Тетрадь первая
Дальневосточная экспедиция, 1941 год
1. От Амазара к Шилке
Весной 1941 года я прибыл на станцию Амазар в распоряжение Грязнова – начальника геодезической партии экспедиции № 47 Новосибирского аэрогеодезического предприятия ГУГК.
Получив задание на полевой сезон, я немедленно приступил к подготовительным работам. Предстояло выполнить наблюдения с пунктов триангуляции на юг от станции Амазар, в бассейне рек Шилки и Аргуни, а также верхнего течения Амура.
Вся территория моего участка работ имела всхолмлённо-таёжный ландшафт с многочисленными речками и ручьями, впадающими в Шилку и Аргунь. В необжитой тайге было множество звериных и конно-вьючных троп. Вблизи единственного населённого пункта – села Покровка – имелась грунтовая тележная дорога, которая шла вдоль государственной границы.
Я сформировал бригаду, в состав которой входили три рабочих: Дмитрий Ожогин, двадцатитрёхлетний парень, Дмитрий Иванович, самый опытный и старший среди нас, и Александр, местный житель станции Амазар. Пять вьючных лошадей составляли наш транспорт, а молодая собака, клички которой сейчас не помню, должна была помогать нам в охоте. Снаряжение было походное: шестиместная палатка, запас продуктов, двуствольное ружьё – тулка, карабин и инструмент-универсал завода «Автомобилист» пятисекундной точности. Помощника у меня не было.
После праздника 1 Мая наш отряд приступил к выполнению Правительственного задания.
Снег в тайге в основном уже растаял, но лежал ещё на затенённых северных склонах, в расщелинах и глубоких залесённых распадках.
Солнечные и безлесные склоны возвышенностей в это время года были пастбищем для изюбрей и кабанов. Здесь мы добывали мясо.
При постоянных конно-вьючных передвижениях невозможно взять с собой необходимое количество продовольствия, поэтому успех работы в необжитой местности прямо зависит от умения самостоятельно добыть себе пищу. Для этого используется всё, что можно раздобыть: мясо, рыба, ягоды, грибы, орехи, черемша, полевой лук, листья и стебли ягодника (смородины, брусники, малины).
Радиостанций тогда в полевых бригадах не имелось, и если на участке производства работ не было населённых пунктов с почтовыми отделениями связи, то о ходе работы полевых бригад руководство ничего не знало долгое время.
Полная оторванность от мира делала встречу с любым человеком значительным событием в нашем однообразном ритме таёжной жизни. А что говорить о посещении населённых пунктов, которые попадались нам по пути следования. Любое село или деревенька были для нас центром мироздания, посещение которого становилось праздником. Здесь мы узнавали новости, запасались продуктами, полноценно мылись, стирали и чинили одежду.
Лето 1941 года было жарким, без дождей. Жара и сушь в июле способствовали распространению таёжных пожаров, от которых начали гореть торфяные хорошо высохшие болота.
Тайга наполнилась дымом, наблюдения более пяти километров стали невозможны. Значительные простои, связанные с ожиданием улучшения видимости, сопровождали нас весь полевой сезон, вплоть до первого снега. При этом даже в снегу торфяные болота продолжали дымить. Этот дым уже не был помехой для работы, однако нашлась другая причина, которую преодолеть мы не смогли. Трескучие морозы (до 60 градусов) в дальнейшем заставили нас закончить полевой сезон.
2. Метеопост
В конце августа мы вышли из тайги на левый, северный берег Шилки. Шилка – красивая большая река, на берегах которой лес подходит вплотную к воде. Луга богаты травяной и кустарниковой растительностью. Небольшие заливы, протоки и озёра – место обитания уток разных пород: от небольших чирков до крупных кряковых.
По моим расчётам, мы вышли к реке на два-три километра ниже того места, где располагался метеопост. На нём рассчитывали отдохнуть и запастись продуктами.
И верно, вдоль берега имелась грунтовая дорога, по которой мы тронулись вверх по течению реки.
Дорога – это благо цивилизации. После длительных походов по необжитым таёжным просторам всегда приятно и даже необычно оказаться на ровной поверхности, где ничто не мешает передвижению. Чувство лёгкости, воодушевления и благодарности людям, которые проложили здесь путь, испытывали, наверное, и наши лошади, ускорившие шаг настолько, что пришлось их придерживать.
Когда мы выехали за кривун реки, то разглядели впереди лошадь, впряжённую в длинные четырёхколёсные дроги. Сбоку повозку сопровождал человек. Заметив наш отряд, он остановился в ожидании. Подъехав ближе, мы увидели, что на дрогах за ним по дороге что-то волочится. Когда удалось разобрать, что это рыба таких огромных размеров, хвост её провисал до земли, удивлению нашему не было предела. Длина этого чудища составляла четыре-пять метров, окружность примерно 80 сантиметров.
Хозяин упряжки, мужчина лет тридцати, назвал рыбу белугой. Познакомившись, мы вместе продолжили путь к метеопосту, куда транспортировал свой трофей наш новый знакомый. Он был служащим метеостанции. Его отец, начальник этой же метеостанции, пожилой и добродушный человек, большой мастер охоты и рыбалки.
Оказавшись принятыми в доме, находившемся в таёжном уединении на берегу реки, мы были приглашены его хозяевами за стол к обеду и с удовольствием познали качество белого мяса амурской белуги, заплывшей в многоводную Шилку.
За обедом нам рассказали, как ловится белуга на Шилке. Большой кованый рыболовный крюк с насаженной на него приманкой привязывают одним концом крепкой верёвки и ставят на глубине. Второй конец верёвки крепят за бочку, которая выполняет роль поплавка.
Рыба заглатывает приманку, а с ней крюк. Не имея возможности избавиться от снасти, белуга плавает по реке в разных направлениях.
Дело рыбака заключается в том, чтобы найти свой поплавок на реке и, привязав конец свободной верёвки к лодке, плавать за бочкой, как на буксире. Если белуга останавливается, то необходимо подёргивать снасть, беспокоя её. Наконец, ослабевшая рыба повинуется тяге и следует за рыбаком, плывущим к берегу и буксирующим за собой добычу. На мелководье добытчик стреляет белуге в голову пулей или жаканом. Чтобы вытянуть её на берег, требуется помощь лошади, запряжённой в дроги.
Здесь, на берегу Шилки, мы впервые за лето встретили людей да ещё добрых и гостеприимных. От них мы узнали что 22 июня фашистская Германия вероломно, без объявления начала войну против нашей Родины – Союза Советских Социалистических Республик. Находясь в дальневосточной тайге и выполняя правительственное задание по картографированию территории, наша бригада была полностью оторвана от мира. О начале войны мы, конечно, не знали, и эта новость потрясла нас, особенно переживал Дмитрий Иванович, который был родом из Белоруссии. Он вспоминал многочисленных знакомых и родственников, оказавшихся в оккупации. И у меня была тревога за моих родных: младший брат Иннокентий проходил срочную службу в армии на западной границе в Брест-Литовске, а двоюродный брат Гавриил после окончания Томского военного артиллерийского училища служил в Кишинёве. Положения на фронте на метеопосту хорошо не знали, потому что сами получали новости с большой задержкой.
Здесь мы гостили два дня, впрочем, напрасно времени не теряли: подремонтировали, почистили своё снаряжение, пополнили запас продуктов. Наши новые знакомые рассказали о характере местности и особенностях тайги в развилке рек Шилки с Аргунью. Нам стало известно о наличии буреломов, завалов, гарей, болот, о том, где следует ловить рыбу, добывать птицу, искать охотничьи зимовья.
Наконец, наш отряд был готов продолжать путь на правый берег Шилки. Без каких-либо происшествий с помощью начальника станции мы переплавились через реку. На правом берегу мы с чувством глубокой благодарности попрощались с перевозчиком и тронулись к триангуляционному пункту.
3. Трудности нас преследуют
Требовалось спешить, чтобы наверстать много упущенного времени из-за дымовой завесы, созданной лесными пожарами, но нас преследовали неудачи.
Как-то, поднявшись после ночного отдыха, мы не обнаружили горячего молодого мерина по кличке Гнедой. Парни уехали на поиски, а я отправился на сигнал.
Смежные пункты, подлежащие наблюдению, я отыскал быстро, и, как только закончил программу в шесть круговых приёмов, приехал один из трёх моих спутников. Он сообщил, что Гнедой нашёлся метрах в двухстах от ночного табора, возле родника, где получил травму и не может самостоятельно подняться. Я бросил работу, и мы спустились по склону к роднику.
Гнедой беспомощно лежал прямо в воде на левом боку, выбившись уже из сил, оставил попытки подняться самостоятельно. На ночь мы его спутали побочнем, то есть связали переднюю с задней ногой, что давало лёгкий свободный ход, но не позволяло бег рысью. Очевидно, Гнедой хотел напиться, оперевшись передними ногами на гольцы, но не удержался и упал. Пытаясь неоднократно подняться на ноги, он протёр о камни кожу и сухожилие на заднем левом стегне. Мы сделали козлы и с помощью верёвок с большим усилием подняли Гнедого. Но он только висел на козлах, а самостоятельно держаться на ногах не мог. Пришлось положить коня на правую сторону и оставить.
Вернувшись на пункт, я закончил всю работу. Вечером опять попробовали поставить мерина на ноги, но безуспешно. Утром наш Гнедой был мёртв. Мы остались с четырьмя лошадями и лишним седлом. Пока готовился завтрак, я написал акт гибели лошади, все расписались в нём, для полной формы не хватало лишь подписи и заключения ветеринара.
После утраты лошади на одном из последующих пунктов произошла новая задержка. В створе на один из смежных пунктов стояло громадное листвяговое дерево. Оно закрывало видимость на смежный пункт, необходимо было его завалить, но у нас отсутствовала пила. Пришлось рубить в два топора, сменяясь попарно через несколько минут.
Рубка крепкого смолистого листвяга лёгкими топорами здорово измотала нас. Казалось, что не хватит сил и терпения, чтобы завалить это препятствие.
После нескольких часов беспрерывной работы, волокна древесины начали рваться. С воодушевлением мы продолжали работать, и вскоре вершина дерева плавно стала наклоняться. Треск и скрежет усиливался и перешёл в гул обламываемых сучьев. Наконец, последовал глухой и тяжёлый удар дерева о землю.
Мы повалились на землю вслед за нашим деревом и, распластавшись на траве, отдыхали, довольные своей победой. Мои спутники шутили, а я думал о том, что появились уже первые признаки наступающей осени, поэтому подножный корм для лошадей в ближайшее время начнёт подсыхать и станет менее питательным. Скоро холода, а наш отряд не имеет тёплой одежды. Надо спешить, нельзя терять более ни одного часа.
Уже неделю как мы уменьшили норму потребления оставшихся продуктов. Теперь ещё пришлось сократить время сна и отдыха. Стараясь как можно больше делать в течение каждого дня, мы не смели специально задерживаться для охоты или рыбалки. В пути между тригопунктами стреляли рябчиков, реже глухарей, каждый день надеялись на удачу добыть косулю, кабана или изюбра.
Впрочем, несмотря на нашу экономию, перед последним пунктом в развилке рек Шилки и Аргуни продукты полностью закончились. Двигаясь к нему, два дня мы ели только переспевшую бруснику да мелкий орех кедрового стланика. Такой скудный рацион стал причиной болезни всего отряда. Желудки наши не могли переварить орех, который мы глотали вместе с шелухой, пытаясь утолить голод.
Только за два километра до знака в ельнике нам удалось наконец настрелять рябчиков в достаточном количестве, благодаря чему мы впервые за несколько дней поели досыта. Переночевав в том же ельнике, рано утром наш отряд отправился на сигнал.
Видимость была отличная, ничто не закрывало обзора на смежные пункты, подлежащие наблюдению. Я успешно выполнил привязку азимутных пунктов, измерил высоту знака, снял редукцию пункта и центровку инструмента. Затем измерил зенитные расстояния и рассчитал их в журнале наблюдений.
И вот работы на этом участке закончены. Мы дружно крикнули: «Ура!» – и немедленно выдвинулись в обратный путь.
4. Снова метеопост
На обратном пути удалось подстрелить двух глухарей и трёх рябчиков. Этой добычи было достаточно для ужина и завтрака. Лошади от напряжённой работы сильно похудели и устали, поэтому мы двигались не спеша, испытывая возвышенное чувство выполненного долга. А те трудности, которые удалось преодолеть нашему отряду, усиливали удовлетворение от выполненной работы.
Когда подошли к реке против метеопоста, то просигналили выстрелами, вызывая лодку. Расседлав и стреножив коней, отпустили их пастись до утра. Нас забрал на правый берег Шилки начальник метеостанции. После дружеских приветствий первым делом мы спросили о военных событиях на Западе. За ужином и перед сном всё говорили о войне. Новости были чертовски неутешительными. Я долго не мог уснуть: думал о судьбе своих братьев, о том, когда же наступит перелом в войне и что можно ожидать от Японии – союзника гитлеровской Германии.
Утром для нас затопили баню, а мы под руководством начальника метеостанции отправились переплавлять лошадей на левый берег. Лошади были измотаны непрерывной работой и ослаблены недостаточным питанием, поэтому их решили переплавлять по одной за каждый рейс.
Половину реки лошадь плыла за лодкой, поддерживаемая мной на поводе, а потом она отказалась работать ногами и легла на бок. Мне пришлось подтянуть её голову и держать за уздечку как можно выше от воды. Такими же были последующие три рейса. На середине реки лошади теряли силы, и их приходилось держать за морды и волоком протаскивать по воде.
После бани и сытного обеда, посовещавшись, мы решили отдохнуть два дня.
За это время привели в порядок снаряжение, пополнили запас продуктов рыбой, которую наловили здесь же. Кроме этого, начальник Шилкинского метеопоста обеспечил наш отряд вяленым мясом, овощами, мукой и солью.
Надо сказать, в моём служебном удостоверении было указано, что партийные, военные органы, а также другие советские учреждения обязаны оказывать нашему отряду при необходимости всестороннюю помощь, так как мы выполняли правительственное задание и наша работа была необходима для нужд народного хозяйства и обороны страны. К моему удовольствию, удостоверение мне не пришлось предъявлять начальнику метеопоста. Добрые советские люди бескорыстно помогали нам в столь тяжёлое для всех время. В благодарность я подарил хозяевам этого гостеприимного дома полностью укомплектованное кавалерийское седло, оставшееся от нашего Гнедого. Собаку с собой дальше мы решили не брать, так как охотницей она оказалась неважной, а таскать её по тайге только для того, чтобы кормить, мы не имели возможности. Поэтому нашу сучонку я тоже предложил в подарок.
Спустя два дня наш отряд двинулся на восток, рассчитывая попасть через несколько дней на пограничную заставу, которая располагалась на слиянии рек Шилки и Аргуни.
После заставы нам предстояло работать вдоль Амура, уходя в тайгу на двадцать километров. Был уже конец сентября, а ещё предстояло выполнить очень много работы.
5. Застава
Пожары снова вмешались в наши планы. Наблюдения на каждом тригонометрическом пункте осуществлялись со значительными задержками из-за плохой видимости. Продукты закончились, и два дня мы ничего не ели. Я решил оставить работу и отправиться на заставу, до которой осталось семнадцать километров.
Поход мы начали ранними утром по конно-вьючной тропе. Вскоре вышли на оставленный табор наших коллег-топографов. Кострище, колья от палатки, утоптанная трава, другие признаки их пребывания, а главное, надпись, старательно выполненная на большой затёсе: «Прощай, наш табор! Едем домой!». Ниже стояли подписи двух топографов. Осталось им только позавидовать, перекурить и натощак двинуться дальше.
На заставу прибыли во второй половине дня. Она располагалась на берегу Амура и представляла собой несколько деревянных одноэтажных казарм, небольшое административное помещение, отдельно располагались столовая и склады.
Нас встретили красноармейцы. Они вызвали начальника заставы. Я представился по всей форме и предъявил свои документы. После официального знакомства меня пригласили в служебное помещение. Там я рассказал о проделанной работе. Командир сказал, что он поджидает нас несколько дней: посты оповещения заметили группу из четырёх человек, следующих с запада на восток к заставе. Он задавал вопросы со знанием дела, и мне было приятно, что начальник заставы прекрасно знает топографическую службу и понимает её значение для государства.
Догадываясь, что мы голодны, он отвёл нас в небольшой дом, где указал комнату, которую мы можем занять. С армейской точностью мы пришли к назначенному времени в столовую, где уже ожидал повар. Улыбаясь, он подал каждому суп, кашу и, словно извиняясь, сказал: «Не удивляйтесь, что приготовил для вас маленькие порции. Командир сказал, что вам нельзя сейчас много кушать. Съешьте это, и через два часа приходите обедать по-настоящему».
После обеда я был вновь приглашён к начальнику заставы. Он информировал меня об обстановке на западном фронте, о положении на советско-китайской границе. По его просьбе я подробно по карте рассказал о дальнейшем маршруте и показал пункты триангуляции, подлежащие наблюдению. Вместе прикинули время, за которое мы дойдём до села Покровка, где стоит пограничный отряд. Получилось пятнадцать дней. Исходя из этого мы посчитали необходимое количество продуктов на этот переход и составили официальную заявку. Командир распорядился приготовить для нас всё необходимое, а я отправился на берег, где отдыхали мои товарищи.
День был солнечный и безветренный. Мы лежали на траве, наслаждаясь кратковременным отдыхом, когда услышали шум военного катера. Подняв головы, увидели, как под национальным флагом проходит японский катер вверх по течению Амура. На палубе не было экипажа, кроме офицера, стоявшего на мостике. Возле нашей заставы катер приблизился к берегу, что было безусловной провокацией вражеского судна. Мы были удивлены и возмущены нахальством японских военных.
На другой день наш отряд получил продукты в соответствии с заявкой. Расписавшись в получении, я сказал, что могу уплатить за провиант. Начальник заставы, быстро обернувшись, строго на меня посмотрел, и, увидев, видимо, мою серьёзную физиономию, улыбнулся: «Вы расписались, и этого достаточно. Мы не торгуем».
Начальник заставы посоветовал нам быть особенно бдительными в пограничной полосе. Он сказал, что нельзя ночевать на берегу Амура, на открытых высотах костра не разводить. Нельзя также в пограничной полосе охотиться и вообще стрелять без крайней необходимости. «Успеха в труде», – закончил он и крепко пожал каждому руку.
Мы набрали высокий темп в работе. Погода, удачно выбранный маршрут, достаточное количество продуктов, качественные геодезические пункты, а главное, хороший обзор во все стороны с этих сигналов – всё это способствовало высокой производительности нашего отряда. Работали с энтузиазмом и взяли на себя обязательство до седьмого ноября закончить всю работу на данном участке. С поставленной задачей мы справились и отработали на последнем сигнале перед селом Покровка за день до праздника Великой Октябрьской социалистической революции.
Седьмого ноября приготовили праздничный завтрак, уже не жалея провизии, так как до села осталось всего двенадцать километров. Насытившись, перекуривали у костра, когда неожиданно буквально в десяти метрах от нашего табора пробежала косуля. Она двигалась с большим трудом, тяжело дышала, язык уже вываливался изо рта.
От неожиданности мы все оцепенели, потом похватали оружие, но я вовремя опомнился и запретил стрелять, напомнив, что рядом граница. Попадись она нам в другом месте или при других обстоятельствах, мы бы её, конечно, подстрелили, не рассуждая.
Бедное животное, безусловно, убегало, от какого-то хищника, мы ощетинились оружием в противоположную сторону, ожидая преследователя. Но никто не появился. Очевидно, хищник понял, что сам может стать жертвой, и оставил преследование. Получилось, что мы спасли эту дикую козу. Быть может, она намеренно вышла на наш табор, рискнув от безысходности. Пробежав ещё метров сто, косуля пошла шагом, покачиваясь и беспрерывно оглядываясь назад, не утратив, впрочем, своей грациозности.
Но ни праздник, ни этот удивительный случай не оставляли нам право на задержку. Уже выпал первый снег, впереди зима, а работа ещё не была выполнена. Более не мешкая, мы уложили вещи, потушили костёр и отправились в Покровку.
6. Покровка и пограничный отряд
Около двух часов дня мы прибыли в Покровку. Я нашёл в деревне контору колхоза и застал там председателя. Представившись и наскоро познакомившись с ним, я высказал просьбу дать возможность разместиться отряду в селе на некоторое время.
Нас отвели в отдельный домик. Выяснилось, что мы просчитались на один день и раньше срока отметили праздник. Колхозники готовились к торжественным мероприятиям на завтрашний день, и было неловко докучать им своими просьбами.
Мои товарищи остались отдыхать, а я отправился в пограничный отряд. Военные были осведомлены по своей линии связи о нашем приближении. Меня принимал заместитель начальника отряда, с которым я подробно обсудил последующий маршрут. Он дал мне дельные советы относительно того, где лучше оставаться на ночёвки, рассказал о состоянии дорог и троп, которыми нам предстояло идти и, главное, обозначил на карте точками места, где было заготовленное сено. Оно теперь являлось нашим стратегическим топливом. Вместе мы подсчитали время, необходимое для завершения работы на последнем участке, исходя из этого определили количество продуктов и тёплых вещей для нашего отряда. Как и в прошлый раз, я составил заявку на их получение.
Вернувшись в дом, где нас поселили, я узнал, что мы приглашены на праздничный вечер по случаю годовщины Революции и меня просят выступить с речью. Отказаться невозможно, хотя мне было очень жаль времени.
Дальневосточная экспедиция, 1941 год
1. От Амазара к Шилке
Весной 1941 года я прибыл на станцию Амазар в распоряжение Грязнова – начальника геодезической партии экспедиции № 47 Новосибирского аэрогеодезического предприятия ГУГК.
Получив задание на полевой сезон, я немедленно приступил к подготовительным работам. Предстояло выполнить наблюдения с пунктов триангуляции на юг от станции Амазар, в бассейне рек Шилки и Аргуни, а также верхнего течения Амура.
Вся территория моего участка работ имела всхолмлённо-таёжный ландшафт с многочисленными речками и ручьями, впадающими в Шилку и Аргунь. В необжитой тайге было множество звериных и конно-вьючных троп. Вблизи единственного населённого пункта – села Покровка – имелась грунтовая тележная дорога, которая шла вдоль государственной границы.
Я сформировал бригаду, в состав которой входили три рабочих: Дмитрий Ожогин, двадцатитрёхлетний парень, Дмитрий Иванович, самый опытный и старший среди нас, и Александр, местный житель станции Амазар. Пять вьючных лошадей составляли наш транспорт, а молодая собака, клички которой сейчас не помню, должна была помогать нам в охоте. Снаряжение было походное: шестиместная палатка, запас продуктов, двуствольное ружьё – тулка, карабин и инструмент-универсал завода «Автомобилист» пятисекундной точности. Помощника у меня не было.
После праздника 1 Мая наш отряд приступил к выполнению Правительственного задания.
Снег в тайге в основном уже растаял, но лежал ещё на затенённых северных склонах, в расщелинах и глубоких залесённых распадках.
Солнечные и безлесные склоны возвышенностей в это время года были пастбищем для изюбрей и кабанов. Здесь мы добывали мясо.
При постоянных конно-вьючных передвижениях невозможно взять с собой необходимое количество продовольствия, поэтому успех работы в необжитой местности прямо зависит от умения самостоятельно добыть себе пищу. Для этого используется всё, что можно раздобыть: мясо, рыба, ягоды, грибы, орехи, черемша, полевой лук, листья и стебли ягодника (смородины, брусники, малины).
Радиостанций тогда в полевых бригадах не имелось, и если на участке производства работ не было населённых пунктов с почтовыми отделениями связи, то о ходе работы полевых бригад руководство ничего не знало долгое время.
Полная оторванность от мира делала встречу с любым человеком значительным событием в нашем однообразном ритме таёжной жизни. А что говорить о посещении населённых пунктов, которые попадались нам по пути следования. Любое село или деревенька были для нас центром мироздания, посещение которого становилось праздником. Здесь мы узнавали новости, запасались продуктами, полноценно мылись, стирали и чинили одежду.
Лето 1941 года было жарким, без дождей. Жара и сушь в июле способствовали распространению таёжных пожаров, от которых начали гореть торфяные хорошо высохшие болота.
Тайга наполнилась дымом, наблюдения более пяти километров стали невозможны. Значительные простои, связанные с ожиданием улучшения видимости, сопровождали нас весь полевой сезон, вплоть до первого снега. При этом даже в снегу торфяные болота продолжали дымить. Этот дым уже не был помехой для работы, однако нашлась другая причина, которую преодолеть мы не смогли. Трескучие морозы (до 60 градусов) в дальнейшем заставили нас закончить полевой сезон.
2. Метеопост
В конце августа мы вышли из тайги на левый, северный берег Шилки. Шилка – красивая большая река, на берегах которой лес подходит вплотную к воде. Луга богаты травяной и кустарниковой растительностью. Небольшие заливы, протоки и озёра – место обитания уток разных пород: от небольших чирков до крупных кряковых.
По моим расчётам, мы вышли к реке на два-три километра ниже того места, где располагался метеопост. На нём рассчитывали отдохнуть и запастись продуктами.
И верно, вдоль берега имелась грунтовая дорога, по которой мы тронулись вверх по течению реки.
Дорога – это благо цивилизации. После длительных походов по необжитым таёжным просторам всегда приятно и даже необычно оказаться на ровной поверхности, где ничто не мешает передвижению. Чувство лёгкости, воодушевления и благодарности людям, которые проложили здесь путь, испытывали, наверное, и наши лошади, ускорившие шаг настолько, что пришлось их придерживать.
Когда мы выехали за кривун реки, то разглядели впереди лошадь, впряжённую в длинные четырёхколёсные дроги. Сбоку повозку сопровождал человек. Заметив наш отряд, он остановился в ожидании. Подъехав ближе, мы увидели, что на дрогах за ним по дороге что-то волочится. Когда удалось разобрать, что это рыба таких огромных размеров, хвост её провисал до земли, удивлению нашему не было предела. Длина этого чудища составляла четыре-пять метров, окружность примерно 80 сантиметров.
Хозяин упряжки, мужчина лет тридцати, назвал рыбу белугой. Познакомившись, мы вместе продолжили путь к метеопосту, куда транспортировал свой трофей наш новый знакомый. Он был служащим метеостанции. Его отец, начальник этой же метеостанции, пожилой и добродушный человек, большой мастер охоты и рыбалки.
Оказавшись принятыми в доме, находившемся в таёжном уединении на берегу реки, мы были приглашены его хозяевами за стол к обеду и с удовольствием познали качество белого мяса амурской белуги, заплывшей в многоводную Шилку.
За обедом нам рассказали, как ловится белуга на Шилке. Большой кованый рыболовный крюк с насаженной на него приманкой привязывают одним концом крепкой верёвки и ставят на глубине. Второй конец верёвки крепят за бочку, которая выполняет роль поплавка.
Рыба заглатывает приманку, а с ней крюк. Не имея возможности избавиться от снасти, белуга плавает по реке в разных направлениях.
Дело рыбака заключается в том, чтобы найти свой поплавок на реке и, привязав конец свободной верёвки к лодке, плавать за бочкой, как на буксире. Если белуга останавливается, то необходимо подёргивать снасть, беспокоя её. Наконец, ослабевшая рыба повинуется тяге и следует за рыбаком, плывущим к берегу и буксирующим за собой добычу. На мелководье добытчик стреляет белуге в голову пулей или жаканом. Чтобы вытянуть её на берег, требуется помощь лошади, запряжённой в дроги.
Здесь, на берегу Шилки, мы впервые за лето встретили людей да ещё добрых и гостеприимных. От них мы узнали что 22 июня фашистская Германия вероломно, без объявления начала войну против нашей Родины – Союза Советских Социалистических Республик. Находясь в дальневосточной тайге и выполняя правительственное задание по картографированию территории, наша бригада была полностью оторвана от мира. О начале войны мы, конечно, не знали, и эта новость потрясла нас, особенно переживал Дмитрий Иванович, который был родом из Белоруссии. Он вспоминал многочисленных знакомых и родственников, оказавшихся в оккупации. И у меня была тревога за моих родных: младший брат Иннокентий проходил срочную службу в армии на западной границе в Брест-Литовске, а двоюродный брат Гавриил после окончания Томского военного артиллерийского училища служил в Кишинёве. Положения на фронте на метеопосту хорошо не знали, потому что сами получали новости с большой задержкой.
Здесь мы гостили два дня, впрочем, напрасно времени не теряли: подремонтировали, почистили своё снаряжение, пополнили запас продуктов. Наши новые знакомые рассказали о характере местности и особенностях тайги в развилке рек Шилки с Аргунью. Нам стало известно о наличии буреломов, завалов, гарей, болот, о том, где следует ловить рыбу, добывать птицу, искать охотничьи зимовья.
Наконец, наш отряд был готов продолжать путь на правый берег Шилки. Без каких-либо происшествий с помощью начальника станции мы переплавились через реку. На правом берегу мы с чувством глубокой благодарности попрощались с перевозчиком и тронулись к триангуляционному пункту.
3. Трудности нас преследуют
Требовалось спешить, чтобы наверстать много упущенного времени из-за дымовой завесы, созданной лесными пожарами, но нас преследовали неудачи.
Как-то, поднявшись после ночного отдыха, мы не обнаружили горячего молодого мерина по кличке Гнедой. Парни уехали на поиски, а я отправился на сигнал.
Смежные пункты, подлежащие наблюдению, я отыскал быстро, и, как только закончил программу в шесть круговых приёмов, приехал один из трёх моих спутников. Он сообщил, что Гнедой нашёлся метрах в двухстах от ночного табора, возле родника, где получил травму и не может самостоятельно подняться. Я бросил работу, и мы спустились по склону к роднику.
Гнедой беспомощно лежал прямо в воде на левом боку, выбившись уже из сил, оставил попытки подняться самостоятельно. На ночь мы его спутали побочнем, то есть связали переднюю с задней ногой, что давало лёгкий свободный ход, но не позволяло бег рысью. Очевидно, Гнедой хотел напиться, оперевшись передними ногами на гольцы, но не удержался и упал. Пытаясь неоднократно подняться на ноги, он протёр о камни кожу и сухожилие на заднем левом стегне. Мы сделали козлы и с помощью верёвок с большим усилием подняли Гнедого. Но он только висел на козлах, а самостоятельно держаться на ногах не мог. Пришлось положить коня на правую сторону и оставить.
Вернувшись на пункт, я закончил всю работу. Вечером опять попробовали поставить мерина на ноги, но безуспешно. Утром наш Гнедой был мёртв. Мы остались с четырьмя лошадями и лишним седлом. Пока готовился завтрак, я написал акт гибели лошади, все расписались в нём, для полной формы не хватало лишь подписи и заключения ветеринара.
После утраты лошади на одном из последующих пунктов произошла новая задержка. В створе на один из смежных пунктов стояло громадное листвяговое дерево. Оно закрывало видимость на смежный пункт, необходимо было его завалить, но у нас отсутствовала пила. Пришлось рубить в два топора, сменяясь попарно через несколько минут.
Рубка крепкого смолистого листвяга лёгкими топорами здорово измотала нас. Казалось, что не хватит сил и терпения, чтобы завалить это препятствие.
После нескольких часов беспрерывной работы, волокна древесины начали рваться. С воодушевлением мы продолжали работать, и вскоре вершина дерева плавно стала наклоняться. Треск и скрежет усиливался и перешёл в гул обламываемых сучьев. Наконец, последовал глухой и тяжёлый удар дерева о землю.
Мы повалились на землю вслед за нашим деревом и, распластавшись на траве, отдыхали, довольные своей победой. Мои спутники шутили, а я думал о том, что появились уже первые признаки наступающей осени, поэтому подножный корм для лошадей в ближайшее время начнёт подсыхать и станет менее питательным. Скоро холода, а наш отряд не имеет тёплой одежды. Надо спешить, нельзя терять более ни одного часа.
Уже неделю как мы уменьшили норму потребления оставшихся продуктов. Теперь ещё пришлось сократить время сна и отдыха. Стараясь как можно больше делать в течение каждого дня, мы не смели специально задерживаться для охоты или рыбалки. В пути между тригопунктами стреляли рябчиков, реже глухарей, каждый день надеялись на удачу добыть косулю, кабана или изюбра.
Впрочем, несмотря на нашу экономию, перед последним пунктом в развилке рек Шилки и Аргуни продукты полностью закончились. Двигаясь к нему, два дня мы ели только переспевшую бруснику да мелкий орех кедрового стланика. Такой скудный рацион стал причиной болезни всего отряда. Желудки наши не могли переварить орех, который мы глотали вместе с шелухой, пытаясь утолить голод.
Только за два километра до знака в ельнике нам удалось наконец настрелять рябчиков в достаточном количестве, благодаря чему мы впервые за несколько дней поели досыта. Переночевав в том же ельнике, рано утром наш отряд отправился на сигнал.
Видимость была отличная, ничто не закрывало обзора на смежные пункты, подлежащие наблюдению. Я успешно выполнил привязку азимутных пунктов, измерил высоту знака, снял редукцию пункта и центровку инструмента. Затем измерил зенитные расстояния и рассчитал их в журнале наблюдений.
И вот работы на этом участке закончены. Мы дружно крикнули: «Ура!» – и немедленно выдвинулись в обратный путь.
4. Снова метеопост
На обратном пути удалось подстрелить двух глухарей и трёх рябчиков. Этой добычи было достаточно для ужина и завтрака. Лошади от напряжённой работы сильно похудели и устали, поэтому мы двигались не спеша, испытывая возвышенное чувство выполненного долга. А те трудности, которые удалось преодолеть нашему отряду, усиливали удовлетворение от выполненной работы.
Когда подошли к реке против метеопоста, то просигналили выстрелами, вызывая лодку. Расседлав и стреножив коней, отпустили их пастись до утра. Нас забрал на правый берег Шилки начальник метеостанции. После дружеских приветствий первым делом мы спросили о военных событиях на Западе. За ужином и перед сном всё говорили о войне. Новости были чертовски неутешительными. Я долго не мог уснуть: думал о судьбе своих братьев, о том, когда же наступит перелом в войне и что можно ожидать от Японии – союзника гитлеровской Германии.
Утром для нас затопили баню, а мы под руководством начальника метеостанции отправились переплавлять лошадей на левый берег. Лошади были измотаны непрерывной работой и ослаблены недостаточным питанием, поэтому их решили переплавлять по одной за каждый рейс.
Половину реки лошадь плыла за лодкой, поддерживаемая мной на поводе, а потом она отказалась работать ногами и легла на бок. Мне пришлось подтянуть её голову и держать за уздечку как можно выше от воды. Такими же были последующие три рейса. На середине реки лошади теряли силы, и их приходилось держать за морды и волоком протаскивать по воде.
После бани и сытного обеда, посовещавшись, мы решили отдохнуть два дня.
За это время привели в порядок снаряжение, пополнили запас продуктов рыбой, которую наловили здесь же. Кроме этого, начальник Шилкинского метеопоста обеспечил наш отряд вяленым мясом, овощами, мукой и солью.
Надо сказать, в моём служебном удостоверении было указано, что партийные, военные органы, а также другие советские учреждения обязаны оказывать нашему отряду при необходимости всестороннюю помощь, так как мы выполняли правительственное задание и наша работа была необходима для нужд народного хозяйства и обороны страны. К моему удовольствию, удостоверение мне не пришлось предъявлять начальнику метеопоста. Добрые советские люди бескорыстно помогали нам в столь тяжёлое для всех время. В благодарность я подарил хозяевам этого гостеприимного дома полностью укомплектованное кавалерийское седло, оставшееся от нашего Гнедого. Собаку с собой дальше мы решили не брать, так как охотницей она оказалась неважной, а таскать её по тайге только для того, чтобы кормить, мы не имели возможности. Поэтому нашу сучонку я тоже предложил в подарок.
Спустя два дня наш отряд двинулся на восток, рассчитывая попасть через несколько дней на пограничную заставу, которая располагалась на слиянии рек Шилки и Аргуни.
После заставы нам предстояло работать вдоль Амура, уходя в тайгу на двадцать километров. Был уже конец сентября, а ещё предстояло выполнить очень много работы.
5. Застава
Пожары снова вмешались в наши планы. Наблюдения на каждом тригонометрическом пункте осуществлялись со значительными задержками из-за плохой видимости. Продукты закончились, и два дня мы ничего не ели. Я решил оставить работу и отправиться на заставу, до которой осталось семнадцать километров.
Поход мы начали ранними утром по конно-вьючной тропе. Вскоре вышли на оставленный табор наших коллег-топографов. Кострище, колья от палатки, утоптанная трава, другие признаки их пребывания, а главное, надпись, старательно выполненная на большой затёсе: «Прощай, наш табор! Едем домой!». Ниже стояли подписи двух топографов. Осталось им только позавидовать, перекурить и натощак двинуться дальше.
На заставу прибыли во второй половине дня. Она располагалась на берегу Амура и представляла собой несколько деревянных одноэтажных казарм, небольшое административное помещение, отдельно располагались столовая и склады.
Нас встретили красноармейцы. Они вызвали начальника заставы. Я представился по всей форме и предъявил свои документы. После официального знакомства меня пригласили в служебное помещение. Там я рассказал о проделанной работе. Командир сказал, что он поджидает нас несколько дней: посты оповещения заметили группу из четырёх человек, следующих с запада на восток к заставе. Он задавал вопросы со знанием дела, и мне было приятно, что начальник заставы прекрасно знает топографическую службу и понимает её значение для государства.
Догадываясь, что мы голодны, он отвёл нас в небольшой дом, где указал комнату, которую мы можем занять. С армейской точностью мы пришли к назначенному времени в столовую, где уже ожидал повар. Улыбаясь, он подал каждому суп, кашу и, словно извиняясь, сказал: «Не удивляйтесь, что приготовил для вас маленькие порции. Командир сказал, что вам нельзя сейчас много кушать. Съешьте это, и через два часа приходите обедать по-настоящему».
После обеда я был вновь приглашён к начальнику заставы. Он информировал меня об обстановке на западном фронте, о положении на советско-китайской границе. По его просьбе я подробно по карте рассказал о дальнейшем маршруте и показал пункты триангуляции, подлежащие наблюдению. Вместе прикинули время, за которое мы дойдём до села Покровка, где стоит пограничный отряд. Получилось пятнадцать дней. Исходя из этого мы посчитали необходимое количество продуктов на этот переход и составили официальную заявку. Командир распорядился приготовить для нас всё необходимое, а я отправился на берег, где отдыхали мои товарищи.
День был солнечный и безветренный. Мы лежали на траве, наслаждаясь кратковременным отдыхом, когда услышали шум военного катера. Подняв головы, увидели, как под национальным флагом проходит японский катер вверх по течению Амура. На палубе не было экипажа, кроме офицера, стоявшего на мостике. Возле нашей заставы катер приблизился к берегу, что было безусловной провокацией вражеского судна. Мы были удивлены и возмущены нахальством японских военных.
На другой день наш отряд получил продукты в соответствии с заявкой. Расписавшись в получении, я сказал, что могу уплатить за провиант. Начальник заставы, быстро обернувшись, строго на меня посмотрел, и, увидев, видимо, мою серьёзную физиономию, улыбнулся: «Вы расписались, и этого достаточно. Мы не торгуем».
Начальник заставы посоветовал нам быть особенно бдительными в пограничной полосе. Он сказал, что нельзя ночевать на берегу Амура, на открытых высотах костра не разводить. Нельзя также в пограничной полосе охотиться и вообще стрелять без крайней необходимости. «Успеха в труде», – закончил он и крепко пожал каждому руку.
Мы набрали высокий темп в работе. Погода, удачно выбранный маршрут, достаточное количество продуктов, качественные геодезические пункты, а главное, хороший обзор во все стороны с этих сигналов – всё это способствовало высокой производительности нашего отряда. Работали с энтузиазмом и взяли на себя обязательство до седьмого ноября закончить всю работу на данном участке. С поставленной задачей мы справились и отработали на последнем сигнале перед селом Покровка за день до праздника Великой Октябрьской социалистической революции.
Седьмого ноября приготовили праздничный завтрак, уже не жалея провизии, так как до села осталось всего двенадцать километров. Насытившись, перекуривали у костра, когда неожиданно буквально в десяти метрах от нашего табора пробежала косуля. Она двигалась с большим трудом, тяжело дышала, язык уже вываливался изо рта.
От неожиданности мы все оцепенели, потом похватали оружие, но я вовремя опомнился и запретил стрелять, напомнив, что рядом граница. Попадись она нам в другом месте или при других обстоятельствах, мы бы её, конечно, подстрелили, не рассуждая.
Бедное животное, безусловно, убегало, от какого-то хищника, мы ощетинились оружием в противоположную сторону, ожидая преследователя. Но никто не появился. Очевидно, хищник понял, что сам может стать жертвой, и оставил преследование. Получилось, что мы спасли эту дикую козу. Быть может, она намеренно вышла на наш табор, рискнув от безысходности. Пробежав ещё метров сто, косуля пошла шагом, покачиваясь и беспрерывно оглядываясь назад, не утратив, впрочем, своей грациозности.
Но ни праздник, ни этот удивительный случай не оставляли нам право на задержку. Уже выпал первый снег, впереди зима, а работа ещё не была выполнена. Более не мешкая, мы уложили вещи, потушили костёр и отправились в Покровку.
6. Покровка и пограничный отряд
Около двух часов дня мы прибыли в Покровку. Я нашёл в деревне контору колхоза и застал там председателя. Представившись и наскоро познакомившись с ним, я высказал просьбу дать возможность разместиться отряду в селе на некоторое время.
Нас отвели в отдельный домик. Выяснилось, что мы просчитались на один день и раньше срока отметили праздник. Колхозники готовились к торжественным мероприятиям на завтрашний день, и было неловко докучать им своими просьбами.
Мои товарищи остались отдыхать, а я отправился в пограничный отряд. Военные были осведомлены по своей линии связи о нашем приближении. Меня принимал заместитель начальника отряда, с которым я подробно обсудил последующий маршрут. Он дал мне дельные советы относительно того, где лучше оставаться на ночёвки, рассказал о состоянии дорог и троп, которыми нам предстояло идти и, главное, обозначил на карте точками места, где было заготовленное сено. Оно теперь являлось нашим стратегическим топливом. Вместе мы подсчитали время, необходимое для завершения работы на последнем участке, исходя из этого определили количество продуктов и тёплых вещей для нашего отряда. Как и в прошлый раз, я составил заявку на их получение.
Вернувшись в дом, где нас поселили, я узнал, что мы приглашены на праздничный вечер по случаю годовщины Революции и меня просят выступить с речью. Отказаться невозможно, хотя мне было очень жаль времени.
| Далее