Лес погружался в темноту. Последние отблески заката слегка касались верхушек деревьев. Лёгкий ветер едва доносил до пролеска журчание далёкого ручья. По сухим прошлогодним листьям и осыпавшимся сосновым иголкам бежал по своим делам недавно проснувшийся Ёж. Чуткие уши ловили каждый травяной шорох, каждый древесный скрип, а влажный нос чувствовал тонкий аромат наивкуснейших дождевых червяков, трусливо спрятавшихся от него под корнями. – Я бы даже сказал, подло спрятавшихся, – заметил Ёж вслух. Конечно же, понятие подлости трудно применять к червякам, ведь они были совсем безмозглыми, но Ёж принимал всё это слишком близко к сердцу и потому всякий раз сердился на них. Почувствовав грозный топот, червяки затаились глубоко под землёй и даже перестали шевелиться. – И снова завтрак будет вегетарианским, – печально пропыхтел Ёж и отправился к ручью за опавшей рябиной, надеясь всё же по пути наткнуться на какого-нибудь зазевавшегося жука. Впрочем, жуки большой отвагой тоже не отличались, а потому забрались повыше на стволы деревьев ещё с вечера. Зубы у Ежа отличались остротой, а характер у него был сложный. Пробегая мимо, Ёж подозрительно покосился наверх. Жуки же стыдливо отвели свои мелкие глазки в сторону. – Вот днём – зверь-зверем – спит себе да спит. Просто чудо! Но стоит проснуться – всё! На пути не попадайся! – мудро заметил старый Долгоносик, глядя вслед Ежу. – Я всё слышу! – донеслось недовольное из качающейся травы. Долгоносик только грустно вздохнул. По своему обыкновению, Ёж сделал небольшой крюк, чтобы проведать Человека. Тот поселился в лесу прошлым летом, выкопав себе большую нору в холме. Нора была знатная, сухая, усиленная внутри палками и прутьями, выстланная хворостом и сухой соломой. И пахла сушёными грибочками и ягодами. Человек не причинял обитателям леса особого беспокойства и явно обладал признаками ума. Ну, разве что не говорил. Вернее, какие-то звуки он издавал, но никто не был в силах его понять. Вот и сейчас он стоял на коленях у входа в нору и что-то бубукал вполголоса, перебирая в руках связку каких-то зёрнышек. Кедровых, что ли. «Странный всё-таки этот Человек!» – подумал Ёж и поспешил дальше. У берега ручья сидел Лягушонок, смотрел на звёзды и задумчиво жевал ручейника – личинку луговой бабочки. Ёж сглотнул слюну и бросил тревожный взгляд наверх. – Вот-вот проснутся совы, – сказал он вместо приветствия. – Здвафствуйте, дядя Ёф, - ответил Лягушонок с набитым ртом, – я увэ фкоро иду фпать. Скажите, – продолжил он вскоре, – а зачем нужны звёзды? – Очень сложно рассуждать о высоком, когда ты голоден, а под ногами болтаются легкомысленные, вкусно пахнущие лягушата, знаешь ли. – Ой, простите, я же совсем забыл, у меня для Вас есть целых две подёнки! Вот, возьмите, пожалуйста! – воскликнул вежливый Лягушонок, протягивая пару прозрачнокрылых мотыльков. – Не то чтобы это было много, но всё равно спасибо, – ответил Ёж, расправляясь с нечаянным завтраком. На Лягушонка он старался не смотреть и вовсю сосредоточился на запахе жуков-плавунцов, что предусмотрительно отплыли к другому берегу и теперь недоумённо переглядывались там. – Звёзды очень полезны, ведь они позволяют совам знать, куда лететь за сочными лягушатами. – Ну, дядя Ёж, ну, правда! – запротестовал Лягушонок. – Лично мне они, конечно, ни к чему. И я никогда раньше не задумывался об их предназначении. Но глядя на тебя, я подумал о том, что дело не только в пользе для голодных сов. Звёзды нужны для того, чтобы уметь видеть дальше собственного обеда. – Звёзды красивые, – сказал Лягушонок. – Кому как. Каждый может сделать красивым или некрасивым всё, что угодно. Смотря как на это посмотреть. А теперь живо иди спать, иначе я сам тебя съем! – Не съедите! – храбро воскликнул Лягушонок. – Лучше уж я, чем старый Филин, который давно проснулся и летит в нашем направлении, – заметил Ёж. – Шум его крыльев не спутаешь ни с чьим другим. Лягушонок ойкнул и прыгнул в ручей. Затем его голова появилась из воды. – До свидания, дядя Ёж! – Кыш! – шикнул Ёж, и Лягушонок снова нырнул. – Кому это ты сказал «кыш»? – поинтересовался старый Филин, тяжело шлёпнувшись на толстую ветку лиственницы. – Вон той голубой звезде. – Очень смешно, – промолвил Филин и потоптался на ветке, усаживаясь поудобнее. – В последнее время эти треклятые огоньки стали раздражать меня своим ярким светом. Спасает облачная погода, да… А сон стал беспокойным. Полдня ворочаюсь, слушаю треск глупых дроздов. Иногда мне кажется, что они делают это нарочно. – Так съешь одного, остальные уберутся подальше от твоего дома. – Знаешь, в молодости я так и сделал бы. А сейчас, брат, годы уже не те. Не смогу тогда уснуть до самых сумерек. – Затыкай на день уши улитками, – посоветовал Ёж, наблюдая за расслабившимися плавунцами. – А что? Это ведь мысль, Ежище, ты меня очень выручил. Хочешь, я перенесу тебя на ту сторону ручья? Плавунцы вздрогнули и поспешили нырнуть поглубже. – Уже не надо, спасибо, – вздохнул Ёж, – пойду жевать рябину. – Удачи, – тряхнул головой Филин, - а я полетел искать улиток. Выяснилось, что ягода рябина не такая уж и скучная, если есть её, валяясь на спине в куче опавших прошлогодних листьев, и смотреть на крохотные звёздочки вдали. Казалось, это сочные ягодки поспели на небесных полях. Особенно старалась одна, ярко-красная. Словно созревающая ежевика с дальних оврагов, она приветливо мерцала, маня к себе. – А вон те ягодки вокруг, то есть звёздочки, похожи на важного Ежа, который возвращается домой после удачной охоты на большую злую гадюку. Несколько дождевых червяков осторожно высунули головы, озадаченно глядя на своего грозного врага. – Отныне нарекаю эти ягоды созвездием Большого Ежа! – торжественно изрёк Ёж, указывая мохнатой лапкой в небо. Червяки дружно посмотрели наверх. – А ту ягоду, что цветёт в самом сердце Большого Ежа, я назову Вечерней Ежевикой, – размечтался Ёж, глотая ягодку рябины, – она сторожит западные ворота небосвода от скользких коварных змей. Окончательно сбитые с толку, червяки стали смущённо переглядываться. – Кстати, один мой знакомый ёж по имени Фестер Винкл как-то писал, что у них в Англии ежевику в октябре никто не ест. То ли примета плохая, то ли ягоду кто-то специально отравил. Уже и не помню точно. У нас-то в сентябре всё съедено бывает, – сообщил Ёж, обращаясь к червякам. Последние, услыхав слово «съедено», тотчас поспешили зарыться обратно в землю. Ближе к утру с опавшей рябиной было покончено, и Ёж, тщательно вылизав шёрстку на сытом брюшке, отправился домой, захватив сухих листьев для подстилки, наколов их, по своему обыкновению, на колючки. По дороге он нашёл-таки крупную улитку под корягой, но есть её не стал. – Подарю завтра Филину, – решил он, – если, конечно, до вечера от меня не сбежит. По дороге домой Ёж снова ненадолго завернул к Человеку, чтобы перед сном послушать, как тот бубукает, перебирая зёрнышки.
Глава вторая
Эта ночь принесла Ежу одного лишь зазевавшегося слизняка. Да и тот был, надо сказать, какой-то хилый. Ведь до зимы нужно обязательно набрать побольше жира. Иначе спячку не пережить. А спят ежи аж до самого апреля! И пока температура не поднимется градусов до пятнадцати, носа из норы ни за что не кажут. Иголки-то – не шуба. Не согреют. Так что наедаться положено сейчас до отвалу. Чтоб потом с трудом в нору пролезать. Кстати, её ещё предстоит углубить на полметра, а то и целый метр. Это смотря сколько снега ожидается. Надо будет уточнить у Филина, тот никогда ни в чём не ошибался. Ну, кроме того случая, когда он сослепу принял Волка за одного из зайцев. Едва не лишившись хвоста, старый Филин потом целую неделю клевал боярку, успокаивая сердце. – Вот кто бы знал, что у Волка лихорадка! Трясся, брат ты мой, точь-в-точь, как заяц, сидя в высокой траве! – ворчал тогда Филин. – А характер, скажу тебе, наисквернейший. Как-то это не по-зверски, всё-таки. – Так ведь ты сам говоришь, что лихорадило Волка. С чего ему быть добрым? Сидишь, болеешь, никого не трогаешь. А тут ещё тебя когтями, – рассуждал Ёж. – Твоя правда, – сопел Филин, смущённо карябая лапой ветку, – извиниться, что ли, перед ним? Как-то нехорошо вышло. Путь к ручью всегда казался недолгим благодаря мягкой, замшелой тропинке, весьма приятной для лапок. Не то что у оврагов, где каждый мелкий камешек буквально норовит уколоть, да побольнее! – Дядя Ёж! – уже издали замахал лапкой Лягушонок. – А я сегодня стихотворение сочинил про Солнышко! Вот, послушайте! И Лягушонок радостно продекламировал: Солнце - красный апельсин, Золотая корка. Из-за крохотных осин Светит нам с пригорка. Ёж посмотрел на далёкий пригорок, куда стоило бы вскоре наведаться за грибами. Осины действительно были крохотными. «Удивительный малыш, – подумалось ему. – Как же ловко у него получилось сложить стих о простом закате!» Лягушонок, наклонив голову, смотрел на Ежа. – Вы не торопитесь с ответом. Со стихами нужно обращаться, как с голубикой. Сперва покатать во рту. Потом осторожно раскусить. Почувствовать, как мякоть попадает на язык. И уж затем проглотить. – С голубикой понятно, – поразмыслив, сказал Ёж, – а как быть со стихотворением? – А вы повторите его вслух. Только негромко, для самого себя, – посоветовал Лягушонок. Ёж последовал совету и вдруг ощутил на языке вкус апельсина. «А вот старый Филин с тобой не согласился бы. У него-то даже от звёзд глаза болят», – подумал он, но вслух вместо этого сказал, что стих очень хороший, просто деликатесный. Лягушонок обрадовался и пообещал как-нибудь сочинить поэму про Вечернюю Ежевику, о которой во всех подробностях узнал от Ежа. Тогда, доедая традиционных подёнок – подарок Лягушонка, Ёж твёрдо решил, что завтра встанет пораньше и обязательно полюбуется на садящееся солнце, катая оранжевый стих во рту. «А что, если мне позаботиться о Человеке? – подумалось Ежу под утро, когда он, послушав перед сном человеческое бубуканье, бежал домой. – Вот взять Лягушонка... Он мал, но пытается заботиться обо мне. И я доволен, и малыш счастлив. Человеку тоже будет приятно, если я принесу ему жирного червяка. Ну, или хотя бы кисточку рябины». Уже у самой норы Ёж наткнулся на сверчка, который в ту же секунду был съеден. Старый, наученный жизнью Долгоносик, взиравший на эту сцену с высоты, лишь тяжело вздохнул и ничего не сказал.
Глава третья
Принести Человеку свежепойманного червяка не удалось. Каким-то непостижимым образом он проглотился прежде, чем Ёж успел понять, что произошло. – Ммм, это было, несомненно, вкусно, хоть и очень быстро, – сконфуженно пробормотал Ёж. – Прежде, чем я смогу донести свой подарок, придётся съесть добрый десяток червей, а они-то уж точно не доставят мне такого удовольствия. Но с пустыми лапами идти к Человеку было неловко. Пришлось сбегать к старым соснам за парочкой молодых каштановых моховиков. Сеточек на ножках у них не было, но для верности Ёж царапнул каждую у самой земли. Принюхался: запах приятный, не луковый – добрый знак. Царапины не покраснели, значит, всё в порядке, можно смело есть. С первого раза наколоть грибы на иголки не удалось. Всё-таки он был не сказочным, а настоящим ежом, а настоящие ежи обычно не носят людям грибов на спине. По дороге Ёж утешал себя мыслями, что это только почин, а настоящее угощение он как-нибудь всё же принесёт. В другой раз. Человек был занят своим обычным делом. Бубукал, время от времени взмахивал правой лапой и неспешно перебирал пальцами левой лапы связку зёрнышек. Давно уже стало понятным, что обоняние у Человека начисто отсутствует, и держаться подветренной стороны совершенно бессмысленно. Поэтому Ёж просто подобрался к нему со спины и снял моховики с иголок. А в этом ему помогла сухая ветка пихты с раздвоенным концом. Пролазишь под ней, выгнув спинку, и рогатинка снимает гриб легко и аккуратно. Подкатив дары поближе к Норе-в-Холме (так звучит намного интереснее, ведь правда?), Ёж отошёл в сторонку, чтобы не быть случайно застигнутым врасплох. Всё ещё было стыдно за проглоченного червяка. – Бу бу-бу бу-бу бу-бу бу. Аминь, – сказал Человек, взмахнув лапой. От неожиданности лапки Ежа разъехались в разные стороны, и он плюхнулся на брюшко, вытаращив глаза. Между тем Человек заметил грибы, нагнулся, подобрал их, тщательно осмотрел, понюхал, слегка надломил шляпку у одного и довольным голосом сказал: – Бу-бу бу-бу, бу-бу-бу! После чего, нанизав моховики на нитку, повесил их сушиться под козырьком небольшого навеса и ушёл спать. – Морок, наверное, – сказал Ёж вслух. – Слыханное ли дело – говорящий Человек? Мерещится уже с голодухи. Пора перекусить подёнками, а потом и поесть по-настоящему не мешало бы. Главное, не рассказывать никому – засмеют. И Ёж поспешил на встречу с Лягушонком, отметив про себя, что грибы, оказывается, не самый худший вариант для подарка. Возможно, стоит подумать и о рябине – её удобно носить кисточками прямо в зубах. Лягушонок сидел на камне, закрыв глаза, и слушал журчание ручья. Перепончатой лапкой он размахивал в такт невидимому оркестру. Ёж присел рядом. – Слышите, дядя Ёж? – спросил Лягушонок, не открывая глаз. – Музыка! – Нет, – честно признался Ёж. – Это ничего. Вы просто не знаете, что именно нужно слушать, ¬– сказал Лягушонок. – Для начала закройте глаза. Ёж так и сделал. – Ручей. Он журчит. Слышите? А теперь вспомните о листьях на деревьях. Они шелестят. Прислушайтесь: у осиновых голос пониже, чем у берёзовых, но выше ольховых. А ясеневые крылатки звучат, как трещотки. Но всё это – лишь фон для настоящей музыки, – продолжал Лягушонок. – Настоящая музыка внутри вас. Она зазвучит, как только вы этого захотите! – Я попробую, – сказал Ёж, – хоть это и непросто. Ведь я знаю, что скрывается за каждым звуком. Как будто я и не закрывал глаза. Слышу, где еда, а где враги. – Так не пойдёт, – возразил Лягушонок. – Почему? – спросил Ёж. – Нужно услышать то, что не связано ни с пищей, ни с опасностью. Попробуйте ещё раз! – воскликнул Лягушонок. – что вы слышите? Ёж задумался на какое-то время, после чего неуверенно заговорил: – Слышу, как остывает земля после дневного жара. Как дышит трава, радуясь прохладе. Как скрипит липа: её корням тесно между двумя валунами. Слышу, как хлопает крыльями сорока… Стоп! Нормальные сороки ночами спят! Ёж вскочил, открыл глаза и резко развернулся, ощеряясь во все свои мелкие острые зубки. Лиса, вспугнувшая спящую сороку, была уже совсем рядом. Её глаза были прикованы к Лягушонку. Ёж крупнее, его мясо вкуснее, но нападать на него со спины нельзя – там иглы. К тому же он наверняка успеет свернуться клубком. А вот небольшой тёмно-зелёный комочек – верный перекус. Времени размышлять, почему Ёж сам не напал на Лягушонка, не было. Мало ли что, болен или сыт. Ещё пара осторожных шажков – и можно делать прыжок. Внезапно свершилось то, чего Лиса совсем никак не ожидала. Ёж вместо того чтобы превратиться в колючий шар, бросился на неё и больно цапнул прямо за верхнюю губу! Это хорошо ещё, что не попал в нос. Но об этом Лиса подумала уже потом. А в тот момент она с пронзительным визгом отпрыгнула в сторону. Бешеный Ёж снова бежал прямо на неё! В ужасе Лиса мчалась сквозь бурелом, не помня себя. Так не бывает! Ежи не охотятся на лис! Или всё же охотятся, когда безумные? Этот уж точно был не прочь полакомиться свежей лисятиной. Лягушонка, значит, не съел, а вот её пытался загрызть. Заманивал! Ловил на живца! Какой кошмар! Куда смотрит Медведь? Нет, надо больше высыпаться, нервы и так ни к лешему, а тут ещё такое! Когда Лягушонок перестал трястись от страха, он спросил: – Дядя Ёж, вы что, меня защищали? Лиса же могла вас съесть. Вам бы свернуться в клубок, но вместо этого вы меня спасли! Ёж, которого всё ещё продолжало колотить, глубоко вздохнул и промолвил: – Больно надо было спасать разных глупых лягушат, которые вовремя спать не ложатся. Да я просто шерсти с неё надёргать хотел. Себе в нору, на подстилку. Филин говорит, зима холодная будет. А у лис мех тёплый. Давай-ка ты дуй домой, в ручей, а? – Так точно! – отчеканил Лягушонок, приложив лапку к голове. – Спасибо Вам, дядя Ёж, до свидания, – добавил он чуть тише и нырнул в воду, оставив после себя быстро разошедшиеся круги. – Пожалуйста, – прошептал Ёж, пытаясь успокоиться. – Такая вот музыка, – добавил он, посмотрев на созвездие Большого Ежа – победителя гадюк.
Глава четвёртая
– Медведь – довольно примитивный зверь с узким кругозором, дурным вкусом, злопамятный и мстительный, – поучал молодых жуков мудрый Долгоносик. – Он немножко для нашего леса мелковат. Управленец из него очень посредственный, ему бы небольшой пасекой заведовать или грядкой… Тут, едва завидев заспанного Ежа краем фасеточного глаза, Долгоносик осекся. Пень, служивший ему трибуной, был всё-таки недостаточно высоким. – Вот то ли дело – Ёж! – продолжил старый жук-слоник, делая вид, что не замечает ничего вокруг. Слушатели, сидевшие на стволах сосен и берёз, молча зыркнули глазками-бусинками на своего всеядного врага и незаметно забрались чуть выше. Чувствуя, что ему становится жарко, Долгоносик заставил себя не смотреть на Ежа и принялся вдохновенно перечислять всевозможные достоинства колючего венца творения. Да так, что глупые червяки чуть было не вылезли из земли, дабы засвидетельствовать тому своё почтение. Ёж покачал головой и скрылся в зарослях горькой жимолости. Грустный Долгоносик медленно выдохнул и полез под корягу, позабыв о своей аудитории. – Видит небо, это был самый трудный момент всей моей нелёгкой жизни, – пожаловался он неизвестно кому, затыкая круглое оконце своего жилища сосновой чешуйкой. Человек ночь за ночью проявлял настоящие чудеса овладения членораздельными звуками. Его бубуканье временами перемежалось чёткими, хоть и непонятными Ежу словами. Скорее всего, это были именно слова. Возможно, всё дело было в хорошем питании, ведь Ёж всякий раз приносил различные деликатесы к Норе-в-Холме. Правда, наблюдение за реакцией Человека на гостинцы показало, что он не ест ни насекомых, ни даже червей. Странно, конечно… – Просвети ум мой, – однажды удалось выговорить Человеку, после чего снова сбился на обычное «бу-бу-бу». «А вот это точно не мешало бы, – подумал Ёж, подкатывая к входу Норы крупный подосиновик. – Свет в уме пока никому ещё не помешал в нашем лесу. В следующий раз принесу красный мухомор. Не зря же им лакомится сам Медведь». – Говорят, недели две назад на Лису напала целая стая бродячих ежей, – сообщил Филин, найдя заполночь своего приятеля под рябиной у ручья. – Не может быть! – с полунабитым ртом откликнулся Ёж, продолжая лежать на спине и рассматривать ночное небо. – Ну, это со слов самой Лисы. Мне одна знакомая сова рассказывала третьего дня. Что-то, брат, не сходится в этой истории, понимаешь? – задумчиво сказал Филин и почесал клюв о нарост на стволе рябины. – Наверное, то, что бродячим ежам свойственно загонять гораздо более крупного зверя. Кабана, к примеру. Или лося. Но уж точно не лис. Как-то мелко это, – без тени улыбки сказал Ёж. – В бродячих ежах я не очень хорошо разбираюсь, – признался Филин, – но я ни разу не встречал целую стаю. Да что там – стаю! Я и троих-то ежей одновременно не видывал, да… А вот Лисе доверять нельзя. Та соврёт – недорого возьмёт. Как ловко она меня прошлым летом обманула! Выклянчила мышь под предлогом, что знает способ, как с её помощью привести целый выводок. А я, старый дурак, поверил! Лиса у меня мышь-то взяла, посиди, говорит, тут, а я скоро, мол, обернусь. – А ты? – повернулся Ёж, перестав жевать. – А что – я? Сидел, брат, до утра, все глаза просмотрел, а потом спать полетел несолоно хлебавши. Вот тебе и Лиса! Были бы ежи, ты уж точно что-то знал об этом, ведь так? – спросил Филин. – Ясно, как лунный свет, – кивнул Ёж, – а ты чего так ежами обеспокоился? – Ты это... не подумай, – смутился Филин, – Я вашего брата не трогаю. Ну, с того раза, как мы с тобой… То есть, когда я… Ну, в общем, с тех пор, как ты не дал мне сгинуть в том болоте… Старая птица нервно зацарапала лапами по ветке. Ёж машинально погладил старый шрам через всю грудь и вздохнул: – Мы же договорились. Забудь уже. Расскажи лучше, что ещё в нашем лесу деется. – Форменный бардак кругом! Порядку-то нет никакого! – взъерошил перья Филин. – А полёвка та, скажу тебе, знатная была, крупная… Эх! А эта рыжая меня вокруг когтя обвела! Никакого уважения к возрасту! Утром Ёж ненадолго задержался у своей норы, обдумывая двухнедельной давности слова Лягушонка о музыке, глядя, как пробуждается солнце, слушая, как с ним приходят новые звуки, каждый из которых хотелось сравнить с разноцветными нитями. Казалось, можно протянуть лапку и сплести из них хитроумный мелодический узор. Поймав себя на рассуждениях вслух, Ёж открыл глаза, прекратил тянуть лапки к восходу, подозрительно покосился на притворившегося слепоглухонемым Долгоносика, после чего отправился спать.