Автор: Олег Яценко
Предисловие
Без этой предыстории из событий происходящих сегодня на Украине многое будет неполным, а иному человеку только нынешние события покажутся необъяснимой и шокирующей неожиданностью. Изначально так отреагировал и я, не веря своим глазам, увидев в передачах телевидения, горящие автомобильные покрышки среди любимых мною каштанов
, да еще и на Крещатике, где я несколько десятилетий назад прогуливался и не слышал не то что матерных слов, а даже грубости среди проходящих мимо меня людей. И вдруг, на моих глазах падают от пуль люди, наворочены баррикады, ряды милиции, защищающие себя, заслоняясь металлическими щитами. В них кидают бутылки с зажигательной смесью. Горят живые люди!
В 1977 году я был командирован нашей областной больницей на два месяца в Киевский НИИ урологии для прохождения учебы в сильном и известном на всю страну институте. Времени было достаточно, чтобы изучить и насладиться красотами Киева. На улицах в основном русская речь. Разговоры на украинском языке можно услышать только в электричках, да в вагоне метро при объявлении очередной остановки. Эти слова я хорошо запомнил,- «Наступна станция Крещатик», т.е. следующая, или «двери зачиняются», что означает, закрываются. Приятно прокатиться из района Дарница в метро через Днепр. Однако, увидев события, которые происходят сегодня на Украине, я невольно всколыхнул свои воспоминания, достал из архива газеты того времен, обложил себя стопками писем однополчан отца и начал работать. Почему так произошло? История моего посещения Украины не столь далекая. Последний раз я был на научной конференции в Киеве в 1998 году. Увидел грязные и замусоренные улицы. Конференция была посвящена проблеме захватившей всю Украину, в основном заболеваемости СПИДом. По улицам бродили паяные молодые люди. Слышен был со всех сторон наш русский мат, а разговоры на украинском языке. При пересечении границы в Россию украинские таможенники, перетряхнув всех и все, обвинили меня, что я ворую из их страны научные работы. Доказываю, что я и автор двух из них в найденном при обшаривании моей сумки сборнике работ ученых. За меня заступились едущие в купе пассажиры, и в конечном итоге они отстали. Глубокое разочарование в сравнительной характеристике с прошлым охватили меня. Все мысли, и память углубились в воспоминания не столь далекой истории, анализируя собственные переживания, впечатления из детства, хотя все мои предки в нескольких поколениях родились и выросли в Сибири, а именно в селе Кузедеево Кемеровской области, а когда-то Томской губернии, Кузнецкого уезда. Для подтверждения моих убеждений я привлек многочисленные мнения очевидцев, которых удалось застать в свое время живыми, и беседовать с ними. Все фамилии героев и очевидцев событий реальные.
Глава 1. Наше сибирское послевоенное детство
Многие люди забыли, а молодежь и незнает, что в наши края после войны было выслано много семей из Западной Украины причастных к бандеровщине. Казалось бы, причем детские, школьные и последующие годы учебы сибирского паренька, и украинский национализм? Предвзятости у меня нет, но я привожу достоверные факты из того времени. Мне повезло во многом. Родился в послевоенные годы, когда было много людей с живой памятью на недавние трагические и триумфальные события. У меня была возможность живого контакта с интересными людьми, но по ветреной молодости прошелся я по их истории, как бы краем, оставляя в памяти наиболее интересные для меня в том возрасте события. От случая к случаю вошел в память родственников о В.О.В, прочувствовал всю тяжесть перенесенных ими тягот, но молодость увлекла в кузедеевский сосновый бор, и все предыдущее временно забылось. Мы, пацаны, играли в войну, и никто не хотел быть немцем, а о полицаях мы не задумывались, тем более каких-то неизвестных украинских националистах.
Родился я в семье врачей, на территории районной больницы среди вековых сосен. В здание еще несколько лет назад во время В.О.В. располагался госпиталь, где в глубоком сибирском тылу на свежем воздухе восстанавливали здоровье после ранений бойцы Советской Армии. Мальчишкой я невольно вращался среди белых халатов и воинских шинелей. Рассказы участников В.О.В., одетых в шинели намного глубже врезались в детскую память, чем беспокойные хлопоты людей в белых халатах. Беспредельное уважение к орденам, и медалям, которые так хотелось потрогать, и при этом рука даже и несмела, из-за уважения к этим людям, прикоснуться к наградам. Я знал, что есть Кузбасс и Донбасс. Что я живу в Кузбассе, а в Донбассе работают такие же шахтеры, как и у нас. Что во время войны Кузбасс из всех сил работал для фронта и победы над врагом. На войне погибли многие мои земляки и родственники. Я знал, что в освобождении Донбасса участвовал мой отец, а под оккупацию немцами попала моя мама с родителями, сестрами и братом. Она родилась, выросла в большой семье донбасских шахтеров. В послевоенное время у нас дома почти не вспоминали события тех лет, кроме как пережитого за спасение жизни моего старшего брата Вадима. Он родился в начале 1941 года, еще до войны, но естественно ничего не помнил из тех ужасных для его лет событий. Семью могли расстрелять каратели в любое время.
Мы, послевоенные мальчишки смотрели фильмы, и основной зверь для нас был фашист. Иногда показывали полицаев, пособников гитлеровцев, которые вызывали не меньшее отвращение. Пока мы не посмотрели фильм «Молодая Гвардия» С.Герасимова. До этого представить себе, что эти нелюди использовали самые изощренные пытки мрачного средневековья, мы не могли.
Я стал вспоминать, как же происходило ответное формирования психологии поведения людей, особенно подрастающего поколения, подрастающего далеко от тех ужасных событий, которые действительно представить себе мы не могли. Мы небыли свидетелями того, на какие зверства способен украинский националист? У нас, их назвали бандеровцами, и даже родившихся и подрастающих определяли, - «так он из семьи бандеровцев». Это что-то определяло! Но принципиально, для нас, мальчишек, это не о чем не говорило. Сибирь из века в век принимала ссыльных всех национальностей. У нас жило много немцев, семей с украинскими фамилиями, которые задолго до войны поселились в Сибири. Было несколько семей репрессированных болгар, которые были вполне контактны с местным населением. Многие остались жить в селе, имея фамилии, со времен восстания Косцюшко, давно забыв, а то и вообще не зная, а что там натворил их дед, или прадед, а вот отец участник В.О.В. Мать от рассвета и до сумерек труженица тыла. Все равноправные граждане великой страны – Советского Союза. Национализм далеко не характерное явление для Сибири. Продолжительная зима. Слишком много надо успеть, и обществом, в одиночку и даже большой семьей не справиться к началу заморозков. Иначе лютая зима заморит голодом и холодом проберется в дом. Несмотря на тяжелые последствия невиданного нашествия, послевоенная сибирская деревня поднималась, ибо на Руси всегда считалось, что сила государства не от городов, а от сел идет, В деревне, а не городе, сила людская набирается, которая не подведет на ратном поле.
Послевоенное тяжелое время, но устремленное к лучшей жизни в духовной радости, и обнадеживающих ценностях в гордости за свою Родину. Насыщенно родным воздухом Победы дышали мы все. От малого мальчишки и девчонки до сгорбленного и опирающегося на палку старика, без сомнений вера в светлое будущее нашей Родины. Работали все. Искалеченные войной мужики, старики, женщины и дети. Нам некогда было ходить в детские сады. В дошкольные годы работа на благо Родины. Пройдут годы и идеологические спекулянты заблеют в средствах массовой информации, что в Советском Союзе шла эксплуатация детского труда. Мы свою рабочую лепту вносили добровольно, а не под палкой, чтобы всем нам стало жить лучше. Что я только не делал: возил копна, садил глазки картошки, а по осени таскал тяжелые ведра с овощами в погреба больницы, копал картошку промокший до нитки под непрекращающимся дождем. Любимым местом была кузнеца, и можно считать, что в пять лет я уже кое-что понимал в кузнечном деле. Раздувать кузнечные меха, запрячь лошадь, завести в стоило, и помочь подогнать подковы только что кованными с твоей помощью гвоздями, да это для пятилетнего пацана того времени было не только пустяшным, но и весьма увлекательным делом. У всех моих друзей детства подошвы ног с ранней весны и до глубокой осени так задеревенеют, что становятся непробиваемы. По камням, носишься как по ковру, сберегая обувь, а именно кирзовые сапоги, намазанные дегтем, хранящиеся на холода в темной кладовке. Там же висит твоя заветная фуфайка. Пусть изношенная, но есть возможность подлатать. Мы формировались под девизом, - «сделал дело, гуляй смело». Смертность среди детей была, конечно, высокой, особенно от туберкулеза. Но и эту беду победила наша сильнейшая в мире советская медицина. Мальчишкой меня привезли к родственникам по материнской линии на отдых в Никополь. Вокруг красота. Вдоль улицы розы цветут, и плоды всех сортов зреют. Но вдруг на меня обрушился шквал оскорблений, не принятия в свои компании. Изначально только и слышал, - «Тю…Тю… кацапчук приехал». Я ожидал, что меня камнями закидают. По пацановски драться я научился еще в своем родном сибирском селе. Но попытаться начистить нюхальник особо нахальным провокаторам конечно побоялся. Изобьют! Кто-то из взрослых со временем остановил их, но изгоем я так и оставался. «Москаль и кацапчук». С сильной душевной обидой я вернулся в Кузедеево, в котором никто не обижал детей сосланных к нам когда-то националистов украинцев, хотя разговаривали они между собой на понятном только им языке. Скажу, что и мыслей на такое не было, и не у кого, чтобы унизить кого-то из прибывших к нам на поселение.
Для учебы в первый класс государство обеспечило нас гимнастерками фиолетового цвета, штанами, и нашей всеобщей гордостью, которой не было у девчонок, ремнями с пряжками на которых был знак в виде большой буквы «Ш». С началом перестройки, что означает в переводе с греческого «катастрофа» бандеровцы незаметно рассосались из деревни в сторону своих единомышленников, где вновь появилась свобода маршировать под знаменами УПА, и глумиться над памятью наших воинов. Исчезли они из нашего села тихо и незаметно, и ощущение, что они у нас и не жили, и не было никаких сосланных в наши края украинских националистов. Столько национальностей в селе, а мне вспоминаются порядочные люди, что я не могу сказать обо всех украинцев националистах, прибывших в наше село, и сделать исключение для кого-то. У меня был друг цыган, когда Н. Хрущев решил расселить цыган на постоянное проживание. Учился он на отлично, но более всего преуспевал в футболе, играя центральным нападающим. Ему цены не было, а собравшиеся поболеть, увидев, что мяч у него, начинали кричать, - «Чара…Чара…давай…давай….!». надеясь на очередной гол. Мать у него работала в парикмахерской, а отец в совхозе, как и другие цыгане. Проблем с ними не было, но как только развеялись законы об их оседлости, то они уехали. И где мой друг детства Чара, отличник, способностям которого не могли нарадоваться учителя, не знаю. Ушел вместе с табором кочевать, но может, судьба привела его способности к великому делу, и стал Чара генералом. Хорошие друзья были в моем детстве. Поэтому мне так хочется говорить о добрых людях, оставивших в памяти след благодарности им.
Глава 2. Моя любимая учительница немка.
В школе, по окончанию четвертого класса, нашим руководителем стала немка Роза Антоновна Гаусс, по национальности немка. Прекраснейший человек, по воле судьбы попала из Поволжья в далекое сибирское село Кузедеево. Многих из нас она научила не только языку, дисциплине, но и своеобразному произношению, что в последующие институтские годы умиляло моих преподавателей иностранного языка. Знание немецкого языка мне очень пригодилось. Особенно в ориентировке на картах Германии, по которым мы учились военной тактике на военной кафедре. Обучение военному делу было обязательным для медицинских институтов. Сегодня я не могу себе представить, чтобы врач не был знаком с военной медициной, но и мог в критической ситуации принять на себя решение общевоинских задач. Не иметь знаний врачу по военной медицине? Такое положение возмущает меня, ибо я воспитан на других, достойных глубокого уважения, традициях. При подготовке материала по военной подготовке врач учится работать с документами, имеющими прямое отношение к военному искусству. Считаю, что, данные когда-то мне знания, позволили достойно осмыслить по каким дорогам войны прошли наши отцы и деды. Почему избиралась именно эта тактика, а не иная. Расшифровывать хитрости войны, чувствовать замыслы тех людей, что разрабатывали планы на картах, захватывающее ум занятие. Потом проводили учебные тренировки, и вновь возвращались карте, чтобы внести необходимые коррективы, решая сложные задачи.
У моих родителей к учительнице немецкого языка Розе Антоновне было уважительное отношение. Я это видел и чувствовал. Соответственно и вел себя. Спустя многие годы Роза Антоновна рассказывала мне - врачу, что у не периодически возникали мысли о самостоятельном уходе из жизни в долгие годы послевоенного времени. Положение, в котором она находилась среди педагогов, отношение окружающих, оценивалось ей как катастрофическое. Жаловаться не кому и бессмысленно. Находятся на правах репрессированных немцев, хотя русские немцы и их предки родились и выросли в России, и еще жаловаться. Она прекрасно понимала, что желание добра обернется против нее. Однако, случись ЧП на совхозном дворе, и обыватели зашепчут, что все это немцы виноваты. Про бандеровцев молчат, а вот немцы «вредители», хотя уверяю вас, никто из них на плохое дело способен не был. У немцев аккуратное отношение к работе и чистоте рабочего места. Невольно, но получалось, что семьи бандеровцев, не находились под психологическим прессингом ненависти, чем грамотная немка. В непорочности украинских националистов я не уверен. Дома они такие, а на работе другие. Это были враги, но слишком хитрые и наносящие вред очень скрытно, чтобы НКВд не сумело предъявить обвинения. Однако примеры, хотя село у нас было многонациональным, не только их антисоветской деятельности, но и ловко скрываемое нанесением вреда здоровью людям, особенно детям у меня есть. И это доказанные факты, а не слухи. Одна из них получила среднее образование стоматолога. Записала во все амбулаторные карты, что всех детей села пролечила. Дети попадали и к моему отцу, и он первым обнаружил, что ни один ребенок не был пролечен. Как ходили с кариесом, так и продолжали болеть. Был скандал, но по каким-то причинам дело замяли. Я узнал об этом позже, когда у меня заболел зуб, и чтобы не беспокоит знакомых в Новокузнецке, пошел к ней на прием. Улыбаясь и мило разговаривая, она засверлила его мне и запломбировала. Сказала, что все в порядке. Трудно передать, что она делала с моим зубом, но досталось боли мне. Запомнились ее глаза при наличии улыбки на лице. Глаза, наполненные ненавистью и злом ко мне. Я уехал в Кемерово, и пошел к стоматологу. Тот пришел в шок. Зуб оказался забит обычной ватой, а сверху замазан пломбирующим гипсом. Врач задал вопрос, - «И кто же тебе такую подлость сделал?». Я рассказал об этом отцу, а тот мне случай обнаружения им обмана по лечению нашей сельской ребятни. «Она отомстила тебе, как моему сыну за то, что я раскрыл ее преступление». Особую антирусскую активность националисты стали проявлять ко времени перестройки. Возможно, почувствовали в Горбачеве близкого им человека. В конечном итоге немцы, побившись за поднятие разваливающегося огромного совхоза, после предательства Горбачева и безумных реформ Ельцина, направленных на развал всего хозяйства страны, уехали из сибирского села в Германию. Мне жаль, что мы потеряли знающих и трудолюбивых людей, которые действительно смогли бы как-то остановить развал кузедеевского совхоза, нанесенный глупыми реформаторами, загребающими только под себя. Любыми путями, но не позволили осуществиться их планам по восстановлению хозяйства!
С приступом острого аппендицита Роза Антоновна попадает в хирургическое отделение Кузедеевской больницы. Неожиданно, к презираемой малограмотными обывателями женщине, которая в мыслях уже обеспокоена, что придет строгий хирург фронтовик и возьмет да и зарежет ее на операционном столе за своих погибших на войне родственников. Стремительно, со строгим видом, заходит в палату хирург Яценко, но неожиданно преподносит, свежую алую розу больной немке, и говорит, - «Розе – роза». Это был мой отец! Прошли десятилетия, но Роза Антоновна не могла передать те чувства, которые охватили ее тогда. В моей семье, на удивление окружающих, насколько помню с раннего детства, родители постоянно занимались цветами. Увлеклась цветоводством, по совету моего отца дабы не страдать от самосудов, и Роза Антоновна. Они подружилась по цветам с моей мамой, и через некоторое время цветник Розы Гаус стал лучшим в селе. Я наблюдал со стороны. Впечатление, что цветы сами тянулись к ее добрым трудолюбивым рукам. Со стороны обывателей вновь зависть, вплоть до заочного обвинения, что учительница среди цветов вредителей огородов разводит. Это бездоказательное высказывание я услышал в нескрываемой от окружающих попытке взрослой женщины, родители которой были бандеровцами, что полностью во всех бедах нужно обвинить немцев. Она бегала по селу и трещала, что наши кузедеевские немцы вредители. Население на такие, и подобные заявления, не реагировало. Смотрели на нее, как на дурочку и не связывались. Роза Антоновна говорила мне, что цветы спасают ее от выпадов в ее сторону негодяев, что она немка и оскорблений ее родственников людьми далекими от каких-либо задатков ума. Я полностью согласен с ней. Розу Антоновну очень уважал преподававший немецкий язык в старших классах бывший разведчик Александр Петрович Чистяков. Потом я узнал, что дядя моей учительницы антифашист, и был разведчиком. Его, как и Александра Петровича, забрасывали в тыл врага, но ведь не будешь каждому идиоту объяснять, что у меня дядя разведчик и работал против гитлеровской Германии.
Нашей любимице строгости в учебе Розе Антоновне психологически было очень тяжело. Она немка. Обыватель мог оскорбить, унизить ее прилюдно, как и других трудолюбивых и порядочных немцев. Работали они на совесть. Изощрялись недалекие ученики, которых иначе, повторюсь, но как «идиотами» не назовешь. Стоило отвернуться преподавателю к доске, как из дальнего угла могло зловеще прозвучать, - «фашистка». Из этих, способных на оскорбление беззащитного человека, одноклассников приличных людей не вышло. Не блистали успехами в учебе, учившихся в разных классах нашей школы, дети украинских националистов. Умерла Роза Антоновна, прожив большую часть в России, но уехав после 90 лет, в Германии, из которой в давние времена приехали ее предки в Поволжье по приглашению Екатерины Великой. На последнем пути она легла в землю ее отцов. Роза Антоновна до конца жизни, продолжая принимать активное участие в работе муниципалитета по озеленению немецкого города. Вечная ей память! Возможно, я долго рассуждал, но без этого было нельзя. Иначе переклички эха времен не получится. Благодаря Розе Антоновне я овладеть немецким языком, и возможно другими незамеченными мною качествами. С Розой Антоновной у моей мамы шел обмен небывалыми для наших мест сортами роз, пионов и т.д. К разведению цветников стали подтягиваться и другие люди. Кузедеево из коровьих шествий стало превращаться в парад цветников. Учителя у нас были, особенно по литературе, истории, математике, географии, не говоря о физкультуре и уроках труда, мужики, и в подавляющем большинстве фронтовики. Проводились олимпиады по физике, химии. Писались конкурсные сочинения. Почти весь наш класс поступил в высшие учебные заведения.
Вспомнил школьные годы и обучение военному делу. Нам выдавали из комнаты с железными дверями карабины, пусть расточенные, но настоящие потертые на фронте руками наших солдат, и с каким удовольствием мы маршировали с ними, ходили в атаку. Вот это была подготовка! Настоящая оборонительная доктрина у школьника в фиолетовой гимнастерке. Где это сегодня? В достойном прошлом идеологического воспитания будущего защитника Родины!
На военной кафедре дорогами, обозначенными на картах, мы шагали по Европе, как шли наши отцы, деды и прадеды, т.е. по их следам, беря города и села. Русские пришли! Преподаватели на военной кафедре были исключительным примером для нас: выправка, чистота и повышенное воспитание чести русского офицера! Особенно запомнились: майор Глебов – общевойсковик, с требовательностью к студентам при душевном отношении к ним. Интеллигентность не только в поведении, но и безупречно поставленной русской речи, старший лейтенант Жоров – военврач, тактично требующий чистоты внешнего вида и исполнительности задания и многие другие несущие молодежи примеры подражания в поведении достойного звездочек на погонах советского офицера, а самое главное военного врача. Печально, но в период «катастройки» военные кафедры медицинских ВУЗов были закрыты. Нас учили военному делу, обязательны были сборы, и вручение при выходе из стен ВУЗа врачебного диплом и офицерского звания, дав присягу на верное служение Союзу Советских Социалистических Республик.
В Кузедеево, на месте деяний Розы Антоновны, где она почти постоянно копошилась с пионерами у памятника в честь Победы, поставленного погибшим односельчан в В.О.В., поднимался с весны и до глубокой осени, благоухая бесподобные цветы, охватывая огромное поле возле памятника и спускаясь в низ к центру села. А в цветнике у моего дома цветут летом из года в год клематисы подаренные ей. А время неумолимо бежит. Сочится сквозь пальцы, оставляя в памяти доброту людей. Уехала немецкая Роза, а место цветника затянуло русским бурьяном. И никому нет дела, что место это святое и требует особого внимания. Многие и не вспомнят, что когда-то Роза Гаусс поддерживала в этом месте пышный цветник. А может быть это из-за того, что мы не видим сегодня группы пионеров, и работающих на благо села комсомольцев? Следовательно, нет той торжественности, радости и веры в будущее поколение? Когда-то все это очень радовало наши глаза. Выкорчевать хотя бы занесенные ветром клены, да скашивать траву закрывающие имена погибших односельчан никто не удосужиться. Впечатление, что руководству села и до фамилий погибших с их судьбами дела нет. А я скажу, - «никто не забыт, и ничто не забыто», а вас бездельников помнить не будут. Отвели приказное высшим начальством, и думаете, что с рук вон. Подойдет время и карьерных временщиков отодвинет в сторону сама жизнь. Вновь зацветут цветы, когда другие, и порядочные люди займут достойные их места. Роза Антоновна была истинным интернационалистом. Любила людей, уважая их ум, и считала, говоря мне, - «Если бы не появлялись на земле как Гитлеры и Сталины, то все народы жили бы в мире. Война никому не нужна». Это говорила старая немка, прожившая тяжелую жизнь, и понимающая ее ценность в человеке, на что способен далеко не каждый.
Глава 3. Незабываемые встречи от Кузедеево до Украины
Удивительно, но играющие на улице местные ребятишки не бегали по деревне, не оскорбляли, встретив на своем пути детей бандеровцев. Такое же отношение к ним и в школе. Их никто не трогал, и учились они равно, спокойно со всеми нами. Держались не обособленно кучками, а каждый сам себе на уме. Также и расходились в одиночку из школы. С нами дружбы нет, и от земляков откатывались. В спортивных играх участия не принимали. Тем более в так любимом нами футболе. Что-то уже происходило? Возникло необъяснимое состояние отчуждения нас друг от друга. Инициатива не вступать с нами в контакт исходила от них. Какая то затаенность с изворотливым избеганием общения с коренным населением. Что творилось в их домах, какие разговоры велись, мы не знали. Бандеровские семьи жили среди нас, но вели закрытый образ жизни. Рядом с Кузедеево было много староверческих семей, о которых рассказывали всякие затворнические небылицы. Но эти бородатые люди были доступны и контактны. Могли научить столярному делу. Помочь срубить сруб дома атеистам соседям. Порою, мы считали, что дети из бандеровских семей какие-то особые люди, и весьма странно отличающиеся от основной массы населения. Также, ребятней мы знали всех «стукачей», работавших на НКВд. Они внедрялись в педагогический состав, но и нашу больницу не обошли стороной. Была внедрена фельдшер, которая занималась постоянно доносами. НКВД выбрало удобный путь: выведать у школьников разговоры родителей, а медицинскому работнику проникнуть в сокровенные мысли больного. Родители строго внушали нам, чтобы мы подальше держались, как от стукачей, так и бандеровцев. Ослушаться родителей в то время было не возможно. На высоте было чувство послушания из уважения к старшим и чувство стыда, если не успел выполнить какую либо заданную работу. Воспитание в семьях репрессированных националистов закрытая от посторонних людей тема, но несомненно, что ценности, которые прививались детям в среде большинства западников, несли антирусский характер. Уверяю Вас, но мы, подрастая, чувствовали это, но не проявляли никакой агрессии. Могли подраться между собой, но этих тихих, выходящих и исчезающих в тень, не трогали.
В олимпиадах они не участвовали, как и общественной жизни села. Никто из них не попал, как одаренный ребенок, в Новосибирский Академгородок.
Любого моего односельчанина спроси, кто он по национальности? Ответит. «русский». Хотя давно, обогащая генофонд, в них смешались польская, украинская, татарская, мордовская, чувашская, немецкая и другие гены. Среди моих кровных родственников есть смесь шорцев с русскими, и идет это с конца 19 века, а возможно и намного раньше. Родились в этой семье потомки. Две девчонки выросли светлыми, а одна черная как смоль, т.е. по виду настоящая шорка. Сибирь со смешанными корнями родов, как единая семья. Людей ссылали в Сибирь, либо они шли искать себя в свободе и самостоятельности. Немцы уехали в Германию. Россия оказалась для них мачехой, а с русскими фамилиями остались смешавшиеся, когда-то с немцами деловые люди. Украинские националисты в брачные отношения с местным населением не вступали. Были исключения, что мужчины женились на местных женщинах, но как только появилась возможность, то они бросали семьи и уезжали на Западную Украину. Живя у нас, как я заметил, для националиста западной Украины, даже его сортирные отходы особую ценность имели, и от его «я» неотделимы. Но если рядом почитаемые места и поляны будут заляпаны коровьими лепешками, то это уже не их дело. Не они же эти кучи наложили. Главное достаток в доме. Как правило, во дворе таких хозяев, свалка нужных и необъяснимых, притащенных от куда-то железяк, сломанных оглоблей и т.д. Живут по принципу, что в хозяйстве все может сгодиться. А вокруг окружающее их домов людей, беспомощных одиноких старух, пусть хоть все г….. обрастет. Мы этого не понимали! У них для оказания помощи в голове лопаты нет! В уборке территорий, субботниках, как и общественной жизни, они не то что не участвовали, а как бы избегали их. Появится, махнет пару раз метлой, и пропал, но если кто-нибудь скажет, что не был, то в ответ получит злобное шипение, - «А я был. Люди подтвердят».
Я пришел на кладбище, чтобы навести порядок на могилах отца и бабушки. Да и рядом захоронения родственников, что всю свою жизнь, как говорят у нас в Сибири, мантулили в колхозе. Тяжелейший труд. У многих женщин были выкидыши. Другие стали бесплодными, как жена моего дяди баба Марфа. По национальности мордовка, но исключительно добрый и чистоплотный человек. Осип Матвеевич Перевалов, родной брат моей бабушки на войне, а она в зернохранилище переворачивает тонны зерна. Наследников не осталось. Вспоминаю послевоенные годы моего детства, прибираясь на могилах. Вспоминаю, что каким добрым человеком была Марфа Прокопьевна Перевалова. Работать до изнурения пришлось, особенно во время В.О.В., когда мужики были на фронте. Все легло на женские и ребячьи плечи. Я знаю, что за работа на току и перелопачивание зерна. Если не перекидывать постоянно, то может загореть зерно, и пропал урожай. Неожиданно возле меня появились три тени. Я с ними никогда не был знаком, но что это живущие у нас в селе украинские националисты знаю. Один старый, второй моего возраста, то есть послевоенный, а третий подросток. Смотрят с ненавистью на могилу с памятником моему отцу, где его портрет с наградами Родины. Старик бандеровец говорит, - «жалко, что мы его не убили в те годы». Мой же ровесник подталкивает молодого, у которого топорик и нож, - «убей тогда этого», показывая на меня. Страха у меня нет. За мной пусть на памятнике, но мой отец. За меня родная земля встанет. Для наведения порядка на могилах я захватил с собой обычный садовый скребок. Положил его на столик, а сверху куртку на случай дождя. Мысли работают быстро. Нет, сволочи, так вот просто вам убить меня не удастся. Да и не нападете вы на меня, а на испуг берете. Кого? Меня! Мои предки все Россию защищали, и предателей среди них не было. Когда старый бандеровец увидел в моей руке скребок, а от удара его металлическими с острыми концами граблями мало не покажется, то я заметил в его глазах испуг. Но так просто уйти, не сдаваясь, он не мог, - «Вы русские не понимаете, что чем дальше на запад от вашей Сибири, тем жизнь краше». Я спокойно ответил, покачивая в руке мое оружие защиты, - «несмотря на то, что место это святое, и здесь могилы моих предков, я вас этими грабельками причешу. И так причешу, что сроку вам не Запад, а на Север на долгие годы хватит. На Севере вам тоже красиво жить будет». Тени вмиг исчезли, а я еще долго не мог прийти в себя. Ярость охватила меня, и что я оказался в ситуации, что не смог выполним долг перед памятью отца. Они сбежали, оскорбив моих предков, которые отдали за Россию жизнь. Троицу бандеровцев я больше не встречал. Они исчезли из села. По сей день знаю в Кузедеево людей, которых относились к бандеровцам, проявляя льстивое уважение. Особенно и явно это появилось в них с началом перестройки. Впечатление, что они приваживали бандеровцев к себе, подстраиваясь под их образ жизни. Были попытки навесить националистам правительственные награды, что в конечном итоге не удавалось. Но создать для некоторых большие социальные блага для жизни, чем кому-то истинно заслужившему почет и уважение из коренного населения, неоспоримые факты. Такие люди, считающиеся по национальности русскими, продолжают жить в селе и сегодня, но их единицы. Они научились слащаво ласковому подходу, чтобы проникнуть в душу человека, а затем тактично обобрать его, при этом опять же ласково жалеть его, не дай Бог, запившего с горя, что его обманули, и он ничего не докажет. Подобострастная льстивость их очень напоминает мне бандеровскую. При этом камень за пазухой и желание наплевать мерзостями в самое дорогое для человека. Особенно игра на ложной доброте, проявляется, когда им что-то нужно для личного хозяйства. Если обывательская ситуация будет складываться не в их пользу, то появится такая изобретательная изворотливость в поведении, что человек может и не заметить с какой стороны, и как к нему прилетела подлость от пробандеровцев. Коренные жители села прямы, просты, больше с юмором, а если и хитринкой, то не злостной. Ради собственной корысти украинские националисты, как я давно заметил и неоднократно убеждался в жизни, способны на хитрости, которых порядочный человек и не допустит у себя из-за чувства стыда. Хотя в семье, как говорят в народе, не без урода, и среди других национальностей встречаются подобные людишки, но чтобы массово, как у западников, такого у нас в Сибири не было и нет. Наблюдая за поведением украинских националистов, давно понял, что работать они не любят, льстецы, подхалимы, со стремлением к низменному карьеризму. На последнее их толкает желание поживиться за счет чужого труда. Ум их не способен понять высшие человеческие ценности, с открытой ненавистью к другим национальностям, и прежде всего русским. Тем более если запас сала в кладовой истощается, и горилки в запасе нет. Присмотритесь в глаза националисту и вслушайтесь в обманчивые, льстивые речи. Слишком уж масленые, бегающие у него глазенки и разговор учтивый, а внутри лютая злость в сторону жителей России, тем более Сибири. Раз они побыли в этих краях, то это же их земля! «И это должно быть нашим». Противоправных действий, когда зимовали у нас, они не совершали, и местное население относилось к ним ровно, хотя в душе у каждого невольно возникало в душе презрительное чувство «этот из бандеровцев», т.е. пособников фашистов. Во время перестройки они завопили, что их ложно обвинили, и стали реабилитироваться, жалуясь, что какая им тяжелая жизнь досталась из-за этих русских. И начали издалека и исподтишка проводить по Украине тактику национализма. Обнаглевши и благодаря попустительству, проникли во властные структуры Киева, Харькова, и многих других городов Украины., причем, не встречая особого сопротивления. Получили они сегодня, как говорили у нас в селе «по сопатке» сунувшись на Донбасс, где население русско-украинское, и там совсем другая психология. Украинский националист в шахту работать не полезет. По его психологии лучше на рынке торговать, либо милиционером стать, а еще краше пусть маленькую, но административную должность занять. И не надо удивляться, почему-то народ Украины пропускал их всюду, несмотря на дурь, которую они несут народу, повторяя свою гадливую историю. Пропуском в столь сложной ситуации становится кусок изначально кусок сала, а уж потом обман, нажива на жизнях других людей. Невольным свидетелем разговора я стал, находясь рядом с компанией подгулявших молодых людей, и не где-нибудь, а в Киеве, и еще в 70-е годы. «Мы сделаем свои праздники, а не кацапские и не комунячие». Тогда меня удивило, что их никто не останавливает и не задерживает для выяснения. Что это за люди? У нас, в Сибири, они не смели говорить такие слова. Неволен вывод, что велось давнее попустительство национализму на Украине.
О начале зарождения бандеровшины и распространение национализма с Западной Украины известно, и многое написано. Какие они творили зверства по отношению к своему населению, военнопленным Красной армии, соседям полякам описывать не стал, хотя материала по переписке отца, капитана медицинской службы, предостаточно. Тем более муж двоюродной сестры отца был одним из руководителей НКВД города Львова.
Как он рассказывал, то бандеровцы казнили людей через повешение, и даже не расстреливали, а резали людей, получая удовольствие от мучений жертв, полосуя их ножами. Медленным в муках уход из жизни изуродованного человека приносил им наслаждение. Им было не свойственно чувство жалости к старикам, женщинам и детям. Обо всем этом мы узнали намного позже, и став почти взрослыми. Прощения, для тех, кто совершал преступления против мирных людей, нет. Нет для них и их потомков. Хочется надеяться, что вырванная с корнями идеология национализма, да еще пропитанная кровью садизма, никогда не возродится. Социопсихология национализма известна, но бандеровщина, это особая, отдающая зверствами тень о(у)краины России. От притягательной ласки и обмана с целью убийства людей. Своих же украинцев, что мыслят не как они. И давняя ненависть к русским, как будто мы у них кусок сала когда-то взяли, и до сих пор не отдаем, а они уже огромные проценты на это сало накинули, и считают русских на века их должниками. В принципе вся их идеология, чего бы она не касалась, но сводится к крохотному кусочку сала.
Без этой предыстории из событий происходящих сегодня на Украине многое будет неполным, а иному человеку только нынешние события покажутся необъяснимой и шокирующей неожиданностью. Изначально так отреагировал и я, не веря своим глазам, увидев в передачах телевидения, горящие автомобильные покрышки среди любимых мною каштанов
, да еще и на Крещатике, где я несколько десятилетий назад прогуливался и не слышал не то что матерных слов, а даже грубости среди проходящих мимо меня людей. И вдруг, на моих глазах падают от пуль люди, наворочены баррикады, ряды милиции, защищающие себя, заслоняясь металлическими щитами. В них кидают бутылки с зажигательной смесью. Горят живые люди!
В 1977 году я был командирован нашей областной больницей на два месяца в Киевский НИИ урологии для прохождения учебы в сильном и известном на всю страну институте. Времени было достаточно, чтобы изучить и насладиться красотами Киева. На улицах в основном русская речь. Разговоры на украинском языке можно услышать только в электричках, да в вагоне метро при объявлении очередной остановки. Эти слова я хорошо запомнил,- «Наступна станция Крещатик», т.е. следующая, или «двери зачиняются», что означает, закрываются. Приятно прокатиться из района Дарница в метро через Днепр. Однако, увидев события, которые происходят сегодня на Украине, я невольно всколыхнул свои воспоминания, достал из архива газеты того времен, обложил себя стопками писем однополчан отца и начал работать. Почему так произошло? История моего посещения Украины не столь далекая. Последний раз я был на научной конференции в Киеве в 1998 году. Увидел грязные и замусоренные улицы. Конференция была посвящена проблеме захватившей всю Украину, в основном заболеваемости СПИДом. По улицам бродили паяные молодые люди. Слышен был со всех сторон наш русский мат, а разговоры на украинском языке. При пересечении границы в Россию украинские таможенники, перетряхнув всех и все, обвинили меня, что я ворую из их страны научные работы. Доказываю, что я и автор двух из них в найденном при обшаривании моей сумки сборнике работ ученых. За меня заступились едущие в купе пассажиры, и в конечном итоге они отстали. Глубокое разочарование в сравнительной характеристике с прошлым охватили меня. Все мысли, и память углубились в воспоминания не столь далекой истории, анализируя собственные переживания, впечатления из детства, хотя все мои предки в нескольких поколениях родились и выросли в Сибири, а именно в селе Кузедеево Кемеровской области, а когда-то Томской губернии, Кузнецкого уезда. Для подтверждения моих убеждений я привлек многочисленные мнения очевидцев, которых удалось застать в свое время живыми, и беседовать с ними. Все фамилии героев и очевидцев событий реальные.
Глава 1. Наше сибирское послевоенное детство
Многие люди забыли, а молодежь и незнает, что в наши края после войны было выслано много семей из Западной Украины причастных к бандеровщине. Казалось бы, причем детские, школьные и последующие годы учебы сибирского паренька, и украинский национализм? Предвзятости у меня нет, но я привожу достоверные факты из того времени. Мне повезло во многом. Родился в послевоенные годы, когда было много людей с живой памятью на недавние трагические и триумфальные события. У меня была возможность живого контакта с интересными людьми, но по ветреной молодости прошелся я по их истории, как бы краем, оставляя в памяти наиболее интересные для меня в том возрасте события. От случая к случаю вошел в память родственников о В.О.В, прочувствовал всю тяжесть перенесенных ими тягот, но молодость увлекла в кузедеевский сосновый бор, и все предыдущее временно забылось. Мы, пацаны, играли в войну, и никто не хотел быть немцем, а о полицаях мы не задумывались, тем более каких-то неизвестных украинских националистах.
Родился я в семье врачей, на территории районной больницы среди вековых сосен. В здание еще несколько лет назад во время В.О.В. располагался госпиталь, где в глубоком сибирском тылу на свежем воздухе восстанавливали здоровье после ранений бойцы Советской Армии. Мальчишкой я невольно вращался среди белых халатов и воинских шинелей. Рассказы участников В.О.В., одетых в шинели намного глубже врезались в детскую память, чем беспокойные хлопоты людей в белых халатах. Беспредельное уважение к орденам, и медалям, которые так хотелось потрогать, и при этом рука даже и несмела, из-за уважения к этим людям, прикоснуться к наградам. Я знал, что есть Кузбасс и Донбасс. Что я живу в Кузбассе, а в Донбассе работают такие же шахтеры, как и у нас. Что во время войны Кузбасс из всех сил работал для фронта и победы над врагом. На войне погибли многие мои земляки и родственники. Я знал, что в освобождении Донбасса участвовал мой отец, а под оккупацию немцами попала моя мама с родителями, сестрами и братом. Она родилась, выросла в большой семье донбасских шахтеров. В послевоенное время у нас дома почти не вспоминали события тех лет, кроме как пережитого за спасение жизни моего старшего брата Вадима. Он родился в начале 1941 года, еще до войны, но естественно ничего не помнил из тех ужасных для его лет событий. Семью могли расстрелять каратели в любое время.
Мы, послевоенные мальчишки смотрели фильмы, и основной зверь для нас был фашист. Иногда показывали полицаев, пособников гитлеровцев, которые вызывали не меньшее отвращение. Пока мы не посмотрели фильм «Молодая Гвардия» С.Герасимова. До этого представить себе, что эти нелюди использовали самые изощренные пытки мрачного средневековья, мы не могли.
Я стал вспоминать, как же происходило ответное формирования психологии поведения людей, особенно подрастающего поколения, подрастающего далеко от тех ужасных событий, которые действительно представить себе мы не могли. Мы небыли свидетелями того, на какие зверства способен украинский националист? У нас, их назвали бандеровцами, и даже родившихся и подрастающих определяли, - «так он из семьи бандеровцев». Это что-то определяло! Но принципиально, для нас, мальчишек, это не о чем не говорило. Сибирь из века в век принимала ссыльных всех национальностей. У нас жило много немцев, семей с украинскими фамилиями, которые задолго до войны поселились в Сибири. Было несколько семей репрессированных болгар, которые были вполне контактны с местным населением. Многие остались жить в селе, имея фамилии, со времен восстания Косцюшко, давно забыв, а то и вообще не зная, а что там натворил их дед, или прадед, а вот отец участник В.О.В. Мать от рассвета и до сумерек труженица тыла. Все равноправные граждане великой страны – Советского Союза. Национализм далеко не характерное явление для Сибири. Продолжительная зима. Слишком много надо успеть, и обществом, в одиночку и даже большой семьей не справиться к началу заморозков. Иначе лютая зима заморит голодом и холодом проберется в дом. Несмотря на тяжелые последствия невиданного нашествия, послевоенная сибирская деревня поднималась, ибо на Руси всегда считалось, что сила государства не от городов, а от сел идет, В деревне, а не городе, сила людская набирается, которая не подведет на ратном поле.
Послевоенное тяжелое время, но устремленное к лучшей жизни в духовной радости, и обнадеживающих ценностях в гордости за свою Родину. Насыщенно родным воздухом Победы дышали мы все. От малого мальчишки и девчонки до сгорбленного и опирающегося на палку старика, без сомнений вера в светлое будущее нашей Родины. Работали все. Искалеченные войной мужики, старики, женщины и дети. Нам некогда было ходить в детские сады. В дошкольные годы работа на благо Родины. Пройдут годы и идеологические спекулянты заблеют в средствах массовой информации, что в Советском Союзе шла эксплуатация детского труда. Мы свою рабочую лепту вносили добровольно, а не под палкой, чтобы всем нам стало жить лучше. Что я только не делал: возил копна, садил глазки картошки, а по осени таскал тяжелые ведра с овощами в погреба больницы, копал картошку промокший до нитки под непрекращающимся дождем. Любимым местом была кузнеца, и можно считать, что в пять лет я уже кое-что понимал в кузнечном деле. Раздувать кузнечные меха, запрячь лошадь, завести в стоило, и помочь подогнать подковы только что кованными с твоей помощью гвоздями, да это для пятилетнего пацана того времени было не только пустяшным, но и весьма увлекательным делом. У всех моих друзей детства подошвы ног с ранней весны и до глубокой осени так задеревенеют, что становятся непробиваемы. По камням, носишься как по ковру, сберегая обувь, а именно кирзовые сапоги, намазанные дегтем, хранящиеся на холода в темной кладовке. Там же висит твоя заветная фуфайка. Пусть изношенная, но есть возможность подлатать. Мы формировались под девизом, - «сделал дело, гуляй смело». Смертность среди детей была, конечно, высокой, особенно от туберкулеза. Но и эту беду победила наша сильнейшая в мире советская медицина. Мальчишкой меня привезли к родственникам по материнской линии на отдых в Никополь. Вокруг красота. Вдоль улицы розы цветут, и плоды всех сортов зреют. Но вдруг на меня обрушился шквал оскорблений, не принятия в свои компании. Изначально только и слышал, - «Тю…Тю… кацапчук приехал». Я ожидал, что меня камнями закидают. По пацановски драться я научился еще в своем родном сибирском селе. Но попытаться начистить нюхальник особо нахальным провокаторам конечно побоялся. Изобьют! Кто-то из взрослых со временем остановил их, но изгоем я так и оставался. «Москаль и кацапчук». С сильной душевной обидой я вернулся в Кузедеево, в котором никто не обижал детей сосланных к нам когда-то националистов украинцев, хотя разговаривали они между собой на понятном только им языке. Скажу, что и мыслей на такое не было, и не у кого, чтобы унизить кого-то из прибывших к нам на поселение.
Для учебы в первый класс государство обеспечило нас гимнастерками фиолетового цвета, штанами, и нашей всеобщей гордостью, которой не было у девчонок, ремнями с пряжками на которых был знак в виде большой буквы «Ш». С началом перестройки, что означает в переводе с греческого «катастрофа» бандеровцы незаметно рассосались из деревни в сторону своих единомышленников, где вновь появилась свобода маршировать под знаменами УПА, и глумиться над памятью наших воинов. Исчезли они из нашего села тихо и незаметно, и ощущение, что они у нас и не жили, и не было никаких сосланных в наши края украинских националистов. Столько национальностей в селе, а мне вспоминаются порядочные люди, что я не могу сказать обо всех украинцев националистах, прибывших в наше село, и сделать исключение для кого-то. У меня был друг цыган, когда Н. Хрущев решил расселить цыган на постоянное проживание. Учился он на отлично, но более всего преуспевал в футболе, играя центральным нападающим. Ему цены не было, а собравшиеся поболеть, увидев, что мяч у него, начинали кричать, - «Чара…Чара…давай…давай….!». надеясь на очередной гол. Мать у него работала в парикмахерской, а отец в совхозе, как и другие цыгане. Проблем с ними не было, но как только развеялись законы об их оседлости, то они уехали. И где мой друг детства Чара, отличник, способностям которого не могли нарадоваться учителя, не знаю. Ушел вместе с табором кочевать, но может, судьба привела его способности к великому делу, и стал Чара генералом. Хорошие друзья были в моем детстве. Поэтому мне так хочется говорить о добрых людях, оставивших в памяти след благодарности им.
Глава 2. Моя любимая учительница немка.
В школе, по окончанию четвертого класса, нашим руководителем стала немка Роза Антоновна Гаусс, по национальности немка. Прекраснейший человек, по воле судьбы попала из Поволжья в далекое сибирское село Кузедеево. Многих из нас она научила не только языку, дисциплине, но и своеобразному произношению, что в последующие институтские годы умиляло моих преподавателей иностранного языка. Знание немецкого языка мне очень пригодилось. Особенно в ориентировке на картах Германии, по которым мы учились военной тактике на военной кафедре. Обучение военному делу было обязательным для медицинских институтов. Сегодня я не могу себе представить, чтобы врач не был знаком с военной медициной, но и мог в критической ситуации принять на себя решение общевоинских задач. Не иметь знаний врачу по военной медицине? Такое положение возмущает меня, ибо я воспитан на других, достойных глубокого уважения, традициях. При подготовке материала по военной подготовке врач учится работать с документами, имеющими прямое отношение к военному искусству. Считаю, что, данные когда-то мне знания, позволили достойно осмыслить по каким дорогам войны прошли наши отцы и деды. Почему избиралась именно эта тактика, а не иная. Расшифровывать хитрости войны, чувствовать замыслы тех людей, что разрабатывали планы на картах, захватывающее ум занятие. Потом проводили учебные тренировки, и вновь возвращались карте, чтобы внести необходимые коррективы, решая сложные задачи.
У моих родителей к учительнице немецкого языка Розе Антоновне было уважительное отношение. Я это видел и чувствовал. Соответственно и вел себя. Спустя многие годы Роза Антоновна рассказывала мне - врачу, что у не периодически возникали мысли о самостоятельном уходе из жизни в долгие годы послевоенного времени. Положение, в котором она находилась среди педагогов, отношение окружающих, оценивалось ей как катастрофическое. Жаловаться не кому и бессмысленно. Находятся на правах репрессированных немцев, хотя русские немцы и их предки родились и выросли в России, и еще жаловаться. Она прекрасно понимала, что желание добра обернется против нее. Однако, случись ЧП на совхозном дворе, и обыватели зашепчут, что все это немцы виноваты. Про бандеровцев молчат, а вот немцы «вредители», хотя уверяю вас, никто из них на плохое дело способен не был. У немцев аккуратное отношение к работе и чистоте рабочего места. Невольно, но получалось, что семьи бандеровцев, не находились под психологическим прессингом ненависти, чем грамотная немка. В непорочности украинских националистов я не уверен. Дома они такие, а на работе другие. Это были враги, но слишком хитрые и наносящие вред очень скрытно, чтобы НКВд не сумело предъявить обвинения. Однако примеры, хотя село у нас было многонациональным, не только их антисоветской деятельности, но и ловко скрываемое нанесением вреда здоровью людям, особенно детям у меня есть. И это доказанные факты, а не слухи. Одна из них получила среднее образование стоматолога. Записала во все амбулаторные карты, что всех детей села пролечила. Дети попадали и к моему отцу, и он первым обнаружил, что ни один ребенок не был пролечен. Как ходили с кариесом, так и продолжали болеть. Был скандал, но по каким-то причинам дело замяли. Я узнал об этом позже, когда у меня заболел зуб, и чтобы не беспокоит знакомых в Новокузнецке, пошел к ней на прием. Улыбаясь и мило разговаривая, она засверлила его мне и запломбировала. Сказала, что все в порядке. Трудно передать, что она делала с моим зубом, но досталось боли мне. Запомнились ее глаза при наличии улыбки на лице. Глаза, наполненные ненавистью и злом ко мне. Я уехал в Кемерово, и пошел к стоматологу. Тот пришел в шок. Зуб оказался забит обычной ватой, а сверху замазан пломбирующим гипсом. Врач задал вопрос, - «И кто же тебе такую подлость сделал?». Я рассказал об этом отцу, а тот мне случай обнаружения им обмана по лечению нашей сельской ребятни. «Она отомстила тебе, как моему сыну за то, что я раскрыл ее преступление». Особую антирусскую активность националисты стали проявлять ко времени перестройки. Возможно, почувствовали в Горбачеве близкого им человека. В конечном итоге немцы, побившись за поднятие разваливающегося огромного совхоза, после предательства Горбачева и безумных реформ Ельцина, направленных на развал всего хозяйства страны, уехали из сибирского села в Германию. Мне жаль, что мы потеряли знающих и трудолюбивых людей, которые действительно смогли бы как-то остановить развал кузедеевского совхоза, нанесенный глупыми реформаторами, загребающими только под себя. Любыми путями, но не позволили осуществиться их планам по восстановлению хозяйства!
С приступом острого аппендицита Роза Антоновна попадает в хирургическое отделение Кузедеевской больницы. Неожиданно, к презираемой малограмотными обывателями женщине, которая в мыслях уже обеспокоена, что придет строгий хирург фронтовик и возьмет да и зарежет ее на операционном столе за своих погибших на войне родственников. Стремительно, со строгим видом, заходит в палату хирург Яценко, но неожиданно преподносит, свежую алую розу больной немке, и говорит, - «Розе – роза». Это был мой отец! Прошли десятилетия, но Роза Антоновна не могла передать те чувства, которые охватили ее тогда. В моей семье, на удивление окружающих, насколько помню с раннего детства, родители постоянно занимались цветами. Увлеклась цветоводством, по совету моего отца дабы не страдать от самосудов, и Роза Антоновна. Они подружилась по цветам с моей мамой, и через некоторое время цветник Розы Гаус стал лучшим в селе. Я наблюдал со стороны. Впечатление, что цветы сами тянулись к ее добрым трудолюбивым рукам. Со стороны обывателей вновь зависть, вплоть до заочного обвинения, что учительница среди цветов вредителей огородов разводит. Это бездоказательное высказывание я услышал в нескрываемой от окружающих попытке взрослой женщины, родители которой были бандеровцами, что полностью во всех бедах нужно обвинить немцев. Она бегала по селу и трещала, что наши кузедеевские немцы вредители. Население на такие, и подобные заявления, не реагировало. Смотрели на нее, как на дурочку и не связывались. Роза Антоновна говорила мне, что цветы спасают ее от выпадов в ее сторону негодяев, что она немка и оскорблений ее родственников людьми далекими от каких-либо задатков ума. Я полностью согласен с ней. Розу Антоновну очень уважал преподававший немецкий язык в старших классах бывший разведчик Александр Петрович Чистяков. Потом я узнал, что дядя моей учительницы антифашист, и был разведчиком. Его, как и Александра Петровича, забрасывали в тыл врага, но ведь не будешь каждому идиоту объяснять, что у меня дядя разведчик и работал против гитлеровской Германии.
Нашей любимице строгости в учебе Розе Антоновне психологически было очень тяжело. Она немка. Обыватель мог оскорбить, унизить ее прилюдно, как и других трудолюбивых и порядочных немцев. Работали они на совесть. Изощрялись недалекие ученики, которых иначе, повторюсь, но как «идиотами» не назовешь. Стоило отвернуться преподавателю к доске, как из дальнего угла могло зловеще прозвучать, - «фашистка». Из этих, способных на оскорбление беззащитного человека, одноклассников приличных людей не вышло. Не блистали успехами в учебе, учившихся в разных классах нашей школы, дети украинских националистов. Умерла Роза Антоновна, прожив большую часть в России, но уехав после 90 лет, в Германии, из которой в давние времена приехали ее предки в Поволжье по приглашению Екатерины Великой. На последнем пути она легла в землю ее отцов. Роза Антоновна до конца жизни, продолжая принимать активное участие в работе муниципалитета по озеленению немецкого города. Вечная ей память! Возможно, я долго рассуждал, но без этого было нельзя. Иначе переклички эха времен не получится. Благодаря Розе Антоновне я овладеть немецким языком, и возможно другими незамеченными мною качествами. С Розой Антоновной у моей мамы шел обмен небывалыми для наших мест сортами роз, пионов и т.д. К разведению цветников стали подтягиваться и другие люди. Кузедеево из коровьих шествий стало превращаться в парад цветников. Учителя у нас были, особенно по литературе, истории, математике, географии, не говоря о физкультуре и уроках труда, мужики, и в подавляющем большинстве фронтовики. Проводились олимпиады по физике, химии. Писались конкурсные сочинения. Почти весь наш класс поступил в высшие учебные заведения.
Вспомнил школьные годы и обучение военному делу. Нам выдавали из комнаты с железными дверями карабины, пусть расточенные, но настоящие потертые на фронте руками наших солдат, и с каким удовольствием мы маршировали с ними, ходили в атаку. Вот это была подготовка! Настоящая оборонительная доктрина у школьника в фиолетовой гимнастерке. Где это сегодня? В достойном прошлом идеологического воспитания будущего защитника Родины!
На военной кафедре дорогами, обозначенными на картах, мы шагали по Европе, как шли наши отцы, деды и прадеды, т.е. по их следам, беря города и села. Русские пришли! Преподаватели на военной кафедре были исключительным примером для нас: выправка, чистота и повышенное воспитание чести русского офицера! Особенно запомнились: майор Глебов – общевойсковик, с требовательностью к студентам при душевном отношении к ним. Интеллигентность не только в поведении, но и безупречно поставленной русской речи, старший лейтенант Жоров – военврач, тактично требующий чистоты внешнего вида и исполнительности задания и многие другие несущие молодежи примеры подражания в поведении достойного звездочек на погонах советского офицера, а самое главное военного врача. Печально, но в период «катастройки» военные кафедры медицинских ВУЗов были закрыты. Нас учили военному делу, обязательны были сборы, и вручение при выходе из стен ВУЗа врачебного диплом и офицерского звания, дав присягу на верное служение Союзу Советских Социалистических Республик.
В Кузедеево, на месте деяний Розы Антоновны, где она почти постоянно копошилась с пионерами у памятника в честь Победы, поставленного погибшим односельчан в В.О.В., поднимался с весны и до глубокой осени, благоухая бесподобные цветы, охватывая огромное поле возле памятника и спускаясь в низ к центру села. А в цветнике у моего дома цветут летом из года в год клематисы подаренные ей. А время неумолимо бежит. Сочится сквозь пальцы, оставляя в памяти доброту людей. Уехала немецкая Роза, а место цветника затянуло русским бурьяном. И никому нет дела, что место это святое и требует особого внимания. Многие и не вспомнят, что когда-то Роза Гаусс поддерживала в этом месте пышный цветник. А может быть это из-за того, что мы не видим сегодня группы пионеров, и работающих на благо села комсомольцев? Следовательно, нет той торжественности, радости и веры в будущее поколение? Когда-то все это очень радовало наши глаза. Выкорчевать хотя бы занесенные ветром клены, да скашивать траву закрывающие имена погибших односельчан никто не удосужиться. Впечатление, что руководству села и до фамилий погибших с их судьбами дела нет. А я скажу, - «никто не забыт, и ничто не забыто», а вас бездельников помнить не будут. Отвели приказное высшим начальством, и думаете, что с рук вон. Подойдет время и карьерных временщиков отодвинет в сторону сама жизнь. Вновь зацветут цветы, когда другие, и порядочные люди займут достойные их места. Роза Антоновна была истинным интернационалистом. Любила людей, уважая их ум, и считала, говоря мне, - «Если бы не появлялись на земле как Гитлеры и Сталины, то все народы жили бы в мире. Война никому не нужна». Это говорила старая немка, прожившая тяжелую жизнь, и понимающая ее ценность в человеке, на что способен далеко не каждый.
Глава 3. Незабываемые встречи от Кузедеево до Украины
Удивительно, но играющие на улице местные ребятишки не бегали по деревне, не оскорбляли, встретив на своем пути детей бандеровцев. Такое же отношение к ним и в школе. Их никто не трогал, и учились они равно, спокойно со всеми нами. Держались не обособленно кучками, а каждый сам себе на уме. Также и расходились в одиночку из школы. С нами дружбы нет, и от земляков откатывались. В спортивных играх участия не принимали. Тем более в так любимом нами футболе. Что-то уже происходило? Возникло необъяснимое состояние отчуждения нас друг от друга. Инициатива не вступать с нами в контакт исходила от них. Какая то затаенность с изворотливым избеганием общения с коренным населением. Что творилось в их домах, какие разговоры велись, мы не знали. Бандеровские семьи жили среди нас, но вели закрытый образ жизни. Рядом с Кузедеево было много староверческих семей, о которых рассказывали всякие затворнические небылицы. Но эти бородатые люди были доступны и контактны. Могли научить столярному делу. Помочь срубить сруб дома атеистам соседям. Порою, мы считали, что дети из бандеровских семей какие-то особые люди, и весьма странно отличающиеся от основной массы населения. Также, ребятней мы знали всех «стукачей», работавших на НКВд. Они внедрялись в педагогический состав, но и нашу больницу не обошли стороной. Была внедрена фельдшер, которая занималась постоянно доносами. НКВД выбрало удобный путь: выведать у школьников разговоры родителей, а медицинскому работнику проникнуть в сокровенные мысли больного. Родители строго внушали нам, чтобы мы подальше держались, как от стукачей, так и бандеровцев. Ослушаться родителей в то время было не возможно. На высоте было чувство послушания из уважения к старшим и чувство стыда, если не успел выполнить какую либо заданную работу. Воспитание в семьях репрессированных националистов закрытая от посторонних людей тема, но несомненно, что ценности, которые прививались детям в среде большинства западников, несли антирусский характер. Уверяю Вас, но мы, подрастая, чувствовали это, но не проявляли никакой агрессии. Могли подраться между собой, но этих тихих, выходящих и исчезающих в тень, не трогали.
В олимпиадах они не участвовали, как и общественной жизни села. Никто из них не попал, как одаренный ребенок, в Новосибирский Академгородок.
Любого моего односельчанина спроси, кто он по национальности? Ответит. «русский». Хотя давно, обогащая генофонд, в них смешались польская, украинская, татарская, мордовская, чувашская, немецкая и другие гены. Среди моих кровных родственников есть смесь шорцев с русскими, и идет это с конца 19 века, а возможно и намного раньше. Родились в этой семье потомки. Две девчонки выросли светлыми, а одна черная как смоль, т.е. по виду настоящая шорка. Сибирь со смешанными корнями родов, как единая семья. Людей ссылали в Сибирь, либо они шли искать себя в свободе и самостоятельности. Немцы уехали в Германию. Россия оказалась для них мачехой, а с русскими фамилиями остались смешавшиеся, когда-то с немцами деловые люди. Украинские националисты в брачные отношения с местным населением не вступали. Были исключения, что мужчины женились на местных женщинах, но как только появилась возможность, то они бросали семьи и уезжали на Западную Украину. Живя у нас, как я заметил, для националиста западной Украины, даже его сортирные отходы особую ценность имели, и от его «я» неотделимы. Но если рядом почитаемые места и поляны будут заляпаны коровьими лепешками, то это уже не их дело. Не они же эти кучи наложили. Главное достаток в доме. Как правило, во дворе таких хозяев, свалка нужных и необъяснимых, притащенных от куда-то железяк, сломанных оглоблей и т.д. Живут по принципу, что в хозяйстве все может сгодиться. А вокруг окружающее их домов людей, беспомощных одиноких старух, пусть хоть все г….. обрастет. Мы этого не понимали! У них для оказания помощи в голове лопаты нет! В уборке территорий, субботниках, как и общественной жизни, они не то что не участвовали, а как бы избегали их. Появится, махнет пару раз метлой, и пропал, но если кто-нибудь скажет, что не был, то в ответ получит злобное шипение, - «А я был. Люди подтвердят».
Я пришел на кладбище, чтобы навести порядок на могилах отца и бабушки. Да и рядом захоронения родственников, что всю свою жизнь, как говорят у нас в Сибири, мантулили в колхозе. Тяжелейший труд. У многих женщин были выкидыши. Другие стали бесплодными, как жена моего дяди баба Марфа. По национальности мордовка, но исключительно добрый и чистоплотный человек. Осип Матвеевич Перевалов, родной брат моей бабушки на войне, а она в зернохранилище переворачивает тонны зерна. Наследников не осталось. Вспоминаю послевоенные годы моего детства, прибираясь на могилах. Вспоминаю, что каким добрым человеком была Марфа Прокопьевна Перевалова. Работать до изнурения пришлось, особенно во время В.О.В., когда мужики были на фронте. Все легло на женские и ребячьи плечи. Я знаю, что за работа на току и перелопачивание зерна. Если не перекидывать постоянно, то может загореть зерно, и пропал урожай. Неожиданно возле меня появились три тени. Я с ними никогда не был знаком, но что это живущие у нас в селе украинские националисты знаю. Один старый, второй моего возраста, то есть послевоенный, а третий подросток. Смотрят с ненавистью на могилу с памятником моему отцу, где его портрет с наградами Родины. Старик бандеровец говорит, - «жалко, что мы его не убили в те годы». Мой же ровесник подталкивает молодого, у которого топорик и нож, - «убей тогда этого», показывая на меня. Страха у меня нет. За мной пусть на памятнике, но мой отец. За меня родная земля встанет. Для наведения порядка на могилах я захватил с собой обычный садовый скребок. Положил его на столик, а сверху куртку на случай дождя. Мысли работают быстро. Нет, сволочи, так вот просто вам убить меня не удастся. Да и не нападете вы на меня, а на испуг берете. Кого? Меня! Мои предки все Россию защищали, и предателей среди них не было. Когда старый бандеровец увидел в моей руке скребок, а от удара его металлическими с острыми концами граблями мало не покажется, то я заметил в его глазах испуг. Но так просто уйти, не сдаваясь, он не мог, - «Вы русские не понимаете, что чем дальше на запад от вашей Сибири, тем жизнь краше». Я спокойно ответил, покачивая в руке мое оружие защиты, - «несмотря на то, что место это святое, и здесь могилы моих предков, я вас этими грабельками причешу. И так причешу, что сроку вам не Запад, а на Север на долгие годы хватит. На Севере вам тоже красиво жить будет». Тени вмиг исчезли, а я еще долго не мог прийти в себя. Ярость охватила меня, и что я оказался в ситуации, что не смог выполним долг перед памятью отца. Они сбежали, оскорбив моих предков, которые отдали за Россию жизнь. Троицу бандеровцев я больше не встречал. Они исчезли из села. По сей день знаю в Кузедеево людей, которых относились к бандеровцам, проявляя льстивое уважение. Особенно и явно это появилось в них с началом перестройки. Впечатление, что они приваживали бандеровцев к себе, подстраиваясь под их образ жизни. Были попытки навесить националистам правительственные награды, что в конечном итоге не удавалось. Но создать для некоторых большие социальные блага для жизни, чем кому-то истинно заслужившему почет и уважение из коренного населения, неоспоримые факты. Такие люди, считающиеся по национальности русскими, продолжают жить в селе и сегодня, но их единицы. Они научились слащаво ласковому подходу, чтобы проникнуть в душу человека, а затем тактично обобрать его, при этом опять же ласково жалеть его, не дай Бог, запившего с горя, что его обманули, и он ничего не докажет. Подобострастная льстивость их очень напоминает мне бандеровскую. При этом камень за пазухой и желание наплевать мерзостями в самое дорогое для человека. Особенно игра на ложной доброте, проявляется, когда им что-то нужно для личного хозяйства. Если обывательская ситуация будет складываться не в их пользу, то появится такая изобретательная изворотливость в поведении, что человек может и не заметить с какой стороны, и как к нему прилетела подлость от пробандеровцев. Коренные жители села прямы, просты, больше с юмором, а если и хитринкой, то не злостной. Ради собственной корысти украинские националисты, как я давно заметил и неоднократно убеждался в жизни, способны на хитрости, которых порядочный человек и не допустит у себя из-за чувства стыда. Хотя в семье, как говорят в народе, не без урода, и среди других национальностей встречаются подобные людишки, но чтобы массово, как у западников, такого у нас в Сибири не было и нет. Наблюдая за поведением украинских националистов, давно понял, что работать они не любят, льстецы, подхалимы, со стремлением к низменному карьеризму. На последнее их толкает желание поживиться за счет чужого труда. Ум их не способен понять высшие человеческие ценности, с открытой ненавистью к другим национальностям, и прежде всего русским. Тем более если запас сала в кладовой истощается, и горилки в запасе нет. Присмотритесь в глаза националисту и вслушайтесь в обманчивые, льстивые речи. Слишком уж масленые, бегающие у него глазенки и разговор учтивый, а внутри лютая злость в сторону жителей России, тем более Сибири. Раз они побыли в этих краях, то это же их земля! «И это должно быть нашим». Противоправных действий, когда зимовали у нас, они не совершали, и местное население относилось к ним ровно, хотя в душе у каждого невольно возникало в душе презрительное чувство «этот из бандеровцев», т.е. пособников фашистов. Во время перестройки они завопили, что их ложно обвинили, и стали реабилитироваться, жалуясь, что какая им тяжелая жизнь досталась из-за этих русских. И начали издалека и исподтишка проводить по Украине тактику национализма. Обнаглевши и благодаря попустительству, проникли во властные структуры Киева, Харькова, и многих других городов Украины., причем, не встречая особого сопротивления. Получили они сегодня, как говорили у нас в селе «по сопатке» сунувшись на Донбасс, где население русско-украинское, и там совсем другая психология. Украинский националист в шахту работать не полезет. По его психологии лучше на рынке торговать, либо милиционером стать, а еще краше пусть маленькую, но административную должность занять. И не надо удивляться, почему-то народ Украины пропускал их всюду, несмотря на дурь, которую они несут народу, повторяя свою гадливую историю. Пропуском в столь сложной ситуации становится кусок изначально кусок сала, а уж потом обман, нажива на жизнях других людей. Невольным свидетелем разговора я стал, находясь рядом с компанией подгулявших молодых людей, и не где-нибудь, а в Киеве, и еще в 70-е годы. «Мы сделаем свои праздники, а не кацапские и не комунячие». Тогда меня удивило, что их никто не останавливает и не задерживает для выяснения. Что это за люди? У нас, в Сибири, они не смели говорить такие слова. Неволен вывод, что велось давнее попустительство национализму на Украине.
О начале зарождения бандеровшины и распространение национализма с Западной Украины известно, и многое написано. Какие они творили зверства по отношению к своему населению, военнопленным Красной армии, соседям полякам описывать не стал, хотя материала по переписке отца, капитана медицинской службы, предостаточно. Тем более муж двоюродной сестры отца был одним из руководителей НКВД города Львова.
Как он рассказывал, то бандеровцы казнили людей через повешение, и даже не расстреливали, а резали людей, получая удовольствие от мучений жертв, полосуя их ножами. Медленным в муках уход из жизни изуродованного человека приносил им наслаждение. Им было не свойственно чувство жалости к старикам, женщинам и детям. Обо всем этом мы узнали намного позже, и став почти взрослыми. Прощения, для тех, кто совершал преступления против мирных людей, нет. Нет для них и их потомков. Хочется надеяться, что вырванная с корнями идеология национализма, да еще пропитанная кровью садизма, никогда не возродится. Социопсихология национализма известна, но бандеровщина, это особая, отдающая зверствами тень о(у)краины России. От притягательной ласки и обмана с целью убийства людей. Своих же украинцев, что мыслят не как они. И давняя ненависть к русским, как будто мы у них кусок сала когда-то взяли, и до сих пор не отдаем, а они уже огромные проценты на это сало накинули, и считают русских на века их должниками. В принципе вся их идеология, чего бы она не касалась, но сводится к крохотному кусочку сала.
| Далее