ВЕРСИЯ ДЛЯ СЛАБОВИДЯЩИХ
Огни Кузбасса 2016 г.

Виктор Чурилов. Баллада о Поэте

Мы безмерно любим

жизнь

. и страну…


Евгений Буравлёв

Пролог



В штабе

срочный приказ:

завтра утром – атака на крепость!

«Что ж, ударим ещё! Будь, что будет… –

подумал комбат. –

Эта чёртова крепость – фашистов свирепость,

неприступный сплошной каземат…

Каземату – ни танки, ни пулемёты,

даже бомбы – ему не указ.

Вся надежда на бога да на огнемёты.

Огнемётчики – смертники.

Но приказ есть приказ!»



И одним из бойцов огнемётного взвода

был Поэт. Духом рыцарства не обделён,

защитил санинструктора от урода.

…Трибунал. И штрафной батальон.

Был он лётчик.

Теперь огнемётчик.



Вот и Завтра.

Лишь грозно «катюши» пропели

и утих дальнобойной

раскатистый гром,

шли на подвиг бойцы,

шли на штурм цитадели,

на огонь отвечавшей огнём.



Крепость пала.

И враг

белый

выбросил

флаг!



Сам комбат

заглянул в медсанбат

после этой атаки.

И Поэту сказал:

– Напиши обязательно Стих!

Только честно пиши,

обо всех напиши

без утайки! –

и о мёртвых,

и о живых…



1.Встреча



Он стоял на Проспекте. Один.

(И была уже поздняя осень).

Был усталым, как пахарь.

Оброс бородой.

(А ведь прежде он был безбородым!).

Не держал сигареты в руке,

как на тех,

как на книжно-журнальных портретах известных…

Был, как прежде, Большой,

даже очень Большой

и с осанкою благородной.

Я к нему подошёл.

Он на миг показался мне братом.

Старшим братом, которого не было у меня.



Я к нему подошёл…

Так,

как прежде к нему подходил,

за советом.

Он внимательно выслушал.

Обещал непременно помочь…



Разве знал я,

что это – прощальная встреча с Поэтом?

Разве думал:

быть может, не мне,

а ему

срочно надобно было помочь?

Впрочем,

что я?

Ведь он же Поэт!

А Поэту никто никогда не поможет!

Посмеются враги…

Повздыхают друзья…

Даже та,

что до боли,

до смертного часа любимой была.

Даже та…

Пусть та боль и её понапрасну

уже не тревожит.

Всё равно –

и она не смогла бы помочь.

Не смогла. Не могла…

Потому что – Поэт!

А поэты всегда одиноки.

Им до гроба нести

одиночества избранный крест.

Предначертан им рок.

Потому-то они и пророки!

Предрешён путь наверх –

без трусливой оглядки окрест.



Он стоял…

Он стоял, как солдат на посту.

Он смотрел умудрённо и строго

На шумящий Проспект,

где он жил, верность долгу храня.

Может, он вспоминал

ту, свою фронтовую дорогу,

по которой прошёл он,

теряя друзей,

до победного дня?

А за ней – пролегала другая дорога.

Сначала на карте.

А затем – по земле –

через реки,

сквозь горы, что не обогнуть…

И – глубинный Исток:

вдохновенья, стихов и азарта,

неуёмного,

распиравшего радостью грудь!

То ли это – Южсиб…

То ли – Счастье «в крылатом прорабском плаще»…

То ли – Сказка о кладе,

что в быль претворяла страна-созидатель.

То ли…

Вот бы прожить ему лет…

Ну, пусть малость ещё!

Быть по праву в ряду,

где стоят и горняк, и писатель.

Где струилась строка –

и приязненна, и улыбчиво горяча!

А в строке –

удалой молодецкий размах:

«У Игнатия Савельича

Иней искрится в усах,

Из-под шапки, из-под беличьей –

Чуба снежного краса…».



2.Предчувствие



Это было Тогда…

Так хотелось Хорошего много!

Кто из нас не мечтал

быть счастливым Счастливой страны?

Отчего же теперь

в его взгляде таилась тревога?

Неужели привиделись

той, грядущей беды

окаянные дни?

И тревога таилась в стихах

непривычным минорным напевом…

Неужели привиделся крах

неизбывной народной мечты?

Для чего же погиб

тот, безвестный солдат

подо Ржевом?

Для чего

с букваря

рисовали мы в Радость коммунны мосты?



Он стоял,

как солдат на посту,

как тогда, перед взятием Кенигсберга.

Враг был рядом.

И он был готов побороться с врагом.

А сейчас,

в мирный день,

в ясный день

проходила поверка:

«Так же зорок дозор

на запасном пути,

где стоит бронепоезд

с сигнальным гудком?

И хранят ли единство,

как прежде,

однополчане?

Продолжают ли дело отцовское

их сыновья?

И готовы ли встать на защиту его кузнечане,

и не только они –

вся советская наша семья?









Он страну защитил.

Он в Завтра дорогу построил.

И воспел тех, кто рядом, –

трудом,

день за днём

прославляли Кузбасс.

И, казалось, на Пост

вместе с ним

заступают герои

тех стихов и поэм,

что он спел вдохновенно для нас.

И паромщик – «российской земли рядовой»,

кузнецкстроевец Кусургашев,

и взрывник Никодим

с крановщицей Настасьей,

и Костя-шофёр…

Все они рождены Атлантидой советской,

незыблемой нашей,

сотворившие Щит и Меч,

что, как бритва, остёр!



Он страну защитил…

Он верил в то светлое Завтра,

что, как солнце, взойдёт

в ореоле счастливых лучей,

и родная земля

с майским громом победного залпа

расцветёт ещё краше –

без лжи лихоимцев

и властителей-палачей!



Только враг был умён

и коварен,

и беспощаден.

Он не с фронта, а с тыла пробрался

в советский наш Дом.

И однажды

сигнальный гудок бронепоезда

был украден.

Ну, а дальше…

рассказывать дальше –

что было потом?!



3.Соната



…Вот опять говорят:

«Был бы, как Одиссей,

к корабельной он мачте привязан,

да не слушал Сирену,

да меньше людей,

тех, которым вином он обязан,

всё пошло бы на лад!

Может, бросил курить

и лечился бы в нужные сроки.

Может…

смог бы и до «перестройки» дожить,

вставить «лыко» в строку «перестройки».



Да ведь он же Поэт!

А Поэту дано

только Музе служить неизменно.

Ну, а Музе… А Музе порой суждено

обрести сладкий голос Сирены.

Сладкий голос Сирены

запел о любви –

«беспощадной и жаркой любви».

…Оглянулся вокруг –

только Он и Она!

И – неведомая страна…

Только Он и Она

над пучиной без дна…

А в ушах –

сладкий голос Сирены!



Но опять говорят:

«Не дошло б до беды,

будь он накрепко к мачте привязан…»

Да ведь он же Поэт! –

вечный раб Красоты,

поклоняться которой обязан.



Он увидел Её! И на миг обомлел…

Обомлел и забыл всё на свете.

И запел о любви

Так, как прежде не пел:

откровенно, наивно, как дети…



Он не помнил,

как это произошло:

словно выпил хмельного вина.

Закачался корабль.

И его понесло.

Только море. Пучина без дна…

Только Он и Она.

Только Он и Она!

И – неведомая страна…

А в ушах – «Вальс цветов»!

А в ушах – зов любви! –

«беспощадной и жаркой любви»…



Может, всё это

только приснилось ему –

Одиссея… И голос Сирены?

И, что мир раскололся на свет и на тьму,

И явил Афродиту из пены…



Да ведь он же – Поэт!

А Поэту дано

видеть то лишь,

что Муза велела,

слышать то лишь,

что Муза хотела.

И не знать рокового предела!



А она посмеялась…

Ведь ей всё равно:

и – что сердце Поэта болело,

и – что боль переходит в отчаянный крик…

Ей ли слышать глухое: «Не надо!..»

Из «туза» превратилась она в «даму пик»,

ту, коварную, «даму пик»,

а потом прогремела сонатой,

злою Крейцеровой сонатой,

разорвавшеюся гранатой…



Эпилог



Мне балладу хотелось бы завершить

на мажорной возвышенной ноте.

Да смогу ли я Память свою сокрушить,

что, как рана, и ноет, и ноет?

Как же вышло –

страна,

что в боях рождена,

Щит и Меч, задремав,

уронила?

И, как волки, враги

обнажили клыки,

и жульё-вороньё закружило…

Чёрной тучей накрыло Поэта страну,

где он пел вдохновенно, встречая весну,

об Отчизне, что не было краше…



Я не знаю, что смог бы Поэт нам сказать,

доживи он до нашего века.

Но придворным певцом вряд ли смог бы он стать

и унизить в себе Человека.

И не смог бы, как прежде,

он в песне солгать.

И не смог бы предать

свою Родину-мать.

Никогда, никогда бы не стал подлецом…

Он всегда был Бойцом!

И остался Бойцом!

Был бы тем, кем он был.

И любил, как любил.

И врага не щадил.

И себя не щадил.

И не жил без труда

никогда, никогда…

г.Юрга


2016 г №5 Лики земляков