морю. Сибирского паренька без экзаменов зачисляют на лечебный факультет Одесского мединститута, который ему удастся окон-чить только после войны. Он будет призван на военно-медицинский факультет г. Харькова. На фронт, объединив 4 и 5 курсы, военфаковцев направят зауряд-врачами в 1941 году. Все годы войны, делая периодические записи, военврач ведет дневник, что очень рискованно в то время. Поскольку он учился скорописи, то текст из-за почерка стал весьма затруднен для чтения. Люди, пытавшиеся ра-зобраться в его записях, встречались с непреодолимыми трудностями и бросали бесплодные попытки. Какая-то, известная только одному автору строк, вос-точная связь знаков. Расшифровывать написанные им слова отец научил сына. Сегодня бесценные дневники отца находятся в семейном архиве, требуют кро-потливого изучения и напряженного труда. Из записей взяты эпизоды из 1-го пе-риода Великой Отечественной войны Советского Союза. Сведения исходят от участника событий, сверены с другими опубликованными документами, публика-циями о работе отечественной медицины в годы войны. Некоторые фамилии участников событий изменены, по этическим причинам. Считаю, что самоот-верженный труд медицинских работников в те тяжелые для нашего народа дни до сих пор не получил должной оценки, особенно тех, кто был на передовой. В значительных событиях истории войны, особенно 1941 - 42 годов, существуют и по сей день огромные пробелы. Записи в дневниках капитана медицинской служ-бы Яценко К. Р. искренни и вызывают гордость за подвиги наших военных с ме-дицинскими эмблемами. Также они побуждают к познанию правды о той войне, которую пронес сквозь себя человек, находясь в тяжелейших условиях одного из самых неправедных явлений, когда люди убивают друг друга, но при этом нужно спасать их жизни ради жизни на земле.О. Яценко
23 сентября 1939 года меня вызвали в военкомат города Харьков, и в связи с финской компанией отсрочку от призыва в армию ликвидировали. Нас выдели из студентов в отдельную группу, обозначив ее № 6. Испытываем дополнительные неудобства. Все кафедры медицинского института в Харькове разбросаны на раз-ные больничные базы, а у нас добавилась нагрузка по военному делу, и далеко ез-дить. А надо ещё после занятий попасть в библиотеку имени В.Г. Короленко, что-бы посидеть за столом в тишине, изучая литературу.
17 декабря в Харькове холодно, неожиданно выпало много снега. Не ходят трамваи. Голодные студенты добираются до места учебы пешком. Успешно сдал зимнюю сессию 1940 года.
28 апреля направили на военную комиссию для учебы на военном факуль-тете Харьковского мединститута. Перед членами комиссии признался, что я сын белого офицера. Ответили, что знают, но это не мешает служить мне в Красной Армии.
29 апреля институтский вечер в доме Красной Армии. Слушаю «Чио-Чио-сан» Пуччини. Ходили вместе с будущей женой Ией. Она студентка. Родилась и выросла в большой шахтерской семье на Донбассе. Ей остается год до окончания медицинского института.
Из писем от матери. В феврале мама переехала жить из Кузедеево в село Зыряновское Томской области. Работает поваром в больнице.
К весенней сессии готовимся вместе с Ией в парке. Тихо и спокойно. Поют птицы. У нас, на родине, в Кузедеево, лучше. Затосковал…
1 июля зачислен на 4-ый курс военного факультета. Внезапно пригласил на собеседование заведующий кафедрой военно-полевой хирургии Станислав Иоси-фович Банайтис. Он, из моего личного дела узнал, что медицинское образование у меня уже есть, по стоматологии. После нашего разговора предупредил, чтобы я готовился работать на кафедре челюстной хирургии, так как нет специалистов этого направления, тем более в военной медицине, и он планирует оставить меня.
15 сентября в Украинском драматическом театре смотрю «Лесную песню» Леси Украинки. Посетил концерт Любови Орловой в театре оперы и балета.
19 сентября получили новое обмундирование на зиму. Сдал пальто, куплен-ное еще в Томске, в комиссионку. Есть средства на посещение театров.
29 сентября 1940 года, в торжественной обстановке, принял воинскую при-сягу. До 1 октября у нас военно-строевая подготовка.
3 ноября очень расстроился, узнав о постановлении правительства, что сту-денты должны платить за учебу 400 рублей, и лишаться стипендии при наличии троек. Начались самоубийства среди студентов. Есть случаи ухода из жизни и у медиков. Печально. У подавляющего числа студентов одни штаны, рубашка, пиджак, или куртка. Жизнь впроголодь, но великая жажда знаний. Харьков – это город студентов. Все на виду. Голодную, но всегда веселую компанию студентов, можно узнать сразу. У нас, военфаковцев, стипендия 600 рублей.
Лекции по военно-полевой хирургии читает профессор С.И. Банайтис. Смотрим на него, как на живую легенду, героя, человека прошедшего финскую войну, на груди орден «Красной звезды». Лектор с богатым опытом по организа-ции медицинской службы в боевых условиях. Его знания мне очень пригодятся. Приводит много примеров из практики ведения боевых действий, медицинского обеспечения при наступлении и обороне. Успеваю все записать, даже его воспо-минания о ликвидации басмаческих банд.
16 декабря дежурство по акушерству. Под руководством проф. Хожинского впервые принимаю роды. Гречанка родила двух мальчиков, а с меня пот градом…
1 января 1941 года новогодняя елка до 3.00. Лениво бродим с Ией по цен-тральным улицам ночного Харькова. На душе как-то не спокойно.
16 марта посещение Харьковского крематория. Трупы, при сжигании, ста-новятся как живые. Корчатся, прыгают, бьются друг об друга. Неприятное зрели-ще. У трупов, изначально сокращаются под воздействием электрического тока мышцы, и они прыгают, а затем мгновенно все превращается в пепел.
31 марта вступил в брак с Ией. Медовый месяц на ходу!
13 июня, организованно выходим на лагерные сборы под город Змиев. Рас-положились в сосновом бору на берегу реки Северный Донец. Вспоминаю наш Кузедеевский бор, и никакого сравнения. Даже запах другой. В каждой палатке по 4 человека. Подъем в 5.00, отбой в 22.00. Строевой командир Байда. Отшлифовы-ваем санитарную тактику, строевую и огневую подготовку, эпидемиологию, во-енную гигиену, сортировку раненых, учим и повторяем устав. Много времени уделяется физической подготовке, особенно верховой езде. Мне с детства при-вычно, а многие свои мягкие места сбили до кровавых мозолей. Обучаю коллег, как нужно ездить на лошади, чтобы потом им не ходить, раскорячившись, и не смешить командиров. Ия пишет, что совершенствует врачебную практику в боль-нице города Никополя.
14 июня опровержение ТАСС в отношении войны.
17 июня внезапно начался невиданный ливень, да такой, что на расстоянии руки ничего не видно. У нас уплыли сапоги от палатки.
22 июня, с раннего утра, начали практическую отработку задачи – полк в наступлении. Его медицинское обеспечение. Практические занятия внезапно пре-рваны. Нас, срочно отозвали к зданию столовой. Слушаем по громкоговорителю речь В.М. Молотова, что нам объявили войну. Вероломно напала фашистская Германия. В сосновом бору, где мы молча стоим, тишина после дождя с проби-вающимися лучами солнца. У природы полное отрицание войны. Мысли о мате-ри, живущей в Томской области. Наша встреча отодвигается на неизвестное вре-мя, а, может, и не состоится. С утра, когда еще не знал о войне, отправил ей пись-мо. В нас наши командиры вселяют уверенность в скорой победе Красной Армии. Какое-то непонятное состояние душевного подъема с мобилизацией сил, и при этом неопределенность, а сможем ли мы справиться, хватит ли нам, будущим врачам, знаний.
22 июля письмо от матери. Они всей больницей в 5 утра провожали на фронт главного врача Д.Ф. Веникова. Мать живет надеждой, что вдруг мы с ним встретимся. У нас прием экзаменов по военной гигиене и санитарной тактике, провели на месте, в лагере. Все сдают немецкий язык. У кого была двойка, уси-ленно готовятся к пересдаче. В лагерь специально привезли преподавателя не-мецкого языка.
29 июля полевая практика окончена. Быстро свертываемся, и при полном вооружении, под ливневым дождем, движемся в сторону Харькова. Форсируя, разлившийся Северный Донец, чуть не обронил в суматохе снятый затвор от вин-товки, но вовремя поставил на место, что спасло от больших неприятностей. При-ступив к занятиям, проносимся галопом по предметам.
4 августа, во время лекции по глазным болезням профессора Меркулова зам. начальника факультета Петров объявляет, что по распоряжению Наркомзд-рава, наш курс завершен. Выпускники получают удостоверение зауряд-врачей с присвоением воинского звания. Я получил удостоверение, что закончил учебу с отметкой отлично, и мне присвоено звание военврача 3-го ранга. Нас уверяют, что окончим институт и получим дипломы после скорой победы над Германией. Но как трудно что-либо предсказать, да и сколько нас останется после войны? Острая нехватка гражданских врачей по всей стране, а уж нас, военных, очень мало. Ду-маю, что наш, досрочный выпуск военврачей 1941 года, назовут когда-нибудь ог-невым, и непременно героическим. Нас, 60 человек, направили в распоряжение Северо-Кавказского военного округа (г. Ростов-на-Дону).
5 августа проводы эшелона с Южного вокзала города Харькова. Мы погру-жены в товарные вагоны. Прощание у военных с родственниками и знакомыми тяжелое, как будто уходят в неизвестность. На лицах людей, как военных, так и гражданских, неуверенность, что когда-нибудь увидятся. Жуткое ощущение этой неизвестности, определяемой словом война. Я, оставляю жену беременной, а в городе очень не спокойно. Провожают меня супруга и ее сестра Ольга, на ходу записываю их адрес в городе Красный Луч, так как они собираются туда, к родст-венникам.
17 августа, до прибытия в Ростов, проезжали станицу Ялованскую. Остано-вились на короткое время, и помылись в Азовском море. Слышим и видим, как немцы бомбят Ростов, а мы спокойно продолжаем двигаться в город.
В тот же день мы в Ростове. Штаб Северо-Кавказского военного округа. Распределение по военным частям. Остается немного времени, и мы осматриваем город, фотографируемся на память в центральном парке.
22 августа прибыл в Ворошиловск (Ставрополь). От вокзала шел пешком. Живу в общежитии комсостава. Получил назначение: старший врач 1155 стрелко-вого полка, 343 стрелковой дивизии, 56 армии. Командир санитарной роты Поле-щук В., младший врач Марков. Младший врач - молодой фельдшер. Весь наш полковой медицинский пункт: старший и младший врачи, да санинструкторы-девчата, наспех набранные из медсестер. Людских медицинских резервов нет. Пополнения не будет. Получил 900 рублей. Оформил отправку жене - 500 рублей в г. Красный Луч.
Обнаруживаю, что даже личный состав завшивлен. Угрожающая эпидемией сыпного тифа обстановка. Противоэпидемические мероприятия нужно проводить срочно. Берем все на себя. Беседуем с каждым бойцом. Пищеблок в порядке, по-вара все взяты из курортов. Наш комиссар, больше боится диверсий (отравлений), чем вшей, и каждый день дает чертей персоналу по соблюдению бдительности.
19 октября, вновь, но после формирования в Ставрополе, прибыли в Ростов. Приказ двигаться в сторону Таганрога. Разворачиваем на ходу полковой меди-цинский пункт (ПМП), не доходя до станции Крымская. Первый раненый с трав-матической ампутацией плеча. Провожу противошоковые мероприятия, обработ-ку раны, отправляем его на уходящей в тыл машине. Раненые начинают прибы-вать нарастающим потоком.
В первую ночь, при освещении немецкой ракетой, бежали от страха в ров, так как решили, что она летит на нас и взорвется. Во время войны, страх часто ов-ладевал мною, но научился быстро справляться с ним, чтобы работать.
18 ноября вошли в станицу Крымская. ПМП развернули в школе. Готовим помещения для раненых. У нас есть возможность давать раненым шампанское. Его в избытке. Неожиданная и нужная помощь. Все раненные, в отсутствии про-тивопоказаний, получают по стакану хорошего вина. Плохо с санитарным транс-портом. Санитарные двуколки для транспортировки раненых это – посмешище. Но мы привыкаем, довольствуемся и малой помощью. Неожиданно на ПМП по-является представитель Ставки, маршал Г.И. Кулик, и застает нас в окружении бутылок шампанского. Докладываю, что это для раненых солдат. Однако он не обращает внимания. Спросил что-то об обстановке и отбыл в молчаливом сопро-вождении свиты. Мне кажется, что маршал не понял, куда попал и где находится. На скором совещании тема у нас одна, как спасти раненых. Эвакуация затрудне-на. Приказов нет. Неразбериха. Обидно и больно до слез смотреть на погибающих от ран бойцов, которым нужна медицинская помощь сейчас, но не в наших усло-виях. Решили делать все, что можем. Довести сведения о ситуации до командова-ния? Но где оно? Никто не знает. Отправляем вестовых, но они не возвращаются.
24 ноября наш полк отступил в неизвестном направлении, оставив нам ра-неных. Самостоятельно продвигаемся в Ростов, и входим в город в сумерках. Ви-дели уничтоженную немцами санитарную роту, добитых раненых. Разместились на окраине Ростова. В хаосе и неразберихе кто-то отдал такой приказ, не думая о непригодном расположении. Санитарная рота начала работать с ходу, а немцы в это время заняли господствующую высотку и стреляют по красным крестам, как по мишеням.
В ночь на 25 ноября Ростов горит. В сторону вокзала двигаться нельзя, можно только к берегу Дона, с надеждой на переправу.
26 ноября, под утро, еще в сумерках, ПМП, перегруженный ранеными, вы-ходит на одну из узких улиц Ростова. Не знаем, где мы. Не знаем, куда двигаться. На соседних улицах, сзади и впереди, слышится немецкая речь, и автоматные очереди. Кругом немцы. Вдруг шум танка позади. Мгновенно мысль, что это все! Погибли. Раздавит нас, наши повозки вместе с ранеными. Танк неожиданно оста-навливается. Откидывается люк, и оттуда родная русская речь: «А вы кто такие, в зебры вашу мать!» Отвечаю, что старший врач ПМП 1155 полка 343 дивизии Яценко с ранеными. «Какого черта вы здесь. Город взят немцами. Мы сами про-биваемся из окружения». Команда отойти в стороны и прижаться к стенам домов, а затем следовать за ним. Танк прогрохотал, и мы бежим следом. На улицах тру-пы военных и гражданского населения. Видно, что немцы безжалостно добивали раненых и гражданских, убегающих от них и пожаров. На рассвете, мы, окутан-ные едкой дымовой завесой и пылью, ориентируясь на спасительный грохот тан-ка, неведомой силой выталкиваемся из окружения. Вылетели на подпрыгивающих повозках, заваленных ранеными и умершими. Бойцы, кто в силах был бежать, поддерживать соседа, все в грязи и крови, спасались от гибели.
Сколько осталось их безвестными лежать на булыжных мостовых города, беспомощных и не способных на сопротивление? Кто не погибнет от ран, тех, как мы узнаем потом, добьют немцы. Я бежал, держась за сбрую лошади, а за мной, вцепившись друг в друга, еще несколько человек. В эти минуты нет званий и ран-гов. Все уравнены страхом перед смертью и жаждой жизни. Взаимная помощь спасает нас и даже тех, кто борется за себя на последнем дыхании. Надежда на се-бя, на наш русский танк, а у всех стремление быть вместе, что добавляет силы и спасает от отчаяния товарища. ПМП вышел из окружения. Минуем, удивительно, но немцы в нас не стреляют, хотя мы их слышим, какой-то стадион и выскакиваем на улицу Ленина, а затем мчимся к мосту через реку Дон. Что нас спасло, и кто на этот вопрос ответит? Повезло! Иначе, как русским словом - «драпали», и что есть силы, спасая раненых и себя, всё это не назовешь. Сохранен ПМП и медицинский персонал. Однако, нам, перед въездом на мост, отдают приказ возвращаться в го-род, так как мост будет взорван. Вокруг паника, крики: «Мост сейчас взорвут!» Это не организация отступления, а паническое бегство. Поток людей, наплыв ра-неных ростовских ополченцев, а в городе немцы. На ходу, к работе с ранеными, присоединяется санитарный взвод, оставленный без команды, и неизвестно куда девшегося 1153 стрелкового полка. Работать не чем. Мы без перевязочных средств, обезболивающих и всех необходимых для оказания первой медицинской помощи медикаментов. Через реку, отделяющую нас от левого берега, перебира-ются люди на подручных средствах. Сплошной поток кровавой жижи из ран по-гибаюших, которых спасали товарищи, подбирая на улицах, вытаскивая из Росто-ва. Многих забрала в себя вода Дона. Какой-то, имеющий опыт борьбы с паникой, командир с несколькими бойцами зычным голосом умело организует проход, сталкивая танком с моста громоздкие вещи, и все что мешает движению. Сбивает толпу в колонну, устанавливает очередность движения. Пропускает людей пар-тиями. Свои команды закрепляет выстрелами из пистолета. Наш ПМП замыкает, поднимая упавших. За потоком военных, женщин и детей мы с ранеными оказы-ваемся на спасительном левом берегу Дона. Последние наши повозки немцы все-таки успели обстрелять, легко ранили младшего врача полка. Вернется в строй. По прибытию в свой, оказывается сохранившийся 1155 полк, я узнаю, что коман-дование начало собирать оставшихся медиков из других, изрядно потрепанных частей, чтобы комплектовать новый ПМП. Все считали нас погибшими, так как полк оставил Ростов и переправился на противоположный берег еще три дня на-зад, пока наш ПМП находился в самом пекле. Мы оказались последними, кто вы-рвался из Ростова, причём, организованно. Случайность? Вновь развертываем ПМП, но уже у города Батайск. Нас непрерывно бомбят. Черные вороньи кресты без жалости расстреливают красные кресты на белом фоне. По-моему, это оче-редное нашествие никто не остановит, кроме могучей русской силы. Мы начина-ем привыкать работать под бомбами, свистом пуль, теряя товарищей и раненых. Все наши батальонные медицинские пункты (БМП) расположили в траншеях на берегу Дона, и там же, но у железнодорожной насыпи сделали передовой пункт ПМП. На нас смотрят зияющие окна гостиницы «Ростов». На той стороне Дона немецкий духовой оркестр играет нашу «Катюшу». Сволочи, убийцы, садисты, издеваются над нами. В душе моей плещет через края ненависть к ним. Все мои предки защищали Россию от всяких пришельцев. И эти еще получат, что уже за-служили. В свободные минуты, которых и нет, читаю конспекты лекций. При этом думаю о том, что моя скоропись, испортившая почерк, помогла сохранить знания преподавателей, которые так необходимы ежеминутно. Не успели до кон-ца развернуть ПМП, освоиться, как получаю приказ о подготовке к сборам. В Рос-тове немцы грабили, убивали беззащитных людей с 21 по 29 ноября, а 1 декабря город был вновь взят нашими войсками. В центре удара по немцам наша 343 ди-визия, вернее, что от нее осталось, ополченцы и войска НКВД. Откуда бойцы бе-рут силы? Стоят сильные морозы. Трупы наших бойцов никто не хоронил. При отступлении враг бросает технику и имущество. Но, немцы отходят организован-но, не бросают своих раненых на произвол судьбы. Первые ощущения победы у меня и у многих моих товарищей. На улицах Ростова появились вышедшие из развалин жители. Рассказывают о зверствах фашистов, и ищут своих родственни-ков среди оставшихся живыми ополченцев. Жители Ростова дрались за свой го-род отчаянно, дерзко, не жалея себя. Считаю, что битва за Ростов показала нем-цам, что у нас дерутся до последнего вздоха не только солдаты, но и мирное насе-ление. Желание взять рупор, и кричать в их сторону: «Куда влезли? Это же Рос-тов! …. Ростов….!!! Допиликаетесь на губных гармошках».
Запомнился раненый, когда сортировали живых и мертвых из повозок. Младший командир, моего возраста, оказался из села под Новосибирском. Смот-рит на правую руку, оторванную по локоть. На ней жгут. Все в грязи. Возможна газовая гангрена, а он переживает, что остался без руки, и не сможет воевать. Удивительный героизм солдат. Но, рассказывает, что его хотели пристрелить на-ши санитары, когда тащили на плащ-палатке в городе, он умолял их: мол один у матери. Донесли, и бросили к нам на повозку, а сами исчезли. Более ничего не помнит. Разные люди на войне, но большинство из них выпрямляет война на за-щиту Отечества. После обработки раневой поверхности и перевязки немедля от-правляю раненного командира в тыл. Появилась у нас, возможно временная, ве-роятность эвакуации. Надежда, что сибиряка довезут, как и других, и многих, ми-нует все этапы, а после операции выживет. Хотя руку ему необходимо ампутиро-вать по плечо, и как можно раньше. Работаю, храня в душе подарок от танкиста – наше русское и кровное, родное сердцу «в такую мать», что, наверное, запомнит-ся на всю жизнь. Для русского человека слово мать, как бы ее не вспоминали в трудные минуты – надежда на спасение и продолжение смысла жизни. Фамилия танкиста, спасшего нас, осталась неизвестна, но возможно подобных случаев бы-ло очень и очень много. Было такое месиво, что и не воспринимается правдой! Мы выскочили, а многие остались там, в Ростове, и погибли. Делаю вывод, что нельзя отрываться от своих основных сил. Но как? С обозом раненых, и без бое-вого охранения, которое нам сегодня не положено. Я из пистолета не защищу ра-неных. Для немцев мы, как беззащитные подранки, которых безжалостно доби-вают. Нужно менять тактику: ПМП в отступлении, чего мы вообще не касались на занятиях, а только, и преимущественно при наступлении полка, немного в оборо-не. Имеем знания, думаю, не хуже, чем у немцев, по хирургии, эпидемиологии и всего, что относится к медицине, но нет организации медицинской помощи на первых этапах, соответствующей требованиям, которые предъявила нам неожи-данно эта война.
Не вышел из города ПМП 1151 полка. Командир ПМП Борис Соксонов. Старшим врачом полка назначен Попович Миша. Когда наши войска отбили Рос-тов, то мы на железнодорожной насыпи, при въезде в город, обнаружили трупы товарищей. Среди них сразу же узнал Бориса Соксонова. Он попал с санитарной ротой в плен. Мужчин расстреляли, а девушек изнасиловали и застрелили. Возле насыпи навалены грудой, и разбросаны одиноко, труппы добитых раненых крас-ноармейцев. Проведено демонстративное убийство медиков, военнослужащих женщин. На такое способны только преступники, извращенцы, подлежащие унич-тожению. В сибирской тайге голодный зверь побоится напасть на человека, а вол-ки, так те только в стае. Опытный человек застрелит того, кто ведет стаю, и ос-тальные уже менее опасны. Разбегутся, поджав хвосты. Трупы молодых женщин лежат с раскинутыми ногами. Издеваясь, немцы задрали им юбки, оставив наготу на показ. Видимо это зверства эсэсовцев. Среди женщин опознал единственный труп. Фельдшер Фаина. Она не только изнасилована, её тело изуродовано. Узнал ее по пышному огненному волосу. Фамилию не помню. Она запомнилась мне еще во время формирования в Ставрополе. Очень красивая молодая девушка, к кото-рой просто обращались – «Фаня». В то время мы были так далеки от глубокого внутреннего восприятия безжалостности войны. Попрощался я с бывшим одно-курсником, лежавшим на насыпи с другими погибшими. Хоронить некогда, очень быстрое продвижение вперед. Мысль одна: нужно сообщить родным, где погиб их Борис. Единственное, что мы смогли успеть – прикрыть наготу женщин, а нам нельзя отставать, и только вперед, снова в Ростов. На ходу, сделал запись в тет-радке (Nota bene!), чтобы не забыть, - сообщить родне Бориса Соксонова, где он погиб, документов при нем не оказалось. Застреленные немцами девчата попадут в список пропавших без вести? Найду ли родственников погибших, восстановлю ли их фамилии после войны? Останусь ли жив и я?
Удивительно, но при всей неразберихе, получил письмо от жены. 12 декаб-ря, в городе Красный Луч родился сын, назвали Вадимом. Жена решила остаться с младенцем на зиму в родительской семье. Боюсь за них. Дальнейшая связь по-теряна. Узнаю, что Красный Луч занят немцами.
Мы радуемся победе под Москвой. Укрепляются немцы, укрепляемся мы. Взаимные перестрелки. Периодические бомбежки, и обстрелы. Наша артиллерия бьет не столь часто и сильно, но это уже ответ. Боевые действия меняются неожи-данно, как погода. Соответственно и количество раненых. Стоит пронизывающая сыростью зима. Есть отморожения. «Окопная стопа» для нас не нова. Знакома из истории 1-ой Империалистической войны. Главное – проводить профилактику. Судя по пленным немцам, у них дела обстоят в этом отношении плохо. Резко ос-лабло их тыловое обеспечение. Острая нехватка медикаментов и теплого обмун-дирования. Нашу «Катюшу» больше не играют. Иногда слышим губные гармош-ки, но слишком заунывно звучат мелодии. Мы кое-чему научились. Немцы, по-моему, все глубже вязнут в России. Былого пыла у них нет. Они перешли к обо-роне, но, несомненно, что-то готовят. У нас, появилось время для анализа и отра-ботки медицинской тактики, с учетом предыдущего опыта, взаимодействия с дру-гими подразделениями.
Весной 1942 года наши войска, встречая ожесточенное сопротивление про-тивника, ведут бои в Изюмо-Барвенковском направлении. Сплошной линии фрон-та с немцами нет. Это стало невозможным для них, а мы, несмотря на подкрепле-ния, знаем только ближайших соседей, справа и слева. Научились четко эшелони-роваться. Мне рассказал старый солдат, а я записал его рассуждения. У него есть своё мнение о ситуации: «Мы и они, как два разных сорта горячей каши, вылитые с противоположных краев в одну глубокую тарелку. Поддавливаем, смешиваемся, и наползаем друг на друга. Они строят из себя удобоваримую для них манку на нашей земле, а мы, как и вся наша жизнь – русская гречка, которой можно за-крыть и накормить весь земной шар». Слушая мудрость солдата, возможно, он контужен, вспоминаю, какие у нас, в окрестностях Кузедеево, всегда богатые урожаи гречихи. Богатый с ее цвета медосбор у пчел! Солдат продолжает: - «Вот эти две половинки должны упорядочиться, отделиться друг от друга, как жизнь и смерть, они не совместимы, постепенно должны встать напротив, и потом единым краем давить. Манка она жидковата и расползается, а вот гречка она край удер-живает, и горой наваливается». Понимаю, что в его больных размышлениях, есть какой-то смысл. Тем более, что он прошел 1-ую Мировую войну. «Я немца знаю. Его, если ловко по морде стукнуть, чтобы с копылков улетел, то он порядочно дисциплинированным и услужливым становится. Любят они, сволочи, порядок. Я под командованием генерала Брусилова служил». Фамилия, случайного собесед-ника, солдат Иванов. Брусиловский прорыв мы на военной подготовке изучали. Мой ПМП на окраине г. Изюм. Доставляют раненых военнослужащих, обращает-ся очень много гражданских лиц, получивших ранения от бомбежек авиации про-тивника. Мирное население гибнет. Во время обходов, для оказания хоть какой-нибудь медицинской помощи, находим среди деревьев, в садах, тяжелых, уми-рающих раненых стариков, женщин, детей с газовой гангреной и столбняком. Ве-сенний воздух задушен запахом гниющих живых тел и трупным. Умерших очень много.
Попытался курить. Бросил. Не помогает. Спиртное тоже, да и не переношу это, надо трезво мыслить. Немцы не прекращают наступательные броски, но за-тем отходят. Возможно, ведут разведку.
12 апреля, командирован в город Изюм на конференцию хирургов фронта, которая проходила до 16 апреля. После обсуждения докладов сделал вывод, что все проблемы, поставленные войной для медицины, следует тщательно анализи-ровать, и принимать практические решения самому, и чаще на ходу. Возвращаюсь в полк, который под натиском противника, неся большие потери, отошел к стан-ции Уразово Курской области. По пути в полк, успеваем омыться в реке Оскол.
23 сентября 1939 года меня вызвали в военкомат города Харьков, и в связи с финской компанией отсрочку от призыва в армию ликвидировали. Нас выдели из студентов в отдельную группу, обозначив ее № 6. Испытываем дополнительные неудобства. Все кафедры медицинского института в Харькове разбросаны на раз-ные больничные базы, а у нас добавилась нагрузка по военному делу, и далеко ез-дить. А надо ещё после занятий попасть в библиотеку имени В.Г. Короленко, что-бы посидеть за столом в тишине, изучая литературу.
17 декабря в Харькове холодно, неожиданно выпало много снега. Не ходят трамваи. Голодные студенты добираются до места учебы пешком. Успешно сдал зимнюю сессию 1940 года.
28 апреля направили на военную комиссию для учебы на военном факуль-тете Харьковского мединститута. Перед членами комиссии признался, что я сын белого офицера. Ответили, что знают, но это не мешает служить мне в Красной Армии.
29 апреля институтский вечер в доме Красной Армии. Слушаю «Чио-Чио-сан» Пуччини. Ходили вместе с будущей женой Ией. Она студентка. Родилась и выросла в большой шахтерской семье на Донбассе. Ей остается год до окончания медицинского института.
Из писем от матери. В феврале мама переехала жить из Кузедеево в село Зыряновское Томской области. Работает поваром в больнице.
К весенней сессии готовимся вместе с Ией в парке. Тихо и спокойно. Поют птицы. У нас, на родине, в Кузедеево, лучше. Затосковал…
1 июля зачислен на 4-ый курс военного факультета. Внезапно пригласил на собеседование заведующий кафедрой военно-полевой хирургии Станислав Иоси-фович Банайтис. Он, из моего личного дела узнал, что медицинское образование у меня уже есть, по стоматологии. После нашего разговора предупредил, чтобы я готовился работать на кафедре челюстной хирургии, так как нет специалистов этого направления, тем более в военной медицине, и он планирует оставить меня.
15 сентября в Украинском драматическом театре смотрю «Лесную песню» Леси Украинки. Посетил концерт Любови Орловой в театре оперы и балета.
19 сентября получили новое обмундирование на зиму. Сдал пальто, куплен-ное еще в Томске, в комиссионку. Есть средства на посещение театров.
29 сентября 1940 года, в торжественной обстановке, принял воинскую при-сягу. До 1 октября у нас военно-строевая подготовка.
3 ноября очень расстроился, узнав о постановлении правительства, что сту-денты должны платить за учебу 400 рублей, и лишаться стипендии при наличии троек. Начались самоубийства среди студентов. Есть случаи ухода из жизни и у медиков. Печально. У подавляющего числа студентов одни штаны, рубашка, пиджак, или куртка. Жизнь впроголодь, но великая жажда знаний. Харьков – это город студентов. Все на виду. Голодную, но всегда веселую компанию студентов, можно узнать сразу. У нас, военфаковцев, стипендия 600 рублей.
Лекции по военно-полевой хирургии читает профессор С.И. Банайтис. Смотрим на него, как на живую легенду, героя, человека прошедшего финскую войну, на груди орден «Красной звезды». Лектор с богатым опытом по организа-ции медицинской службы в боевых условиях. Его знания мне очень пригодятся. Приводит много примеров из практики ведения боевых действий, медицинского обеспечения при наступлении и обороне. Успеваю все записать, даже его воспо-минания о ликвидации басмаческих банд.
16 декабря дежурство по акушерству. Под руководством проф. Хожинского впервые принимаю роды. Гречанка родила двух мальчиков, а с меня пот градом…
1 января 1941 года новогодняя елка до 3.00. Лениво бродим с Ией по цен-тральным улицам ночного Харькова. На душе как-то не спокойно.
16 марта посещение Харьковского крематория. Трупы, при сжигании, ста-новятся как живые. Корчатся, прыгают, бьются друг об друга. Неприятное зрели-ще. У трупов, изначально сокращаются под воздействием электрического тока мышцы, и они прыгают, а затем мгновенно все превращается в пепел.
31 марта вступил в брак с Ией. Медовый месяц на ходу!
13 июня, организованно выходим на лагерные сборы под город Змиев. Рас-положились в сосновом бору на берегу реки Северный Донец. Вспоминаю наш Кузедеевский бор, и никакого сравнения. Даже запах другой. В каждой палатке по 4 человека. Подъем в 5.00, отбой в 22.00. Строевой командир Байда. Отшлифовы-ваем санитарную тактику, строевую и огневую подготовку, эпидемиологию, во-енную гигиену, сортировку раненых, учим и повторяем устав. Много времени уделяется физической подготовке, особенно верховой езде. Мне с детства при-вычно, а многие свои мягкие места сбили до кровавых мозолей. Обучаю коллег, как нужно ездить на лошади, чтобы потом им не ходить, раскорячившись, и не смешить командиров. Ия пишет, что совершенствует врачебную практику в боль-нице города Никополя.
14 июня опровержение ТАСС в отношении войны.
17 июня внезапно начался невиданный ливень, да такой, что на расстоянии руки ничего не видно. У нас уплыли сапоги от палатки.
22 июня, с раннего утра, начали практическую отработку задачи – полк в наступлении. Его медицинское обеспечение. Практические занятия внезапно пре-рваны. Нас, срочно отозвали к зданию столовой. Слушаем по громкоговорителю речь В.М. Молотова, что нам объявили войну. Вероломно напала фашистская Германия. В сосновом бору, где мы молча стоим, тишина после дождя с проби-вающимися лучами солнца. У природы полное отрицание войны. Мысли о мате-ри, живущей в Томской области. Наша встреча отодвигается на неизвестное вре-мя, а, может, и не состоится. С утра, когда еще не знал о войне, отправил ей пись-мо. В нас наши командиры вселяют уверенность в скорой победе Красной Армии. Какое-то непонятное состояние душевного подъема с мобилизацией сил, и при этом неопределенность, а сможем ли мы справиться, хватит ли нам, будущим врачам, знаний.
22 июля письмо от матери. Они всей больницей в 5 утра провожали на фронт главного врача Д.Ф. Веникова. Мать живет надеждой, что вдруг мы с ним встретимся. У нас прием экзаменов по военной гигиене и санитарной тактике, провели на месте, в лагере. Все сдают немецкий язык. У кого была двойка, уси-ленно готовятся к пересдаче. В лагерь специально привезли преподавателя не-мецкого языка.
29 июля полевая практика окончена. Быстро свертываемся, и при полном вооружении, под ливневым дождем, движемся в сторону Харькова. Форсируя, разлившийся Северный Донец, чуть не обронил в суматохе снятый затвор от вин-товки, но вовремя поставил на место, что спасло от больших неприятностей. При-ступив к занятиям, проносимся галопом по предметам.
4 августа, во время лекции по глазным болезням профессора Меркулова зам. начальника факультета Петров объявляет, что по распоряжению Наркомзд-рава, наш курс завершен. Выпускники получают удостоверение зауряд-врачей с присвоением воинского звания. Я получил удостоверение, что закончил учебу с отметкой отлично, и мне присвоено звание военврача 3-го ранга. Нас уверяют, что окончим институт и получим дипломы после скорой победы над Германией. Но как трудно что-либо предсказать, да и сколько нас останется после войны? Острая нехватка гражданских врачей по всей стране, а уж нас, военных, очень мало. Ду-маю, что наш, досрочный выпуск военврачей 1941 года, назовут когда-нибудь ог-невым, и непременно героическим. Нас, 60 человек, направили в распоряжение Северо-Кавказского военного округа (г. Ростов-на-Дону).
5 августа проводы эшелона с Южного вокзала города Харькова. Мы погру-жены в товарные вагоны. Прощание у военных с родственниками и знакомыми тяжелое, как будто уходят в неизвестность. На лицах людей, как военных, так и гражданских, неуверенность, что когда-нибудь увидятся. Жуткое ощущение этой неизвестности, определяемой словом война. Я, оставляю жену беременной, а в городе очень не спокойно. Провожают меня супруга и ее сестра Ольга, на ходу записываю их адрес в городе Красный Луч, так как они собираются туда, к родст-венникам.
17 августа, до прибытия в Ростов, проезжали станицу Ялованскую. Остано-вились на короткое время, и помылись в Азовском море. Слышим и видим, как немцы бомбят Ростов, а мы спокойно продолжаем двигаться в город.
В тот же день мы в Ростове. Штаб Северо-Кавказского военного округа. Распределение по военным частям. Остается немного времени, и мы осматриваем город, фотографируемся на память в центральном парке.
22 августа прибыл в Ворошиловск (Ставрополь). От вокзала шел пешком. Живу в общежитии комсостава. Получил назначение: старший врач 1155 стрелко-вого полка, 343 стрелковой дивизии, 56 армии. Командир санитарной роты Поле-щук В., младший врач Марков. Младший врач - молодой фельдшер. Весь наш полковой медицинский пункт: старший и младший врачи, да санинструкторы-девчата, наспех набранные из медсестер. Людских медицинских резервов нет. Пополнения не будет. Получил 900 рублей. Оформил отправку жене - 500 рублей в г. Красный Луч.
Обнаруживаю, что даже личный состав завшивлен. Угрожающая эпидемией сыпного тифа обстановка. Противоэпидемические мероприятия нужно проводить срочно. Берем все на себя. Беседуем с каждым бойцом. Пищеблок в порядке, по-вара все взяты из курортов. Наш комиссар, больше боится диверсий (отравлений), чем вшей, и каждый день дает чертей персоналу по соблюдению бдительности.
19 октября, вновь, но после формирования в Ставрополе, прибыли в Ростов. Приказ двигаться в сторону Таганрога. Разворачиваем на ходу полковой меди-цинский пункт (ПМП), не доходя до станции Крымская. Первый раненый с трав-матической ампутацией плеча. Провожу противошоковые мероприятия, обработ-ку раны, отправляем его на уходящей в тыл машине. Раненые начинают прибы-вать нарастающим потоком.
В первую ночь, при освещении немецкой ракетой, бежали от страха в ров, так как решили, что она летит на нас и взорвется. Во время войны, страх часто ов-ладевал мною, но научился быстро справляться с ним, чтобы работать.
18 ноября вошли в станицу Крымская. ПМП развернули в школе. Готовим помещения для раненых. У нас есть возможность давать раненым шампанское. Его в избытке. Неожиданная и нужная помощь. Все раненные, в отсутствии про-тивопоказаний, получают по стакану хорошего вина. Плохо с санитарным транс-портом. Санитарные двуколки для транспортировки раненых это – посмешище. Но мы привыкаем, довольствуемся и малой помощью. Неожиданно на ПМП по-является представитель Ставки, маршал Г.И. Кулик, и застает нас в окружении бутылок шампанского. Докладываю, что это для раненых солдат. Однако он не обращает внимания. Спросил что-то об обстановке и отбыл в молчаливом сопро-вождении свиты. Мне кажется, что маршал не понял, куда попал и где находится. На скором совещании тема у нас одна, как спасти раненых. Эвакуация затрудне-на. Приказов нет. Неразбериха. Обидно и больно до слез смотреть на погибающих от ран бойцов, которым нужна медицинская помощь сейчас, но не в наших усло-виях. Решили делать все, что можем. Довести сведения о ситуации до командова-ния? Но где оно? Никто не знает. Отправляем вестовых, но они не возвращаются.
24 ноября наш полк отступил в неизвестном направлении, оставив нам ра-неных. Самостоятельно продвигаемся в Ростов, и входим в город в сумерках. Ви-дели уничтоженную немцами санитарную роту, добитых раненых. Разместились на окраине Ростова. В хаосе и неразберихе кто-то отдал такой приказ, не думая о непригодном расположении. Санитарная рота начала работать с ходу, а немцы в это время заняли господствующую высотку и стреляют по красным крестам, как по мишеням.
В ночь на 25 ноября Ростов горит. В сторону вокзала двигаться нельзя, можно только к берегу Дона, с надеждой на переправу.
26 ноября, под утро, еще в сумерках, ПМП, перегруженный ранеными, вы-ходит на одну из узких улиц Ростова. Не знаем, где мы. Не знаем, куда двигаться. На соседних улицах, сзади и впереди, слышится немецкая речь, и автоматные очереди. Кругом немцы. Вдруг шум танка позади. Мгновенно мысль, что это все! Погибли. Раздавит нас, наши повозки вместе с ранеными. Танк неожиданно оста-навливается. Откидывается люк, и оттуда родная русская речь: «А вы кто такие, в зебры вашу мать!» Отвечаю, что старший врач ПМП 1155 полка 343 дивизии Яценко с ранеными. «Какого черта вы здесь. Город взят немцами. Мы сами про-биваемся из окружения». Команда отойти в стороны и прижаться к стенам домов, а затем следовать за ним. Танк прогрохотал, и мы бежим следом. На улицах тру-пы военных и гражданского населения. Видно, что немцы безжалостно добивали раненых и гражданских, убегающих от них и пожаров. На рассвете, мы, окутан-ные едкой дымовой завесой и пылью, ориентируясь на спасительный грохот тан-ка, неведомой силой выталкиваемся из окружения. Вылетели на подпрыгивающих повозках, заваленных ранеными и умершими. Бойцы, кто в силах был бежать, поддерживать соседа, все в грязи и крови, спасались от гибели.
Сколько осталось их безвестными лежать на булыжных мостовых города, беспомощных и не способных на сопротивление? Кто не погибнет от ран, тех, как мы узнаем потом, добьют немцы. Я бежал, держась за сбрую лошади, а за мной, вцепившись друг в друга, еще несколько человек. В эти минуты нет званий и ран-гов. Все уравнены страхом перед смертью и жаждой жизни. Взаимная помощь спасает нас и даже тех, кто борется за себя на последнем дыхании. Надежда на се-бя, на наш русский танк, а у всех стремление быть вместе, что добавляет силы и спасает от отчаяния товарища. ПМП вышел из окружения. Минуем, удивительно, но немцы в нас не стреляют, хотя мы их слышим, какой-то стадион и выскакиваем на улицу Ленина, а затем мчимся к мосту через реку Дон. Что нас спасло, и кто на этот вопрос ответит? Повезло! Иначе, как русским словом - «драпали», и что есть силы, спасая раненых и себя, всё это не назовешь. Сохранен ПМП и медицинский персонал. Однако, нам, перед въездом на мост, отдают приказ возвращаться в го-род, так как мост будет взорван. Вокруг паника, крики: «Мост сейчас взорвут!» Это не организация отступления, а паническое бегство. Поток людей, наплыв ра-неных ростовских ополченцев, а в городе немцы. На ходу, к работе с ранеными, присоединяется санитарный взвод, оставленный без команды, и неизвестно куда девшегося 1153 стрелкового полка. Работать не чем. Мы без перевязочных средств, обезболивающих и всех необходимых для оказания первой медицинской помощи медикаментов. Через реку, отделяющую нас от левого берега, перебира-ются люди на подручных средствах. Сплошной поток кровавой жижи из ран по-гибаюших, которых спасали товарищи, подбирая на улицах, вытаскивая из Росто-ва. Многих забрала в себя вода Дона. Какой-то, имеющий опыт борьбы с паникой, командир с несколькими бойцами зычным голосом умело организует проход, сталкивая танком с моста громоздкие вещи, и все что мешает движению. Сбивает толпу в колонну, устанавливает очередность движения. Пропускает людей пар-тиями. Свои команды закрепляет выстрелами из пистолета. Наш ПМП замыкает, поднимая упавших. За потоком военных, женщин и детей мы с ранеными оказы-ваемся на спасительном левом берегу Дона. Последние наши повозки немцы все-таки успели обстрелять, легко ранили младшего врача полка. Вернется в строй. По прибытию в свой, оказывается сохранившийся 1155 полк, я узнаю, что коман-дование начало собирать оставшихся медиков из других, изрядно потрепанных частей, чтобы комплектовать новый ПМП. Все считали нас погибшими, так как полк оставил Ростов и переправился на противоположный берег еще три дня на-зад, пока наш ПМП находился в самом пекле. Мы оказались последними, кто вы-рвался из Ростова, причём, организованно. Случайность? Вновь развертываем ПМП, но уже у города Батайск. Нас непрерывно бомбят. Черные вороньи кресты без жалости расстреливают красные кресты на белом фоне. По-моему, это оче-редное нашествие никто не остановит, кроме могучей русской силы. Мы начина-ем привыкать работать под бомбами, свистом пуль, теряя товарищей и раненых. Все наши батальонные медицинские пункты (БМП) расположили в траншеях на берегу Дона, и там же, но у железнодорожной насыпи сделали передовой пункт ПМП. На нас смотрят зияющие окна гостиницы «Ростов». На той стороне Дона немецкий духовой оркестр играет нашу «Катюшу». Сволочи, убийцы, садисты, издеваются над нами. В душе моей плещет через края ненависть к ним. Все мои предки защищали Россию от всяких пришельцев. И эти еще получат, что уже за-служили. В свободные минуты, которых и нет, читаю конспекты лекций. При этом думаю о том, что моя скоропись, испортившая почерк, помогла сохранить знания преподавателей, которые так необходимы ежеминутно. Не успели до кон-ца развернуть ПМП, освоиться, как получаю приказ о подготовке к сборам. В Рос-тове немцы грабили, убивали беззащитных людей с 21 по 29 ноября, а 1 декабря город был вновь взят нашими войсками. В центре удара по немцам наша 343 ди-визия, вернее, что от нее осталось, ополченцы и войска НКВД. Откуда бойцы бе-рут силы? Стоят сильные морозы. Трупы наших бойцов никто не хоронил. При отступлении враг бросает технику и имущество. Но, немцы отходят организован-но, не бросают своих раненых на произвол судьбы. Первые ощущения победы у меня и у многих моих товарищей. На улицах Ростова появились вышедшие из развалин жители. Рассказывают о зверствах фашистов, и ищут своих родственни-ков среди оставшихся живыми ополченцев. Жители Ростова дрались за свой го-род отчаянно, дерзко, не жалея себя. Считаю, что битва за Ростов показала нем-цам, что у нас дерутся до последнего вздоха не только солдаты, но и мирное насе-ление. Желание взять рупор, и кричать в их сторону: «Куда влезли? Это же Рос-тов! …. Ростов….!!! Допиликаетесь на губных гармошках».
Запомнился раненый, когда сортировали живых и мертвых из повозок. Младший командир, моего возраста, оказался из села под Новосибирском. Смот-рит на правую руку, оторванную по локоть. На ней жгут. Все в грязи. Возможна газовая гангрена, а он переживает, что остался без руки, и не сможет воевать. Удивительный героизм солдат. Но, рассказывает, что его хотели пристрелить на-ши санитары, когда тащили на плащ-палатке в городе, он умолял их: мол один у матери. Донесли, и бросили к нам на повозку, а сами исчезли. Более ничего не помнит. Разные люди на войне, но большинство из них выпрямляет война на за-щиту Отечества. После обработки раневой поверхности и перевязки немедля от-правляю раненного командира в тыл. Появилась у нас, возможно временная, ве-роятность эвакуации. Надежда, что сибиряка довезут, как и других, и многих, ми-нует все этапы, а после операции выживет. Хотя руку ему необходимо ампутиро-вать по плечо, и как можно раньше. Работаю, храня в душе подарок от танкиста – наше русское и кровное, родное сердцу «в такую мать», что, наверное, запомнит-ся на всю жизнь. Для русского человека слово мать, как бы ее не вспоминали в трудные минуты – надежда на спасение и продолжение смысла жизни. Фамилия танкиста, спасшего нас, осталась неизвестна, но возможно подобных случаев бы-ло очень и очень много. Было такое месиво, что и не воспринимается правдой! Мы выскочили, а многие остались там, в Ростове, и погибли. Делаю вывод, что нельзя отрываться от своих основных сил. Но как? С обозом раненых, и без бое-вого охранения, которое нам сегодня не положено. Я из пистолета не защищу ра-неных. Для немцев мы, как беззащитные подранки, которых безжалостно доби-вают. Нужно менять тактику: ПМП в отступлении, чего мы вообще не касались на занятиях, а только, и преимущественно при наступлении полка, немного в оборо-не. Имеем знания, думаю, не хуже, чем у немцев, по хирургии, эпидемиологии и всего, что относится к медицине, но нет организации медицинской помощи на первых этапах, соответствующей требованиям, которые предъявила нам неожи-данно эта война.
Не вышел из города ПМП 1151 полка. Командир ПМП Борис Соксонов. Старшим врачом полка назначен Попович Миша. Когда наши войска отбили Рос-тов, то мы на железнодорожной насыпи, при въезде в город, обнаружили трупы товарищей. Среди них сразу же узнал Бориса Соксонова. Он попал с санитарной ротой в плен. Мужчин расстреляли, а девушек изнасиловали и застрелили. Возле насыпи навалены грудой, и разбросаны одиноко, труппы добитых раненых крас-ноармейцев. Проведено демонстративное убийство медиков, военнослужащих женщин. На такое способны только преступники, извращенцы, подлежащие унич-тожению. В сибирской тайге голодный зверь побоится напасть на человека, а вол-ки, так те только в стае. Опытный человек застрелит того, кто ведет стаю, и ос-тальные уже менее опасны. Разбегутся, поджав хвосты. Трупы молодых женщин лежат с раскинутыми ногами. Издеваясь, немцы задрали им юбки, оставив наготу на показ. Видимо это зверства эсэсовцев. Среди женщин опознал единственный труп. Фельдшер Фаина. Она не только изнасилована, её тело изуродовано. Узнал ее по пышному огненному волосу. Фамилию не помню. Она запомнилась мне еще во время формирования в Ставрополе. Очень красивая молодая девушка, к кото-рой просто обращались – «Фаня». В то время мы были так далеки от глубокого внутреннего восприятия безжалостности войны. Попрощался я с бывшим одно-курсником, лежавшим на насыпи с другими погибшими. Хоронить некогда, очень быстрое продвижение вперед. Мысль одна: нужно сообщить родным, где погиб их Борис. Единственное, что мы смогли успеть – прикрыть наготу женщин, а нам нельзя отставать, и только вперед, снова в Ростов. На ходу, сделал запись в тет-радке (Nota bene!), чтобы не забыть, - сообщить родне Бориса Соксонова, где он погиб, документов при нем не оказалось. Застреленные немцами девчата попадут в список пропавших без вести? Найду ли родственников погибших, восстановлю ли их фамилии после войны? Останусь ли жив и я?
Удивительно, но при всей неразберихе, получил письмо от жены. 12 декаб-ря, в городе Красный Луч родился сын, назвали Вадимом. Жена решила остаться с младенцем на зиму в родительской семье. Боюсь за них. Дальнейшая связь по-теряна. Узнаю, что Красный Луч занят немцами.
Мы радуемся победе под Москвой. Укрепляются немцы, укрепляемся мы. Взаимные перестрелки. Периодические бомбежки, и обстрелы. Наша артиллерия бьет не столь часто и сильно, но это уже ответ. Боевые действия меняются неожи-данно, как погода. Соответственно и количество раненых. Стоит пронизывающая сыростью зима. Есть отморожения. «Окопная стопа» для нас не нова. Знакома из истории 1-ой Империалистической войны. Главное – проводить профилактику. Судя по пленным немцам, у них дела обстоят в этом отношении плохо. Резко ос-лабло их тыловое обеспечение. Острая нехватка медикаментов и теплого обмун-дирования. Нашу «Катюшу» больше не играют. Иногда слышим губные гармош-ки, но слишком заунывно звучат мелодии. Мы кое-чему научились. Немцы, по-моему, все глубже вязнут в России. Былого пыла у них нет. Они перешли к обо-роне, но, несомненно, что-то готовят. У нас, появилось время для анализа и отра-ботки медицинской тактики, с учетом предыдущего опыта, взаимодействия с дру-гими подразделениями.
Весной 1942 года наши войска, встречая ожесточенное сопротивление про-тивника, ведут бои в Изюмо-Барвенковском направлении. Сплошной линии фрон-та с немцами нет. Это стало невозможным для них, а мы, несмотря на подкрепле-ния, знаем только ближайших соседей, справа и слева. Научились четко эшелони-роваться. Мне рассказал старый солдат, а я записал его рассуждения. У него есть своё мнение о ситуации: «Мы и они, как два разных сорта горячей каши, вылитые с противоположных краев в одну глубокую тарелку. Поддавливаем, смешиваемся, и наползаем друг на друга. Они строят из себя удобоваримую для них манку на нашей земле, а мы, как и вся наша жизнь – русская гречка, которой можно за-крыть и накормить весь земной шар». Слушая мудрость солдата, возможно, он контужен, вспоминаю, какие у нас, в окрестностях Кузедеево, всегда богатые урожаи гречихи. Богатый с ее цвета медосбор у пчел! Солдат продолжает: - «Вот эти две половинки должны упорядочиться, отделиться друг от друга, как жизнь и смерть, они не совместимы, постепенно должны встать напротив, и потом единым краем давить. Манка она жидковата и расползается, а вот гречка она край удер-живает, и горой наваливается». Понимаю, что в его больных размышлениях, есть какой-то смысл. Тем более, что он прошел 1-ую Мировую войну. «Я немца знаю. Его, если ловко по морде стукнуть, чтобы с копылков улетел, то он порядочно дисциплинированным и услужливым становится. Любят они, сволочи, порядок. Я под командованием генерала Брусилова служил». Фамилия, случайного собесед-ника, солдат Иванов. Брусиловский прорыв мы на военной подготовке изучали. Мой ПМП на окраине г. Изюм. Доставляют раненых военнослужащих, обращает-ся очень много гражданских лиц, получивших ранения от бомбежек авиации про-тивника. Мирное население гибнет. Во время обходов, для оказания хоть какой-нибудь медицинской помощи, находим среди деревьев, в садах, тяжелых, уми-рающих раненых стариков, женщин, детей с газовой гангреной и столбняком. Ве-сенний воздух задушен запахом гниющих живых тел и трупным. Умерших очень много.
Попытался курить. Бросил. Не помогает. Спиртное тоже, да и не переношу это, надо трезво мыслить. Немцы не прекращают наступательные броски, но за-тем отходят. Возможно, ведут разведку.
12 апреля, командирован в город Изюм на конференцию хирургов фронта, которая проходила до 16 апреля. После обсуждения докладов сделал вывод, что все проблемы, поставленные войной для медицины, следует тщательно анализи-ровать, и принимать практические решения самому, и чаще на ходу. Возвращаюсь в полк, который под натиском противника, неся большие потери, отошел к стан-ции Уразово Курской области. По пути в полк, успеваем омыться в реке Оскол.
| Далее