Лучшим кинофильмом 1973 года читатели журнала «Советский экран» назвали художественный фильм «Мачеха» с Татьяной Дорониной в главной роли. Ему отдали предпочтение более двадцати тысяч участников опроса. Вошел он и в число самых кассовых кинолент страны. Затем началось его триумфальное шествие по планете. 76 государств мира предоставили «Мачехе» свои лучшие кинозалы. Секрет столь широкого успеха один из зарубежных обозревателей определил так: «С удивительной проникновенностью в фильме показано рождение материнской любви к чужому ребенку».
Людям старшего возраста нет надобности говорить, о чем этот фильм. Гораздо меньше знаком с ним сегодняшний зритель. Поэтому вкратце напомню его содержание. Начинается он празднично: семья лучшего совхозного тракториста Павла Олеванцева (его играет артист Л.Неведомский) готовится отметить долгожданное новоселье, а заодно двадцатипятилетие его жены Шурки (Т.Доронина) и трудовую премию, полученную Павлом за самоотверженную работу в поле. И вдруг это не успевшее начаться торжество рушится. Его обрывает письмо, полученное с севера от бывшего соседа Олеванцевых. В нем говорится: так, мол, и так, Павел Егорович, «Наташа неделю назад скоропостижно умерла и осталась после неё дочь Светлана, семи лет. Обличием вылитый твой портрет, и не только обличьем, но, более того, характером: такая же серьезная и башковитая; училась нынче в первом классе на одни пятерки. Наташу сватал наш прораб, мужик одинокий, самостоятельный, только она не пошла. Жила со Светкой при нас такой же монашкой, как и до тебя жила. Я бы Светку взял, да не надеюсь на здоровье. И своих ребят навалом. А в детский дом отдать при живом отце руки не поднимаются. Так что решай сам, как тебе совесть подскажет».
Кто такая Наташа, объясняет плачущей Шурке Павел: «Я ей не раз предлагал расписаться, когда про ребенка и помину не было. Она сама не соглашалась. Не хотела жизнь мне портить, потому что старше была и нездорова. А про ребенка скрыла и уехала, чтобы руки мне развязать».
Ну какое после таких объяснений может быть торжество? Разругались Олеванцевы, потом через «не хочу» помирились да и поехали вместе за
девочкой. Не успели остынуть от одного конфликта, на смену ему другой разгорелся. Светка-то нелюдимой оказалась, недоверчивой. Слабая здоровьем мать внушила ей, что надеяться в этой жизни следует только на себя, потому как чужие люди могут любить только из милости. Или просто жалеть. Вот девочка и замкнулась в себе, кособочиться стала. А тут еще теща Олеванцева Анфиса Васильевна (актриса Н.К. Федосова) масла в огонь
подливает – не по душе ей эта приблуда, эта, спаси господи, немтырка. И маленького Юрку против неё настроила. А Павлу недосуг детьми заниматься: в поле работы невпроворот, тут не до воспитательных бесед. Сердиться стал, Шурку отчитывать: что это Светка у нас такая молчунья растет? Кажется ему, что жена зря во всем ей потакает. Кормит отдельно, беседует за закрытой дверью, там, где строгость надо проявить, только улыбается. Тут и не хочешь, а подумаешь, очень уж лёгонький у Шурки умок.
А у неё свои терзания: экую ответственность она на себя взвалила! Ну как Павлу объяснить, что только терпением, только лаской и заботой они Свету к людям могут приучить, пробудить в её замкнутой душе дочернее чувство? Смахнёт тайком слезу, вооружится улыбкой и опять всё по-своему делает: мать и Юрку усовестит, Павла с работы сердечным словом встретит, обиходит, но главное для неё – хоть чем-то Свете помочь, завязать с ней более доверительные отношения, дать почувствовать, что это её дом, её семья.
Трудная миссия на долю Шурки Олеванцевой выпала, но она упорно и по-матерински мудро движется к своей цели. И своего добивается. Это ключевой момент в фильме. Он никого не оставляет равнодушным. Даже у самых сдержанных зрителей теснение в груди вызывает, а то и слезы сопереживания. Такой уж это фильм.
Татьяне Дорониной, народной артистке СССР, ныне художественному руководителю Московского Художественного академического театра имени М.Горького, удалось создать яркий, трогательный, западающий в душу образ Шуры Олеванцевой. Работа над ним стала важным этапом в её творческой судьбе. Однако не менее важную роль этот образ сыграл в судьбе томской писательницы Марии Леонтиевны Халфиной, автора повести «Мачеха», по которой поставлен фильм. Повесть эта была опубликована несколькими годами раньше в одном из номеров журнала «Огонек». Прочитав её, Доронина поняла: вот он – сценический материал, о котором она давно мечтала, вот тема, которая волнует многих, вот автор, который ей интересен и по-человечески близок, - и она послала Халфиной письмо с предложением экранизировать «Мачеху».
Столь неожиданное предложение застало Марию Леонтиевну врасплох. Свою первую художественную книгу – сборник рассказов «Мои соседи» - она издала в 56 лет, вторую – «Живёт рядом семья» - в 57, в Союз писателей СССР принята в 58; повесть «Мачеха» отдельным изданием вышла, когда ей исполнилось 59.
«Ну почему всё приходит ко мне с таким запозданием? – разволновалась она и тут же с характерной для нее самоиронией решила: - Быть поздним дарованием не грех, а награда. Привыкай…».
Успокоившись, Халфина подготовила немногословный ответ Дорониной и стала ждать «куда судьба выведет».
Судьба оказалась к ней благосклонна. Вскоре её пригласили на студию «Мосфильм». Там она подписала договор на экранизацию не только «Мачехи», но и еще трех рассказов. Сценаристом был утвержден опытный драматург В.Смирнов. И началась новая для Марии Леонтиевны, сложная и увлекательная работа. Во время съемок не обошлось, конечно, без творческих разногласий с режиссером и сценаристом, но уже после первого просмотра фильма всё отошло на задний план, а то и попросту забылось.
«Случилось чудо, - признавалась позже Халфина, - Я помолодела. Да, да… Причем, не только душой, но и физически. Мне стало как-то легче ходить, дышать, радоваться жизни. А еще я осознала, что во мне сидит не только беллетрист, но и драматург. Беллетрист трудится в одиночку. Его основные инструменты – тема, сюжет, воображение… А драматургу этого мало. Ему еще сцену подай и слово, да не письменное, а вслух, разговорное».
Проза Халфиной и впрямь сценична. По природе своей она не бытописатель, не автор производственных романов, а, если так можно выразиться, житейский психолог. Её волнуют вечные темы – любовь, верность, ответственность, взаимоотношения детей и родителей, вопросы воспитания – словом, истории, в которых ставятся вопросы нравственности и морали. Излюбленный её жанр – семейный рассказ. Даже «Мачеха» опубликована была сначала как рассказ «Законная жена» (газета «Известия» от 20.08.1963) и лишь потом в процессе доработок выросла до повести. Язык её житейских историй красочен и в то же время по-народному прост, энергичен, диалоги естественны. А это уже часть сценического искусства.
Вот почему повесть «Мачеха» привлекла внимание не только Т.В. Дорониной, но и режиссера Томской студии телевидения С.Л. Сапожниковой, поставившей к тому времени телеспектакли по произведениям А.Островского, Ч.Айтматова, Р.Роллана, В.Липатова и других разноплановых писателей и драматургов. По её признанию, повесть Халфиной читалась как готовый сценарий, осталось подобрать актеров и сделать нехитрые декорации. В марте 1971 года телеспектакль «Мачеха» впервые был показан по томскому телевидению. Случилось это за полтора года до выхода кинофильма «Мачеха». Конечно, успех телеспектакля был гораздо скромней, но и он стал заметным событием в культурной жизни области и в творческой судьбе Марии Леонтиевны.
За экранизацией «Мачехи» последовала экранизация её рассказа «Безотцовщина» (1977). И снова на «Мосфильме». На этот раз одну из главных ролей исполнила начинающая в ту пору актриса Е.Драпеко. Роль удалась. За неё она была удостоена премии Ленинского комсомола, стала если не популярной, то заметной среди молодых актеров. Добавила эта кинолента известности и Халфиной. Однако известность и популярность не одно и то же. Обычно зритель запоминает имена актеров и режиссеров, и лишь немногие обращают внимание на имена сценаристов и авторов произведений, по которым фильмы поставлены.
В 1978 году по договору со Свердловской киностудией Мария Леонтиевна подготовила сценарий фильма, в основу которого легла её «Простая повесть» из книги с похожим названием «Простые истории». Сценарий был принят. Главную роль в будущем фильме должна была сыграть набирающая популярность актриса Инна Чурикова. Но цепь непредвиденных обстоятельств сорвала эти планы. Дальше сценария дело не пошло.
«Чудеса скрашивают жизнь, но они, увы, недолговечны, - с обычной для нее самоиронией отреагировала на эту неудачу Халфина. – Будем работать дальше. Не зря говорится: не поймал карася, поймаешь щучку».
В ту пору ей исполнилось семьдесят лет. На юбилейном вечере она сказала:
«В сегодняшние семьдесят я смотрю на вещи иначе, чем в двадцать, но мне, я считаю, не за что краснеть».
Впереди у Марии Леонтиевны было еще два юбилея – 75 и 80. А позади – большая, наполненная трудом и подвижничеством, потерями и обретениями, яркая творческая жизнь. Она вполне могла бы стать сюжетом еще одного художественного фильма.
Чужая боль
«Я росла среди книг и не помню себя неграмотной, - писала в автобиографии Мария Леонтиевна. - С трехлетнего возраста старшие брали меня с собой в Бийскую народную библиотеку. Она и стала колыбелью моей будущей профессии».
Но не только чтение увлекало её. В школе она записалась сразу в несколько кружков – танцевальный, пения, драматический. А знакомый родителям Халфиной художник дал им дружеский совет: «Вашего ребенка надо учить основам изобразительного искусства. У неё есть способности».
Еще она любила играть в рифмы. Интересно ведь так подбирать слова, чтобы они звучали складно и умещались в определенный ритм. Шагаешь себе по улице и рифмуешь всё подряд – машины, людей, мороженое, птиц, дождь, солнце, деревья… И вдруг в этом хороводе слов обнаруживаешь смысл, настроение, одно четверостишие тянет за собой другое.
В 13 лет Халфина стала завсегдатаем литературного кружка при бийской газете «Звезда Алтая» и параллельно - активисткой городского театра рабочей молодежи (у нее было сильное контральто и актерские способности). В 14 лет опубликовала свое первое стихотворение и выразительно прочла его со сцены ТРАМа:
За окном скользят снежинки.
Листья по земле сплетаются в ковер.
На окне мороз изящной кистью
Написал причудливый узор.
По углам уже таятся тени,
Меркнет день закатной полосой.
Со стены, прищурясь, смотрит Ленин,
В сумерках понятный и родной.
Так родны мне в отблеске заката
Сонные родимые поля.
Серые заснеженные хаты
И до боли близкая земля.
Детство – особый возраст. Это время познания окружающего мира, безудержных фантазий, первой любви и желания поскорее утвердить себя среди сверстников, показать свой характер. Тут у Халфиной проблем не было. Она росла здоровой, напористой, энергичной девчонкой; таких принято называть заводилами.
Наблюдая за частой сменой её увлечений, отец как-то заметил, что у неё тринадцать с половиной талантов и ни одного настоящего. Пора определяться. Важнее всего для человека понять свое призвание. Пусть оно будет небольшое, негромкое, но обязательно своё.
Эти слова и повлияли на её выбор. Окончив семь классов, Халфина решила поступить в библиотечный техникум, и не в какой-нибудь, а непременно томский. По словам родителей, Томск - это первый университетский центр Сибири. 121 год он был столицей губернии, в которую входили территории нынешних Томской, Новосибирской, Кемеровской, Семипалатинской, Восточно-Казахстанской областей и Алтайского края. Здесь готовились лучшие кадры в самых разных областях производства и культуры. А Халфиной хотелось стать непременно лучшей.
Училась она с охотой, но, как и в школьные годы, разбрасывалась – пела, плясала, сочиняла для самодеятельности программы со скетчами, монологами, частушками, оформляла стенгазеты, писала для них стихи. Верховодила не только в своей, но и в других группах. Стипендия у нее была крошечная, трудностей хватало, но учеба в техникуме запомнилась ей как время счастливой юности, верной дружбы и больших ожиданий.
Распределение она получила в село Излап Солтонского района Алтайского края. Библиотеки в полном смысле этого слова там не было. Требовался ликвидатор неграмотности. Так она стала избачом. И началась новая, самостоятельная, полная тревог и испытаний жизнь. Внедрение книги в сознание людей, не знавших прежде, что это такое, оказалось делом крайне сложным, ответственным, но и увлекательным.
Как-то в Излап приехал сотрудник краевой газеты «Алтайская правда». Он сразу понял, что Халфина – человек литературно одаренный, и без труда уговорил её стать рабкором (рабочим корреспондентом) газеты. Вскоре на её страницах стали появляться корреспонденции девушки-избача, затем короткие рассказы из жизни, стихи и даже поэмы.
В 1925 году в Москве начал выходить журнал «Крестьянка». Для молодого избача он стал не только методическим подспорьем, но и литературной трибуной. Халфина послала в него рассказ о том, как она организовала в алтайском селе первую женскую артель. Однако имя героини изменила. И получилось нечто художественно самостоятельное, не привязанное лично к ней и её работе произведение. Рассказ был опубликован. За ним второй. Это доставило ей радость, но и только. С библиотечного пути она сворачивать не думала, зову «тринадцатого с половиной» таланта не поддалась. Да и некогда стало заниматься сочинительством. Её пригласили на работу в Томск – преподавателем библиотечного дела сначала в краевой Совпартшколе, затем в родном техникуме. Ну как же от такого предложения отказаться?
Работы и ответственности заметно прибавилось. Теперь Халфина отвечала не только за себя, но и за судьбы своих воспитанниц. Учила их всему, что сама успела постигнуть. Старалась найти к каждой материнский подход, а там и сама стала матерью.
О том, как она трудилась в суровые военные годы, говорят медали «За доблестный труд» и «За трудовую доблесть в Великой Отечественной войне».
В 1949 году по направлению областного отдела культуры с младшим сыном Алексеем (старший вырос и уехал по распределению на восток) Халфина переехала в поселок судоремонтников Моряковский Затон, проще говоря, Моряковку. С собой она привезла более двух тысяч книг. Они и стали основой библиотеки, которую ей предстояло здесь открыть.
Поначалу библиотека размещалась в парткабинете судоремонтного завода, но через полгода переместилась в деревянное здание, которое строил буквально весь поселок. Дети называли его «Терем-теремок». Для ребятни, да и для взрослых он стал родным домом. Днем это была изба-читальня, вечером – народный театр. А еще Мария Леонтиевна организовала хор пенсионеров и установила связь с одной из пражских библиотек. Они прислали в дар сибирякам роман «Красное зарево над Кладно» тогдашнего президента Чехословакии Антонина Запотоцкого с надписью: «Работникам и читателям городской библиотеки Моряковки в честь дружбы и сотрудничества с кладненцами. Прага. 1955 год».
Сценарии для концертов художественной самодеятельности и театральных постановок, тексты на мелодии популярных песен «с местным содержанием», красочную стенгазету сотворяла тоже Халфина. Все поселковые праздники проводились, как правило, в библиотеке. Не удивительно, что Мария Леонтиевна трижды избиралась в Моряковский Совет депутатов трудящихся.
История, как мы знаем, имеет свойство повторяться, пусть и в другом варианте. На этот раз, как когда-то в Излап, в Моряковку нагрянул корреспондент еще более авторитетной, чем «Алтайская правда», газеты «Советская культура». Ознакомившись с многообразной работой поселковой библиотеки, он загорелся желанием посвятить рассказу о ней целую полосу. Предложил поделиться своими размышлениями и Халфиной. Так родилась её статья с деловым названием «Труд библиотекаря». Её публикация вызвала в душе Марии Леонтиевны бурю чувств и воспоминаний. Оказывается, желание писать у неё не исчезло, оно по-прежнему теплилось в ней, как уголек в золе. Неужели она даст этому угольку погаснуть?
Словно наверстывая упущенное, Халфина подготовила еще несколько статей для «Советской культуры». И неожиданно для себя получила от Госкульпросветиздата предложение объединить их, доработать и сделать информационно-методическую брошюру под общим заголовком «Библиотека Моряковского Затона. Из опыта работы».
В 1957 году эта, пока еще не художественная книжка, увидела свет. В 1958 году по итогам Всероссийского общественного смотра культурно-просветительных учреждений страны созданная Халфиной библиотека получила диплом «Лучшая библиотека РСФСР», а в 1960-м признана лучшей библиотекой области.
Следующие пять лет жизни Марии Леонтиевны связаны с работой в библиотеке совхоза «Рыбаловский» Томского района. Именно в эти годы она написала рассказы и повести, принесшие её литературную известность. И вновь они пришли к всесоюзному читателю через газеты – на этот раз через «Комсомольскую правду», где был опубликован её рассказ «Два слепых сердца», и «Известия», где появился цикл из четырех рассказов «Живет рядом семья». А уже после этого журнал «Огонек» напечатал «Мачеху».
В 1966 году Халфина вновь стала томичкой. Тогда мы с ней и познакомились. Случилось это вскоре после Кемеровского совещания молодых писателей Западной Сибири, в котором довелось участвовать Любови Асеевой и Тамаре Калёновой (семинары прозы), мне и Станиславу Федотову (семинары поэзии). Себя с нами Мария Леонтиевна уравняла тогда коротким определением: новобранцы. Это следовало понимать так: она только что получила билет члена Союза писателей СССР, а мы – боевое крещение на серьезном литературном форуме. Чем не новобранцы? А то, что нам до писательского билета было еще далеко, её не смущало: служить-то нам теперь вместе.
Узнав, что творчество Калёновой обсуждалось в семинаре Сергея Антонова, автора повести «Дело было в Пенькове», по которой поставлен одноименный фильм, и других не менее талантливых произведений, Халфина оживилась: это один из её любимых советских писателей, мастер короткой прозы. Вот у кого нужно учиться умению строить сюжет, лепить характеры. Минимум описаний, максимум действия. Всё образно и вместе с тем экономно. Его опыт свидетельствует, что учиться лучше всего на маленьких сюжетах, а под большими с непривычки можно и надорваться.
Завязался живой заинтересованный разговор. Замелькали известные и мало известные имена. Халфина посоветовала нам прочитать опубликованный в журнале «Молодая гвардия» рассказ Валентина Распутина «Мама куда-то ушла». Прежде всего потому, объяснила она, что он участник Читинского совещания молодых писателей Восточной Сибири и Дальнего Востока, состоявшегося годом раньше, но у него уже есть чему поучиться и молодым, и опытным литераторам.
В свои 58 лет Мария Леонтиевна выглядела молодо: плотная, статная, лицо хорошо вылепленное, глаза большие, внимательные, брючный костюм, недорогие бусы из янтаря, минимум косметики; и только седые волнистые волосы напоминали о её возрасте.
Годом позже Мария Леонтиевна подарила нам с Калёновой свою книгу «Простые истории» с короткой надписью: «Дорогим братьям-писателям Тамаре и Сереже от старого коллеги». К тому времени мы с Тамарой уже четыре года были женаты и чувствовали, что Халфина воспринимает нас не только как коллег, но еще и по-матерински. Ей хотелось, чтобы в нашем доме всегда сохранялись любовь и согласие, ведь союзы творческих людей чаще всего недолговечны.
Так же примерно она относилась к другим людям, особенно молодым. Чем могла, помогала. Радовалась успехам, ободряла при неудачах, постоянно за кого-то хлопотала, была окружена читателями и почитателями. Со стороны казалось, что жизнь её течет ярко, наполненно, сверхблагополучно. С такой волей, с таким характером иначе и быть не могло!
Поначалу так думал и я. Но однажды, прочитав её новый рассказ «Игорь» из цикла «Живет рядом семья», вдруг понял, что в основу его положена история её непростых отношений с сыном Алексеем.
Знакомя меня с ним на одном из литературных праздников, она ласково сообщила: «Мойпоследышек Алексей». А когда он отошел, добавила: «Сообразительный мальчик, правда, веселый лентяй». И стала вспоминать, как в детстве прививала ему любовь к книге, учила понимать музыку, чувствовать красоту природы и даже штудировала вместе с ним английский язык, чтобы ему было легче его освоить.
Правду сказать, на мальчика Алексей походил мало: ему было уже за тридцать. Среднего роста, рыжеволосый, лицо, словно обожженное весенним солнцем. Держался свободно, непринужденно. Позже я не раз встречал его в Научной библиотеке университета, на поэтических вечерах и просто на улице. И всегда в руках у него была книга или журнал. Сразу видно: книгочей. Однажды я стал свидетелем его спора с диссиденствующими гуманитариями. Он вёл его умело, к месту цитируя Камю, Хайдеггера и других западноевропейских писателей и философов. В другой раз Алексей по-свойски попросил у меня взаймы трешку и, прощаясь, не без подначки заметил: «Матушка отдаст». Ходили слухи, что он женился, но ничего хорошего из этого не вышло. Зато возник «квартирный вопрос», а они легкими не бывают.
Рассказ «Игорь» был похож скорее на конспект рассказа, чем на развернутое художественное произведение. Речь в нем шла о матери, в одиночку воспитывающей сына-последышка. («Знакомое слово», - отметил я). Потом попалось «веселый лентяй»… Мать в сыне души не чаяла. «Жила только для него». Но пришло время, и она почувствовала, что скучна сыну, не интересна. Его потянуло к экзистенциалистам и философии Хайдеггера, компаниям эрудитов, коротающим время в жарких спорах, к свободе и независимости от её нудной опеки. Игорь стал приводить в дом друзей-приятелей, под всякими предлогами выпроваживая её в кино или к знакомым. Как-то утром она услышала в его комнате женский смех. Спросила: кто эта девушка? невеста? И поняв, что это его очередная подруга, «впервые закричала на сына истерично, визгливо». А он посоветовал ей выпить валерьянки и разойтись – разменять квартиру.
Финал рассказа поистине драматичен: «Они не разошлись. Потому что она не представляет себе жизни без Игоря. Так и живут под одной крышей: он – свободный и независимый, со своим неприкосновенным «внутренним миром», и она – притихшая, опустошенная, тоже со своим внутренним миром, до которого её сыну нет никакого дела»…
Как-то Мария Леонтиевна пригласила меня к себе на мичуринский участок. Находился он за жилым городком Томского аэропорта. День выдался солнечный, но не жаркий. Участок утопал в цветах и разнообразной зелени. Он был невелик – около четырех соток. Вместо домика – будка для инвентаря, рядом синяя скамейка. Улучив момент, я спросил Марию Леонтиевну, насколько рассказ «Игорь» автобиографичен?
Она сделала вид, что не услышала меня. Однако через время не без гордости сообщила, что будку и скамью, на которой мы сидели, сколотил её Лёша, а ведь он с 16 лет инвалид второй группы. И, не дожидаясь дополнительного вопроса, продолжила:
- В детстве он перенёс хорею. Это болезнь такая. По рекомендации врачей я увезла моего мальчика в Крым. Там он лечился более года, но безрезультатно. Затем началась возрастная ломка. Как могла, я отвлекала его от отчаяния, от желания уйти из жизни – книгами, музыкой, живописью, работой по дому. Зазывала к нему сверстников. И своего отчасти добилась. Экзамены за среднюю школу он сдал экстерном. Казалось, жизнь налаживается. В 1967 году Лёша женился. Жену свою он очень любил, но согласия у них не было. Всё его раздражало. Он начал пить, сошелся с местными «антисоветчиками». Так их называли за то, что они читали в «самиздате» Сахарова, Солженицына и других инакомыслящих. Я тоже читала. Ну и что?.. Сыну стало казаться, что его преследуют. Он мечтал об отдельном жилье. Был уверен, что это поможет ему восстановить отношения с женой. В конце концов мы разменяли квартиру, в которой жили, на две отдельные. Лёше досталось благоустроенная однушка, мне - смежные комнаты в сыром деревянном доме. Там я заболела от холода и внезапного одиночества. Три месяца провалялась в больнице с воспалением легких. Возвращаться в мое неприютное логово было смерти подобно. И тогда меня забрала на время в теплую Алма-Ату одна из моих техникумовских учениц. А Лёша в это время проходил курс принудительного лечения в психобольнице. Вот и посуди сам, насколько рассказ «Игорь» автобиографичен.
- Когда это было – до или после кинофильма «Мачеха»? – спросил я.
- Одновременно, - усмехнулась она. – Ведь фильмы в один день не снимаются.
- А вы говорили, что случилось чудо…
- Одно другому не мешает. В жизни всё рядом…
Больше мы с ней так откровенно о семейных делах не говорили, хотя не раз сидели рядом на писательских собраниях, участвовали в литературных «десантах» по области. У неё выходили новые книги – «Баба Груня», «Ульяна Михайловна», «Что старикам надо», переиздания прежних. Всё чаще она стала болеть, надолго исчезала из вида. Обострился у неё и «квартирный вопрос», связанный, как и прежде, с сыном. В 1982 году неожиданно для многих Мария Леонтиевна поселилась в доме-интернате для престарелых и инвалидов «Лесная дача».
- Продолжаю работать над циклом рассказов «Что старикам надо», - объяснила она нам. – Где как не здесь об этом писать? Можно сказать, с натуры. Отсюда проблемы нашего брата лучше видать. Заодно помогу навести в интернате порядок. Все-таки я человек общественный, заслуженным работником культуры зовусь. Люди не должны чувствовать, что их здесь собрали в ожидании смерти. Вот и будет от меня хоть какая-то польза.
В голосе её, как всегда, проблескивала самоирония, а в глазах читалась давняя неизбывная печаль. Готовясь принять на себя чужую боль, она надеялась, что это не оставит места для своей.
Вскоре вышло значительно дополненное издание книги «Что старикам надо». Свой долг Мария Леонтиевна исполнила. За три года, что она провела здесь, в интернате многое изменилось. Пополнилась новыми книгами и читателями библиотека. Окрепла художественная самодеятельность. Стали проводиться выставки всевозможных поделок, рисунков, вышивок. Обнаружилось немало поэтических талантов. Улучшилось медицинское и бытовое обслуживание обитателей интерната, отремонтировали дорогу к «Лесной даче».
В эти годы у Халфиной возникла идея о создании подобных домов-интернатов для творческой интеллигенции. С этой целью она отправилась в Красноярский край. Затем вернулась в Томск, из которого, по её словам, никогда не уезжала.
Когда её спрашивали, кем она считает себя в первую очередь – писателем или библиотекарем, Мария Леонтиевна отвечала:
- Человеком!
Такой она и осталась в нашей памяти – искренней, доброжелательной, талантливой, простой и вместе с тем знающей себе цену.
Недавно в одном из современных торговых центров у большого настенного телеэкрана я увидел скопление посетителей. Подошел и тоже остановился. Над моей головой Шура Олеванцева неповторимым голосом Татьяны Дорониной что-то говорила напряженно замершей Свете, да так ласково и заботливо, что одна из посетительниц центра, пожилая, бедновато одетая женщина не выдержала:
- В советское время к детям особый подход был. Их по заграницам не спроваживали. Беспризорных и неграмотных вовсе не было. А нынче сплошь да рядом!
- И наркоманов, - подсказал мужчина тех же примерно лет. – Всё теперь купи-продай. Дожили, - потом добавил: - Я этот фильм раз десять смотрел. Хороший фильм, поучительный.
Память
Девять лет назад в Моряковской библиотеке, носящей имя Марии Леонтиевны, состоялись первые Халфинские чтения. Эстафету от моряковцев приняла областная библиотека имени А.С. Пушкина. Возможностей сделать чтения не только разговором о творчестве писательницы, но и литературным праздником с участием писателей, артистов, научной и творческой интеллигенции у нее было гораздо больше. Третьей площадкой для Халфинских чтений стал дом-интернат «Лесная дача», расположенный в живописном лесном массиве на берегу матушки-Оби. В 2009 году здесь открыт литературный музей писательницы. Он даёт возможность познакомиться со всем многообразием её исканий, дел, заслуг.
Очередные Халфинские чтения прошли в два этапа – в марте и сентябре 2013 года. Они были посвящены 105-летию со для рождения Марии Леонтиевны. В марте она родилась, а в сентябре свое 50-летие отметило Томское отделение Союза писателей России. Двадцать два года из них Халфина была одним из самых активных и именитых его членов. К её вескому слову прислушивались все «братья-писатели». В спорных случаях оно, как правило, становилось решающим.
Кроме томских писателей – Вениамин Колыхалов, Владимир Крюков, Николай Хоничев и автор этих строк – в сентябрьской поездке по халфинским местам приняли участие поэт из Кемерова, главный редактор литературного журнала «Огни Кузбасса» Сергей Донбай и московский писатель, уроженец села Могочино Молчановского района Томской области Василий Дворцов.
Сначала мы отправились в Моряковский Затон. «Терем-теремок», построенный в далеком 1949 году, до наших дней не дожил. Сгорел. Библиотека имени Халфиной расположена теперь в кирпичном административном здании. А жаль. Как хорошо было бы увидеть всё, как было при ней. Для музея-читальни бревенчатый терем больше подходит.
Но и в новом помещении библиотеки жив дух Халфиной. Он ощущался в той особой атмосфере, которая царит среди стеллажей с книгами, красочных стендов, возле установки для просмотра учебных и художественных фильмов, среди моря комнатных цветов. В марте здесь звучали любимые песни Марии Леонтиевны, отрывки из её произведений, демонстрировались фрагменты из кинофильма «Мачеха», а теперь мы читали по кругу стихи, говорили о литературе, знакомились с творческими работами победителей литературного конкурса «Простые истории», радовались тому, как богата талантами русская глубинка, как искренне и содержательно сельские жители размышляют о проблемах, затронутых в произведениях землячки.
А в «Лесной даче» мы стали участниками торжественного события – открытия мемориальной доски над входом в литературный музей Халфиной. На черном мраморе рядом с портретом было высечено её имя, даты жизни (1908-1988) и бесхитростное писательское признание: «Это потрясающее чувство понять вдруг, что то, что ты пишешь, может кому-то помочь».
Потом состоялся круглый стол, за которым снова звучали стихи и раздумья о путях современной литературы и искусства, о людях, значимость которых определяется тем, что они сделали, памятью о них. Слушая товарищей, я невольно вспомнил строки покойного ныне Михаила Карбышева, посвященные Марии Леонтиевне. Как и она, он тоже был из числа поздних, но ярких дарований. И знаменательно, что он успел подарить ей эти строки в день её 80-летия, а она успела их прочитать и услышать.